Манипуляции в общении

В описании процесса общения используется ряд терминов – коммуникация, трансляция, манипуляция, зомбирование и др. В отличие от коммуникации, остальные перечисленные термины обозначают явления негативные, а некоторые – даже опасные для объекта воздействия.

Коммуникация − это процесс, предполагающий передачу и осмысление информации (то есть переработку ее в собственное знание). Перечисленные негативные процессы не требуют активного участия слушающего в интерпретации сообщения, и часто используют лень реципиента, его легковерность или клишированность его сознания.

Распоряжаться собою без постороннего вмешательства – естественное право человека. Так что управление действиями и тем более мыслями другого человека – преступление. Именно эта цель преследуется в перечисленных негативных процессах общения.

Трансляция – это процесс передачи информации от одного человека к другому и далее без переработки в знания (без осмысления). Согласно теории информации, всякая информация при многократном повторении имеет тенденцию приобретать статус языковой единицы. Иногда такая единица фразеологизируется. Но даже если статус не приобретен, то сам факт повторения информации сводит на нет необходимость применения каких-либо усилий для ее декодирования. Она воспринимается как нечто данное, даже если она не соответствует критерию истинности.

Процесс трансляции может осуществляться в различных видах деятельности и с разными целями. Так, например, трансляцией можно считать воспроизведение одного и того же текста без изменений при том, что этот текст не является паремическим для данной культуры (т.е. к процессу трансляции мы не относим цитирование произведений художественной литературы, произведения устного народного творчества в виде пословиц, поговорок, заклинательной магии и т.д.). При этом трансляция сама по себе предстает негативным процессом, т.к. предполагает в качестве своих участников субъекта и объекта, а не двух полноценных субъектов (собеседников). Трансляция предполагает не переработку информации в знания, а принятие информации на веру и дальнейшее ее воспроизведение без осмысления. В то время как любая информация, принятая на веру без ее осмысления, может негативно сказаться на слушателе, т.к. не развиваются механизмы логического мышления, а, следовательно, слушатель теряет возможность адекватно мыслить и адекватно воспринимать окружающее.

Примерами может служить чтение лекции с учебника преподавателем, рекламные тексты, имеющие в качестве прагматического аспекта стремление воздействовать на убеждения человека, бездумное воспроизведение учебного материала (зазубривание материала), передача новостей средствами массовой информации (хотя здесь трансляция не имеет негативных целей, но и не предполагает обязательного участия второго субъекта). К процессу трансляции можно отнести различного рода лозунги (Мы придем к победе коммунистического труда!), призывы (Долой анархию!), рекламные тексты. Например,рекламные тексты В.В. Маяковского:

(игрушки)

От игр от этих

Стихают дети.

Без этих игр

Ребенок – тигр.

(ГУМ)

Приезжий с дач, из городов и сел

Нечего в поисках трепать подошвы

Сразу в Гуме найдешь все

Аккуратно, быстро

И дешево.

Как видим, одна из целей трансляции – убеждение собеседника в чем-либо без его умственных затрат. Убеждение в процессе общения может осуществляться также посредством уговоров, доводов, внушения.

О.С. Иссерс называет уговоры манипуляцией, а тактику уговоров – манипулятивной: «…уговоры – это давление на адресата, «заманивание» его – то есть манипуляция – насильственно осуществляемая власть над адресатом» (Иссерс 1999: 145). Наиболее очевидным отличием просьбы от уговоров, по мнению автора, является «количественный» признак. «Отличие уговоров от просьбы состоит не в наличии аргументации, а в множественности аргументов, точнее, в необходимости делать несколько коммуникативных ходов» (Иссерс 1999: 142). Автор противопоставляет тактику уговоров тактике убеждения.

