Глава 12. Колыбельная для трупов.

Гудки в телефоне казались слишком громкими и слишком длинными.

Всю ночь я не сомкнул глаз, потому что в голове только и крутились мысли о том, что я услышал под дверью кабинета импресарио. Его последняя фраза... Он убил, всех до одного. О ком он? Об артистах? Он говорил о циркачах? Если да, то можно считать, что убийца пойман. Орудие убийства — трость с острым наконечником, которая смогла пробить даже деревянную стену, когда он вонзил острие трости в нее в гостиной в тот вечер откровений.

С самого утра, как только артисты разбрелись по репетициям и просто по своим делам, я схватил телефон и бумагу с ручкой.

Ну же, возьми трубку!

- Том? — голос по ту сторону.

Облегченно громко выдыхаю, тут же протараторив:

- Бетти, здравствуй!

- Здравствуй, мой мальчик, - тут же с улыбкой отозвалась в динамике наставница. - Как твои дела? Как сам?

- Все потом, - тут же ответил я.

Наверное, она услышала тревогу в моем голосе, потому что ее вопросы кардинально изменились.

- Что-то случилось? Что с тобой? - напряженно и взволнованно спросила она.

- Со мной все в порядке, но мне очень нужна твоя помощь. У тебя рядом компьютер?

Бетти помедлила.

- Нет, пока не рядом. Через пару часов буду на работе. А что такое?

- Послушай, у меня сейчас уже начнутся репетиции, а мне нужно кое-что найти через интернет. Боюсь, это будет сложно, но мне правда это крайне необходимо.

- Том, подожди, объясни нормально, что стряслось?

Я положил бумагу на тумбочку, начиная чиркать ручкой.

- Ничего смертельного. Пока... - ответил я.

Хм, как же мне повезло, что я кое-что смог разглядеть под перчаткой Дросела Кайнца. С какими бы убийствами и преступлениями не был связан импресарио, ответ кроется в метке на его руке, которую он, в отличие от близнеца, не смог умело спрятать. Джокер зататуировал метку, а тот всего лишь прикрыл перчаткой. Но это его не спасло. Я запомнил этот знак.

Если импресарио цирка Хоррорхайв живет в девятнадцатом веке, то я пока не забыл, что за стенами шатра мерно шагает двадцать первый. Современные технологии мне в помощь.

- Что ты имеешь в виду? - испуганно проговорила наставница.

- Подожди, слушай внимательно, - перебиваю ее, стараясь аккуратней нарисовать незатейливый рисунок чем-то напоминающий цветок. - Я сейчас сфотографирую тебе один рисунок, хотя с моим талантом к рисованию это больше похоже на каракулю. И перешлю тебе сообщением. Пожалуйста, попробуй найти его в интернете. Он может немного отличаться, я зарисовываю по памяти. Это какой-то знак или метка. Мне нужно все касательно него. Пожалуйста, ты сможешь помочь?

- О Господи, Том, зачем тебе это?

- Я все позже объясню, Бетти, сейчас это крайне необходимо. Дьявол, - я мельком глянул на часы, показывающие почти полдень и дату, четырнадцатое октября, - мне уже пора идти. Сейчас вышлю рисунок, как только хоть что-нибудь найдешь, позвони мне. И если не найдешь, тоже. Хорошо? Бетти, это очень важно!

В моем голосе, я уверен, чувствовалась безнадежность. Теперь я понимал, что импресарио цирка Хоррорхайв убийца. И мне нужно было хоть что-нибудь знать о той метке, которую он старательно прячет. Если это поможет разгадать его мотивы, то я смогу доказать всем остальным, что именно Дросел Кайнц причастен ко всем преступлениям.

Я как можно скорее сфотографировал неуклюжий рисунок, на котором весьма наглядно красовалась метка, и отправил фото Бетти.

Наставница сделает все, как я просил, я уверен.

Мне же теперь остается только ждать.

***

Целый день прошел в нервном переживании, ситуация, ровно, как и мысли, накалялась. Нервы готовы были треснуть по швам. Меня перетряхивало каждый раз, когда я видел импресарио цирка Хоррорхайв, ловил на себе его внимательный прищуренный взгляд. Словно он понял, что я догадался о том, что он убийца. Словно, теперь он следит, чтобы я не сболтнул лишнего.

Приходилось увиливать, избегать разговора с главным подозреваемым, да и сам Дросел Кайнц не торопился с буйными разговорами. В цирке, не смотря на привычную суету, было как-то тихо. Словно затишье перед бурей... Словно, грядет что-то совсем уж страшное.

