Месть карликов

Ошо, похоже, результаты работы Гурджиева несли такие же коренные изменения, такую же угрозу устоявшемуся положению вещей, как и результаты твоей работы. Многие его методы были откровенно эпатажными, но, тем не менее, местные газетенки никогда не сообщали о том, что он руководит лагерем подневольного труда, что мешает движению общественного транспорта, представляет угрозу на дорогах или является зачинщиком распутных пьяных оргий. Прошлым утром ты говорил, что Гурджиев потерпел неудачу из-за тупоголовости человека. Именно по этой причине он решил работать с небольшой группой избранных людей, а не бросил вызов всему миру, как это сделал ты? И если ты добился успеха — а ты его добился — там, где он не преуспел, не оттого ли это, в частности, что пятьдесят лет назад человечество находилось не в таком жалком и отчаянном положении, как сейчас?

Нужно уяснить некоторые вещи. Первое: Георгий Гурджиев никогда не был заинтересован в изменении общества. Его мотивация была достаточно странной, но, похоже, осмысленной. Он верил, что люди не рождаются с душой — душу нужно заработать, вы должны заслужить ее.

Поэтому вопрос об общественной революции и трансформации не стоял. Он считал, что душа есть только у некоторых людей, которые усердно работали, чтобы кристаллизировать свое существо; остальные же — просто овощи, они не в счет. Это обидно. Это возмутительно. И, кроме того, это неправда, но в этом есть смысл.

Все религии мира учили, что человек рождается с душой. Гурджиев — первый человек в истории с таким необычным взглядом: что человек рождается только с возможностью иметь душу, если он так решит.

Были атеисты, которые утверждали, что у человека нет души, но они никогда не допускали, что существует некая возможность ее заслужить. И были теисты, которые верили, что человек рождается с душой; вопрос о том, чтобы заслужить ее, даже не стоял, вы должны были раскрыть ее.

Гурджиев стоит особняком с его теорией, что люди рождаются такими, как говорят атеисты, но, если они приложат достаточно усилий, они смогут сотворить в себе душу, как говорят теисты.

Вопрос несколько запутанный. Дело не в том, что правда, а что нет. Дело всегда в том, что приносит плоды.

Атеист, который просто отрицает наличие души — как делают коммунисты по всему миру, — приносит огромный вред, потому что отрицает возможность человеческого роста. Он подбрасывает вам идею, что вы материальны и останетесь материальным, ничего больше. Вы рождаетесь материей, вы умрете материей, и ничего не останется; жизнь есть только между рождением и смертью, ни до, ни после.

Это опасное мировоззрение, но полмира поддерживают его. Похоже, оно удовлетворяет какую-то внутреннюю потребность человека.

Человек не хочет быть духовным, потому что быть духовным значит бороться за свободу, бороться за личность, бороться, чтобы жить тотально. Как только вы признаете душу, вы признаете всю высоту духовного роста. Тем людям, которые не хотят бороться за все это, проще всего думать, что души нет, чтобы не возникало никакого вопроса о росте.

Это не совпадение, что половина мира или даже больше впервые за всю историю человечества атеисты. Атеисты были всегда, но как отдельные мыслители или небольшие группы, но такого количества людей не было никогда.

На одной стороне все религии, и один атеизм, равный им по силе, — на другой. Это происходит впервые.

Похоже, это месть; месть всем тем, кого мы зовем просветленными, пробужденными; месть Гаутаме Будде, Махакашьяпу, Бодхидхарме, потому что их положение — неумышленно — унижает вас. Они никогда не хотели, чтобы так получилось. Они хотели помочь вам достичь еще больших высот, чем достигли они. Но это было только в теории.

Человечество осталось глубоко укорененным в земле. Тысячи лет оно поклонялось пробужденным. Всегда помните основополагающий жизненный принцип: если вы кому-то поклоняетесь, однажды вы отомстите.

Это заявление: «Души нет, поэтому все, о чем говорят эти люди, — пустая болтовня. Она ничего не значит. Они говорят о душе и ее росте только для того, чтобы превратить вас в материальных, неполноценных человеческих существ», — месть карликов всем духовным гигантам.

Это случилось при дворе одного из великих императоров Индии, Акбара. Ему очень хотелось собрать при дворе всех гениев — и у него при дворе были действительно великие люди. Однажды он пришел и нарисовал линию на стене, сказав своим придворным: «Вы можете сделать эту линию маленькой, не прикасаясь к ней?»

Они размышляли так и этак, но как ее уменьшить, не прикасаясь? В конце концов, один из них встал и нарисовал выше нарисованной линии еще одну, более длинную; он не прикасался к той линии, которую нарисовал император, но сделал ее маленькой.