Т.Г. Хазагеров и Л.С. Ширина разделяют экспрессивную целевую установку убеждающей речи и коммуникативную установку (ср. с установками «идеального аргументатора» А.П. Алексеева (Алексеев 1991)) для разграничения довода и уловки. «Экспрессивной называется та целевая установка, которая оформилась в сознании убеждающего и может быть сообщена или не сообщена аудитории. Если эта установка полностью сообщается, то она совпадает с коммуникативной. В этом случае средства, подкрепляющие такую установку, должны быть названы доводами» (Хазагеров, Ширина 1999: 102). Причиной несовпадения экспрессивной и коммуникативной установки является то, что «оратор знает, что его экспрессивная установка будет принята аудиторией, поскольку аудитория полагает, что такая установка полностью противоречит ее интересам» (Хазагеров, Ширина, там же). Отличить довод от уловки можно лишь после выявления экспрессивной установки оратора и сопоставления ее с подлинными интересами аудитории (Хазагеров, Ширина 1999).

В ходе общения активно используется также такое негативное воздействие, как внушение (зомбирование). Свойством внушения часто обладают языковые и речевые штампы, принимаемые слушающим на веру без анализа содержания (трансляты). Как отмечает А. Ситников «человек с устойчивыми ориентирами, как правило, зомбированию не поддается. Скажем, инженера или врача с четкими личностными установками зомбировать намного труднее, чем бомжа» (Ситников 1993: 154).

Неспособный к полноценной коммуникации человек является легкой мишенью для зомбирования. Это происходит тогда, когда человек не видит смысла слов за их значениями и не задумывается об истинности или ложности какого-либо утверждения. Например, фраза «Язык в человеческом обществе появился и функционирует на протяжении многих веков. Все сферы человеческой деятельности предполагают наличие и использование языка». Вызывает ли эта фраза недоумение? Обычно нет, потому что речевые штампы, использованные при построении предложений, притупляют восприятие смысла. А на самом деле язык появился не столетия назад, а около 40 тыс. лет назад (ностратический общий язык человечества). Во-вторых, во всех ли сферах деятельности человека необходим язык? Думаю, можно назвать несколько из них, где не требуется общения. В-третьих, фразы не учитывают то, что язык и речь – разные вещи. По сути, в первом предложении говорится о языке, а во втором – о его реализации в виде речевых конструкций.

С помощью определенного набора слов превратить в зомби можно не только отдельного человека, но и целое общество, где люди не задумываются над тем, что они слышат и что они повторяют. Приведем ниже для примера отрывок из произведения Виктора Пелевина «Зомбификация» (глава «Лексическая шизофрения»):

«В далеких друг от друга культурах действуют одинаковые законы, культуры отражаются друг в друге, выявляют свою общность – и мы начинаем понимать, что в действительности с нами происходит. Иначе мы можем просто не ощутить этого – так, как не слышим жужжания холодильника до того момента, когда оно вдруг затихает. («Музыка стихла – вернее, стало заметно, что она играла».) Но культура отражается и в себе самой. Все заметные девиации «психического фона» тут же, как фотокамерой, фокусируются языком. Мы живем среди слов и того, что можно ими выразить. Словарь любого языка одновременно является полным каталогом доступных восприятию этой культуры феноменов; когда изменяется лексика, изменяется и наш мир, и наоборот. Попробуем очень коротко описать механику этого процесса. Язык содержит «единицы смысла» (термин Карлоса Кастанеды), используемые в качестве строительного материала для создания лексического аппарата, соответствующего культуре психической деятельности. Эти «единицы смысла» уже есть – они сформированы в далекой древности и, как правило, соответствуют корням слов. Лексика, отвечающая новому «психическому фону», возникает как результат переработки имеющихся смысловых единиц и формирования их новых сочетаний. Полная контролируемость этого процесса делает его удивительно точным зеркалом реальной природы нового состояния сознания; одновременно само это новое сознание формируется возникающей лексической структурой, дающей ему уже упоминавшуюся «установку».