Меня потряхивало от жутких мыслей, которые не оставляли меня с тех пор, как Дросел произнес ту фразу... Он убил их, всех до единого. И теперь мне оставалось только мысленно молить Бетти поспешить, найти все, что нужно. Но я понимал, насколько сложную задачу поставил перед ней. Найти в интернете информацию, имея только вероятно не полный рисунок... Это почти не возможно. Но вот это «почти» давало пресловутую надежду. Я должен как можно скорее раскрыть тайну импресарио. Немедленно. Пока никто больше не погиб.

С бешено бьющимся сердцем я влетел в гримерную Билла Каулитца, замерев на пороге.

Двое, находящиеся там, по-разному среагировали на мое появление — стилист вздрогнул, обернувшись, а иллюзионист так и стоял ко мне спиной, вероятно понимая, кто мог так бесцеремонно вломиться в его личное пространство.

- Том? - голос Бирса дрогнул. - Что ты здесь делаешь?

Он быстро натянул на голову одну из своих многочисленных шляп, недоуменно глядя на меня.

Так как стилист волновал меня меньше всего, я кивнул на дверь.

- Выйди, будь добр.

Он распахнул глаза, как-то затравленно искоса глянул на Билла, а потом, поджав губы, выбежал из гримерной, оставляя нас наедине. Я прикрыл дверь, оглядев статную фигуру иллюзиониста, который стоял у стола, положив ладонь на какую-то толстую записную книгу, явно старую: корка была протерта, а углы сбиты. Он крепко прижал ее к столу, словно боясь, что я выхвачу ее и открою. Не спорю, на секунду такое желание появилось, но только на секунду. Его личные вещи — его личное дело. И меня это не касается.

- Что ты здесь делаешь? - наконец, поинтересовался он в привычной не дружелюбной форме.

- Я не могу зайти в гости? - спрашиваю в тон парню.

До слуха долетело раздраженное шиканье, когда Билл резко открыл тумбочку под столом, зашвырнув туда книжку. Дверца со стуком закрылась, а иллюзионист развернулся ко мне, опираясь на стол так, что теперь дверцу открыть было невозможно.

Только сейчас понимаю, что в этом цирке все что-то прячут. Всем есть, что скрывать.

- Надеюсь, ты понял мои слова, - холодно проговорил Билл, прищурив шоколадные глаза.

Отгоняя однозначные мысли от такого взгляда, который всегда поднимал целый шквал эмоций внутри меня, я смело взглянул в ответ.

- Насколько я помню, ты отчетливо дал мне понять, что коллегами мы с тобой можем быть. Поэтому я с удовольствием воспользуюсь этой возможностью. Надеюсь, свои слова назад ты забирать не собираешься?

Я вскинул бровь, глядя, как раздраженно дернулись уголки губ иллюзиониста.

Напряжение в комнате становилось все отчетливей, а мое бешено стучащее сердце не хотело успокаиваться. Даже когда я не думал о Дроселе и его убийствах, оно не собиралось успокаиваться. Переживание от скорого раскрытия тайны взяло верх над телом.

- Я никогда не беру своих слов назад, повторяя приказы лишь только раз, - дерзко отчеканил он.

- Приказы? - это вызвало у меня ухмылку.

- Просить не в моих правилах.

Я оглядел его с ног до головы, усмехнувшись.

- Дьявольский дворянин. Кто бы ожидал от тебя других слов, - бросил я, переводя взгляд на стену рядом с ним.

Хм... Удивлению не было придела. На стене висел календарь на этот месяц, а одно из чисел было обведено красным цветом весьма ровно и старательно. Я проговорил:

- Семнадцатое число... - именно оно было обведено красным.

Билл дернулся, на секунду растеряв самообладание и кинув взгляд на календарь, но вовремя собрался с мыслями, когда наши глаза встретились.

- Чем тебе не нравится семнадцатое число? - ядовито прошипел он.

- Это послезавтра, - задумчиво протянул я, игнорируя его глупый вопрос. - Дата презентации нового костюма?

Я помню, как он говорил, что именно семнадцатого я увижу его новый наряд.

- Именно.

- В честь чего? День рождения? - иронично поинтересовался я, просто наслаждаясь яростным взглядом густо накрашенных глаз. Казалось еще немного, и он зашипит, как змея, бросаясь на меня. А я только этого и ждал, стоит признаться.

Обожаю, когда он злится.

А злится он почти постоянно. Обильное ядопускание для иллюзиониста привычное дело.

- Нет, не день рождения. Когда он у меня будет, я тебе напишу. Принесешь мне открытку и гвоздичку.

- Две, - резко перебил я.

Билл замер.

- Думаешь, я умру в день своего рождения? - вскинул бровь он. - Иначе, по какому поводу два цветка?

Мы сверлили друг друга взглядом, а я только сейчас задался вопросом, какого черта я вообще приперся в гримерную к дьявольскому дворянину. Желание его увидеть не тот обоснованный ответ, которого я от себя ждал, но, видимо, излишний страх и нервозность, которые сегодня стали моими неизменными спутниками, окончательно замутили разум. Иначе я бы пятьсот раз подумал, прежде чем войти сюда.

