Джеральдина Чаплин: истории из кино и жизни написаны на её лице.

С близкого расстояния обращает на себя внимание её бледное лицо, изборожденное множеством морщин, которые разглаживаются при улыбке. Должно быть, её лицо привыкло к этому движению, потому что её весёлая и непосредственная манера речи постоянно сопровождается жизнерадостной улыбкой, передающей её потрясающую жизненную силу. «Ненавижу течение времени, — говорит она с движением, которое её выдает. — В моём доме всё меньше и меньше зеркал». Джеральдина Чаплин открывает для «Саспика» некоторые из этих жизненных пейзажей, запечатленных в каждом уголке её лица, которым управляет завораживающий взгляд.

-Одна из самых ожидаемых премьер ближайшего сезона — «Артист», производства Франции, черно-белый немой фильм, в котором рассказывается о перипетия киноактёра 20-х гг., который должен принять наступление звуковой эры.

-Да, мне много рассказывали об этом фильме, и я очень хочу его посмотреть. Мой отец говорил, что появление звукового кино — это всего лишь мимолётное изобретение, которое проживёт долго. Как видим, даже гении ошибаются.

-В последние годы Вы были связаны со многими проектами молодых авторов. Это случайность или хорошо обдуманное решение с вашей стороны?

-Не знаю, как и ответить. Что верно, так это то, что я обожаю работать с молодёжью. Мне нравятся их точки зрения, когда они предлагают мне роль и то, как они работают. Их энтузиазм меня заражает, потому что я очень живой человек, которому нравится принимать вызовы. Новые деятели кино привносят необходимую свежую струю в киноиндустрию, и мне нравится чувствовать себя причастной к этим инициативам. Вот недавно я была членом жюри Московского кинофестиваля. Нам было запрещено любым способом контактировать с участниками конкурса, и моему удивлению не было предела, когда во время вручения наград я обнаружила, что один из режиссёров, получивших приз, русский, был совсем ещё ребенком, и у другого, китайца, ещё молоко на губах не обсохло. Когда я соглашаюсь участвовать в проекте, в первую очередь я узнаю, кто этот режиссёр, который хочет, чтобы я с ним работала, и во вторую очередь, сценарий.

-Но в некоторых случаях речь идёт о новичках, которые дебютируют со своим первым фильмом…

-Тогда я всегда склоняюсь к тому, чтобы приоритет был за сценарием. Когда я нахожу в тексте что-нибудь обращающее на себя внимание, я без рассуждений берусь за этот проект.

-Во всяком случае, ваша связь с молодыми кинематографистами не нова. Когда вы переехали в Испанию, вы работали с кинематографистами, которые, как Карлос Саура, вначале ставили на новый стиль в искусстве.

-Да, это верно. Я стала в некотором роде его музой, потому что работала только для Карлоса Сауры и после нашего расставания почти не работала в Испании… Я собрала чемоданы, снялась у Роберта Олтмена и много работала во Франции. К этой теме имеет отношение одна очень дорогая моему сердцу история о моей связи с кланом Саура: много лет спустя я работала с его сыном, Саура Медрано, в фильме «Что бы ты сделал ради любви?». В том фильме было трое Саур: Карлитос — режиссёр, Антонио — продюсер и мой сын Шейн — гримёр. Когда они были детьми, они должны были меня слушаться, но в том случае уже я должна была всегда быть послушной. Но, прежде всего, я чувствовала гордость и волнение.

-Вы отметили какое-нибудь различие в том, как работают отец и сын?

-Технически, Карлитос многому научился у отца, но, откровенно говоря, я считаю, что сын снимает больше с душой.

-Вам надоело говорить о вашем отце?

-Нет, наоборот! Я всегда очень горжусь, когда рассказываю про отца. Я всегда, если только могла, извлекала из этого выгоду… (смеётся). В детстве одноклассники делали за меня уроки в обмен на приглашение в мой дом и знакомство с Шарло.

-Каким был Чарли Чаплин?

