Пряности в котелке Будды

Ошо, Бодхидхарма добавил пряностей в стряпню Будды, что в результате стало дзен.

Кто еще бросал пряности в котелок Будды?

Таких, на самом деле, очень много. Сам по себе буддизм стал миром философии — не просто философией, а источником многих философий, потому что он распространился по всей Азии, сталкиваясь с разными культурами, разными людьми, разными философиями.

В Тибете он пришел к необычному виду цветения, который встречается редко. Это чистый мистицизм, основанный на старых методиках. Сотни ламаистских монастырей появились по всему Тибету глубоко в Гималаях, где люди посвящают всю свою жизнь поиску истины. Стало почти традицией, что каждая семья должна послать одного или больше своих членов в эти ламаистские монастыри, эти школы мистики.

Того, к чему пришли в Тибете, нет больше нигде. Вся страна обратилась к единому поиску единой цели. В ней определенно развились свои методы, семена которых есть в буддизме, в учении Гаутамы Будды; но эти семена не приносят цветов. Только когда семена расцветают, вы становитесь чутким к аромату, цвету и красоте.

Тибет подарил многих пробужденных, и их методы настолько далеки от дзен, насколько это возможно. Нет точек соприкосновения. Источник тот же, но развивались они в разной среде, разрабатывались разными людьми, пришли к одному умозаключению, но разными путями — как по одной горе вы можете двигаться в разных направлениях разными путями и прийти к одной вершине. Вы встречаетесь на вершине, но пути ваши не пересекаются, они совершенно уникальны и обособленны.

В Таиланде буддизм принял другую форму, другие очертания.

В Китае, встретив Дао, он полностью впитал весь дух Дао.

У буддизма очень большое сердце. Он не похож на христианство или мусульманство, ограниченные очень небольшой территорией; он может столько всего впитать, что даже может выглядеть противоречиво.

У Дао нет метода. Тибет — это сам по себе метод. Дао — это не-метод, просто спонтанность — жить природной жизнью, без борьбы. Каждый метод — это борьба, каждый метод призван определить вас. Работа Дао в том, чтобы стать неопределенным, чтобы стать одним с целым. Впитывая Дао, китайский буддизм приобрел иной вкус, тотально иной.

То же самое случилось в Корее, Монголии, Шри-Ланке, Бирме, в других малых странах Азии, потому что буддизм стал религией всей Азии. Он стал великой религией, влияющей на разные расы, разные культуры, разные страны, абсолютно без борьбы. Это нечто уникальное в истории.

Христиане обращали людей, мусульмане обращали людей. Буддизм никогда не обращал людей; он просто позволил себе быть открытым, доступным. Он открыл свое сердце и помог другим людям открыть их сердца, и произошла встреча — но эта встреча не была чьей-то победой. Это было просто слияние.

Собственно в Индии у буддизма совершенно иные особенности: большая философичность, большая логичность, потому что в Индии буддизму приходилось выживать среди множества философий, которые достигли пика осмысленности. Чтобы выжить среди них, буддизм разрабатывал великие философии. Нагарджуна, Васубандху, Дхармакирти — эти философы славятся на весь мир своей логикой осмысления.

В Таиланде буддизм вовсе не философский — он набожный. В Японии он ни философичный, ни набожный, это чистая медитация. В Тибете он методологический. В Китае это не метод, не усилие, не действие.

Вся прелесть в том, что буддизм, перемешавшись с таким количеством различных философий, культур, точек зрения, все же сохраняет свои основные черты. Он не затерялся. У него немыслимая жизнеспособность. Он без борьбы приспосабливается к любой ситуации и медленно-медленно впитывает эту ситуацию.

В те дни, двадцать пять столетий назад, распространение по всему континенту тотально нового видения исключительно при помощи чистого разума и дискуссии было чудом. Ни один человек не был убит, ни один камень не был брошен. Все эти люди внесли свой вклад и сделали буддизм богаче.

