Семейная обрядность. Родильные обряды

РОДИЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ

С наступлением беременности женщине у нганасан предписывались специальные запреты. В последние месяцы беременности она не могла никуда отлучаться от своего чума и никому не разрешалось проходить между ней и ее мужем. Часть запретов, по их мнению, имела охранительное значение: было запрещено есть зайцев, чтобы ребенок не родился пучеглазым и косым; мясо уродливого теленка, чтобы ребенок не родился уродом. Думая, что удачные роды зависят от духа-хозяина луны, молились луне по утрам и вечерам. Бабку приглашал сам муж беременной и во время пребывания ее всячески ухаживал за ней.

Роды происходили в том же чуме, где жила семья. По другим сообщениям, при приближении родов для женщины ставили особый небольшой чум со снежной лежанкой (Грачева, 1988. С. 228). Перед самыми родами муж устанавливал внутри чума возле лежанки жены колышек, привязывая его за верхний конец к одной из жердей чума. Чтобы роженице было теплее, на месте против ее лежанки с наружной стороны нюка делали завалину из снега. Затем наносили снег внутрь чума и утрамбовывали его в виде ложа на месте, где будут роды, настилали сверху старые оленьи шкуры. Иногда на некотором расстоянии вокруг такого ложа устраивали низкую насыпь из снега в виде ограды. Это делалось для того, чтобы к обслуживавшей ее бабке не могла перейти нечистота роженицы. Если родовые потуги начинались на улице, роженицу вводили в чум не через обычный вход, а через отверстие от нюка, снятого с левой половины чума. Мужчины обходили как нечистое то место внутри чума, где начались потуги (Попов, 1984).

Раньше во время родов из чума выходили только одни неженатые мужчины, позже стали выходить все за исключением женщин. Чтобы роды происходили легко, у роженицы снимали все кольца и серьги. Для этого же бабка спрашивала у незамужних рожениц имена любовников. При трудных родах муж подходил к нартам с домашними святынями и просил их помочь роженице, часто он дарил им при этом оленя. Если поблизости был шаман, его заставляли камлать в соседнем чуме, так как чум роженицы являлся для него нечистым.

Женщина рожала, стоя на коленях, держась руками за колышек. При появлении ребенка на свет бабка омывала его водою изо рта и окуривала для «очищения» собачьей шерстью (Третьяков, 1869. С. 402). Младенца катали по снегу, чтобы «после лучше терпел стужу». По старому обычаю роженица в течение трех дней держала ребенка у себя за пазухой. Затем, завернутого в мягкую заячью шкурку, в специально сшитом для этой цели особом мешке, его укладывали в заранее приготовленную отцом или дедом деревянную люльку.

Уход бабки за роженицей заключался в подаче ей пищи, причем в старой, негодной посуде, которую не жалко выбросить как нечистую. Бабка ставила посуду с едой на конец длинной доски и издали протягивала ее, боясь оскверниться. Тем не менее она все же считалась нечистой и не могла иметь дело с огнем.

Через три дня после родов происходил первый обряд очищения. Тщательно окуривали весь чум, находившиеся в нем вещи, грузовые нарты. Делали это так, чтобы ветром не отогнало дым к соседним чумам. Перед тем как тронуться в путь, уже после того как уложили пожитки на нарты и запрягли оленей, душили одного оленя, одну собаку и клали их поперек дороги. Через них переезжали все нарты аргиша. Но даже и после обряда очищения роженица в течение трех месяцев не должна была пересекать дорогу нарт с семейными святынями и присутствовать на шаманских камланиях.

Рождение ребенка независимо от пола — большая радость в семье нганасан. Если новорожденный был похож на кого-либо из умерших родственников, говорили, что вновь родился этот родственник. Если ребенок был очень похож на отца или на мать, сильно огорчались, считая, что один из родителей должен умереть. Иногда при рождении ребенка устраивали угощение, специально убивая оленя, чтобы люди, поевшие мяса, благожелательно думали о новорожденном, поскольку это принесет ему счастье (Попов, 1984).

Дети, особенно мальчики, пользовались нежной любовью со стороны родителей. Ребенок представлялся невидимо связанным с родителями, поэтому запрещалось всем проходить между ребенком (даже в колыбели) и его родителями, а также ставить рядом две колыбели с детьми. Если ребенок бывал плаксивым, ему под голову клали заячью шкурку. Кормили детей едой для взрослых, но основным питанием до трех лет служило материнское молоко. Молочная мать считалась в такой же родственной связи со вскормленным ребенком, как родная. Такие дети, когда вырастали, дарили своей кормилице оленя или одежду.