Веками человечество копило месть тем, кто на самом деле был гигантом, но до их уровня подняться массы так и не смогли. А как долго вы можете жить в позоре? Лучше принять философию, которая отрицает всякую возможность всякого роста и считает, что все эти великие пробужденные — выдумка.

Духовный рост — это не то, что можно предложить людям. Это нечто невидимое — либо вы чувствуете его, либо нет. Если вы отрицаете его, независимо от причины вашего отрицания неосознанно вы будете отрицать и свой собственный рост и саму его возможность. Поэтому невозможно представить, чтобы Гаутама Будда родился в Советском Союзе. Это невозможно.

В прошлом атеизм не был распространен, но, тем не менее, он препятствовал росту людей. Теизм предполагал, что каждый рождается с душой. И все, что ему нужно сделать, — это раскрыть ее — ничего не нужно создавать, никаких напряженных усилий. Простое осознание себя — и завеса поднимается, и вы встречаетесь лицом к лицу с самим собой. И в этот момент познания ваша жизнь меняется. В вашей жизни меняется все.

Эти люди думали, что, настойчиво утверждая, будто мы рождаемся с душой, они помогут массам начать свой путь — потому что не нужно напряженных усилий, чтобы создать ее, а нужно всего лишь открыть ее.

Но массы поняли это иначе. Они истолковали так: «Если душа уже есть, к чему спешить? — у тебя есть эта вечная жизнь, ты можешь открыть ее в любое время. Но мимолетные жизненные наслаждения — которые не вечны — их нельзя упустить!

Ты не можешь упустить душу, потому что она всегда здесь и останется с тобой навсегда — откроешь ты ее или нет. Следовательно, это можно отсрочить, отложить до следующей или какой-либо другой жизни; но мимолетные жизненные наслаждения... вкушай их!» Даже самую блестящую идею можно истолковать так, что она превратится в полную противоположность.

Поэтому все религии мира находились в странном положении. Были атеисты, которые отрицали душу, и люди не прилагали никаких усилий — в чем вопрос, если она не существует. И были теисты, которые верили в душу, но, когда она уже есть, зачем спешить — прежде чем ты откроешь ее, насладись мирскими благами.

И в том, и в другом случае люди оставались материалистами.

И в противовес этим двум точкам зрения Гурджиев высказал новую, оригинальную мысль, что вы не рождаетесь с душой. Помните: если вы не сотворите ее, вы просто умрете, ничего не останется, вы не переживете смерть своего тела. Но вы можете, если будете усердно трудиться, сотворить душу. Дело не в ее открытии — у вас ее пока нет, — она должна быть кристаллизирована.

Но следствием этой теории — а она кажется многообещающей, потому что в ней нет места просчетам ни теистов, ни атеистов — становится новая проблема. Она заключается в том, что широкие массы невозможно воодушевить на напряженные усилия; только нескольких разумных людей...

И я говорю: только нескольких, потому что даже интеллектуалы скажут: «Если я умру и ничего не останется, что тогда? Когда-то меня не было; для меня это не было проблемой. До рождения меня не было; это не было для меня проблемой, потому что если меня нет, то как что-то может быть для меня проблемой? Если меня не будет после смерти — это кажется лучшим решением всей проблемы».

Поэтому только немногие разумные люди заинтересовались Гурджиевым. И он никогда не критиковал укоренившиеся в обществе права, никогда не критиковал религиозные предрассудки, никогда не критиковал социально-политические условия. Ему это было неинтересно. Все его усилия были направлены на то, чтобы подготовить несколько человек с кристаллизированным существом.

Его не интересовали массы. И вы не можете на него жаловаться. Массы таковы, что интересоваться ими — значит позволить забросать себя камнями, распять, отравить, убить. Те люди, ради которых ты усердно трудился, уничтожат тебя.

Причина та же: непреднамеренно ты указываешь массам на их невежество. Ты знаешь — и ты можешь указать им путь, по которому можно прийти к тому же знанию. Но они не знают, и их большинство — весь мир.

Вместо того чтобы задуматься о твоем пути и его тайнах, проще прикончить тебя, чтобы ты не надоедал им; иначе ты вызовешь беспокойство в умах людей. Они были удовлетворены «ешь, пей и веселись»; и вдруг приходишь ты и начинаешь говорить о просветлении. Ты потревожил их серую жизнь — серую, но приносящую удовлетворение.

П. Д. Успенский, прежде чем он предал Гурджиева, написал книгу о его учении — «В поисках чудотворного». Он посвятил ее «человеку, который потревожил мой сон».