Обычно такие религии, как христианство или мусульманство, боятся, что если они позволят кому-нибудь подойти слишком близко, то могут потерять свою индивидуальность. Буддизм никогда не боялся, и он никогда не терял свою индивидуальность.

Я был на буддистских конференциях, где присутствовали люди из Тибета, Японии, Шри-Ланки, Китая, Бирмы и других стран, и я убедился на собственном опыте: они все отличаются друг от друга, но они все связаны одной преданностью Гаутаме Будде. Это не вызывало разногласий и конфликтов.

И это была единственная конференция, а я присутствовал на многих конференциях разных других религий, — но в этой было что-то исключительное, потому что я представлял свой собственный опыт истолкования учений Будды. Их очень много, и они все разные, но, тем не менее, я привнес еще одно непохожее толкование.

Все слушали тихо, нежно, терпеливо и благодарили меня: «Мы не подозревали, что возможно еще такое толкование. Ты помог нам осознать еще одну сторону Будды. Двадцать пять столетий тысячи людей занимались толкованиями, но никогда не обращали на это внимания».

Один из буддистских лидеров, Бхадант Ананд Каушальяян, сказал мне: «Все, что ты говоришь, звучит правильно. Истории, которые ты рассказываешь о Гаутаме Будде, кажутся абсолютно правдивыми, но я искал в писаниях — всю свою жизнь я посвятил писаниям, — и некоторые из твоих историй нигде не значатся».

Я спросил его: «Например?»

И он ответил: «Одну историю я полюбил. Я искал снова и снова, в каждом возможном источнике — три года я искал ее. Ее нет нигде; наверное, ты придумал ее».

Эту историю я рассказывал много раз. Гаутама Будда идет по дороге. У него на голове сидит муха, но он продолжает разговаривать с Анандой, своим учеником, и автоматически взмахивает рукой — и муха улетает. Тогда он останавливается, вдруг, потому что он сделал это движение неосознанно. А для него это единственное неверное в жизни — сделать что-либо неосознанно, даже движение рукой, даже если ты не причинил никому вреда.

Поэтому он останавливается и опять проводит рукой по той же траектории, будто прогоняет муху — хотя мухи там больше нет. Ананда очень удивлен тем, что происходит, и говорит: «Муха, которую ты отогнал, давно улетела. Что ты сейчас делаешь? Мухи нет».

Будда сказал: «Что я сейчас делаю... В тот раз я махнул рукой автоматически, как робот. Это была ошибка. Теперь я делаю это так, как я должен был сделать, чтобы преподать себе урок, чтобы ничего подобного больше никогда не происходило. Теперь я двигаю рукой с полной осознанностью. Дело не в мухе. Дело в том, есть в моей руке осознанность, и изящество, и любовь, и сострадание или нет. Теперь все правильно. Должно было быть так».

Я рассказал эту историю в Нагпуре на буддистской конференции. Ананд Каушальяян услышал ее там и три года спустя в Бодхгайя — где состоялась международная конференция буддистов — он сказал: «История настолько прекрасная, настолько по сути буддистская, что я бы хотел поверить, что это правда. Но в писаниях ее нет».

Я сказал: «Забудь о писаниях. Смысл в том, является история основополагающей чертой Гаутамы Будды или нет, несет она в себе какое-либо послание Гаутамы Будды или нет».

Он сказал: «Несомненно, несет. Это его ключевое учение: осознанность в каждом действии. Но это не исторический факт».

Я спросил: «Кого волнует история?»

И на той конференции я сказал им: «Вы должны помнить, что история — это западный подход. На Востоке нас никогда не волновала история, потому что история — это только факты. На Востоке нет слова, равнозначного слову „история“, на Востоке не было традиции писать историю. На Востоке вместо истории мы писали мифологию.

Мифология может и не быть основанной на фактах, но в ней содержится истина. То, что изображает миф, возможно, никогда не происходило. Это не фотография факта, это картина. А между фотографией и картиной есть разница. Картина раскрывает что-то такое в вас, что не может раскрыть ни одна фотография. Фотография может отобразить только ваши внешние очертания.

