Читайте также: |
|
Утро имеет свойство скрывать то, что было ночью. Когда снится страшный сон, когда мы просыпаемся в холодном поту, кричим от страха, утром, как правило, этот сон мы вспоминаем с трудом. А трудовые будни и вовсе заставляют забыть о приходящих ночью страхах, развеивая их как прах.
Так вышло и у нас. Утром мы проснулись с мыслью, что в скором времени нам придется открыть ворота цирка и впустить в них сотни зрителей, приветствуя их и провожая на шоу. В скором времени начнется шоу «Ноев Ковчег», и мы, как цирковые артисты, должны будем надеть свои маски. И сыграть свою роль идеально.
Репетиции начались с большим упорством, суматоха стала все громче, а улыбки на лицах все шире. Работа поглотила всех, давая забыть о том, что среди нас скрывается убийца. Кажется, единственный, кто до сих пор держал эту мысль крепко прикованной в своей голове — это импресарио. Дросел, как и всегда, выглядел отстраненным и безучастным ко всему, но что-то явно гложило парня. Но что, я не понимал. Выглядел он, вроде, как и всегда: белая рубашка, пусть и другая, синие штаны, заправленные в высокие сапоги, синяя лента на шее, а так же неизменные белоснежные перчатки.
Мне нужно было забрать из костюмерной кое-какие ткани для реквизита, но, задумавшись, я даже не заметил, как перепутал двери. Я вошел в небольшое помещение, замерев.
Это была вовсе не костюмерная, это была гримерка. Но только не общая, а...
Спиной ко мне стоял знакомый брюнет.
...Это была гримерная иллюзиониста Билла Каулитца.
Он вздрогнул, когда дверь за моей спиной случайно хлопнула, и резко развернулся, почему-то сильно удивившись.
- Том? - хлопнул он глазами, а я улыбнулся, заметив, что на парне не было макияжа. Так он выглядел весьма мило и... не так, как обычно. Пропала та таинственность, что так завораживала взгляд.
- Не думал, что ты знаешь мое имя, - хмыкнул я, сложив руки на груди.
- Почему? - удивился он.
Я вскинул брови. Это что же, иллюзионист заделался в клоуны или перенял у гробовщика странное чувство юмора?
- Ну, хотя бы потому, что ты меня не замечал все эти дни, - я просто пожал плечами.
На лице Билла пролегла тень грусти, после чего парень почесал затылок.
- Замечал, просто ты не видел.
- И грубил... - добавил я.
- Что? - не понял он.
Я был крайне удивлен. Это что же, отсутствие косметики делает иллюзиониста таким разным? Он, конечно, мастер фокусов, но этот выглядел весьма странно. Это было похоже на то, как пресловутые клоуны достают кролика из шляпы. Так же глупо и непонятно.
- Еще скажи, что не помнишь? - прыснул я.
Билл пожал плечами, улыбнувшись.
- Прости, я бы не хотел, чтобы ты обижался. А что ты здесь делаешь?
Не хотел, чтобы я обижался? Вот это новости.
- Перепутал твою гримерку с костюмеркой.
- А, ты просто свернул не туда, - весело хохотнул парень.
Это, надо заметить, удивило меня еще больше. Странно, но такой образ иллюзиониста мне казался не таким уж таинственным и завораживающим. Билл выглядел... просто. Как внешне, так и в своей манере разговаривать.
Вдруг на всю комнату заиграла мелодия одной из самых известных песен Майкла Джексона. Парень быстро схватил мобильник со стола.
- Музыка под настроение?
- Что? - снова переспросил он.
- В прошлый раз у тебя на звонке играл «Реквием по мечте», - поясняю я.
- Ааа, ты об этом... Да, под настроение, - кивнул он, принимая вызов. - Извини.
Он отвернулся, начиная что-то быстро тараторить в трубку, а я спешно покинул гримерную, находясь в смешанных чувствах. С одной стороны я был счастлив, что Билл Каулитц заговорил со мной. А с другой... я почему-то не чувствовал, что это хорошо. Мне казалось, что иллюзионист из тех людей, общения которых нужно долго и упорно добиваться. А сейчас все это оказалось так просто...
Значит, я вполне могу сойтись с Биллом как коллеги по работе.
Тогда почему меня это не обрадовало?
***
Погода была благосклонна. Солнце было на нашей стороне.
Улыбки людей были нескончаемы.
- Внимание, внимание! Добро пожаловать в цирк Хоррорхайв! Наши двери всегда открыты для вас! - кричали девушки в один голос, подходя к заходящим в ворота людям и притягивая цветные воздушные шары.
- Сегодня вас ждет незабываемое шоу! - закричал Джокер, жонглируя разноцветными мячиками прямо на ходу.
Вокруг стоял шум и гам, кругом звучали смех и радостные возгласы. А я огляделся, понимая, что попал в совершенно иной мир. На улице была прекрасная погода, словно и не было в начале недели сильного ливня. Кругом играла музыка цирка, артисты сновали прямо перед шатром, развлекая гостей до начала представления. Девушки танцевали, парни тягали тяжести, а весь этот цветной балаган заставлял в глазах рябить от яркости и улыбок.
- Лежать! Лежать, я сказала! - крик Бист заставил меня обернуться.
Я ахнул, оглядывая ту самую дрессировщицу, что совсем недавно была подавлена и ужасно напугана. Сейчас неподалеку от меня стояла сильная роковая девушка в весьма откровенном костюме: ее талию стягивал кожаный черный корсет, красно-черная юбка даже не доходила до линии чулок, которые на подвязочках элегантно перетягивали ее длинные ноги. Ярко-красный цветок в черных кудрявых волосах был точно в цвет губам и помаде девушки, а длинные сетчатые перчатки обтягивали красивые руки. Резкий взмах, и раздался удар хлыста, от которого львица в клетке зарычала, оскалившись на дрессировщицу. Зрители восторженно смотрели на них, открыв рты. То ли от красоты девушки, то ли от того, что львица точно исполнила команду строгой дрессировщицы.
Вот оно, то самое чувство, когда кажется, что время не просто остановилось, а пошло назад. Те самые костюмы, те самые декорации, что я видел на картинках, разглядывая фото бродячих цирков девятнадцатого века. Им удалось воссоздать это. В полной мере.
Заиграла странная музыка, а я обернулся, выдохнув от восторга.
Мимо меня шел Дросел Кайнц, крутя ручку... шарманки, что висела у него на шее. Синий камзол с крупными желтыми пуговицами в стиле девятнадцатого века, на голове был в цвет ему синий цилиндр, опоясанный красной лентой. Белая рубашка на шее перевязана красным бантом, а синие штаны привычно заправлены в шнурованные сапоги. Но больше всего меня поразило лицо: глаза парня были накрашены в цвет его линзам, а на щеке был странный рисунок, точно такой же, как на шарманке.
И я узнал мелодию, что он играл и пел ей в такт...
- London bridge is falling dawn, falling dawn, falling dawn. London bridge is falling dawn, my fair Lady…
Он пел медленней положенного, но получалось у него невероятно красиво.
- Не забывай, что ты хозяин, а не гость, - проходя мимо меня, шепнул импресарио.
И правда. А я ведь засмотрелся на это так, словно впервые попал в цирк. Как тогда, когда мне было девять лет.
Он прав. Пора срастись со своей маской. Я ловким движением поджег факел в своих руках.
И, набрав в рот керосина, с силой выплюнул его на пламя, откидывая голову назад, чтобы избежать ожога. Пламя вырвалось вперед, словно я выдыхал его изо рта, как дракон, а вокруг я услышал восторженные вздохи и аплодисменты. Факел прокрутил вокруг себя, подкинул в воздух и снова поймал, выплевывая оставшийся керосин изо рта прямо на огонь.
