Благодушное перенесение болезни

В одной из московских церквей случайно встретились после долгой разлуки две подруги. Дружба их началась давно, когда они еще детьми сидели рядом в училище; но после окончания курса они должны были расстаться и после этого долго не виделись. Обе были рады неожиданной встрече. Одна из них, Елисавета, была замужем, имела детей, была счастлива, но вот уже восемь лет как болела.

«Чем же ты больна?» – спросила ее другая, Варвара. «Грудь болит, – спокойно ответила Елисавета, – вероятно, у меня чахотка». «Ах, что ты придумала! Если боль в груди, то сейчас и чахотка! Выбрось это из головы!» – поспешила убедить ее Варвара. «Ты думаешь, что это меня огорчает или пугает? Нисколько!» – улыбнулась Елисавета. «Ну, – подумала Варвара, – если так спокойно улыбается, значит, она не признает своего положения опасным». Но она ошибалась.

Поговорив еще немного, подруги расстались, дав слово навестить друг друга.

Варвара, однако, возвращалась домой с неспокойным сердцем; в ее ушах непрерывно звучал изменившийся, глухой голос подруги.

«Боже мой! – думала она, – что, если это правда? Так рано умирать, и когда жизнь так полна! Бедные дети! Бедная Лиза! И кто может спасти от этой страшной болезни? Одно чудо. Что ж, и чудеса бывают, все возможно верующему». Возвратясь домой, Варвара принялась за письмо, советуя своей подруге обратиться за помощью в Кронштадт. Вскоре она узнала, что добрый, сострадательный Кронштадтский пастырь, по приглашению мужа, посетил Елисавету. Но о чем же она просила? На его обещание молиться о выздоровлении она сказала: «Я, батюшка, не хочу выздоравливать, я не тягощусь своей болезнью; только я умирать скоро не хотела бы, а здоровья мне не надо: так для меня лучше». «Это вполне по-христиански!» – ответил ей почтенный гость.

Прошел год, и Варвара, придя однажды к подруге, увидела ее уже лежащую в постели.

«Сядь возле меня, Варя, и я посижу, пока хватит сил», – она поднялась в подушки и села. Как она изменилась! Это была тень прежнего человека: страшная худоба и удушливое, короткое дыхание производили самое тягостное впечатление. Подруги стали говорить о Боге, Промысле Божием, о Его великом милосердии к людям, о путях, ведущих ко спасению.

«У тебя умерла сестра, Варя? Знаешь ли, от меня мои домашние хотели скрыть ее кончину, как будто в смерти есть что-либо ужасное. Она так прожила свою жизнь, что о ней жалеть и плакать не следует; Бог так милосерд, Он простит человеку его общечеловеческие грехи, если этот человек всегда к Нему шел. Вот о ком надо плакать и горько плакать: кто несколько лет в церкви не был, не считал нужным причащаться Святых Тайн; а есть и такие люди. Ах, Варя, как я скучаю без храма! Как я любила церковные службы! Бывало, когда я еще была здорова, в первые годы моего замужества, если я бывала в театре, я забывала все, что видела и слышала, когда возвращалась домой; побывав в храме за службой, я приходила домой в каком-то необыкновенном настроении, вся наполненная святыми словами, святыми напевами, и потом долго-долго слышались мне эти слова, эти напевы. После моей свадьбы, в первую же субботу, лишь только услыхала я удар колокола, сию же минуту надела шубу и ушла ко всенощной и так не изменяла этой привычке до тех пор, пока не перестала выходить из дому. Часто, придя из церкви домой, я задавала себе вопрос: «Куда так все спешат уйти из храма и неужели может быть выше что-нибудь этого блаженства, как стоять в храме и молиться?»

Варвара стала жалеть ее, что она принуждена оставаться в кровати, и утешать надеждой на выздоровление. «Уверяю тебя, – ответила Елисавета, – я нисколько не скучаю, а что касается до конца страданий, то, конечно, он неизбежен, когда Богу угодно будет послать его. Мне только бывает тогда невыносимо, когда начинается припадок удушья: тогда я страдаю ужасно. Можешь себе представить, как я однажды была безумна! Мои припадки до того участились, что я совсем изнемогла и вдруг сказала: «Ну что же это такое, долго ли так будет? Уж то ли, се ли – поскорее бы конец!» Как будто Бог не знает, сколько мне надо выстрадать? Как я в этом раскаиваюсь! Ты удивляешься и говоришь, будто я необыкновенно терпеливо переношу болезнь. Уверяю тебя, что Бог дает крест по силам, и, когда я смотрю на других, как они страдают, вижу, что мне еще далеко не так трудно, как им. Я больна восемь лет и не слыхала ни одного упрека от своего мужа, а другие сколько сносят попреков в болезни! Нет, мне еще не так трудно!»

«Подкрепи тебя Господь!» – с изумлением проговорила Варвара, глядя на спокойный, ясный взгляд страдалицы.

Вскоре после описанной беседы Варвара была лишена возможности навещать свою дорогую подругу, так как крайне болезненное состояние уже не позволяло Елисавете принимать посторонних посетителей. Тогда они стали писать друг другу письма.