Любое слово, каким-то образом соединяющее единицы смысла, подвергается подсознательному анализу; сами смысловые единицы не оказывают никакого воздействия, потому что одновременно служат строительным материалом и для самой культурной личности – а воздействует энергия связи. Происходит внутреннее расщепление слов, каждое из которых становится элементарной гипнотической командой. Это свойственно и устоявшимся лексическим конструкциям, но энергия связи смысловых единиц (ее можно сравнить с энергией химической связи), существующая в них, как раз и поддерживает то, что называют национальным менталитетом, формируя ассоциативные ряды, общие для всех носителей языка. Здесь могут существовать два извращения – либо такие конструкции, которые можно назвать «бинарным лексическим оружием» (деструктивное и шизофреническое сочетание безвредных по отдельности смысловых единиц), либо *неслова* – хаотические сочетания букв и звуков, дырявящие своей полной бессмысленностью прежний «психический фон», одновременно замещая его элементы – то же делает с клеткой вирус. (Поэтому носители нового "психического фона" заражают им всех остальных, распространяя шизофреническую лексику; им важно не *реорганизовать Рабкрин*, а "реорганизовать чужую психику, проделав в ней как можно больше брешей.) Посмотрим, какие пилюли каждый день глотала наша душа. *Рай-со-бес*. *Рай-и-с-полком*. *Гор-и-с-полком* (или, если оставить в покое древний Египет, *гори-с-полком*). *Об-ком* (звонит колокол?). *Рай-ком*. *Гор-ком*. *Край-ком*. Знаменитая *Индус-три-Али-за-ция*. (Какой-то индийско-пакистанский конфликт, где на одного индийца приходится три мусульманина, как бы вдохновленных мелькающей в последнем слоге тенью Зия-уль-Хака – и все это в одном слове.) *Парторг* (паром, что ли торгует?). *Первичка* (видимо, дочь какой-то певички и Пер Гюнта). Мы ходим по улицам, со стен которых на нас смотрят *МОСГОРСОВЕТ*, *ЦПКТБТЕКСТИЛЬПРОМ*, *МИНСРЕДНЕТЯЖМАШ*, *МОС-ГОР-ТРАНС* (!), французские мокрушники *ЖЭК*, *РЭУ* и *ДЭЗ*, плотоядное *ПЖРО* и пантагрюэлистически-фекальное *РЖУ-РСУ No 9*. А правила всеми этими демонами Цэкака Пээсэс, про которое известно, что он ленинский и может являться народу во время плена ума (*пленума*). Это не какие-то исключения, а просто первое, что вспоминается. Любой может проверить степень распространенности лексической шизофрении, вспомнив названия мест своей работы и учебы (*тех-ни-кум*, *пэтэу*, *МИИГАИК*). И это только эхо лексического Чернобыля первых лет советской власти. Все эти древнетатарско-марсианские термины рождают ощущение какой-то непреклонной нечеловеческой силы – ничто человеческое не может так называться; Это, если вспомнить гаитянскую терминологию, "лексический удар", настигающий любого, кто хоть изредка поднимает взгляд на разноцветные вывески советских учреждений; впрочем, демонические имена смотрят на нас и с крышек люков под ногами. Существует так же шизофрения словосочетаний (товарищ *командующий* и прочие оксюмороны) и предложений (почти любой лозунг на крышах домов – *«СЛАВА КПСС!»*, *«Да здравствует ленинская внешняя политика Политбюро ЦК КПСС!»*, *«Крепи трудом демократию!»*). Смысла во всем этом столько же, сколько в лозунге, висевшем, как рассказывают, над вокзалом в Казани: *«Коммунизм – пыздыр максымардыш пыж!»* – только последняя конструкция намного мощнее. Существует даже шизофрения знаков препинания: *газета «Правда»*; *газета "Известия"*. Теперь вспомним Зору Херстон: «Ясно, что он (порошок зомби) разрушает ту часть мозга, которая ведает *речью* и *силой воли*». (Магические инициации приводят к замещению свободной воли многочисленными «так надо»-комплексами.) Разумеется, в любой культуре существует некоторое количество оксюморонов и «неслов» – как в каждом организме присутствуют бактерии и вирусы. Но кроме нашей культуры на оксюморонах не основана ни одна, разве что дзэн-буддизм. (Кстати, целью в обоих случаях служит одно и то же – разрушение старого психического уклада, но в одном случае ищут озарения, в другом – вызывают принудительное «отемнение»; идя вперед и пятясь назад, мы делаем одинаковые движения.)