Пора начинать шоу «Ноев Ковчег», цирк Хоррорхайв, открывай свои двери!
***
За кулисами творилось что-то невообразимое. Мимо проносились артисты, не успевая переодеваться, но говорили шепотом, зная, что через пару минут начнется представление. Из-за костюмов и грима я не мог понять, кто есть кто, я еще никогда не видел их в таких образах. Я сам был одет в тот костюм, что сшили мне для выступления, правда Лира внесла в него небольшие изменения. Теперь на мне были брюки из плотной ткани, подобные тем, что были надеты на всех артистах, наверху была белоснежная рубашка с крупным жабо, подколотым брошью, высокие черные сапоги и черный плащ за плечами. А в руках я сжимал маску Гая Фокса.
Мимо меня пронесся кто-то, чуть не сбив с ног. Я успел поймать девушку, одетую в прекрасное коротенькое белое платье, украшенное белыми розами. На голове ее была шляпа из роз, почти полностью закрывающая лицо. А на стройных худых ножках — чулки на подвязках. Правда на правой ноге чулок был идеально белый и кружевной, а на левой — в черно-белую вертикальную полоску. На ножках красовались очаровательные белые балетки. Она подняла на меня глаза, точнее один глаз (второй был спрятан шляпкой), а я увидел длинные накладные ресницы с белыми бусинками на кончиках.
Она заливисто рассмеялась, а смех показался мне знакомым.
- Ну вот, второй раз в тебя врезаюсь.
Что? Второй раз?
И тут я вспомнил свое первое появление в цирке, когда в меня врезалась девочка, удивительно похожая на мальчика.
- Долл? - ошарашено переспросил я. - Куколка?
- Не узнал? — широко улыбнулась канатоходец. - А это я.
Они присела, сделав короткий реверанс. В этих белых цветах, в чулках она выглядела невероятно женственно.
- Ты тоже отлично выглядишь, - улыбнулась она, поняв, что из-за шока я и слова сказать не могу. - Прости, мне пора бежать. Эй, кто-нибудь видел мой зонтик?
И с этими словами девчушка убежала. Я посмотрел ей вслед, понимая, что никогда не узнал бы в той похожей на мальчика девочке, такую неземную красоту.
Вот, что значит цирк. Мы надеваем маски, скрывая свое истинное лицо, мы прячемся от зрителей под цветными улыбками, и им никогда не понять, кто мы есть на самом деле.
- Сейчас начнется, - шепнул мне оказавшийся рядом Джокер, едва заметно приоткрывая занавес, чтобы видеть арену. Я подошел к нему, переводя взгляд на готовую к началу шоу ярко-красную арену с декорациями старого Лондона.
В зале не было ни одного свободного места, а, как только свет начал потухать, там повисла тишина. Раздались аплодисменты, приветствующие выходящего на арену импресарио. Он шел, словно кукла, его движения были резкими и отрывистыми, словно он был марионеткой.
Дросел Кайнц опирался на трость, а второй рукой держался за край цилиндра, будто, если он отпустит его, то его голова просто переломится.
Кромешная тишина наступила в зале, а импресарио замер точно посередине.
- Я слышал... - мурлыкнул он, а от его голоса побежали мурашки по спине. - Я слышал, что королева Виктория разрешила нам... - он сделал шаг вперед, словно кукла. - Что она разрешила нам приехать в Лондон и развлечь его жителей своим представлением.
Я пригляделся, не понимая, что за странные ткани лежат на арене, явно возвышаясь над ней.
- Поэтому, мне пришлось вывести сюда парочку своих кукол. Я долго их делал, боясь, что королеве не понравится. И что вас они не обрадуют. Но... они вышли, словно живые. И они тоже хотят вас поприветствовать... - импресарио поднял голову, взмахнув тростью. - Маэстро, музыку!
И тут же громкая музыка ударила по ушам, а те самые ткани зашевелились, а из них выбрались... девушки танцовщицы, одетые, словно куклы. Они резко поднялись на ноги, словно кто-то дернул за ниточки на их руках и ногах. И замерли в странных позах, искривившись и согнувшись пополам.
Дросел уверенным шагом начал идти к ним и, подойдя к той, что стояла в центре... Словно провернул ключик на ее спине. Раздался характерный звук, когда заводят безжизненную куклу. Еще и еще, пока... Не началась музыка, а куклы резко не выпрямились, начиная танцевать.
Импресарио властно отошел в центр арены, запрыгивая на постамент, что был в самом центре. Он взмахнул тростью влево, и куклы подались туда же, он дернул ею вниз, и они словно попадали на кроваво-красный пол. И начался танец, завораживающий не только своей красотой, но и движениями, которые девушки так ловко копировали, будто, в самом деле, были куклами. А Дросел — безжалостный кукловод.
Ему так подходила эта роль. Танец становился быстрее, отчетливей, вспышки прожекторов мигали в такт движениям кукол. Пока не разогналась совсем и фанфарами не ударила по ушам, а Дросел прокричал нараспев:
- Улыбнись, веселись, заходи, отдыхай.
Цирк Хоррорхайв свои двери открывает.
Не бойтесь названия, не ждет вас потоп.
«Ноев Ковчег» ведь всех вас спасет.
Открыты двери в девятнадцатый век,
Мы назад отсчитали часов шумный бег
Цирк Хоррорхайв дает вам гастроли,
Будет на то воля королевы Виктории!
Наше представление пусть радует глаз.
Цирк Хоррорхайв приветствует вас!
Он стукнул тростью о постамент, и над ареной раздался звук разбившегося стекла, когда ткани, под которыми укрывались куклы в самом начале, взметнулись вверх, затягиваясь под самым куполом.
Зрители восторженно ахнули, захлопав от восторга. Я сам готов был аплодировать, стоя за кулисами и смотря на это. Цирк Хоррорхайв никогда не был похож на все остальные цирки в мире.
И поэтому считался одним из лучших...
- Я импресарио цирка Хоррорхайв и ваш покорный слуга в этом путешествии в девятнадцатый век. Мое имя Дросел Кайнц и я приветствую вас на шоу «Ноев Ковчег»! - громко прокричал импресарио, взмахнув тростью. И он склонился в таком привычном поклоне. - И мы начинаем, Леди и Джентльмены!
И в этот же момент те самые куклы, что стояли неподвижно после окончания танца, взметнулись вверх, словно кто-то резко потянул на себя невидимые нити кукол. И только тогда я увидел страховку, прицепленную к одежде девушек, которую было невозможно заметить из зала. Зрители восторженно ахнули, глядя, как вверху куклы забираются на мостики, замирая, а Дросел, воспользовавшись тем, что зрители смотрят под купол, быстро спустился, утаскивая постамент в сторону, а на арену уже выбежали следующие артисты...
Я смотрел и не верил своим глазам. Настолько отлажено, настолько гармонично. На грани страха и восторга, на грани красоты и безобразия, на грани цирка и театра...
Вот, что значит шоу «Ноев Ковчег».
Зрители, казалось, не переставали хлопать на протяжении всего шоу, а я даже не замечал, как проносится время, потому что это шоу настолько захватило меня своей таинственностью, музыкой и выступлениями, что я уже не понимал, когда и что нужно делать. Я слабо помнил свой собственный выход, когда импресарио объявил мастера огня. Как выполнял переделанную уже здесь программу, как вспыхнули декорации здания парламента за моей спиной и как они эффектно погасли от одного моего взмаха руки. Чувство восторга заполняло всего меня, когда я как будто сквозь вату слышал бурные аплодисменты зрителей, их радостные крики и свист по окончанию своего выступления. Это было... великолепно.
Впервые я почувствовал, что моя детская мечта исполняется. Когда я почувствовал себя настоящим цирковым артистом, который дарит радость и восхищение огромной публике.