-Он был очень консервативным, очень строгим человеком. Он был неподражаем, потому что был не только актёром, но и режиссёром, композитором, сценаристом… очень многогранной личностью. В работе он был жесток, был неутомим. Дисциплина у него была железная, и с ним я узнала, что муз не следует ждать — надо идти им навстречу, похищать их. Каждое утро он садился перед чистым листом бумаги и терпеливо ждал появления идеи, которая часто немало заставляла себя ждать. В такие моменты отец чувствовал себя ужасно. Мой дебют в кино состоялся в восьмилетнем возрасте в фильме «Огни рампы». Я помню, что мысль об участии в кино меня очень привлекала, в особенности, потому, что мне не нужно было ходить в школу. Мне очень нравилось наряжаться в костюмы и наблюдать магию кино изнутри, но моей радости пришёл конец, когда я узнала, что на киностудиях тоже бывают школы. После съёмок… у нас были уроки, как и у всех детей. Шарло был моим героем, выдуманным персонажем, чей взгляд на жизнь и чьё достоинство вызывали у меня уважение. Я восхищаюсь Чарли Чаплином, потому что он никогда не изменял своим принципам, всегда был верен своим политическим убеждениям.

-Каким был Чаплин, когда выключались камеры?

-Дома он был очень жёстким и строгим. Я помню, как во время показа одного из его фильмов, один из моих братьев, совсем ещё малыш, начал плакать, и отец потребовал: «Пусть замолчит этот ребёнок!». Но он был хорошим отцом и всегда был рядом с нами… нас было восемь детей и это было совсем не просто. Когда мы ходили ужинать всей семьей, это был настоящий праздник. Он всегда старался устроить маленький спектакль каждый раз, как нам подавали новое блюдо. Официантам приходилось нелегко, но посетители ресторана наслаждались этими неожиданными, импровизированными и единственными в своём роде представлениями.

-Стоит напомнить, что ваша мать — Уна О’Нил, дочь известного американского драматурга и нобелевского лауреата Юджина О’Нила. Слава вашего отца затмевала известность вашей матери?

-Моего отца боготворили повсюду, где бы он ни был. Ему поклонялись, он был одним из самых известных людей планеты, и моя мать действительно находилась в его тени. Я обожала маму. Она была очень необычным человеком, очень чувствительным, и в том, что касается творческой силы и способностей, ей не в чем было ему завидовать. Несмотря на возраст (она вышла замуж за Чаплина в возрасте семнадцати лет), она обладала невероятной зрелостью и талантом, которые она обратила в писательство в течение большей части своей жизни. Она много писала, и отец всегда принимал во внимание мамины идеи. Она первой читала черновики его фильмов и если она говорила, что что-то было не так, или что тема слабо проработана, он сердился, спорил с ней, хлопал дверью и возвращался в кабинет, чтобы переписать текст. Талант моей матери был чем-то очень личным, она никогда не хотела ничего публиковать… Она написала много писем и дневников и перед смертью сказала нам, чтобы мы всё сожгли. Она восхищалась Гретой Гарбо и была очень огорчена, когда переписка Гарбо, актрисы, которая всегда хотела сохранить свою личную жизнь в тайне, была предоставлена на суд широкой публике. Мою маму бросало в дрожь при одной мысли о том, что после её смерти её письма будут опубликованы.

-Вам удалось познакомиться с вашим дедушкой, Юджином О’Нилом?

-Нет… никогда! Мой дедушка выгнал маму из дома, когда она вышла замуж за того пятидесятисемилетнего старика. В этом отношении мой отец был особенным человеком, учитывая, что его предыдущей супруге было только пятнадцать лет. Если бы моя дочь в семнадцать лет сказала мне, что выходит замуж за старика, которому пятьдесят семь… я бы тоже очень рассердилась. Моему отцу нравились девочки, но он на них женился. Он всегда был верен моей матери и почти не расставался с ней. Напротив, с дочерьми он был страшен. Я думаю, что когда он на нас смотрел, он не мог скрывать своих пристрастий, что стало очевидным, когда мне исполнилось четырнадцать, и я постоянно с ним спорила. Что касается дедушки, много лет спустя я открыла для себя его творчество… он был настоящим мастером. Однажды я смотрела постановку пьесы «Долгий день уходит в ночь» и сказала моему спутнику: «Невероятно, я видела на сцене жизнь моей семьи», а он мне ответил: «Джерарда, мы все её видели».