Настоящий художник может раскрыть на ней вас — вашу грусть, ваше блаженство, ваше безмолвие. Фотография не может это уловить, потому что это не физические стороны. Но великий художник или великий скульптор может уловить их. Их не слишком заботят внешние черты, их гораздо больше заботит внутреннее содержание».

И я сказал на конференции: «Я хочу, чтобы эту историю дописали в священные книги, потому что все священные книги были созданы после смерти Гаутамы Будды — по прошествии трехсот лет. Поэтому какая будет разница, если я по прошествии двадцати пяти столетий, а не трех столетий добавлю еще несколько историй. Весь смысл в том, что они должны олицетворять подлинную сущность, основное качество».

И вы удивитесь, но люди согласились со мной; даже Бхадант Ананд Каушальяян согласился со мной. Такого рода понимание и согласие — это буддистское явление, это особенность, которая встречается в различных ветвях буддизма.

Я даже не буддист. А они продолжали приглашать меня на свои конференции. И я сказал им: «Я не буддист».

Они ответили: «Это неважно. То, что говоришь ты, ближе к Гаутаме Будде, чем то, что говорим мы, хотя мы буддисты».

Вы не дождетесь этого от христиан, или мусульман, или индуистов. Они фанатики.

Буддизм не фанатичная религия.

Недавно, когда мы были в Непале, а Непал — буддистская страна, глава всех буддистских монахов приходил послушать мои лекции. И я узнал, что он был у всех министров, премьер-министра и других важных лиц и говорил им: «Вы должны прийти. Не составляйте свое мнение по той чепухе, которую пишут в газетах. Придите и послушайте его».

Обычно он сидел прямо передо мной — пожилой мужчина, и когда я говорил то, что было близко сердцу Будды, я видел, как он кивает головой. Он делал это неосознанно. Он был настолько созвучен, что чувствовал это; это было самым правильным из того, что он слышал. И я не говорил о Будде, но он уловил суть.

Весь день он передвигался по Катманду, отложив свою работу главы монахов Непала. Он советовал людям прийти и послушать меня, убеждая: «Не обращайте внимания на то, что говорят газеты. Если человек здесь, почему бы к нему не прийти?» И он приводил все больше и больше людей.

Вы не дождетесь этого от индуистского шанкарачарьи, или главы джайнистских монахов, или католического папы. Это невозможно.

Будда оставил имеющее колоссальное значение наследство, и его воздействие все еще в силе. Никто другой не оказывал такого воздействия на человечество; никто другой не делал человека настолько смиренным, настолько восприимчивым, настолько разумным, настолько непредубежденным.

Итак, тысячи людей добавляли пряности в котелок Будды, но никто не смог изменить его основную сущность.

В этом величие Гаутамы Будды: великие философы сливались с ним, великие культуры сливались с ним, но его первичная истина осталась неизменной. Она все та же.

Она вобрала в себя отовсюду все красоты, она впитала все соки из всевозможных источников, но не потеряла своей индивидуальности. Она настолько уверена в своей индивидуальности, что не боится смешения ни с одним, ни со всеми.

Эта уверенность возможна, только если истина — ваше личное переживание. Вы не пророк, не спаситель, не мессия, вы не почтальон, доставляющий послание от Бога, — эта уверенность возможна, только если истина лично ваша.

Ошо, в моей жизни так все сложно, что касается женщин. Мне очень трудно понять, что происходит.

Когда женщина любит меня, я чувствую себя сильным, привлекательным и люблю себя гораздо больше. Тогда я начинаю привлекать других женщин — и я иду к ним.

Тогда и начинается настоящая неразбериха.

Если я следую своему влечению, то женщина, которая любила меня, уходит; тогда я чувствую себя виноватым, слабым и непривлекательным и теряю других женщин.

Если я не следую своему влечению, я чувствую, что поступаю неправильно, как трус, и злюсь на женщину, которая любит меня.