Но никто не любит, когда его тревожат во сне, а духовный сон настолько глубокий, что потревожить его... чревато гневом. Гурджиев точно знал, что случилось с Сократом, что случилось с Иисусом, что случилось с аль-Хиллай Мансуром, что случилось с Сармадом — и тысячами других, кто пытался освободить человечество. Человечество отблагодарило их смертью.

Он был тотально иным человеком — очень практичным и прагматичным. Он сказал: «Какой смысл переживать об этих людях и тратить зря свое время? Я выберу тех, кто готов пройти со мной весь путь».

Именно поэтому у него не возникало противоречий со всем миром. Несколько человек в Америке, несколько человек во Франции, несколько человек из России, несколько человек из Англии — всего не больше двухсот — работали по его принципам. Если только двести человек работают по неким принципам и эти принципы не противоречат ортодоксальной системе, религии, традициям, прошлому, общество не придаст этому значения.

Все подумали, что он несколько эксцентричный человек и к нему идут те, кто на него похож. Но он не мог растревожить весь мир, не мог наделать шуму, да и не хотел. И даже если бы хотел, то не смог: он не умел хорошо выражать свои мысли.

За всю свою жизнь он не прочитал ни одной лекции; он никогда не разговаривал, даже со своими учениками. Он предпочитал писать; кто-то другой зачитывал, а он наблюдал за лицами своих учеников, чтобы понять, какое впечатление производит на них чтение статьи. И в зависимости от этого впечатления он изменял статью, и ее снова зачитывали. Одну и ту же статью могли читать целый год, пока он не был удовлетворен тем, что она производит нужное впечатление на каждого.

Такой человек не может потрясти мир. Одна лекция за целый год... Он написал всего три книги — таким способом. Кажется, будто он писал эти книги больше для себя, чем для кого-то еще, потому что он писал их в странном месте. Он был странным человеком.

Чтобы писать, люди уходят в тихое место, в горы. Он шел в Париже в ресторан и сидел там, в ресторане, среди сотен приходящих и уходящих людей... среди многочисленных разговоров и суеты... официантов, подносящих блюда и бьющих тарелки, — там он и писал. Это было его место для творчества.

Его ученики говорили: «У тебя есть прекрасное тихое место недалеко от Парижа. Почему бы тебе не писать там?»

Он никогда не соглашался. Он говорил: «Я хочу писать в таком месте, где есть всякого рода помехи — там дорога, там движение, ресторан... я хочу писать там и оставаться невозмутимым. Я не хочу, чтобы мне помогала внешняя тишина. Моя внутренняя тишина должна написать это».

Написал он эти три книги по двум причинам. В своей основе, это был его собственный непрекращающийся экзамен: если ты пишешь в такой нарушающей внутреннее равновесие обстановке и остаешься невозмутимым, спокойным и безмятежным — как будто ты пишешь в одиночестве в тихой хижине в горах... Поэтому, прежде всего, это было важно для него самого; а во-вторых, все, что он написал, зачитывалось ученикам.

Он не был уверен, что написанное им произведет то впечатление, которое он хотел произвести. Поэтому он постоянно вносил в текст изменения. Написание трех книг заняло у него всю жизнь. Однако они бесполезны для обычных людей. Вы не сможете понять, о чем он пишет. Он не был писателем. Он не был оратором.

Он научился нескольким техникам, усердно работал и достиг кристаллизации в себе, но он не умел ясно выражать свои мысли, чтобы донести это до других. На самом деле, он учился у людей, которых вербальное общение интересовало меньше, чем сами практики. Он жил в монастырях. Он ездил в Тибет. Он побывал во многих тайных суфийских монастырях — но их всех интересовали практики.

Современный же человек для начала хочет получить разумное объяснение, что это стоит делать; иначе он не будет тратить свою жизнь на что-то, в чем не уверен. Этой уверенности Гурджиев дать не мог.

Он был харизматичен, поэтому те, кто знал его близко, почти уверились в том, что все, что бы ни говорил этот человек, должно быть правдой. Но только избранные — он не был известен по всему миру. Но те, кто пришел к нему, без сомнения, приобрели много, хотя практики и были возмутительные: в западной традиции таких практик никогда не существовало. Но в суфийской традиции это обычные практики. Они кажутся возмутительными, потому что вырваны из суфийского контекста.

И, по большому счету, он не был заинтересован в подготовке революции во всем мире, создании нового человека, нового человечества. Его интересы были очень ограниченны; создать несколько человек — именно так работали столетиями суфии — создать несколько человек, потому что таким было их понимание: чем более ты известен, тем больше опасность.