Это нельзя описать словами. Я даже не помнил, каким номером я выступал, кто идет после меня, не помнил даже, как вообще ушел за кулисы, а рядом оказался Джокер, крепко обняв и потрепав по плечу в знак поддержки. Ребята, стоявшие там, говорили, что я выступил великолепно, говорили, что я молодец.
Нигде еще меня так не поддерживали. Я чувствовал, что я дома. Я там, где должен быть.
Мне не удалось посмотреть все выступления, потому что за кулисами постоянно требовалась кому-то помощь: Долл не могла найти зонтик, у Бист разорвалась бретелька, потому что костюм слишком сильно был затянут на огромной груди, Джокер потерял один из мячиков... Каждому нужно было помочь, каждому нужно было что-то посоветовать, каждого нужно было поддержать.
Особенно мне запомнился момент, когда за кулисами я увидел в стороне двух близнецов. Дросел пальцами приподнял подбородок брата, а Джокер послушно прикрыл глаза и положил руку на талию на камзол импресарио, когда тот тонкой кисточкой прорисовал ему слезу от левого глаза вниз, перечеркивая накрашенное веко. Джокер, как говорили ребята, все время забывал про грим. А близнец не переставал вырисовывать крупную слезу на его щеке.
Аплодисменты не заканчивались, шоу было в самом разгаре, артисты заведены и поглощены собственными выступлениями. Но все это померкло, когда Дросел Кайнц вышел на арену, взмахом руки прося зрителей о тишине. И они с радостью дали ее импресарио.
- А сейчас позвольте представить вам того, кто может не только исказить реальность одним взмахом руки, но и изменить время, цвет и форму всего, что вас окружает... Никакого мошенничества, только магия и ловкость рук... - загадочно проговорил он, а я уже понимал, о ком он говорит. Так вот почему предыдущим номером шли воздушные гимнасты, нужно было отвлечь зрителей, чтобы установить на арене странный каркас. Импресарио склонился в поклоне. - Поприветствуйте лучшего иллюзиониста в мире... Билл Каулитц со своей совершенно новой шоу программой, которую еще никто и никогда не видел! Аплодисменты, леди и джентльмены!
Зал взорвался бурными овациями, а я прилип к занавесу, чтобы не пропустить ничего. Весь шум и суматоха отошли для меня на второй план, сейчас было важно только одно — то, как на каркас, возвышающийся над ареной, поднимался Билл Каулитц. В том самом костюме, что я видел в костюмерной, в этом элегантном наряде. Его волосы каскадом струились по спине, а глаза, которые я увидел, когда парень обернулся вокруг своей оси, разглядывая зрителей, были густо накрашены.
Внутри что-то перевернулось от нескрываемого восторга иллюзионистом. Вот то, чего мне в нем не хватало во время нашего разговора. Тайна. Магия. Загадочность. Мистика. Все это было в его глазах...
Заиграла волшебная мистическая музыка, словно созданная специально для Билла, подходящая ему как никакая другая... Парень взмахнул рукой вверх, глядя под купол, а на его руку присел... белоснежный голубь. Он погладил птицу по голове, разворачиваясь и открыв стоящий на столике в самом центре каркаса большой сундук. Он был совершенно пуст, что продемонстрировал сам иллюзионист. Птица покорно села в него, а иллюзионист натянул ткань вместо того, чтобы закрыть сундук, скрывая содержимое от посторонних взглядов. После чего, проведя изящной ладонью по ткани... сдернул ее с сундука, выпуская на свободу целую стаю белых голубей.
Невероятно! Я замер, не веря своим глазам, когда около сотни голубей взметнулись в разные стоны, к сидениям в зрительном зале, после чего... вспыхнули, словно огоньки, рассыпаясь белой крошкой, похожей на снег. Зрители, как и я, с восхищением смотрел на эту красоту: словно зимой белый пушистый снег падал на них, я даже видел, как одна из девочек, сидящих в первом ряду, протянула ладошку, чтобы поймать снежинку, но они все потухли, исчезая.
Видение этого снежного шквала так и стояло перед глазами.
- Как красиво... - проговорила Долл, как оказалось, стоявшая рядом.
- Неужели ты не видела этого раньше? - спрашиваю у нее, не сводя взгляда с иллюзиониста, который приступил к следующему номеру.
- Нет, Билл никогда не повторяет своих шоу. И никогда не раскрывает секретов своих иллюзий.
- Что? Неужели никто не видит, как он репетирует?
- Нет, он никому не разрешает смотреть...
Мы замолчали, не желая отвлекаться от представления иллюзиониста, который вытворял поистине невероятные вещи. Такой красоты я не видел никогда. На грани магии и мошенничества. Разумом я понимал, что это просто фокус, идеально созданная иллюзия, но глазами я видел волшебство. Билл, весь Билл: его движения, его взгляд, его манеры — во всем была мистическая грациозность. Одного только взгляда на него хватало, чтобы понять, что... так хочется оказаться к нему ближе. Я не жаждал разгадать тайны его фокусов, это было бы неправильно, я жаждал окунуться с ним в эту иллюзию.
И после нашего разговора в гримерной, у меня была надежда, что эти мечты осуществимы.
Музыка резко сменилась, а Куколка рядом со мной даже пискнула от восторга.
- Коронный номер! - протараторила она, с поистине детской непосредственностью смотря на арену цирка.
Коронный? Тот самый, что обещал стать легендой?
Я впился взглядом в Билла, на каркас, куда двое близнецов и сам иллюзионист выкатывали... кресла. Три красивых старинных кресла были поставлены по кругу на каркасе, развернутые друг к другу. Посередине стоял стол со странным подсвечником на три свечи.
В зале воцарилась гробовая тишина, когда Билл остался на сцене в одиночестве. Он медленно подошел к столику, двумя пальцами проводя по центральному фитилю, после чего свечка вспыхнула.
- Как он... - я даже слов не нашел, ведь огонь — это моя специальность. Но я так не умел.
Свет в зале приглушили, освещение было лишь от одной центральной свечи в подсвечнике. Музыка начала набирать обороты, угнетая и наводя даже легкий ужас.
Я сглотнул, почему-то чувствуя дрожь во всем теле. Что же за номер у него?...
И иллюзионист галантно опустился в одно из кресел...
Он поднял руку вверх и резко опустил, от чего весь свет погас!
Я ахнул, когда первым делом вспыхнули все три свечи, а потом и свет над ареной.
И не верил своим глазам...
- Невероятно! Смотрите! - раздалось за кулисами.
- Как он сделал это!? Как же так? - раздалось в зале.
А я смотрел и думал, что мне мерещится, потому что в двух остальных креслах сидел... Билл. Точнее не так, в каждом кресле сидело по Биллу.
На арене их было три.
Абсолютно одинаковых.
И они одновременно поднялись с кресел, зашагав по кругу, путая, кто есть кто, где кто, а ведь все трое были совершенно одинаковыми: взгляд, волосы, фигура, глаза, лицо, руки, одежда... ВСЕ! Почему-то лучевое освещение, которое было направлено теперь на всех трех клонов, мигнуло, что явно не было запланировано в шоу, но на фоне невероятности происходящего, никто из зрителей этого просто не заметил.
Музыка начала ускоряться, а я только сейчас узнал ее. Та самая, что была на звонке у Билла в первый раз.
«Реквием по мечте»...
Она звучала все громче и громче, все трое иллюзионистов подхватили ткани, сдернув их с каркаса, одинаково двигаясь и, как только музыка последними аккордами ударила по ушам, они накрыли друг друга огромными тканями, после чего потоком взметнули вверх, оставляя ткань в руках... только одного Билла. Остальные двое исчезли.
Секундный ступор принес полнейшую тишину, когда иллюзионист склонился в галантном поклоне, сжимая в руке длинную огромную ткань, струящуюся по полу.