Похоже, что нужно искусно балансировать, но я устаю через некоторое время, а падение очень болезненно.

Ошо, я знаю, что, скорее всего, мое эго перемешалось со всем этим, но я не могу с этим разобраться. Недавно я снова влюбился и боюсь, что это снова закончится катастрофой.

Не мог бы ты разъяснить?

Основная проблема — это не любовь. Любовь никогда не может быть проблемой. Основная проблема в том, что у тебя нет никакого самоуважения, никакой индивидуальности. Ты состоишь из мнений других.

Поэтому, если женщина любит тебя, ты чувствуешь себя значительным, потому что эта женщина дает тебе ощущение, что ты прекрасен. Ты совершенно не чувствуешь себя — свою красоту, свой разум. Ты очень зависим. Вот в чем проблема. Именно благодаря любви женщины ты чувствуешь себя значительным, красивым, уверенным, востребованным... Ты не по-настоящему влюблен в женщину, ты используешь ее любовь для получения того, чего тебе не хватает, — твоей самооценки. И ты становишься зависимым.

Если женщина перестает любить тебя, ты снова становишься жалким, ты снова теряешь ту небольшую поддержку, которую нашел, и снова начинаешь тонуть в океане.

А так как женщина дает тебе чувство собственной значимости, неотразимости и некоторой индивидуальности, ты начинаешь привлекать и других женщин. Тогда ты себя чувствуешь еще большим героем.

Ты любишь быть любимым. Но ты не знаешь, что такое любовь.

Ты не чувствуешь любви, поэтому ты не упускаешь шанс использовать любовь и других женщин, чтобы почувствовать себя еще более значительным. Но тогда первая женщина ускользает из твоих рук. Из-за этого ты чувствуешь себя виноватым, из-за этого ты чувствуешь себя неприглядным; все твое великолепие исчезает, весь твой шарм исчезает. Он был заимствованным, он был просто отражением. Он был дан тебе той женщиной, а она бросила тебя. Скоро и другие женщины оставят тебя.

Это не проблема любви.

Это ты пытаешься сделать это проблемой любви.

Проблема в том, что у тебя нет никакой личности, что ты никогда не любил себя, что у тебя нет никакой самооценки. Возможно, ты осуждаешь себя, возможно, ты ненавидишь себя, возможно, ты чувствуешь, что ты никто. В этом большом мире есть великие, одаренные люди, гении. Ты пустое место.

В этом твоя проблема, и, пока ты не изменишь это, ничего тебе не поможет. А изменить это так просто, потому что это твой образ мысли.

Все мы находимся в одной лодке. Просто некоторые достаточно разумны, чтобы ценить себя, потому что все вам дала природа, не вы заслужили это; вы должны быть благодарны, вы должны быть признательны — за все, что у вас есть. И все, что у вас есть, вы должны использовать для созидания.

У всех есть какие-либо способности. Если человек употребит их на созидание, они откроют ему его подлинную личность, это не зависит ни от кого другого. Вы будете независимы. И тогда, если кто-нибудь полюбит вас, вы будете чувствовать не значительность, вы будете чувствовать благодарность. Это не сделает вас героем, это сделает вас смиренным.

И, не чувствуя зависимости от любящего вас человека, вы не будете вынашивать глубоко внутри гнев — потому что никто не любит ни от кого зависеть, все это ненавидят. Поэтому человека, который делает вас значительным, вы ненавидите и ищете возможность продемонстрировать ему свою ненависть. Поэтому скоро появляется другая женщина; это шанс показать первой женщине: «Не только ты меня любишь, но и тысячи других».

В своей основе это уродство, бесчувственность, и возникает оно из вашей зависимости. Каждый человек, который независим, который абсолютно счастлив один — независимо от того, любит его кто-то или нет, ему достаточно себя самого. Любить такого человека — это радость, потому что этот человек не будет ненавидеть вас, этот человек не будет обижаться на вас, этот человек не будет мстить вам: он независимый человек, у него нет причин быть недовольным вами.