Я задумчиво прикусил пирсинг в губе, не сводя взгляда с лица иллюзиониста.

- Надеюсь, что все останутся живы, - отвечаю после долгого молчания. - Если сегодня все пройдет так, как я задумал, то ночью мы уже будем знать, кого остерегаться и кого обвинить в многочисленных убийствах.

- Что? - лицо Билла тут же переменилось. Он шокировано уставился на меня. - Ты знаешь, кто это?

- Да, - отвечаю. - И, надеюсь, я сегодня же выведу его на чистую воду.

Разворачиваюсь, чтобы выйти, но слышу сзади:

- Стой!

Разворачиваюсь, сталкиваясь с потрясенным и немного взволнованным лицом иллюзиониста, который, как оказалось, сделал пару шагов в мою сторону.

- Ты собрался в одиночку справляться с убийцей? Ты всерьез думаешь, что останешься в живых после того, как скажешь в лицо убийцы, что знаешь, кто совершал преступления. Ты идиот!? - он закричал.

И это вызвало у меня тихий смех.

- Что я вижу, милорд, неужели переживание? - проворковав, глянул я на него. - Что за странное проявление страха за то, кого считаете всего лишь коллегой? Недостойно для дьявольского дворянина.

Лицо Билла исказилось от ярости. Он с силой сжал кулаки, а я услышал скрип черной кожи его перчаток.

Кажется, мне удалось задеть его за живое. Но он сам сделал такой выбор. Он хотел, чтобы мы остались в отношениях коллег, что я с удовольствием ему предоставил. А теперь мне удалось упрекнуть его в том, что он сам выбивается из собственной роли непробиваемого дворянина. Он боялся за меня в равной степени с той же силой, что я теперь боялся сталкиваться лицом к лицу с импресарио цирка. Весьма удушающее чувство, не правда ли, милорд?

Мне стало интересно, что в нем победит: страх за меня или гордость от убеждения в собственном превосходстве.

Билл одернул голову в сторону, возвращаясь к своему привычному высокомерному выражению лица, которое мне в нем так нравилось.

- Не забывайся, мастер огня. И думай, какую чушь мелешь.

Он отошел к столу, отворачиваясь от меня.

Я же только тихо рассмеялся, покидая его гримерную.

Один ноль в пользу гордости, милорд.

***

Звонок мобильного телефона оборвал-таки натянутые струны нервов, давая волю истинным чувствам. Страх тисками сжал горло и легкие, не давая нормально вздохнуть. А дрожащие пальцы не с первого раза смогли вытащить телефон из кармана, нажимая кнопку вызова.

- Да! - более громкий и нервный голос всегда был показателем отрицательных эмоций.

- Том, - голос Бетти был быстрым и сбивчивым, а сама наставница словно растеряно начала разговор. - Мой мальчик, я все сделала, как ты сказал. В интернете ничего найти не удалось, поэтому я обратилась за помощью к своему знакомому из архивов. Прости, что так долго...

Я, судорожно выдохнув, оглянулся, убеждаясь, что в вечерних коридорах уже никого нет. Все в гостиной, как и всегда. Тишина и темнота коридоров начала сдавливать, словно в первый день моего появления в цирке. Именно тогда эти коридоры напугали меня. За время, проведенное в цирке Хоррорхайв я думал, что привык к ним, но, как оказалось, стоило страху завладеть разумом, как все остальные потаенные «монстры» тут же выбрались наружу.

- Говори, что удалось узнать. Ты нашла этот знак?

- Да, нашла. Том, этот знак — печать. Что-то вроде фамильного родового герба. Но таких уже давно нет. В общем... - она отвлеклась. - Да подождите секунду, разговариваю я! Том, прости, я сейчас очень занята. Мальчик мой, ты можешь найти факс?

Пульс бешено стучал в висках, мешая думать.

Факс? Где в цирке можно найти факс?

- Я... Бетти, я не уверен...

- Том, подумай! - поторопила она. В трубке уже раздавались голоса, зовущие мою напарницу.

Если она прямо сейчас не расскажет мне все и не передаст информацию, то день будет утерян! А это может стоить мне жизни.

Факс! Стоп! Кабинет Дросела Кайнца. Ведь в кабинете должен быть факс, я уверен.

- Бетти, я знаю, где найти факс.

- Умница! Скажи его номер, - протараторила она.

Я сорвался с места, на бешеной скорости несясь в сторону кабинета Дросела Кайнца, молясь о том, чтобы он как можно дольше оставался в гостиной вместе с артистами. Я должен был успеть. Обязан!

Я влетел в темный кабинет, не утруждая себя включением света и, подлетев к широкому столу, заваленному какими-то бумагами, тут же увидел необходимое.