«Помолись о мне, дорогая моя, чтобы Бог дал мне терпение; у меня такая одышка, – писала Елисавета, слабо выводя буквы карандашом, – почти совсем не могу говорить, пишу лежа. То все лежу – ничего, а то ужасно надоедает. Приходится все лежать на спине: на левом боку – кашель, на правом – душно. Как только услышу чьи-нибудь шаги, тотчас сделается сердцебиение и дух не переведу, и потому никого не вижу, кроме мужа и сиделки».

«Как я рада, как рада! – писала через некоторое время Елисавета, – что наш Милосердый Господь сподобил меня, недостойную, быть причастницей Его Святых Тайн. Подумай, Сам Царь Славы, наш Владыка, изволил прибыть принесенным на груди Своего служителя ко мне, недостойной рабе Его. Он, Царь Небесный, не потребовал пышной встречи и свет Своей неизреченной славы скрыл от наших телесных очей. Я страшно взволновалась, когда услыхала шаги священника, и стала сама не своя; но что же ты думаешь? Лишь только Господь Иисус Христос посетил меня, я даже не чувствовала, бьется ли во мне сердце, или его вовсе и нет. Да, моя милая Варя! что может заменить Господа на земле? Никакое богатство, ни слава, ни все утехи земные; можно обладать всеми этими сокровищами, но если нет в душе Бога, то будет так пусто и, мне кажется, так скучно, что можно с ума сойти».

Все более и более угнетаемая болезнью, Елисавета, однако, находила в себе столько нравственных сил, что исполняла в точности все раз принятые ею ежедневные молитвенные правила и успевала молиться не только за себя, но и за мужа, глубоко сострадая ему: «Его удрученное состояние – моя вторая болезнь, – вылила она свое горе в письме к подруге, – и молюсь-то я за него, а он становится все грустней и грустней».

Наконец, силы совсем стали ей изменять, она слабела с каждым днем. «Так мне плохо, – сообщила она Варваре, – что даже запустила чтение своих ежедневных правил».

Но вот наступило для Елисаветы труднейшее испытание. Исконные враги человека не могли стерпеть ее шествия к Богу и стали внушать ей, что она недостойна Его, что в ней нет истинной любви к Богу, что ее молитва никогда не будет услышана и что они овладеют ею и ввергнут ее в ад. Бедная душа ее, истерзанная и обессиленная в борьбе, билась, как птица в клетке. Она то плакала, то молилась, то начинала читать Евангелие, и, чувствуя себя не в силах так ясно воспринять Святые слова, как могла еще недавно, она со слезами закрывала Святую книгу и признавала себя погибшей, утратившей путь к небу. Случайно узнавши о таком тягостном ее состоянии (Елисавета от слабости уж не писала писем), Варвара послала ей выписки из сочинений отца Иоанна Кронштадтского и других духовных лиц, которых особенно почитала Елисавета, указывая ей предлагаемые способы борьбы со злобными духами.

Чистым, открытым сердцем радостно приняла Елисавета наставления опытных в духовной жизни мужей и вышла из борьбы победительницей. С поднятым духом, ощутив в себе новые силы, она, едва чертя на бумаге слабевшей рукой, написала последнее письмо своей духовной сестре, как стала она называть в последнее время свою подругу. «Сестра моя во Христе, – писала она, – должно быть, твой Ангел-хранитель внушил тебе написать мне это письмо твое, прямой ответ на мое душевное состояние. Прочитав его, я заплакала. Перекрестись! Что я хочу сказать тебе? Два дня не могла взять в руки Святое Евангелие, каждое его слово, как ножом, резало мое сердце; а когда попросила почитать мужа, так меня вдруг бросило в пот – я испугалась, что буду бесноваться и с тем умру. Спаси тебя Христос. Я недостойна тебя, прошу не возражать мне на это». До такого смирения она возвысилась!

Утратив и последнее – сон, Елисавета усерднее прежнего молилась, чаще и чаще причащалась Святых Тайн, благословила мужа и детей и, наконец, впала в бессознательное состояние. Но и в бреду она читала молитвы и крестилась дрожащей рукой: так сроднилась душа ее с молитвой! Наконец, настал и последний час ее жизни. Перед смертью она пришла в себя и вскоре тихо отошла в иной мир, в который всю жизнь стремилась, и чистая душа, освободившись от оков многострадального тела, понеслась к Богу, Которого любила больше всех и всего на свете.

И скорбная, и вместе радостная стояла Варвара на отпевании. Всякое слово и Литургии, и отпевания было похвалой ее уснувшей сестре. «Кто шел к Богу, о том не надо плакать», – вспоминались ей слова Елисаветы; но не скорбеть она не могла, потому что хоронила истинного друга, от которого не слыхала ничего, кроме доброго и святого.

Где же, из какого источника почерпают такую великую силу люди, подобные Елисавете? В Боге, в младенческой любви к Нему. Воистину, Боже наш, Господи Иисусе Христе, похвала силы их – Ты еси.

Дата добавления: 2015-07-08