Поэтому, даже если он влюбится в другую женщину, это не будет актом возмездия. Он извинится перед первой женщиной. Он даст понять, что «та любовь, которая существовала между нами, исчезла. Я не могу ничего сделать. Ты не можешь ничего сделать. Мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Все, что будет сделано, будет только притворством, лицемерием; а я не могу быть лицемерным с человеком, которого я любил. Лучше сказать прямо, что любовь закончилась. Это печально, но нам придется расстаться».

Это не вызовет у вас никакой вины, потому что вы не обидели никого. Это не вызовет у вас никакого отвращения, потому что вы не использовали никого. И тогда у другой женщины не будет причины вас бросить. И даже если она бросит... Не нужно принимать жизнь как нечто само собой разумеющееся — все в постоянном движении, в изменении. И, кто знает, может быть, будет женщина еще лучше, но первая женщина должна уйти.

Если вы независимый человек, вы примете все изменения в жизни как отличный повод для познания, для взросления, для изменения, роста.

Все эти любовные дела преходящи. В них нет ни уверенности, ни гарантии. Они приходят как дуновение ветра и уходят как дуновение ветра.

Если вы боитесь изменений, вам лучше держаться как можно дальше от этих любовных похождений, потому что любовь — самое изменчивое явление в существовании, потому что она самый прекрасный цветок. Утром он распускается, вечером его уже нет. Но завтра распустятся другие цветы, они всегда распускались. Поэтому просто отдохните ночью.

Неплохо в промежутке между двумя женщинами немного отдохнуть — или вы не хотите отдыхать? Иначе вы убьете себя. Поэтому то влюблен, то нет — вполне подходящий ритм. Вы должны быть независимы.

Ваша любовь должна быть просто любовью. Она не должна давать ничего, что потом можно отнять. Поэтому когда она приходит — хорошо, когда она уходит — хорошо; вы остаетесь тем же.

За свою жизнь я повидал всякое. Но я никогда не оглядываюсь назад. Я всегда убеждался: хорошо, что все закончилось, — теперь возможно что-то новое. Иначе вы бы до сих пор играли в игрушки, в плюшевых мишек. Все приходит и уходит. Вы остаетесь, и с каждым изменением вы продолжаете взрослеть.

Любое изменение прекрасно.

Сделайте его празднованием, насколько это возможно. Не обижайте никого, не позволяйте никому обижать вас.

Оставайтесь человеком. Мы не камни. Что-то будет меняться; бывают хорошие дни, и бывают плохие, но если вы обладаете определенной целостностью, вы сможете пройти через хорошие дни, через плохие и остаться собой. Для вас не будет разницы. Наоборот, все будет способствовать вашему росту.

Но вы должны помнить: сначала нужно точно выяснить, в чем проблема; иначе бывает так, что люди решают проблемы, которые вовсе не их проблемы. Поэтому они проделывают много бесполезной работы.

Это не эго, как думаешь ты, вот в чем проблема.

Просто с детства ты оказался зависимым от мнений других людей, что они говорят о тебе. И ты копил эти мнения, и архивы с чужими мнениями окружают тебя — вот что ты собой представляешь.

Один из моих друзей — он был пожилым человеком, но, по стечению обстоятельств, стал очень близок мне. Он был самым пожилым членом индийского парламента, Сет Говинд Дас. Он был известен как основатель индийского парламента. Он был его членом беспрерывно на протяжении шестидесяти пяти лет.

Его сын умер. Мы были знакомы, он был министром. Чтобы утешить отца, я пошел к нему — впервые, — он жил в прекрасном, роскошном дворце. У него был дворец. Его отец был раджа. Когда он увидел меня, его глаза наполнились слезами.

Я сказал: «Ты повидал жизнь гораздо больше меня, и ты знаешь, что смерть неминуема, но никто не может сказать, когда она придет».