- Нашел, Бетти, записывай, - быстро проговорил я, завидев цифры номера телефона, набитые на факсе.

Продиктовав все, наставница обещала прямо сейчас отправить бумаги, что ей удалось узнать. Я трясущимися пальцами убрал телефон обратно, тщетно пытаясь успокоиться. Секунды тянулись невыносимо долго, а я тяжело хватал ртом воздух, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. От мысли, что вот прямо сейчас я узнаю, наконец, что прячет Дросел вместе со своим близнецом, оно готово было вырваться из груди. Еще немного и станет больно от того, как оно ударяется в грудную клетку. Тишина и темнота кабинета устрашали. Факс пикнул, а я с силой вздрогнул, распахивая, как оказалось, закрытые глаза. Аппарат зашумел, а через невероятно медленно тянущееся время, на свет стали показываться бумаги, напечатанные машиной. Одна, вторая, третья, все больше и больше, а я лишь успевал увидеть какие-то фото и кучу текста, явно копии газетных вырезок...

Он замолчал.

Я тут же выхватил стопку документов из факса, сминая листы не слушающимися пальцами. Получилось! Они в моих руках!

Не веря в то, что моя задумка удалась, нахожу первый листок, на котором был напечатан тот знак.

Тот самый, что я видел на руке импресарио под белоснежной перчаткой. Знак в виде странного цветка. Сверху была подпись «Спасение»...

Я замер, чуть не закричав.

О нет...

Холодная сталь, такая знакомая уже моей коже, уперлась в горло острым концом. Трость.

Я попался.

- Кажется, - знакомый мурлыкающий голос, - это принадлежит мне.

И пальцы, облаченные в белоснежную перчатку, с силой вырвали стопку бумаг из моих рук. Билл не зря испугался за мою жизнь, когда я сказал ему, что в одиночестве буду искать доказательства преступлений. Наверное, стоило сказать парню, кого именно я подозреваю. Может, тогда хотя бы один человек будет знать, кто все-таки убил мастера огня.

Я обернулся, чувствуя, что острая трость нисколько не отдалилась от моей шеи.

Кто бы сомневался, что перед собой я увижу кукольные фиолетовые глаза Дросела Кайнца. Импресарио цирка Хоррорхайв собственной персоной. Как и жонглер, стоящий поодаль от близнеца. Я усмехнулся.

- Не хватило пары минут, - проговорил я, разглядывая нереально горящие в полумраке глаза импресарио.

- Они будут стоить тебе жизни, Том Трюмпер, если ты прямо сейчас не объяснишь мне, какого Дьявола ты полез в это, - угрожающе, но так спокойно прошептал он.

Я еле сдержал смех, однако ехидного оскала сдержать все же не смог.

- А ты думал, что сможешь совершать убийства безнаказанно? - прошипел я. - Отличная игра отличного актера. А как ты разыгрывал сожаление и ярость... Я поражен. Браво.

- Те убийства тебя не касаются! - закричал он, опасно вдавливая острие в мою шею. Я сглотнул, чувствуя панический страх, но не отшатнулся. - Не лезь в это, мастер огня. Ты зашел слишком далеко...

- И это говорит мне человек, убивший своих коллег!? - закричал я на Дросела.

Его глаза распахнулись от ненависти и переполняющей его злобы. Пальцы сжали трость; казалось, она прямо сейчас вонзится в мое горло. Но раздался крик:

- Стойте!

Я замер. Ровно, как и импресарио, не ожидавший услышать голос брата.

Джокер подбежал к нам.

- Вы говорите о разных убийствах! - выпалил он, переводя взгляд то на меня, то на импресарио. - Брат, да опусти ты ее.

Он мягко опустил трость, не обращая внимания на разгневанного, но, черт возьми, спокойного брата. Дросел, на странность, не сопротивлялся.

И только сейчас до меня дошли его слова.

- О разных? - выпалил я, недоуменно глядя на жонглера.

Его сценический костюм все еще был на нем, как и на импресарио. Они не успели переодеться после очередного шоу. Да и под моей футболкой все еще был рисунок дракона на теле.

Дросел по-кукольному склонил голову набок.

- О чем ты? - мурлыкнул он, перебирая документы, что прислала мне Бетти. - Не о разных! Этот идиот нашел информацию о «Спасении»!

- О каком к черту «Спасении»!? - Я уже ничего не понимал.

Дросел впервые заорал.

- О работном доме! О сгоревшем, черт возьми, работном доме! И только посмей сейчас соврать, что не об этих убийствах ты говорил.

- Что? - я опешил. - Работный дом?

Я с силой выхватил бумаги из рук импресарио, но он не сразу разжал пальцы, и целая стопка листов полетела на пол. У меня в пальцах остался только верхний из них. Я пробежался глазами...