Мы приводили названия гаитянских уголовно-мистических обществ и имена местных злых духов, напугавшие Патрика Лэй Фермора. Эта кошмарность, довольно, впрочем, музыкальная для советского уха, функциональна – она является одним из многих элементов, создающих «психический фон», который делает возможным зомбификацию. Страх перед непонятным и ощущение присутствия некой злой и могущественной силы, в любой момент могущей поглотить каждого – ее непременные условия, та «дверь», через которую и проходит «удар по душе», какие бы силы эти не занимались – *Китта с Мондогом* или *Кэгэбэ с Муром*, и где бы это ни происходило – во дворе гаитянского *унформа*, или у стен серого, как ГУМ, ЦУМа».

Более серьезным видом внушения является суггестия. Под суггестией понимается «возможность навязывать многообразные и в пределе даже любые действия» (Поршнев 1997: 189).

Необходимость вербальных средств для достижения суггестии ясно показывает, что эта проблема является в такой же степени лингвистической, как и психологической.

«Универсальные суггестивные тексты – это эксперимент, проводимый массовым сознанием с бессознательным отдельных личностей на протяжении длительных промежутков времени и в больших ареалах, поэтому особенно интересный для лингвиста, пытающегося постичь тайну языковой суггестии» (Черепанова 1996: 154).

К универсальным суггестивным текстам исследователи относят тексты заговоров, молитв, мантр, заклинаний, а также формулы гипноза и аутотренинга (Е.Н. Елеонская, И.Ю. Черепанова).

Речевое произведение суггесторного характера включает два плана содержания, один из которых представлен не явно, в виде подтекста. «Подтекст– это скрытый личностный смысл, который актуализируется в сознании воспринимающего текст благодаря направленному ассоциативному процессу воздействия лингвистического контекста на целостный потенциал личности» (Голякова 1999: 74).

Суггестию можно представить как арсенал средств и приемов направленного воздействия на установки личности и подсознательное. При изучении суггестивного аспекта детерминации подтекстовой информации необходимо иметь в виду различные уровни языковой структуры.

С точки зрения латентного вербального воздействия базовым считается фонологический уровень языка. Поскольку суггестивные тексты являются, по существу, прагматически маркированными текстами, можно предположить сосредоточение внимания их авторов на звуках речи, т.е. генетическую близость суггестивных текстов именно стихотворному мышлению.

Проблемы фоносемантики непосредственно связаны с проблемами ритма, а звуко-ритмическое воздействие считается основой любой религиозно-магической системы. Просодия – супрасегментный уровень языка, так как соотносится со всеми сегментными единицами. В языкознании часто выделяют следующие элементы просодии: речевая мелодия, ударение, временные и тембральные характеристики, ритм. Русский язык во многом представляет большее количество способов выделения определенных слов и словосочетаний, в частности возможности выделения определенных слов способствует свободный порядок слов. В соответствии с тема-рематическими отношениями главное, важное с точки зрения смысла слово стоит в конце фразы. Именно последнее слово оказывает наибольший суггестивный эффект.

Повтор – один из основных способов суггестивного влияния аутотренингов, гипноза и заговоров. В русских текстах мы встречаемся с повтором особого рода. В текстах мы не находим повторения одного и того же слова или словосочетания на протяжении всего заговора, но структура заговора подобна цепочке, в которой каждое новое звено вводится предыдущим, т.е. каждое новое слово вводится повтором предыдущего.

Имея имплицитное выражение, повтор как нельзя лучше влияет на психику человека, внушая ему ту или иную идею. При этом повтор один из основных элементов для создания ритма. Таким образом, русским заговорам свойственен успокаивающий, убаюкивающий ритм.

Грамматический состав заговоров имеет следующие особенности:

1. Значительное преобладание глаголов – почти треть.

2. Большое количество местоимений. Это можно объяснить высокой степенью конкретизации и персонификации заговоров.