И зал взорвался бурными аплодисментами, не просто крича «Браво!» и аплодируя, они вставали со своих мест, стоя восхваляя иллюзиониста.
Их было трое... Трое? Одинаковых? Он что же... клонировал себя? Магия зеркал? Обман зрения? Как, КАК такое возможно?
Не сдержав эмоций, я громко захлопал, что сделали и остальные циркачи, стоящие за кулисами. Билл галантно выпрямился, чуть улыбнувшись, собирая овации публики, после чего развернулся и зашагал прочь, за кулисы и, не дойдя до них, ткани скрыли парня и он... тоже исчез.
Это было великолепно. Фантастически. Невероятно.
Сам факт того, что только что на арене их было трое, заставлял восторгаться молодым иллюзионистом. Я чувствовал, как адреналин играет в крови, как сердце бьется чаще. Это восторг. Восторг от него.
Я и хотел сказать ему об этом, лично поделиться своими впечатлениями от его номера... Все были правы — этот номер просто обязан стать легендой.
- Я думаю, вы сполна насладились таинством иллюзий нашего прекрасного Билла, не так ли? - громко проговорил импресарио, выходя на арену сразу после того, как парни укатили кресла с каркаса. - И сейчас самое время подвести итог нашему шоу...
Зрители зааплодировали, когда все мы — все артисты шоу «Ноев Ковчег» под ритмичную балаганную музыку выскочили на арену, давая финальный номер...
Я никогда не испытывал таких чувств. Я никогда не испытывал таких эмоций. Все это было со мной впервые.
И я знал, с кем хочу ими поделиться...
***
Билла я нашел почти сразу после того, как зрители покинули территорию цирка. Сегодня был запланирован только один раз выступления. Во все будние дни они будут идти только раз — вечером, а в выходные сразу по три шоу в день.
Меня до сих пор трясло от восторга, овации и восторженные крики публики стояли в ушах, а перед глазами так и плясали цветные огоньки прожекторов. Я впервые выступал на настоящем цирковом шоу и был его неотъемлемой частью. Но мне никогда не сравниться с тем, что сделал на арене Билл Каулитц. Я до сих пор не мог понять, как ему удалось продемонстрировать сразу трех себя, но почему-то я знал, что никогда этого не разгадаю. Никто не разгадает. Билл просто не откроет тайну своего номера.
Я вышел на арену, где уже прекратилась суета после первого выступления. Я знал, что Билл там, об этом мне сказала Бист, видевшая как иллюзионист выходил на арену. Я одернул занавес, выходя на красный ковер.
Иллюзионист стоял вместе с осветителем, что-то громко крича.
Я подошел ближе, но Билл, в порыве нескрываемого гнева, этого даже не заметил.
- Как это понимать!? - закричал он, взмахнув рукой. - Вы решили угробить мой номер!?
- Билл Каулитц, - начал было неуверенно осветитель, но иллюзионист жестко перебил его.
- Молчать, когда я говорю! Мне плевать, что там у вас с перепадами напряжения. Задержки со светом даже на секунду могут угробить весь номер на корню. Вы хоть понимаете, что могли все испортить!? Я не для этого всю жизнь готовился к этому номеру, ясно!? - кричал он в ярости, так что даже мужчина нервно сжался. - Мне плевать, как, но вы сейчас же должны все исправить. И не дай Бог вы сейчас же не приметесь за работу,... вы крупно об этом пожалеете. Мой номер для меня важнее, чем вы, ясно!?
- Да, все ясно... - пролепетал он.
Иллюзионист резко развернулся и, не заметив, что я стою совсем близко, чуть не стукнулся об меня. Он отошел, оглядев меня с презрением и ненавистью, как делал это... раньше.
- А тебе что нужно? - рявкнул он.
Я опешил, меня, словно чем-то тяжелым по голове огрели. Эти глаза, этот голос... он снова стал таким, каким был. Раньше. Когда не замечал меня.
- Я лишь хотел сказать, что ты великолепно выступил, - пожимаю плечами.
- Отлично. Ты где-то семидесятый человек, который говорит мне это. Успокоился?
Я открыл рот, желая хоть что-то сказать, но меня опередил звонок его мобильного.
«Реквием по мечте» разнесся над ареной, когда иллюзионист в ярости развернулся и пошел прочь, за кулисы, выуживая мобильник из кармана.
А я так и стоял, смотря вслед удаляющемуся парню, окончательно запутавшись в своих ощущениях и эмоциях.
- Том, - вздрагиваю, узнав голос Куколки.
Я обернулся, глядя на девчушку с ее цветочной шляпкой в руках. Она виновато глянула вслед Биллу. Надо же, я даже не заметил, как она оказалась рядом.
- Не обращай внимания, - ее личико озарилось светлой улыбкой. - Билл всегда переживает, когда что-то идет не так. Он скоро успокоится.
Ее уверенность отчасти передалась и мне.
Я потрепал девчушку по взъерошенным волосам, а она весело захохотала.
- Да, наверное, ты права.
Куколка кивнула.
- Идем отмечать успешное открытие шоу? - улыбнулась она.
- Конечно. Идем.
***
Я, наверное, должен позвонить Бетти и сказать, как сильно я ей благодарен. Ведь именно она помогла мне попасть в цирк Хоррорхайв, который впустил меня в свои ворота, на свою арену, в свою труппу.
Без нее мне бы никогда не удалось попасть сюда, что было бы самым печальным событием в моей жизни. Шоу «Ноев Ковчег» и вправду оказалось наполненным тенью старины и девятнадцатого века, оно словно источало аромат магии и волшебства, передавало настроение самого первого шоу «Ноев Ковчег», которое состоялось сто восемьдесят лет назад.
Я был полностью доволен открытием цирка, тем более, что так подфартило с погодой. А сейчас мы вместе со всеми циркачами сидели в большой гостиной, кто на диванах, кто на полу, а особо одаренные (это я про Джокера) так вообще умудрились сесть прямо на стол. Но сейчас правила этикета были абсолютно не важны — мы дали потрясающее открытие цирка с программой «Ноев Ковчег» и могли себе позволить расслабиться. Мы сидели кто с чем: кто с чаем, кто с соком, кто с кофе, просто болтая и наперебой рассказывая о своих впечатлениях. Больше всего всех, конечно, поразил номер Билла, который, кстати, пришел к нам не сразу. Но на любые просьбы ребят рассказать, как он может «растраиваться», Билл либо молчал, либо говорил, что вопрос задан бессмысленно. Он никогда не откроет тайну своих номеров. Тем более этого номера. Я же мог спокойно пить кофе и любоваться иллюзионистом, обдумывая план действий. Хотя планом это сложно было назвать, да и действий никаких пока не намечалось. Я скорее обдумывал его поведение и как же мне к нему подступиться. То, что иллюзионист, хоть и отстраненно, но явно раскрепощеннее общается с циркачами, чем со мной, давало понять, что либо он не приемлет новенького в устоявшийся коллектив, либо ему не нравлюсь сам я. Первое было бы желательнее. Потому что рассчитывать на то, что со временем он оттает и будет относиться к новичку снисходительнее, было куда приятнее.
Я оглядел присутствующих, шумно болтающих между собой. Взгляд сам собой упал на Куколку, которая сидела на спинке дивана, весело хохоча. Ее длинная челка густо падала на один глаз, не желая показывать его, впрочем, и ее шляпка для выступления была сделана так же: все равно было видно только один глаз. Это было странно, но, может, это всего лишь совпадение? Жаль, что я пока не успел увидеть ее номер, а так хотелось! Все-таки она такая хрупкая и совсем юная, а уже канатоходец. И, судя по тому, как она со всеми общается — довольно давно.