- Работный детский дом «Спасение»... Сгорел дотла, а большая часть погибших не найдена... Найдены трупы... детей, которые воспитывались в доме, все же воспитатели были... заколоты острым предметом. Большая часть трупов так и не найдена, - я скакал глазами по строчкам, вырывая из текста самые важные.

Мысли роем закрутились в голове, когда я начал вспоминать разговор близнецов, подслушанный в этом самом кабинете. Они говорили про пожар и про убийства, про детскую колыбельную...

Я резко поднял взгляд на близнецов.

- Работный дом? Причем здесь этот знак и ваша метка?

Их глаза одинаково распахнулись.

- Откуда ты... - начал, было, жонглер, но я перебил его.

- И у стен есть уши, - шиплю я, окончательно запутавшись. Я обернулся к безэмоциональному импресарио, ожидая ответа.

Тот, выждав несколько секунд, стянул со своей правой руки перчатку, отдавая подержать трость Джокеру. Он откинул ткань в сторону, поднимая руку тыльной стороной ладони ко мне и демонстрируя метку. Впервые я видел рисунок так близко. Я ахнул.

Он не был нарисован, это была не татуировка. Знак был... выжжен.

- Это метка работного детского дома «Спасение», где мы выросли, - прошептал он таким голосом, что мне стало страшно. - И где умерли, судя по этим документам.

Он сделал шаг вперед, наступая на ворох бумаг, лежащих на полу. Только сейчас я заметил, что это были личные дела. Фотографии каких-то детей...

- Так причем здесь убийства!? - воскликнул я. - Что все это значит? Ты убивал циркачей!?

- Нет! - закричал жонглер, закрывая собой брата. - Это не он! Циркачи здесь ни при чем! Ты слышал наш разговор, да?

- Да, - я киваю.

Джокер шумно выдохнул, сморщившись, словно от боли. Нарисованная слеза стала казаться такой реальной. Близнецы молчали.

Я шумно выдохнул.

- Расскажите. Если мне предстоит умереть, то пусть я хоть буду знать, что это было не напрасно. И что, черт возьми, это было за песня, что вы пели? Про мальчика Тома.

- Это колыбельная, - протянул импресарио. - Нам пели ее перед сном. А твое имя — просто совпадение.

- Что произошло в работном доме? И про какие убийства вы талдычите? Кого убил Дросел Кайнц!?

***

- Мерзавец! - хлесткая пощечина пришлась на щеку мальчишки.

От силы удара он упал прямо на ковер, стиснув зубы, потому что не позволил бы себе закричать. Он с яростью стиснул кулаки, а мужчина, стоящий рядом с отвратительной мерзкой улыбкой, схватил его за ворот изношенной рубашки, встряхивая и заставляя посмотреть на себя.

Во второй руке этот мерзкий тип сжимал трость с набалдашником в виде черепа. Игрушка, одна из любимых в его коллекции холодного оружия. Он набалдашником провел по лицу мальчишки, убирая в сторону рыжую челку с яростно горящих глаз.

- Что ты там тявкнул, сопляк? - усмехнулся мужчина, влепляя мальчику черепом прямо по виску.

- Не троньте его! Хватит!

Второй рыжеволосый мальчик, как две капли воды похожий на несчастного на ковре, пытался вырваться из рук держащих его мужчин, что посмеивались надо всей этой картиной.

- Что, ты там говорил своему папочке, - как любил себя сам называть директор детского дома, прошипел мужчина, - про то, что ты не будешь делать то, что я скажу, а? Разве прилично противиться воли любимого папы?

Елейным голосом прохрипел он, стискивая пальцами скулы мальчика. Тот же только усмехнулся и смачно плюнул в лицо мужчины.

- Ты мне не отец, - прошипел он.

Мужчина, побагровев от гнева, с силой схватил рыжие волосы, сжимая в кулаке.

- Охренел, щенок!? Решил повыпендриваться!? Не самое лучшее место выбрал! Забыл, что случается с теми, что отказывается меня слушать? Мне надоели, что от тебя одни проблемы!

Мальчик знал. Он как никто другой знал, что творится изнутри работного детского дома «Спасение», который так славится своим благоустройством и прекрасным отношением к детям, у которых в этом мире не было близких людей. На самом же деле — обычный работный дом, где директор, так любящий называть себя «папой» для всех находящихся там детей, наживался на бесплатной рабочей силе. Не обременяя себя тем, чтобы хоть иногда о них позаботиться.

- Я все равно тебя не стану слушать, - слишком спокойно проговорил мальчик.

Его губы изогнулись в какой-то безжалостной улыбке. Он не был сломлен, не был раздавлен, как все те дети, что жили в этом полуразрушенном доме в пригороде маленького города, который и на карте то не отмечен. Мужчина разозлился, усмехнувшись.