«Для синтаксиса фольклорной семантики снимается привычное противопоставление текста и предложения» (Червинский 1989: 88). Одна и та же смысловая предикативная основа может быть развернута в текст, и в незначительный фрагмент текста, и в отдельное предложение. Суггестивные тексты функционируют в смысловых формах, синтаксически безразличных к объему. Это отвлеченные образцы, структурные схемы, лексически заполненные лишь частично, повторяющиеся от текста к тексту. Русские заговоры начинаются, как правило, с обращения, затем следуем глагол в повелительном наклонении и дополнение. Простая синтаксическая конструкция легко воспринимается и позволяет оказать максимальное влияние на человека. Именно поэтому в гипнозах, аутотренингах и заговорах используют лишь простые синтаксические конструкции.

Таким образом, манипуляция предстает одним из распространенных в последние десятилетия в современном мире явлений. Манипулятивное воздействие изучают в рамках психологии, межличностной коммуникации, психолингвистики (см.: Берн 2003; Битянова 2001; Добрович 2000; Доценко 1996; Майерс 1998; Сидоренко 2000; Экман 2000 и др.) и массовой коммуникации, где манипуляция приобретает форму политической и коммерческой пропаганды, рекламы (см.: Аронсон, Пратканис 2003; Афанасьев 1975; Байков 1988; Бережная 1988; Бурдье 1993; Вайткунене 1984; Викентьев 1993; Войтасик 1981; Грачев 1997; Дергачева 1998; Джоуэтт, О'Доннел 1988; Ермаков 1995; Запасник 1991; Канеги 1989; Кассирер 1990; Ковалев 1987; Панкратов 1999; Почепцов, 2000; Речевое воздействие 1990; Рубакин 1972; Уэллс 1999; Шиллер 1980 и др.).

В прямом значении термин «манипуляция» определяется как «сложный прием, сложные действия над чем-либо при работе руками, совершаемые с какой-либо целью» (БТСРЯ 1998: 519). В социально-психологическом контексте манипуляция приобрела новый объект – человека – и принципиально новые способы осуществления действий. Этот термин, основанный на метафоре, на данный момент не имеет общепринятого определения. Его толкование представляет собой описание некого минимально необходимого набора отмечаемых большинством исследователей признаков манипуляции (Доценко 1996: 50-60) без объяснения причинно-следственных связей между ними.

Манипуляция не является собственно лингвистическим феноменом. Она представляет собой способ психологического воздействия на индивида – с помощью психологических средств: вербальных и невербальных. В связи с этим для осуществления собственно лингвопрагматического описания феномена требуется привлечение теоретического аппарата ряда нелингвистических дисциплин: психолингвистики, психологии, когнитивной теории аргументации, философии, психофизиологии, психотерапии.

Манипуляция – это

1) использование потребностей собеседника без их удовлетворения

2) для достижения своей выгоды без эмоциональных затрат. Одной из характеристик манипуляции является невозможность определить манипуляцию объекту воздействия: идентифицировать манипуляцию может лишь сам манипулятор или сторонний наблюдатель.

С.Г. Кара-Мурза (2000) отмечает, что можно выделить следующие главные, родовые признаки манипуляции. Во-первых, это – вид духовного, психологического воздействия (а не физическое насилие или угроза насилия). Мишенью действий манипулятора является дух, психические структуры человеческой личности.

Одной из первых книг, прямо посвященных манипуляции сознанием, была книга социолога из ФРГ Герберта Франке «Манипулируемый человек» (1964). Он дает такое определение: «Под манипулированием в большинстве случаев следует понимать психическое воздействие, которое производится тайно, а следовательно, и в ущерб тем лицам, на которых оно направлено. Простейшим примером тому может служить реклама».

Итак, во-вторых, манипуляция – это скрытое воздействие, факт которого не должен быть замечен объектом манипуляции. Как замечает Г. Шиллер, «Для достижения успеха манипуляция должна оставаться незаметной. Успех манипуляции гарантирован, когда манипулируемый верит, что все происходящее естественно и неизбежно. Короче говоря, для манипуляции требуется фальшивая действительность, в которой ее присутствие не будет ощущаться». Когда попытка манипуляции вскрывается и разоблачение становится достаточно широко известным, акция обычно свертывается, поскольку раскрытый факт такой попытки наносит манипулятору значительный ущерб. Еще более тщательно скрывается главная цель – так, чтобы даже разоблачение самого факта попытки манипуляции не привело к выяснению дальних намерений. Поэтому сокрытие, утаивание информации - обязательный признак, хотя некоторые приемы манипуляции включают в себя «предельное самораскрытие», игру в искренность, когда политик рвет на груди рубаху и пускает по щеке скупую мужскую слезу.