Я так же не успел взглянуть на выступление Бист, хотя слышал, как громко аплодировали ей зрители. Уж не знаю, что больше впечатлило их — умение дрессировщицы приручать диких свирепых кошек или же наряд ее самой? Но, как мужчина, не могу не заметить, что наряд потрясающий, как и его обладательница. Бист была шикарна, как в цирковом костюме, так и в повседневной одежде. Пораскинув мозгами, могу предположить, что и безо всякой одежды тоже. Хотя взгляд Бист четко давал понять — никому из собравшихся мужчин не на что надеяться и не о чем мечтать. Она скорее засунет посягателя в клетку к своей любимой Кити, чем позволит прикасаться к себе. У девушки прекрасная самооценка, это достойно похвалы.
Меня привлек разговор...
- Дросел, смотри, - одна из девушек протянула какой-то лист импресарио. Краем глаза я успел заметить, что там была напечатана фотография. Дросел Кайнц прищурился, а девушка посмотрела на него полными надежды глазами. - Она из Испании. Мы будем когда-нибудь там?
Что? Какая Испания? У нас же не переездной тур. Или они не про шоу говорят? Я сделал вид, что увлечен беседой Бист и Джокера, которые, не переставая, подкалывали друг друга, а сам прислушался к разговору этих двоих.
- Откуда она?
- Монастырь святого Патрика.
- Хм... Ты выходила на нее? - этот вопрос заставил меня нахмуриться. О чем это он?
- Нет еще, я просто нашла это и небольшую статью.
Она протянула ему еще один лист, а я поджал губы от разочарования, что не могу посмотреть, что там. Что-то все это мне начинало не нравиться.
- Сбегала? - спросил Дросел после, вероятно, прочтения бумаги.
- Да, ее поймали и вернули.
- Раз сбегала, значит, монастырь не такой уж святой, - с угрозой в голосе протянул он. - Я пока никого из цирка выпустить и впустить не могу после недавних событий, поэтому либо по окончанию шоу, либо как только эти неразберихи, - он намеренно избегает слова «убийства»? - закончатся, мы с тобой съездим туда, хорошо?
- Конечно! - кажется, девушка была безмерно счастлива. - Спасибо тебе, Дросел!
- Пока не за что, - спокойно проговорил импресарио. - Не упускай ее из виду, последи за ней через интернет и газеты, может, что еще появится, статья какая-нибудь... В общем, будь в курсе, если что, говори мне.
- Конечно, спасибо! - девушка даже подпрыгнула, хлопнув в ладоши. Удивительно, как она удержалась, чтобы не броситься ему на шею. Хотя, я сомневаюсь, что кто-то решился бы на подобное. Явно всем известна острота трости Дросела Кайнца.
- Билл, а ты почему задержался? - спросил Спенсер, а я в очередной раз вздрогнул от его голоса. Бас с явно военной выдержкой.
Я перевел взгляд на иллюзиониста, который покрутил в руке кружку из тонкого фарфора, которая сейчас так подходила ему под образ величественного аристократа. Билл поднял на мужчину глаза.
- Я был занят. Только и всего.
Скорее всего, в очередной раз высказывал недовольства работникам сцены. Осветителю он разнос сегодня уже устроил, не удивлюсь, если еще на кого зубы оскалил.
Вечер обещал быть теплым и приятным, все-таки компания подобралась невероятно дружная. Я улыбнулся своим мыслям, грея руки о чашку с кофе, но внутри было какое-то едва уловимое беспокойство, словно зря мы вот так расслабляемся. В голове иной раз все еще всплывали мысли об убийствах, но я гнал их прочь. Все-таки, сейчас-то все спокойно.
Еще одно качество каждого человека: не трогать проблему, не думать о ней, пока она снова не дала о себе знать, не надрывать коросту, пока рана не заросла окончательно, чтобы можно было выкинуть из головы мысли как лишний, уже ненужный мусор.
Но вот только есть одна смешная и даже забавная оплошность — обстоятельства от наших мыслей не зависят.
В комнату ворвался один из танцоров, который пять минут назад ушел в туалет.
Его появление первым делом заставило заткнуться. В комнате повисла тишина, потому что все сразу же уставились на перепуганное и полное ужаса лицо танцора...
- Т-там.. На арене... - большего он сказать не смог, потому что его затрясло, а зубы застучали.
Такого ужаса на лице человека я не видел давно. Как и в прошлый раз, первым пришел в себя Дросел, перепрыгнув через наставленные кругом стулья и чашки, и вылетая из гостиной.
Мы подорвались следом. Благо, что я сидел у выхода, поэтому не толпился, а сразу же выскочил в коридор, побежав за импресарио.
Хоть танцор и не смог ничего нормально сказать, но одного «на арене» было достаточно, чтобы догадаться, что произошло. От одного осознания, что все мои мысли по поводу наступившего спокойствия были жалким фарсом и ложью, стало обидно до горечи. И страшно. Страшно от того, что рана надорвалась сама, мои мысли были здесь ни при чем.
Я слышал по шуму шагов, что все остальные бегут вслед за мной, прямо к арене. А я быстро пытался сообразить, как же танцор оказался на арене, но разумный ответ получил сам собой: туалеты есть в соседнем шатре и в этом, но нужно пройти через арену. Неудивительно, что он нашел...
Труп.
Вылетая из-за кулис на кроваво-красный ковер, я первым делом увидел это, тут же отвернувшись и зажав себе рот рукой. По одному только резкому запаху крови стало ясно, что на этот раз одним перерезанием горла дело не ограничилось. Уже не было страшно, было омерзительно от мысли, что ничего не кончилось. Нас вернули с небес на землю. Наш коллектив не такой уж сплоченный и добрый, в нем все еще находится убийца.
Пересилив приступ тошноты, я сделал шаг к арене, когда услышал крики и визг за своей спиной. Видимо, зрелище, открывшееся на арене, всех ввело в ужас.
- Не смотри! - услышал я голос Спенсера, обернувшись, и увидел, как он закрыл рукой не скрытый челкой глаз Долл. Девочка вздрогнула, но мягко отстранила его ладонь от лица.
- Ничего страшного, я видела и не такое, - шепнула она, посмотрев на арену.
И ее глаз распахнулся, словно от немого удивления.
Что так впечатлило ее? И я обернулся, наконец, чтобы посмотреть на труп.
И онемел.
Да, из-под лежащего трупа мужчины вытекала лужа крови, его грудь была вспорота вместе с одеждой, которая насквозь пропиталась багровой жидкостью. Из его приоткрытого, словно в крике, рта стекала струйка крови, а, судя по запаху и количеству крови вокруг него, он лежит здесь больше часа.
Но нет.
Впечатлило меня не это... По спине прошелся холодок, после того, как я узнал в перекошенном от боли мертвом лице... осветителя.
- Билл... - прошептала Долл, а я смотрел, как Дросел опускается на корточки и с плохо скрываемой яростью прикрывает глаза мертвого мужчины. - Это ведь тот осветитель, которому ты угрожал...
Мне самому словно вонзили нож в спину. Я видел, как в эту секунду напрягся импресарио, резко одергивая голову на иллюзиониста.
Я сам обернулся, вспоминая слова Билла, которые он бросил теперь уже мертвому осветителю: «Мой номер мне гораздо важнее, чем вы!». Парень замер, распахнув глаза от слов Куколки, а его пальцы сжались в кулаки сразу после того, как на него уставились десятки испуганных и шокированных взглядов.
За моей спиной раздался приглушенный угрожающий голос Дросела:
- Ничего не хочешь нам рассказать, Билл?
***
- Ты что, в самом деле считаешь, что это мог быть я? - достаточно спокойно спросил Билл, хотя в его глазах плескалось раздражение.
Долл затравлено вжала голову в плечи сразу после того, как рассказала то, что произошло на арене после выступления. Надо отдать девочке должное — она ничего не приукрасила и не добавила. Слово в слово.