- Дрянь, - кинул он. - А что если я сделаю... так?

И он кивнул стоящим поодаль мужчинам. Один из них замахнулся и с силой ударил в живот второму мальчику. Тот согнулся от боли, но держащие его руки не позволили тонкому телу упасть. Он взвыл, в отличие от близнеца, не сдерживая крика боли.

Мужчина расхохотался, глядя, как распахиваются глаза мальчика в его руках.

- Брат! - закричал он, а его глаза сузились от гнева и ярости, он видел, как боль пронзила тело младшего брата. Того ударили еще раз, заставляя согнуться пополам.

В голове старшего что-то щелкнуло. Папочка отпустил его лицо, хватая длинную челку и открывая его глаза.

- Таких глаз любой испугается, - засмеялся он. - Обрезать тебе челку потом что ли...

А мальчик поднял на него безэмоциональные глаза.

И он хмыкнул, наклонив голову вбок, словно кукла.

- А что если я сделаю... так? - шепнул мальчик.

Мужчина распахнул глаза в тот момент, когда мальчик перехватил из его рук коллекционную трость, одним резким ударом вонзая ему в грудь. Раздался хрип и крики тех мужчин, что держали второго рыжего мальчика, а папочка неверяще уставился на то, как мальчишка с непроницаемым лицом смотрит ему в глаза, сжимая длинными пальцами рукоять трости. На тыльной стороне ладони красовался знак его работного дома. Обмякшая рука отпустила рыжие волосы, которые тут же закрыли пронзительные спокойные глаза парня.

- Он... он... Хватайте его! - закричали остальные, отпуская второго мальчишку и бросаясь к убийце.

Папочка, хрипя, упал, когда мальчик резво встал на ноги, с лязгом вытаскивая трость из тела мужчины. Еще один удар и еще одно тело пронзило острие оружия. Крики раздались в большом кабинете, где любимый папочка решил преподать урок своим непослушным деткам. Решил, потянув за веревочки, заставить куколок танцевать под свою песню. Мальчишка, сильнее сжав пальцами острую трость, по лезвию которой стекала багровая кровь, оглядел три трупа.

- Жил маленький мальчик по имени Том,

Был сыном волынщика местного он.

И с самого детства учился играть,

Чтоб ровней отцу постаревшему стать... - пропел он колыбельную, что пели маленьким детям в работном доме перед сном, разыгрывая спектакль заботливых воспитателей; поднял глаза на стоящего поодаль брата.

Тот вскинул перепуганный взгляд в ответ, понимая, что назад пути уже нет.

- Зачем?.. - прошептал он едва слышно.

Но его брат только спокойно проговорил:

- Идем, я уверен, охрана уже спешит сюда.

Он хотел было выйти, но замер, когда младший брат налетел на него, крепко прижимаясь к его спине.

- Не надо...

- Надо. Пора уходить.

- Тогда... - его пальцы коснулись руки брата, накрывая ладонь, сжимающую набалдашник окровавленной трости. - Давай, я помогу.

- Нет, - старший одернул руку. - Ты не притронешься к оружию, ясно?

- Да, - выдохнул он. Рука, обнимавшая грудь брата, соскользнула вниз, отпуская его. - Но я рядом.

- Я знаю, - улыбнулся парень. - Я тоже.

И они покинули кабинет мертвого папочки, встречая с холодными глазами охранников и воспитателей, что попадались им на пути. Дети в страхе разбегались, крича, когда один из рыжеволосых близнецов с таким спокойным лицом вонзал острие трости их папочки в перепуганные тела воспитателей.

С каждым новым криком и каждой новой порцией крови, обагрявшей лезвие трости, обрезалась новая нить с пальцев погибшего кукловода, давая свободу действий непослушным куклам, так и не сломленным жестокостью работного дома.

Они и не знали, что во всем этом кровавом месиве кто-то случайно свалил заграждение камина.

Понять это можно было только тогда, когда они шли вдоль пыльной дороги, а за их спинами начал полыхать алым огнем дом «Спасение».

Ни один из близнецов не обернулся. Только младший нашел руку брата, переплетая с ним пальцы, глядя на окровавленную трость в его руках.

- Жил маленький мальчик по имени Том,

Был сыном волынщика местного он.

И с самого детства учился играть,

Чтоб ровней отцу постаревшему стать...

- Через холмы в неизвестную даль,

С песней умчалась волынки печаль

Порывистый ветер, играясь, унес

Атласную ленту из длинных волос… - подхватил младший брат колыбельную, что они теперь пели горящим трупам в глубине детского работного дома.

***

Я стоял, как вкопанный.