В-третьих, манипуляция – это воздействие, которое требует значительного мастерства и знаний. Встречаются, конечно, талантливые самородки с мощной интуицией, способные к манипуляции сознанием окружающих с помощью доморощенных средств. Но размах их действий невелик, ограничивается личным воздействием – в семье, в бригаде, в роте или банде. Если же речь идет об общественном сознании, о политике, хотя бы местного масштаба, то, как правило, к разработке акции привлекаются специалисты или хотя бы специальные знания, почерпнутые из литературы или инструкций. Поскольку манипуляция общественным сознанием стала технологией, появились профессиональные работники, владеющие этой технологией (или ее частями). Возникла система подготовки кадров, научные учреждения, научная и научно-популярная литература.

Еще важный, хотя и не столь очевидный признак: к людям, сознанием которых манипулируют, относятся не как к личностям, а как к объектам, особого рода вещам. Манипуляция – это часть технологии власти, а не воздействие на поведение друга или партнера. Влюбленная женщина может вести очень тонкую игру, чтобы разбудить ответные чувства – воздействует на психику и поведение покорившего ее воображение мужчины. Если она умна и терпелива, то до определенного момента она проводит свои маневры скрытно, и намерения ее «жертва» не обнаруживает. Это – ритуал любовных отношений, конкретный образ которого предписан каждой культурой. Если речь идет об искренней любви, мы не назовем это манипуляцией. Иное дело – если хитрая бабенка решила окрутить простофилю. Проблема в том, что различить эти два случая непросто.

Первое (и, вероятно, главное) условие успешной манипуляции заключается в том, что в подавляющем большинстве случаев подавляющее большинство граждан не желает тратить ни душевных и умственных сил, ни времени на то, чтобы просто усомниться в сообщениях. Во многом это происходит потому, что пассивно окунуться в поток информации гораздо легче, чем критически перерабатывать каждый сигнал. На это никаких сил не хватит, если человек не овладел, до автоматизма, некоторым набором контролирующих «умственных инструментов», которые как бы сами собой, без усилий сознания и воли, анализируют информацию по одному признаку: есть ли в ней симптомы манипуляции его поведением.

Природа манипуляции состоит в наличии двойного воздействия – наряду с посылаемым открыто сообщением манипулятор посылает адресату «закодированный» сигнал, надеясь на то, что этот сигнал разбудит в сознании адресата те образы, которые нужны манипулятору. Это скрытое воздействие опирается на «неявное знание», которым обладает адресат, на его способность создавать в своем сознании образы, влияющие на его чувства, мнения и поведение. Искусство манипуляции состоит в том, чтобы пустить процесс воображения по нужному руслу, но так, чтобы человек не заметил скрытого воздействия.

Манипуляция не является внушением или убеждением (внушение и убеждение суть способы манипуляции), не является она также и обманом (обман – средство манипуляции). Нельзя сказать, что манипуляция представляет собой шантаж. Шантажист тратит эмоции, представляясь плохим и вынуждая собеседника исполнить свои потребности, он открыто конфликтует. Не является манипуляция и коммуникацией, которая предполагает компромисс, договор собеседников.

Таким образом, средством манипуляции мы будем считать психологические, логические, лингвистические (стилистические) средства, способами – обман, убеждение, уговоры, просьбы, внушение, суггестия, нарушение логики, умолчание, лесть, приемами – «сценарии» манипулятивных игр (уловки).

Приведем примеры средств манипуляции, разделив их по преобладающему признаку на лингвистические, психологические и логические. Оговоримся, что в чистом виде средства манипуляции функционируют редко:

Дата добавления: 2015-07-11