И он плакал, и он подтолкнул ко мне папку с телеграммами — от премьер-министра, от президента, от губернаторов, от других министров, от тех и этих, от проректоров университетов... Я сказал: «Так и должно быть. Это абсолютно нормально, что они все шлют свои соболезнования».

Он сказал: «Но премьер-министр не прислал ничего».

Я был потрясен, что его сын умер... А они были друзьями — премьер-министр жил с Сетом Говинд Дасом в его дворце. Но он был хитрым человеком, хитрым политиком. Он использовал Сет Говинд Даса, его популярность, его власть и деньги, чтобы стать премьер-министром.

И стоило ему прийти к власти, как он не захотел, чтобы кому-то могло показаться, что это как-то связано с Сетом Говинд Дасом. Поэтому постепенно они превратились во врагов. И даже когда умер сын Сет Говинд Даса, он не послал телеграмму с соболезнованиями.

Но я сказал Сету Говинд Дасу: «Это не имеет значения. Это никак не поможет оживить твоего сына. Но, похоже, что тебя больше волнует, — у него были все вырезки из газет, в которых говорилось о смерти его сына и были опубликованы фотографии и биографические справки, — резонанс, чем смерть. Я не вижу, чтобы ты был действительно потрясен его смертью. Тут, кажется, что-то другое».

Он спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он был задет, а это была наша первая встреча.

Я сказал: «Я имею в виду, что он был только заместителем министра образования, и у тебя, должно быть, были на него честолюбивые планы: что он станет министром образования, потом премьер-министром; а затем ты возьмешь его в федеральное правительство... ты, наверное, надеялся, что он достигнет того, чего не смог достичь ты».

Он был одним из самых старых борцов освободительного движения, но он не смог получить никакого поста после освобождения. Он был простым человеком, не хитрым, не политиком. Он многим пожертвовал. Но кого волнуют жертвы, кого волнует, что он много раз сидел и пошел против своей семьи: его отец был убежденным сторонником британского правительства. И отец угрожал, что отречется от него, если он не прекратит тот вздор, которым занимается.

Против воли отца он продолжил бороться с британским правительством. Он надеялся, что займет высокий пост. Но не получил ничего. И я подозреваю, что он был не способен занимать пост. Он был таким простым человеком. Бороться за свободу — это одно, а стать премьер-министром или губернатором — совсем другое, нужны разные качества. Но он надеялся...

Я сказал ему: «Ты рассчитывал на него».

Он спросил: «Но как? — и его слезы высохли. Он спросил: — Как ты мог узнать, ты же видишь меня в первый раз?»

Я ответил: «Увидев все эти вырезки и телеграммы, я понял, что ты честолюбив. Твое собственное честолюбие не было удовлетворено, и ты надеялся, что с помощью сына ты сможешь воплотить свои честолюбивые замыслы. А теперь сын мертв. Ты никогда не любил этого сына, а у тебя есть еще один. Я знал обоих твоих сыновей.

Ты не замечаешь второго сына, потому что он не в политике. Вся твоя любовь — амбиции. Сын был просто средством. Ты хотел использовать его, а теперь его нет. Не переживай — используй второго сына. Политика — это не так уж и сложно. Даже дураки добиваются успеха, а у тебя есть власть, влияние, связи — протолкни второго сына».

И он сразу же забыл о своем первом сыне. Он сказал: «Правильно, я как-то об этом не подумал».

И он протолкнул второго сына. На место первого сына он протолкнул второго. Он стал заместителем министра образования. Но, по странному распоряжению судьбы, второй сын тоже умер раньше отца. Он тоже не смог стать полноценным министром.

Когда я пришел повидаться с ним, я сказал:

— Теперь мне действительно жаль. У тебя было только два сына. Теперь остался только один путь.

— Какой? Это ты посоветовал мне так поступить, и я поступил. Все шло отлично. Я забыл о первом сыне. Но что можно сделать против Божьей воли? Он тоже умер.

— А как насчет зятя? — У него был зять. — Подтолкни его!