Руки сами собой опустились, когда импресарио замолчал. Он стоял со спокойным лицом, словно не было ничего. Словно он только что не рассказывал мне о том, что собственноручно убил директора и всех воспитателей старого работного дома. До детей ему не было никакого дела, поэтому он не пытался никого спасти, когда приют начал гореть.

Я не знал, что говорить.

Джокер тоже.

Лишь импресарио забрал трость у брата, прокрутив в руках.

- Работный дом «Спасение» был простым сборищем безродных бесхозных детей, до которых никому не было дела. Выполняя самую грязную работу, дети добывали себе пропитание и расположение папочки, - он ядовито шикнул. От одного только голоса Дросела Кайнца мне становилось не по себе. - Девочки были и техничками в ближайших барах, и кухарками, и проститутками. Последняя роль частенько доставалась и миловидным мальчикам, но чаще они были грузчиками. Тяжелая работа. Ах, законодательство так добро, когда говорит о невозможности эксплуатации детского труда, - он безжалостно рассмеялся, а я выронил из пальцев лист бумаги со статьей о пожаре в работном доме много лет назад. Его смех эхом разнесся по кабинету, но Дросел быстро принял свой безэмоциональный вид. - Бред. Они находили способ надавить на любого.

- И на тебя?

- И на меня, - ответил импресарио, а жонглер одернул взгляд в сторону.

Ну да, делая больно его младшему брату, они весьма эффектно эксплуатировали старшего.

- И ты не выдержал? - почему-то хриплым голосом спросил я.

- Не выдержал, - холодно ответил он. - А когда мы уже покинули заведение, то встретили одного человека, который направлялся в Лондон. И он с радостью взял нас с собой, ему показалось забавным, что двое одинаковых ободранцев спалили целый работный дом. Да и согласился помочь похоронить трупы тех, кто был заколот на улице, чтобы следы никто не нашел.

- Гробовщик! - ахнул я.

- Какой догадливый, - склонил вбок голову Дросел.

- И что ты скажешь на счет Лэга Тайкера?

- А что на счет него тебя интересует? – безэмоционально мурлыкнул он.

- Он молод!

- О, ты и вправду думаешь, что я не знал? Да, двадцать семь лет это не так уж и много. Он почти юноша еще…

- Да почему, черт возьми!? – воскликнул я, совершенно ничего не понимая.

Импресарио сухо усмехнулся.

- Он тоже прячется. Не знаю от кого, и знать не хочу. Но кто же будет лезть к полоумному старику, роющему могилы? Его скорее обойдут стороной, нежели начнут задавать неуместные вопросы. Он выбрал весьма удачную маску, и весьма удачно играет свою роль. Мы вовремя столкнулись с ним, и безоговорочно поняли друг друга.

Я судорожно выдохнул, проводя руками по лицу. Вся эта история не укладывалась в голове, но последний кусочек белоснежной мозаики встал на свое место.

И я не сдержал громкого истеричного смеха. Запрокинув голову, я смеялся, чувствуя на себе недоуменный взгляд Джокера и безразличный Дросела. Я видел, как по рисунку слезы на щеке жонглера скатилась реальная слеза.

А я смеялся.

- Вот это да, - проговариваю, прекрасно понимая, что это уже просто истерика. - Браво! - мои аплодисменты разнеслись в тишине комнаты. - Идеальные роли для идеальных актеров. Импресарио цирка Хоррорхайв - серийный убийца. Вы отлично подобрали свои роли. Жонглер, вечно улыбающийся и неугомонно скачущий по арене цирка, вся сущность которого на самом деле выражается в слезах, нарисованных на щеках. И спокойный безучастный импресарио, который играет роль кукловода, хотя на самом деле испытал на себе роль куклы. И вправду гении своего дела.

Я усмехнулся.

- Находишь это смешным? - тихо спросил жонглер.

- Да, - честно ответил я. Перевожу взгляд на импресарио. - Ты не устал?

- О чем ты? - безэмоционально протянул он.

Смешок вырвался из груди.

- Все взваливаешь на свои плечи, так? Не позволяя Джокеру даже касаться оружия, ты взвалил на себя бремя хладнокровного убийцы. Ты убил не только тех, кто обижал вас, но и невинных детей, таких же, какими были вы. Теперь искупаешь грехи, попав в цирк и спасая души? Напяливаешь на себя маску равнодушия и что в итоге? Ты ему, - киваю на жонглера, - только больнее делаешь. Лучше бы о нем заботился, раз уж с самого детства его опекаешь, а не о других людях. Ты все равно ничем циркачам не поможешь. Ты дал им крышу над головой и новую семью. Но сейчас кто-то все это разрушает. Убийца не пойман!

- Да перестань ты, - взмолился Джокер. - И без тебя тошно!

- Где твоя привычная улыбка? - тихо спрашиваю у него.

Жонглер тут же замолчал, зажмуриваясь.

- Что ты хочешь от нас? - обращается ко мне импресарио.