Детская деревянная люлька нганасан имела вид овального коробка со стенками из выгнутой доски и несколько приподнятым передним концом для полусидячего положения ребенка. В изголовье устраивали обруч, поддерживаемый обычно ремешком, иногда цепочкой. К люльке привешивали различные подвески — медные пуговицы, бляхи, цепочки и бусы, у мальчика с правой стороны было изображение маленького лука, а с левой — ножичка в ножнах, чтобы он стал впоследствии хорошим охотником. На дно колыбели в качестве гигроскопического материала клали ягель, реже труху из гнилого дерева. Раньше детей никогда не мыли и они покрывались корой грязи. В морозы до -40–50° C дети, почти голые, ползали по полу неотапливаемого чума, часто выходили на улицу, босыми бегами по снегу.

Наиболее распространенными из игрушек были зубы оленя и деревянные обрубки — олени и санки к ним. С их помощью на полу устраивались длинные «аргиши». Были у них и развивающие игрушки, например, бильбоке, вертушка, волчок с деревянным кругом, жужжалка из деревянных пластинок. У авамских нганасан делали деревянные изображения птиц на колесиках (Попов, 1984).

С малых лет детей приучали к работе и трудолюбию. Малыши ловко орудовали ножами при выделке различных игрушек. Подростки, учась обращению с оленями, возились с телятами, надевая на них наголовники, держа в одной руке поводок, в другой хорей, дергали телят за поводок и, ударяя хореем, приучали их к езде. Копье (фонка) делали мальчику уже в пятилетнем возрасте. Детские копья были легкими, наконечники — маленькими. Каждый нганасан с детского возраста получал нож (кюма).

Девочки начинали учиться искусству вырезать узоры (мули) для одежды с шести-семи лет. Обычно матери давали девочкам куски кожи и маленькие ножи, которыми те и вырезали узоры на глаз без предварительной разметки. К 16–17 годам девушки вполне овладевали этим искусством.

Родители, любя детей, требовали, однако, от них беспрекословного подчинения. Неотъемлемой собственностью детей, независимо от пола, являлись олени или вещи, подаренные им родственниками или знакомыми.

Нганасаны не спешили давать детям имена. Очень часто ребенок до 3–4 лет не имел имени и назывался «люлечный». Значение имен почти всегда было связано с каким-то событием, либо с отличительным признаком новорожденного, в связи с обстоятельствами рождения, в пожелание чего-либо. Поэтому собственные имена нганасан очень разнообразны, они, как правило, переводятся по нормам нганасанского языка и, за редким исключением, не делятся на мужские и женские. Например: Пестренький, Заплатка, Безрогий, Пуговица, Гвоздь, Глаз, Пулька, Сердце, Плакса, Парень, Женщина, Уже Готовый, Зажигающий Огонь, Деревяшка и т.п. В течение жизни имя могло поменяться в связи с какими-нибудь обстоятельствами или прибавиться еще одно. И сейчас детям дают нганасанские имена и постоянно употребляют их в кругу родственников (Грачева, 1988. С. 228). При межнациональном общении и регистрации новорожденных приняты в основном русские имена.

СВАДЕБНЫЕ ОБРЯДЫ

Традиционные брачные нормы запрещали нганасанам жениться на девушках — близких родственницах как со стороны отца, так и со стороны матери до третьего поколения, поэтому круг брачных партнеров оказывался относительно ограниченным. Преимущество отдавалось родственникам по материнской линии. Преобладала форма обменного брака — двое женились, обмениваясь сестрами, причем жениться одновременно на двух сестрах запрещалось, хотя после смерти жены вдовец мог жениться на ее сестре. Мужчина мог обменять свою сестру или племянницу на невесту для себя из другого рода. Но сын не мог взять жену из рода отца или матери. Братья обменивали своих сестер на жен для себя. Молочные братья и сестры тоже не могли вступать в брак, иметь детей вдовам не осуждалось. Браки не допускались между членами рода мужа сестры, с одной стороны, и родом жены брата — с другой; нельзя было жениться на мачехе, тетке и сестре. Браки между детьми двух сестер или двух братьев у нганасан были запрещены, но между детьми этих детей разрешались. Пережитки братской полиандрии отразились в запрете младшему брату жениться на девушке из рода жены его старшего брата.

По традиции брачный возраст наступал в 17–18 лет, когда молодые люди доказывали, что они могут обеспечить семью: мужчина — удачами в охоте, оленеводстве, умением изготовить нарты, шесты для жилища, деревянную колыбель для ребенка, женщина — умением ставить и собирать жилище, обрабатывать шкуры, шить одежду, готовить и заготовлять впрок пищу. Юноша считался готовым к началу семейной жизни только после того, как он сам добывал оленя. Отныне он признавался взрослым мужчиной со всеми вытекающими последствиями, о чем говорил особый орнамент на его одежде. Теперь ему можно было официально ухаживать за девушками и вступать в брак.