— Теперь я уже немного боюсь подталкивать его. А если и он умрет?

— Тогда посмотрим. Найдем еще кого-нибудь. Сначала направь его. Если ты умрешь, никто из твоей семьи не сможет войти в мир политики. У тебя есть связи, хотя и нет фактической власти. Все великие лидеры страны связаны с тобой, твои друзья. Ты можешь повлиять на события.

— Стоит попробовать. Самое худшее, что может случиться, это то, что он умрет. Что еще он может сделать?

Но его зять никак не соглашался. Зная, что на этой должности умерли два сына, он испугался. Он даже пришел ко мне, сказав: «Пожалуйста, ничего не советуй. Этот человек опасен. Теперь он взялся за меня; и та же должность вакантна, потому что его сын умер, и я очень сильно боюсь. Я не политик».

Я сказал: «Это просто совпадение. И ты ему не сын, а зять. Попробуй — посмотрим, что получится». К счастью, он выжил!

Старик умер. И как только он умер, его зять всех перестал интересовать, и на следующих выборах его отстранили. Он даже не смог получить мандат, чтобы участвовать в выборах. Все опиралось только на влияние старика.

Когда мы встретились, он сказал: «Случилось даже худшее. Если бы я умер даже в качестве помощника министра, то, в конце концов, с государственными почестями, широким резонансом... Но что-то пошло не так. Старик умер раньше, и теперь я никто. Он погубил мой бизнес. Я бросил его и ушел в политику. А теперь с политикой покончено. Из-за того, что у меня нет никаких связей и отношений, мне даже не удалось получить мандат на выборы в Ассамблею».

Я сказал: «Ты должен благодарить Бога, что ты жив. Открой снова свой магазинчик и забудь о политике».

В то время, когда умер его первый сын, тот старик угрожал, что совершит самоубийство. Его жена очень сильно боялась.

— Останови его как-нибудь. Он говорит, что выпрыгнет, что совершит самоубийство, — попросила она.

— Не волнуйся. Человек, у которого целый ворох телеграмм, все вырезки из газет, не выпрыгнет. Такие люди не совершают самоубийства.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — ответил я. — Не бойся за него. Он в порядке, я подсказал ему выход из положения.

Смерть не была проблемой. Но он думал, что смерть — проблема: его сын умер, а он так любил его, что не мог без него жить.

Я сказал: «Не это проблема. Проблема в том, что ты любил свои замыслы, а его ты просто использовал для их воплощения; ты не можешь жить без своих амбиций. Посмотри на проблему реально — и все мгновенно прояснится». И он понял. И он стал моим большим другом. А ему было восемьдесят.

Он сказал: «Никто мне этого не советовал. Все думали, что проблема — смерть моего сына».

Я ответил: «Если бы ты остался с этой мыслью, ты был бы несчастлив, потому что это была не настоящая проблема. А настоящая проблема — твои амбиции. Решение простое — начать продвигать второго сына». И когда второй сын стал помощником министра, он снова был счастлив. Он забыл о первом сыне. Вопрос был не в том, кто, а в том, кто сможет реализовать его замыслы.

Всегда помните: когда вы сталкиваетесь с проблемой, сначала разберитесь, в чем именно она заключается. Не переживайте очень сильно о решении.

Самая важная работа — обнаружить и точно определить, в чем проблема. Решить просто. Но если вы упустили проблему, решить невозможно: какое бы решение вы ни приняли, оно не сработает.

Поэтому эго — не твоя проблема.

Любовь — не твоя проблема.

Твоя проблема в том, что ты не способен принять себя, быть независимым, быть уважительным к себе, сделать что-то, чтобы почувствовать, что ты чего-то стоишь.

Твое достоинство должно быть внутри тебя, а не подарено кем-то другим. Заимствованное достоинство опасно: его могут забрать назад. И это продолжает происходить в так называемых любовных похождениях.

Только независимый человек может любить и быть любимым. Тогда любовь не создаст ему никаких проблем.

Дата добавления: 2015-07-10