- Я не знаю, - честно признаюсь близнецам. - Я думал, что это ты совершал убийства в цирке, а оказалось вы все это время талдычили о работном доме, который спалили.

- Не мы его сожгли! - крикнул Джокер.

- Да какая разница!? - кричу в ответ. - Суть-то в том, что мои догадки разлетелись прахом. И вы двое, хоть и убийцы, но к этим преступлениям отношения не имеете! Получается, что вся моя теория развалилась и маньяк все еще в шатре. И новая жертва может быть кем угодно. И неизвестно, когда новое убийство произойдет.

Странная опустошенность ощущалась внутри. Близнецы стояли, ничего не говоря, а Джокер вдруг присел, вытаскивая из кучи валяющихся бумаг на полу два листочка. Он показал их импресарио. Я успел заметить, что фото на них были одинаковые: мальчик с острым прищуром глаз и волосами, чуть длиннее плеч. Это были они.

Импресарио смял листы в руке.

- Они мертвы, - с этими словами он отбросил их в угол как ненужный мусор.
Я был растерян, напуган, опустошен. Все мои домыслы и догадки, построенные на подслушанном разговоре, разлетелись как прах. Дросел Кайнц убийца, но отношения к убийствам в цирке не имеет. А значит это снова тупик.
Я ощущал, как та мозаика, что я складывал с таким трудом, разваливается, а все белоснежные неровные детали разлетаются в разные стороны.
Мы ничего не выяснили.
Ничего не нашли.
Я обернулся к рыжеволосым парням, молча наблюдая за тем, как Дросел пальцами проводит по щеке брата, стирая мокрые дорожки слез, которые он не смог удержать во время рассказа об их с братом прошлом. Тонкие пальцы импресарио очертили самыми кончиками края нарисованной черной слезы, а жонглер просто стоял, смотря в глаза близнеца. В сиреневых глазах сейчас не было ни смеха, ни веселья. Ему не стать клоуном, как я думал раньше.
Хотя, Джокер прекрасный актер. Даря циркачам радость и веселье, демонстрируя свою независимость, он оказывается таким зависимым от старшего брата. Он слаб.
Я видел, как он стиснул зубы, на секунду глянув на кучу листов, лежащих на полу. Дросел, заметив это, молча схватил его за плечо, резко притягивая к себе и крепко обнимая. Жонглер, задрожав, опустил лицо на плечо близнеца, а импресарио просто гладил его по волосам, смотря такими спокойными и безэмоциональными глазами в стену. В никуда.
Стало больно за них двоих, но я… не осуждал их. Ни за что. Ни за один поступок.
Это их жизнь.
И в ней они выбрали не закон. А друг друга. Свободу. Цирк.
Я смотрел в не моргающие глаза импресарио, холодные, кукольные, неживые… Джокер плакал пускай и беззвучно, но с силой вцепляясь пальцами в камзол Дросела. Его плечи подрагивали.
- Дросел, - шепнул я одними губами, не зная, слышит он меня или нет, - сними маску…
И его стеклянные глаза наполнились влагой, когда с края глаза скатилась крупная слеза, оставляя мокрую дорожку за собой. Он не вздрогнул, не всхлипнул, не моргнул.
Слезы просто катились по его щекам, а он все так же опустошенно смотрел сквозь воздух… Кукла живая. И тоже умеет чувствовать.
А я просто вышел.
Все рухнуло.
Все мои идеи и мысли разлетелись прахом. Я думал, что Дросел Кайнц, совершивший убийства в юности и был тем маньяком, что безнаказанно резал артистов. Но теперь я все понял из происходящего. Близнецы, с детства попавшие в работный дом, где любимый папочка только и делал, что наживал деньги на бедных детях, не выдержали подобного отношения и при одной из головомоек, они не выдержали. И старший из братьев взял на себя ответственность за поступок, что они совершили – убили всех, кто издевался над ними, превращая в безвольных кукол.
А когда месть была совершена, и идти было некуда, они встретили Лэга Тайкера. Еще один человек, актер, который случайным образом попал в эту историю, пришел им на помощь, похоронив несколько трупов. Он привез мальчиков в Лондон и, скорее всего, помог перебраться в единственное место, которое могло стать их домом.
Цирк Хоррорхайв.
Где они выбрали для себя новые роли, взяли новые имена и стали другими людьми.
- Жил маленький мальчик по имени Том… - шепотом пропел я, ступая по одиноким темным коридорам, колыбельную для трупов.
Все стало понятно.
Но убийца не был найден. А это значит, что еще не конец… История не окончена.

Это не конец кошмара, а только начало.
Догадывались все, но толком молчали.
Карлики, клоуны, комната страха…
Добро пожаловать, карнавалу старт дан.

*выключаем*

Дата добавления: 2015-10-26