Глаза Спенсера угрожающе сузились, словно предупреждая, что не стоит повышать голос на Куколку.
Меня окликнул импресарио:
- Том, это правда?
Иллюзионист сначала бросил ненавистный взгляд на Дросела, а потом перевел испытывающий взгляд на меня. Я старался не думать ни о чем, но в голове роились миллионы мыслей и догадок, одна не утешительнее другой. Неужели это мог быть... Билл?
- Все, до мельчайшего слова, - со вздохом ответил я, почему-то избежав взгляда иллюзиониста.
Тот выразительно скривился.
- Допустим, что это был не ты, - проговорил импресарио, сидя на диване и смотря на Билла снизу вверх, - но не забывай о том, что угроза была, это раз. Второе — ты опоздал на сбор, и сказал, что у тебя были дела. Не расскажешь нам, какие?
- Иди к черту, тебя это не касается, - жестко осадил его иллюзионист. Для полного образа ненависти ему не хватало только показательно плюнуть в лицо импресарио.
- Допустим, - деланно равнодушно кивнул Дросел. - Допустим, что это не ты.
По комнате побежали едва уловимые шепотки, а импресарио сощурил фиолетовые глаза, глядя на сложившего на груди руки Каулитца, стоящего посреди гостиной. И протянул, оглядывая набалдашник своей трости.
- Но если это не ты, так может это твоя копия?
- Что? - Билл опешил, подавшись вперед, и явно силой заставляя себя стоять на месте.
Копия? Я с изумлением поглядел на импресарио, начиная понимать. Мотив убийства, в самом деле, был только у Билла, хоть и был невероятно глупым. Хотя, зная, как маниакально Билл относится к своим выступлениям, то даже простая заминка со светом могла стать для него непоправимой трагедией. Тогда мотив убийства налицо. Но что если это, в самом деле, не он? Тогда получается, что это могла сделать его... копия? Одна из тех, что была на арене сегодня во время его шоу. Мы ведь не знаем, как он это сделал. Вдруг эти двое... реальны? Хоть это и казалось невообразимым, но все же доля истины в этом была. Если эти два клона способны двигаться, брать предметы (в чем мы убедились во время выступления иллюзиониста), значит, и преступление совершить они тоже могли.
- Как ты сделал тех клонов? - вклинился Джокер, присаживаясь на подлокотник рядом с братом.
Билл изогнул бровь.
- Ты, в самом деле думаешь, что я расскажу тебе?
С каждым язвительным словом иллюзиониста, взгляды окружающих становились все тяжелее и осуждающей. Теперь, я уверен, каждый стал задумываться о том, что Билл мог быть причастен к очередному убийству.
И только сейчас я почему-то вспомнил... Во время первого убийства, пока я знакомился со всеми, кто есть в цирковой труппе, Билла не было. И во время второго убийства лично я его не видел.
Внутри что-то подозрительно сжалось.
Верить в то, что Билл мог оказаться убийцей, не хотелось.
- Прости, Билл, - проговорил Дросел, поднимаясь с дивана и опираясь на трость. Все присутствующие тут же притихли, затравленно поглядывая на импресарио, только лишь Билл стоял посреди гостиной, прожигая рыжего недобрым взглядом. Дросел посмотрел на иллюзиониста делано равнодушно. – Или ты рассказываешь, как ты умудряешься клонировать себя сразу в три человека и доказываешь, что непричастен к убийству, или мы будем вынуждены назвать убийцей тебя. Или одного из твоих клонов. Что, впрочем, одно и то же.
Что? Я не мог поверить в решение импресарио. Я понимаю, Дросел прав, мы ведь не знаем, как Билл выполняет этот фокус, да и мотив убийства был только у него, но… Ставить его перед таким выбором все равно, что предложить выбирать: топор или гильотина. Голову отрубят в любом случае, только вот орудие ты выбираешь сам.
Ведь для иллюзиониста нет ничего важнее, чем сохранить тайну своего номера.
Неужели Билл откроет секрет лучшего номера в мире, угробив его тем самым на корню, или выберет бремя убийцы?
Я бы не смог выбрать.
- Считай меня, кем хочешь, Дросел. И вы все тоже, - выплюнул он. – Но вы никогда не узнаете тайну моего номера. Я все сказал.
И, не нуждаясь в наших словах или ответах, парень гордо вышел из комнаты, смерив нас презрительным взглядом.
Вслед за ним вышел его расстроенный и явно напуганный стилист, а мы все так и остались сидеть в гостиной, приходя в себя.
- Мне вызвать полицию? - спрашиваю у импресарио, уже вытаскивая мобильный телефон.
- Нет.
- Что? - я опешил. - Что значит нет? На улице нормальная погода, дороги просохли! Полиция приедет очень быст...
- Нет! - рявкнул он.
Я выронил трубку от неожиданности, которая с глухим стуком упала на пол.
Но не смел отвести взгляд от горящих злобой и ненавистью глаз импресарио.
- Когда ты уже поймешь, Том Трюмпер, что полицию вызывать нет смысла? - прошипел он, а в комнате повисла идеальная тишина. - Этот человек НАШ. Осветителя звали Рик, и он пришел в цирк почти тогда же, когда и я.
- И что? - не выдержал я, повысив голос. - И что теперь, не нужно вызывать полицию, заводить дело? Хоронить его не надо? Да в первую очередь нужно позвонить его родственникам и близким, чтобы сообщить...
- Дьявол, - ядовитое шипение, и я уже задыхаюсь, когда холодная трость пережала мне горло, вдавив в стену. Импресарио склонился надо мной, впечатывая в нее. Я видел в его глазах ярость. Неприкрытую, нескрываемую ярость. - Я предупреждал тебя, чтобы ты не упоминал про родителей, а, мастер огня?
Я хотел что-то ответить, но из горла вырвался только хрип. Сердце бешено забилось от страха, когда я понял, что никто, НИКТО не пытается остановить Дросела, а только смотрят либо спокойно, либо обиженно. Обиженно? На меня? Но за что!?
Почему-то только сейчас я вспомнил, что у меня свободны руки, поэтому без труда оттолкнул хрупкого импресарио, горло получило свободу, я вздохнул, но тут же зажмурил глаза, когда острие трости с лязгом воткнулось в деревянную стену около моей головы. Сердце перевернулось от страха и непонимания, а я распахнул глаза, глядя, как Дросел со всей злостью проговаривает мне:
- Ты так ничего и не понял, Том Трюмпер? - прищурился он. - Ты безнадежен.
С этими словами он вытащил острие трости из стены, отходя в центр комнаты. Я смотрел только на него, чувствуя на себе разочарованные взгляды циркачей, все еще не понимая, что я сделал и сказал не так.
- Объясни, - прохрипел я, потирая передавленную шею. - Объясни, наконец, чтобы я понял.
Я взглянул с вызовом на парня, который обдумывал пару секунд мои слова, после чего указал набалдашником трости на всех сидящих здесь.
- Ни у одного. Ни у кого. Абсолютно. Из присутствующих здесь. Нет. Близких. - Отдельно, по словам, проговорил он.
- Что?
В этот момент я испытал ни с чем несравнимый шок. Как такое возможно?
- Мы из приюта, - прошептала Куколка.
Дросел бросил на девочку предостерегающий взгляд, и она тут же замолчала. Импресарио обернулся ко мне.