-Раньше вы упомянули о политических убеждениях вашего отца. Что он чувствовал, когда, во время «охоты за ведьмами», его выдворили из страны?

-Не знаю, думаю, что он был очень рассержен. Я лично считаю, что мои родители поступили очень умно, когда это с нами случилось. Когда мы были на корабле, и пришла та известная телеграмма, которая запрещала ему въезд в Соединённые Штаты, мы продолжили наше путешествие до Великобритании и завершили его в Швейцарии. Мои родители всегда говорили: «Когда мы вернемся в США…». По прошествии лет я обнаружила, что моего отца изгнали из страны, и когда кто-нибудь говорил мне: «Твой отец коммунист», я чувствовала себя гордой за него, и, прежде всего, за его политические убеждения.

-Вы также унаследовали от отца эту преданность одной политической идеологии. Сейчас, кажется, необходимо новое видение фильма вашего отца «Новые времена».

-Да (смеётся). Это невероятный фильм на все времена, я согласна, что теперь этот фильм должен получить новое видение. Я лично очень дезориентирована, я уже не знаю, кто сейчас левые. Правых легко отличить… но левых? Я уже не знаю, кто хорошие, а кто плохие. Мне понравилось, что на улицах люди протестуют против всего того, что происходит, и я считаю, что эти волнения ни в коем случае не должны быть прекращены. Этот период кризиса очень тяжёл для многих людей, которые расплачиваются за то, что спровоцировали другие.

-Вам было тяжело начинать с фамилией Чаплин?

-Нет, совершенно нет. Я люблю обе свои фамилии — Чаплин и О’Нил. Как я уже говорила, с четырнадцати лет я постоянно спорила с отцом. Меня выгнали из дома, когда мне исполнилось семнадцать, и я должна была сама зарабатывать себе на жизнь. До того, как стать актрисой, я была балериной, и, когда моя труппа обанкротилась, а я понимала, что не могла вернуться домой, я нашла работу в парижском цирке. Я занималась уборкой и ухаживала за слонами. Я так ни разу и не появилась на арене верхом на слоне, но спала я вместе с ними. Потом уже началась моя карьера в кино, когда я снималась вместе с Жан-Полем Бельмондо в «Прекрасным летним утром», тогда я в первый раз посетила Испанию. Можете себе представить, что для меня, оставившей позади семью таких строгих нравов, это было как глоток свободы… во время диктатуры Франко. Я ложилась спать когда хотела, гуляла по улицам… к счастью, я быстро поняла сущность того режима. Впоследствии я вернулась в Испанию с «Доктором Живаго» и тогда я абсолютно влюбилась в свою профессию.

-Ваш отец высказывал вам своё мнение, критиковал?

-Он был непреклонен. Когда я была балериной, я постоянно ныла, а он мне отвечал: «Если ты не уверена в твоих сценических возможностях и не думаешь, что ты лучше Марго Фонтейн, значит, ты никого не убедишь». Когда он смотрел фильм с моим участием, он говорил: «Ты — лучшее, что есть в этом фильме». Я знала, что он волнуется каждый раз, когда видит меня на экране. С течением лет, когда мы помирились, мы были очень близки до конца его дней, и тогда он признал, что я его любимая дочь.

-Один из ваших девизов это «Я не звезда, я актриса».

-Это верно, несмотря на то, что само моё рождение было отражено в газетах, я осознала, что быть дочерью Чарльза Чаплина означает быть связанной с Историей. Это не сделало меня ни странной, ни далёкой от мира, совсем наоборот. Я не такая, как те примадонны или знаменитости, которые бегают от папарацци, потому что я убеждена, что единственный способ избежать таких надоедливых репортёров, это не убегать от фотоаппарата, не устраивать сцен посреди улицы и не драться с фотографом. Если кто-то хочет мою фотографию, я просто говорю, чтобы меня сфотографировали. Для такой прессы нет ничего более скучного, чем постоянно улыбаться и не избегать фотосъёмки. Это никого не интересует. Поэтому никто меня не беспокоит, когда я иду на рынок. Я считаю себя профессионалом, кому доставляет удовольствие его работа и который очень переживает и умирает со скуки без звонка с предложением о новом проекте.

Дата добавления: 2015-10-30