У нганасан нередки были случаи неравных браков малолетних со взрослыми: женитьбы мальчиков на взрослых девушках, замужество девушек со стариками. Такие браки часто вызывались экономическими причинами. За женитьбой взрослых на малолетних следовала отработка, продолжавшаяся часто до совершеннолетия. Зажиточные брали на воспитание мальчиков и, когда они подрастали, женили их на своих дочерях. Такие зятья должны были после женитьбы жить в семье тестя в продолжение нескольких лет (Попов, 1984).

Когда размер выкупа был установлен, сват уговаривался с отцом невесты относительно приданого. Невеста должна была привести с собой от 8 до 20 нарт в парной упряжке с вещами — двумя нюками (покрышками для чумов) — зимним и летним, посудой, женским костюмом и полным комплектом мужской нарядной одежды, сшитой невестой специально для жениха. Размер выкупа за невесту и приданое, как правило, были равноценными. Кроме того, много оленей переходило в качестве подарков из семьи жениха в семью невесты и обратно. Все это позволяет рассматривать выкуп не как плату за невесту, а как компенсацию за продукцию, которую она уносит из семьи родителей.

Через три дня после сговора сват с женихом приводили оленей калыма, связанных гуськом, причем впереди шли лучшие. Их трижды обводили вокруг чума невесты с востока на запад (по солнцу). Отец невесты выходил смотреть оленей. Если ему какой-либо олень не нравился, его заменяли другим. После этого сват вводил жениха за руку в чум, причем совик и кукуль жениха доставались в собственность свату. Невеста при входе жениха сидела на своем ложе, тот садился рядом с ней, а сват уходил к соседям. Жениха и невесту угощали. Постель приготовляла мать невесты. В эту ночь невеста спала вместе с женихом, не раздеваясь, в верхней одежде. То обстоятельство, что невеста спит первую ночь с женихом не раздеваясь, не показывает ее неприязни к нему. Утром, когда вставали ото сна, мать невесты говорила жениху: «Заставь заплести волосы». Жених подставлял голову, и невеста, густо смазав его волосы жиром, заплетала их в две косички около ушей и вплетала в них бусы или медные подвески. Жених надевал сшитую невестой нарядную одежду и в тот же день уезжал домой. Через три дня он снова приезжал с отцом и матерью, чтобы увезти невесту. Ее родители убивали оленя и угощали мясом гостей. В тот же день выезжал поезд с невестой (Попов, 1984).

Невесту перед отправлением одевали в нарядные суконные танцевальные (они же — погребальные) одежды, при этом она должна была всячески сопротивляться. Поезд невесты вел отец жениха, невеста сидела в женской нарте, закрытой пологом, причем только в этом единственном случае с полога снимали верхний чехол из белой материи, чтобы показать узорную кайму над кистями. За нартой невесты следовали одна-две грузовые нарты с приданым и две нарты без настила для перевозки шестового чума и нюков (Попов, 1984).

По приезде к чуму отца жениха, невеста должна была трижды объехать чум кругом, по солнцу. Невесту вводила в чум свекровь, как только она входила туда, свекор и свекровь бросали в огонь кусочки жира и просили духа-хозяина огня наделить молодых счастьем. Молодых усаживали в глубине чума на половине жениха. Затем все присутствующие выходили на улицу и осматривали содержимое грузовых нарт. Если находили, что оно по стоимости не соответствовало калыму, то отец жениха требовал доплаты. Однако из-за этого свадьба не расстраивалась. Отец жениха убивал оленя и угощал гостей мясом. Здесь новобрачные проводили первую брачную ночь. Отец и мать невесты получали в подарок песцовую шкурку или оленя и сейчас же после угощения уезжали. Гости также разъезжались, при этом каждый старался увезти с собой «на счастье» кусочек мяса (Попов, 1984).

Расторгались браки очень легко. Мужу разрешалось покинуть жену, если она оказывалась бесплодна или неверна (Третьяков, 1869. С. 403). При этом взамен оставленной жены муж мог потребовать ее младшую сестру или племянницу. Если этот вариант не осуществлялся, то муж получал обратно выкуп, и брак считался расторгнутым.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ

Похоронно-поминальная обрядность нганасан отличалась большой сложностью и разработанностью. Она зависела от пола и возраста, семейного и общественного положения умершего, часто — от времени года, места смерти, от того, кочевали в это время или жили оседло. Преобладали наземные или воздушные способы захоронения. С возрастом и повышением социального статуса нарастала сложность погребального обряда (Грачева, 1988. С. 230).