- Из приютов, из работных домов, из старых монастырей, где все «идеальные законы» давно свелись к разбою и разврату, из клиник, с улицы... - перечислял он, а у меня сердце словно уходило в пятки от его взгляда и слов. Невозможно... - У нас всех есть только цирк и цирковая труппа, которая заменяет нам и семью и друзей. Цирк - это наш дом. Артисты - наша семья. Я говорил тебе, что цирк Хоррорхайв не утратил своего прежнего значения и смысла. Самый первый состав труппы был бродячим цирком, это были дети с улицы, которых отправили в работные дома и приюты, но которые сбежали оттуда, получив независимость и свободу. Мы не утратили этого. Цирк Хоррорхайв и отличается тем, что среди нас нет домашних. Я говорил тебе, что все, кто пришел сюда, имеют свою историю, которую они оставляют за пределами цирка, внося только эмоции и опыт. Поэтому я спросил тебя, будешь ли ты направо и налево разбрасываться историями и словами про свою семью! Это сыграло немалую роль в твоем приеме в шоу «Ноев Ковчег». Я знал, что готов взять тебя еще после просмотров видео, что прислала твоя наставница. Мне важно было знать, впишешься ли ты в коллектив, в эту семью. Или же нет! Я думал, до тебя дойдет, почему мы выглядим так, почему мы не называем настоящих имен! Половина из нас скрывается! - он перешел почти на крик, а я, казалось, не дышал. Мысли вихрем проносились в голове, я пытался осмыслить, понять, принять, все, что он сказал. Почему-то дикий укол совести заставил почувствовать свою вину. Дросел рукой указал на Куколку. - Долл сбежала из приюта еще в тринадцать лет, после чего попала к нам. Спенсер пришел к нам после военной травмы, из-за которой его выгнали со службы, не предоставив ни жилья, ни средств для проживания. Бист выросла в приюте, после которого ее хотели продать в публичный дом. - Он начал указывать на девушек, на парней, на всех, всех, всех. - Они из приюта, где их били. Вот они из монастыря, в котором «святой» отец их грязно домогался. Он из клиники, где на нем хотели поставить опыты. Все они были грязью, с которой их смешали «великие» и счастливые люди, они выбросили нас, как ненужные вещи, навсегда подписав приговор и поставив клеймо отбросов общества. Хотя нет. Хуже. Мы даже к обществу не относились, - он тяжело дышал, сжав кулаки, после чего шумно вдохнул, приходя в себя. - Мы сделали все, чтобы распрощаться со старой жизнью и помочь выкарабкаться другим людям, таким же, как мы. И продолжаем это делать, как сейчас, когда ты, я знаю, видел, как Ребекка показывала мне фото и статью об одной девочке из монастыря в Испании. Мы пытаемся спасти их и забрать в цирк. Сценические имена укрывают нас от полиции. Грим дает новое лицо. Костюмы скрывают наши недостатки... - Он поднял на меня фиолетовые глаза, снова принимая совершенно спокойный и безучастный облик. - Теперь ты понимаешь, почему полиция нам не поможет? Все, что могут сделать ищейки, это прервать шоу, только благодаря которому у нас есть средства для проживания, и взбаламутить цирк, ища убийцу. Но это мы можем сделать и сами. Полиция нам не поможет. Мы единственные близкие погибших. И Камиллы Тайнэ, и Рика. Все, что в наших силах — похоронить их как людей, раз родились они как отбросы.
Он замолчал, а в комнате повисла гробовая тишина. На лицах циркачей читалась скорбь и боль. Словно импресарио проткнул своей тростью ноющую рану каждого присутствующего, заставляя вспомнить, кем они были на самом деле, и кто скрывается под маской вечно улыбающихся циркачей.
Мне было стыдно. Больно. Обидно.
Мне было жаль их, но я не позволил себе пожалеть ни одного из них, потому что эти люди куда сильней меня, и добились они гораздо большего. Они не позволили себе погрязнуть в пучине нищеты и отчаяния, распрощаться с жизнью, они нашли в себе силы идти дальше, и не просто идти. А дарить радость и веселье людям, которые их когда-то втаптывали в грязь.
- А откуда цирковые навыки? - шепчу я.
Джокер развел руками.
- У кого как. Я, например, неоднократно жонглировал при прошлой жизни, да и ловкость рук у меня с детства. Мелкие кражи отлично развивают мелкую моторику, - усмехнулся он.
- Я часто лазала по карнизам, сбегая из приюта ненадолго, частенько приходилось выбираться через окно по веткам деревьев, - проговорила Долл. - Поэтому легко смогла встать на канат.
- У меня около приюта вечно собирались стаи бродячих псов, - сказала Бист. - Охранники и не думали отгонять этих диких собак, что бросались на любого. Они грызли всех. Так с самого детства и приучилась дрессировать животных. Тигры ничуть не страшнее тех диких бродячих псов.
- Моя подготовка в военном подразделении оправдывает мою силу, - продолжил Спенсер.
Они говорили, говорили и говорили, а я сидел, и в самом деле мне было так паршиво, что в пору было разреветься как девчонке. И, даже если бы это произошло, мне нисколько не было бы стыдно, потому что мне было больно за этих людей, которые пережили все эти ужасы. Только сейчас я понял, что это варварство никуда не исчезло. Атмосфера девятнадцатого века позволяла смириться со всеми этими ужасами. Но потом я вспомнил, что девятнадцатый век только здесь. Там, за пределами цирка — век прогресса и технологий. Двадцать первый.
От этого стало еще более мерзко и противно.
Я не знал, что сказать. Извиняться - глупо. Жалеть - неправильно.
Поэтому, после долгого молчания, когда почти каждый присутствующий проговорил о своей короткой истории и навыках, я промолвил:
- Не смею себя сравнивать с вами и оправдывать, - говорю, не глядя на них. - Я лишь хочу, чтобы вы знали. Заниматься огненным шоу я стал только после того, как загорелся мой дом. Я чуть не задохнулся от дыма и не сгорел. С тех пор я панически боюсь огня.
Кто-то кивнул, я видел, а кто-то промолчал.
Но мне почему-то казалось, что после этих слов я стал чуточку ближе ко всем ним. Я не из праздного любопытства пошел в цирк. Я пошел туда из-за страха. Мне хотелось пересилить себя и преодолеть его.
- Я позвоню гробовщику, скажу, чтобы приезжал сейчас же, - проговорил, словно равнодушно Дросел, принимая протянутый братом телефон.
Почему-то в голове всплыл вопрос, откуда все-таки Лэг Тайкер знает близнецов, и что он имел ввиду, говоря, что он забирал куда больше трупов в прошлый раз. Когда был этот прошлый раз? И что произошло?
Но я вовремя прикусил язык, посчитав, что на сегодня достаточно откровений.
***
Не знаю, на каком транспорте прибыл гробовщик сегодня, потому что в этот раз помогали дотащить тело до гроба Спенсер и Джокер. Мне же Дросел сказал идти и готовиться ко сну, что хватит с меня на сегодня потрясений. Когда все начали расходиться по комнатам, я успел перехватить импресарио в коридоре. Джокер, который видел это, недобро сощурился, думая, что я не замечу, а Дросел так же едва заметно кивнул близнецу, как бы говоря, что все нормально. Наш диалог был тяжелым, но невероятно коротким...
- Просить прощения будет глупо, да? - спросил я у него.
Дросел сощурился, склонив голову набок. Опять его «кукольные» замашки.
- За что?
- За то, что...
А за что, собственно? За то, что он сам не рассказал мне сразу про «тайну» цирка Хоррорхайв и его обитателей? Нет, тогда я понял, за что хотел извиниться.
- За то, что подозревал тебя в двух первых убийствах, - выдохнул я.
- Я тоже тебя подозревал, и ты это знаешь.
- Это глупо, - нахмурившись, сказал я. - У меня, по крайней мере, алиби есть.
- Зато у меня его нет, - хмыкнул импресарио, повергнув меня в шок тогда. - А это значит, что мне ты больше всех не доверяешь, Том Трюмпер.
С этими словами парень ушел за близнецом и Спенсером, чтобы встретить гробовщика.
А сейчас я шел по коридору.
Моя комната уже осталась позади, я искал другую, находящуюся в отдалении ото всех остальных. Комната, где жили Билл и его стилист. Я хотел поговорить с иллюзионистом. Пока не осознавая, что именно скажу ему, если он вообще захочет пообщаться, я все же уверенно шел к нему.
Билл был главным подозреваемым в убийствах, он был единственным, у кого в последнем случае было основание прикончить бедного осветителя. Только что могло им править при первых двух? И он ли, в самом деле, делал это... Это до сих пор оставалось догадкой. Но импресарио был прав — его «клонирование» выглядело весьма подозрительно.
Я постучался, дойдя до нужной двери. Она через пару секунд распахнулась, а я увидел перед собой Бирса. Парень моргнул, поправив большие модные очки и тряхнув светлой челкой.
- Том? — он удивленно посмотрел на меня.
Хочу попросить позвать Билла, как около меня оказалась распорядитель цирка — Аманда. Девушка поправила собранные в пучок светлые волосы, занавесившись прядками, и прижала к себе папку с документами. Я оглядел ее, вспоминая ее неуклюжесть и вечную зажатость девушки. Почему-то это вызывало умиление. Скромница глянула на Бирса:
- Извини, ты не мог бы помочь мне?..
И она едва заметно покраснела. Парень легко кивнул, почесав затылок.
- Да без проблем, - после чего повернулся ко мне. - А ты что хотел?
- Билл у себя?
Почему-то Бирс удивленно уставился на меня, после чего кивнул.
- Ну, да. Где ему еще-то быть? После таких обвинений... Ладно, идем, Аманда, помогу тебе.
Он вышел из комнаты, перехватывая у девушки папки, которые та, чуть было, не выронила. Они пошли по коридору, а я, дождавшись, когда они скроются за поворотом, вошел в комнату, чувствуя странный трепет внутри. Она не представляла собой ничего особенного. Вещи, грим. Все как и у всех.
Билл стоял возле тумбочки, расстегивая перчатку на руке.
- Ну и? - стоя ко мне спиной, поинтересовался парень.
Я удивленно посмотрел на иллюзиониста, который стянул перчатку, отбрасывая на тумбу.
- Что и? - не понял я.
Билл раздраженно обернулся, сложив руки на груди.
Почему он так часто использует эту закрытую позу? Он не похож на зажатого человека. Его густо накрашенные глаза уставились прямо на меня, выжидая. От этого взгляда в животе все перевернулось. При прошлом нашем общении такого не было. Неужели во всем виноват макияж?
- Раз ты пришел в мою комнату, значит, тебе есть, что сказать, - решительно бросил он.
- Ты прав, - вздохнул я. Билл самодовольно усмехнулся, снова возвращаясь к своим делам; вторая перчатка полетела вслед за первой. Я же постарался не думать о том, что иллюзионист раздевается, потому что эти мысли вызывали неоднозначные реакции в моем организме. Которые сейчас были совершенно не к месту. - Я зашел, чтобы сказать... В общем, не переживай на счет слов Дросела. Он и меня подозревал сначала.
- А я похож на человека, который переживает, мастер огня? - усмехнулся Билл, не оборачиваясь. Он отколол брошь от жабо, со звоном скидывая на тумбочку, а его пальцы заскользили по пуговицам рубашки, расстегивая одну за другой.
- Нет. Сейчас нет. Тогда тебя это, вроде как, расстроило, - ответил я, делая вид, что не заметил, как на секунду он остановился и замер. Через секунду иллюзионист пришел в себя. - Поэтому я и хотел зайти и сказать тебе это. Потому что прекрасно тебя понимаю, какого это, быть обвиненным в убийстве. Они ведь, в самом деле, не поверят тебе сейчас...
Билл резко обернулся, так и не расстегнув рубашку до конца.
- А ты мне веришь? – спросил иллюзионист, глядя прямо мне в глаза.
Что можно ответить на этот вопрос человеку, который всю свою жизнь превратил в сплошной фарс и фокус? На арене ему нельзя верить потому, что то, что он выдает за магию и волшебство, на самом деле ловкость рук и иллюзия. А каков он в реальной жизни?
Кто он такой, чтобы я ему верил?
- Я очень хочу… - проговариваю через какое-то время. Я боялся представить, что убийцей окажется именно Билл. И пугало меня не то, что я сейчас один на один стою с ним в маленькой комнате, а то, что я могу в нем очень сильно разочароваться… - Я очень хочу, но нет. Извини, у меня нет повода тебе верить.
Билл пожал плечами, но я видел, как его глаза недобро сощурились.
- Ну, и пошел вон тогда.
Черт, ну что за озлобленность? Я ведь ничего ему не сделал. Отведя глаза в сторону, я постарался не смотреть, как шелковая рубашка соскальзывает с плеч иллюзиониста.
- Ты все еще здесь? - поинтересовался он.
Я мотнул головой.
- Неужели тебе не хочется отвести от себя подозрения?
Каулитц развернулся, вставая в свою любимую позу.
Я поднял на него глаза, заметив ту самую родинку на шее парня, что видел недавно. Ее хотелось коснуться. И вовсе не пальцами, а губами.
- Единственный способ сейчас доказать свою невиновность — это раскрыть тайну своего фокуса. А если я это сделаю, то загублю номер на корню. Если хотя бы один лишний человек знает тайну раскрытия иллюзии, то иллюзия перестает быть таковой.
- И что ты собираешься делать?
- Дождусь, когда этот маньяк совершит новое убийство, и буду надеяться, что в этот момент у меня будет идеальное алиби.
Его безразличие, с которым он говорил о возможном новом убийстве, заставило меня поморщиться.
Хотя я сам решил прийти и поговорить с ним, поэтому обязан вытерпеть его слова и его надменный тон. Меня никто за хвост не тащил в его комнату. Да и никто не заставляет меня оттягивать тот момент, когда придется ее покинуть. И тогда я задал единственный волнующий меня вопрос:
- Но ты ведь не совершал убийство?
Билла, кажется, мой вопрос позабавил. Он усмехнулся, с интересом глядя на меня. В его глазах плескался едва уловимый смех, а губы чуть было не растянулись в улыбке. Что его так развеселило в моем вопросе?
- А знаешь, - усмехнулся он, - предоставлю тебе самому решить для себя, кем ты будешь меня считать. Убийцей или же невиновным.
Я лишь покачал головой. Иллюзионист создает иллюзию. И чего я ожидал?
Если его и правда не волнует то, что он главный подозреваемый в убийстве, то пусть так и будет. Значит, я вправе самостоятельно сделать выбор — быть на его стороне и помогать заносчивому иллюзионисту оправдаться, или же быть на стороне всех остальных и с опаской обходить его стороной.
Я сам должен это решить.
Время у меня все равно есть.
Насмешливое лицо Билла меня удивило. Если он и правда убийца, то не странное ли поведение для маньяка? Он согласен на то, чтобы его считали главным подозреваемым. Он согласен быть под подозрением. Он согласен, что его будут обходить стороной и кидать косые взгляды.
- Что ж... Я подумаю, - улыбнулся я.
- Ну, подумай, - усмехнулся он, хватаясь пальцами за пряжку ремня. Я поспешно отвернулся.
Дросел был прав. Хватит с меня на сегодня потрясений.
Уже у самой двери я обернулся, проговорив:
- Спокойной ночи.
Билл выгнул бровь, в который раз насмешливо глянув на меня.
Его удивила эта фраза?
- Спокойной. Мастер огня...
Я не сдержал улыбки, покидая комнату иллюзиониста.
Дата добавления: 2015-10-26; просмотров: 163 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 5. Совпадение? Закономерность. | | | Глава 8. Во всем виноват цирк. |