Энецко-нганасанская мифология рисует загробный мир подобным реальному. Тело Матери-земли и Матери подземного льда соединяет дорога. Из этого мира человек проходит прямо через хребет, небольшую лайду, огромный заструг, снова равнину, заливаемую водой, три реки и попадает на озеро, где стоят чумы и живут его родственники, переселившиеся в загробный мир ранее. Эти представления о дороге в Землю мертвых распространены по всей тундровой зоне. Так, например, нганасанской Сырада-нямы у саамов соответствует женское сверхъестественное существо Ямби-акка (Симченко, 1976. С. 270). По представлениям нганасан, в загробном мире умершие родственники живут в одном чуме, за исключением умерших на чужбине. Вот почему нганасаны так неохотно покидают свою родную землю. Нет большего несчастья для них, как смерть на чужой стороне. Если умершие были женаты, то после смерти живут отдельно от жен и женятся вторично обязательно на женщинах своего рода (Попов, 1984). Причина смерти — это обязательно деятельность злых духов.

Одежда у нганасан тесно связывается с жизнью человека, что видно из их похоронных обрядов. Еще при жизни каждый нганасан запасается смертной одеждой, сшитой из лучшего материала и особенным образом украшенной. Впервые ее шьют, когда ребенку исполняется семь лет, а затем ее три раза перешивают по мере роста человека. Изготовляется также специальная оленья упряжь, приготовляется все необходимое для загробной жизни вплоть до посуды.

Когда человек умрет, то его долго расталкивают, пытаются разбудить, чтобы удостовериться в его смерти. Если умирает женщина, то кто-нибудь из ее родственников поворачивает ее санки, нагруженные одеждой, передком в сторону севера. Затем покойника одевают в зимнюю (поскольку в нижнем мире очень холодно) смертную одежду (при этом на рукавах и спине малицы, на рукавицах над мизинцами и на обуви над большим пальцем, на подошвах делают отверстия), моют ему лицо, глаза закрывают красным сукном. Два дня покойник лежит в чуме, затем его зашивают в полосу от нюка, причем сгибают ему колени, правую руку кладут на голову, левая остается не согнутой.

Семья выбирает одного из близких родственников, который должен до погребения заменять умершего и вести от его лица разговоры, сидя около трупа. Сначала происходит разговор между могильщиками и «заместителем» покойника по поводу устройства могилы. Выносят покойника головой в сторону запада, разбирая покрышку чума и раздвигая жерди. Перед тем как поезду тронуться, каждый из присутствующих близких и родственников кладет в нарту с покойником «смертные украшения» — подарки. Первой выезжает нарта с покойником, которой управляет его «заместитель».

В могилу покойника укладывают на предварительно постланную в ней постель, на правый бок, головою на запад, покрывают его сверху одеялом. Над могилою делают настил из жердей, закрывают его полосой нюка, засыпают землей и ставят на ней ту нарту, на которой привезли покойника. Затем следует ритуальное убиение оленей. Иногда оставляют покойника на нартах. В лесотундровом районе над нартой с покойником ставили конусообразное сооружение из жердей. После ритуальной трапезы посуду, употреблявшуюся при этом, продырявливают и кладут на нарту покойника. Потом каждый произносит прощальные слова. Затем женщины своим звукоподражанием важенкам дикого оленя в период гонки и пляской испрашивают себе плодородие, а мужчины с поднятыми вверх руками — оплодотворяющую силу.

После этого, все, не оглядываясь, уезжают в сторону, противоположную от их дома. Это делается для того, чтобы запутать следы, скрыть их от умершего. В течение нескольких часов они ездят по тундре в разных направлениях и после этого возвращаются к своим чумам. Домочадцы умершего в то же время, когда происходит захоронение, переезжают на новое место, оставляя все жерди и ту часть покрышки чума, которая находилась над местом покойного. Смерть женщины сопровождается еще большими материальными затратами, поскольку ее родичи должны избавиться от всех вещей, сделанных или сшитых ею в течение года. Это объясняется страхом перед возвращением покойницы за своими вещами. Оставшееся семейство в течение трех лет не заплетает волос, вдовец или вдова в течение трех лет не спят на том месте, где спал покойник, в продолжение трех лет родные ежегодно навещают могилу. Еще более сложным был обряд похорон хозяйки чума, пожилой женщины. Младенца хоронят в ящичке, который либо подвешивают к дереву, либо оставляют на земле (Попов, 1936. С. 56–61).

Сейчас традиционный обряд во многом трансформировался в сторону преобладания подземных захоронений и исключения из него жертвоприношения оленей.

Дата добавления: 2015-07-08