Многие суфии, ставшие известными, были убиты. Тогда суфии полностью ушли в подполье. Чтобы сейчас найти суфийского мастера, вам понадобятся месяцы или даже годы. Пока вам не удастся встретить ученика мастера, и он не убедится в истинности вашего поиска истины — что вы не просто любопытствующий, не просто турист, который между прочим хочет увидеть, что представляет собой суфийская школа, что такое суфийские практики, — только тогда при помощи личного знакомства вы попадете в школу, под ответственность того человека, который приводит вас к мастеру. Это стало острой необходимостью, потому что ислам был беспощаден.

Иудеи убили одного Иисуса.

Ислам убил много Иисусов.

Увы, Гурджиев научился всему в исламских суфийских школах, поэтому он всегда оставался замкнутым; это стало неотъемлемой частью его существа: несколько учеников — и он удовлетворен.

Моя установка тотально отличается: на протяжении столетий мы стремились изменить нескольких человек; и несколько человек были изменены, но это не повлияло на человечество в целом. А пока человечество в целом не изменится в сознании, мы не сможем создать тысячи будд.

Один император в Китае построил храм десяти тысяч будд. В этом храме находятся десять тысяч статуй будд. Весь храм — ничего, кроме статуй, все стены. Все это количество и есть храм.

Я понимаю, что хотел сказать человек, построивший храм десяти тысяч будд. Для меня это не храм, а указание на то, что, пока мы не создадим тысячи будд по всему миру, этот мир так и будет испытывать неоправданные страдания, беспричинные муки, продолжит сам создавать себе проблемы — потому что вы не можете больше ничего создать. Пока ваши созидательные силы не будут направлены на более значимые цели, вы будете создавать друг другу проблемы.

Мы это уже видели: здесь были будды, были такие учителя, как Гурджиев, которые изменили качество небольшой группы, но это как положить чайную ложку сахара в океан — океан остается прежним, он и не заметит этот сахар. Он не станет сладким.

Очень несоразмерным было усилие для достижения просветления. Массы огромны, и время от времени один человек или несколько людей достигают его. Но это остается на периферии, а мир продолжает двигаться по привычному маршруту, как по прогорклому маслу.

Моя задача — создать как можно больше будд по всему миру; столько освещенных существ, сколько возможно, чтобы, даже если и возникнет желание меня уничтожить, это не имело значения, потому что будут тысячи других, которые будут делать ту же работу.

Невозможно представить, чтобы тысячи людей могли быть распяты. И даже если это случится, сам факт, что десять тысяч будд были распяты, возможно, будет чувствительной встряской для человечества — чтобы пробудить всех и они увидели, что они творят во сне, в забытьи.

Более того, времени мало, поэтому я не могу полагаться на старые неспешные методы. Это все равно что сегодня передвигаться на арбе. У Будды впереди было долгое будущее. У меня — нет.

Человечество каждую секунду подвергается опасности: если мы будем живы к концу этого века, это будет чудо.

Поэтому давление времени, опыт прошлого вынуждают меня пойти на риск и начать обрезать сами корни, которые мешают людям, и создать вокруг такое количество осознанных существ, что массы не смогут думать, что кто-то пытается подняться над ними. Таких тысячи... И они смогут вглядеться в их действия, их поведение, их любовь, их сострадание, их измененную жизнь... А будущее темно, там властвует смерть.

Мы должны использовать этот драматический этап. Мы должны подвести массы к четкому осознанию: «Ты можешь умереть в любой момент, ты можешь не проснуться завтра утром, поэтому ты не должен тратить время на пустяки. Делай что-то важное. Делай что-то, что поможет тебе соприкоснуться с вечностью. Чтобы, даже если весь мир умрет, это не имело значения. Хотя бы для тех, кто прикоснулся к вечности, — для них смерти нет».

И, возможно, если нам удастся создать тысячи людей... само явление может начать инициировать это и в других, потому что мы созданы похожими, мы связаны друг с другом. Нужна достаточно устойчивая среда, чтобы силы пробуждения закружились вокруг вас, как вихрь, и запустили этот процесс в вас.

Я не считаю, что это невозможно.

Это возможно.

Это нужно сделать возможным.

Мы живем в такое время, когда силы сна и силы пробуждения начинают вступать в завершающую стадию последней битвы; и в своей основе силы сна — какими бы значительными они ни были — слабы.

Может быть, что двадцать человек спят, а один пробудился; так вот тот один, пробужденный, гораздо сильнее тех двадцати, которые спят.

Массы спят, у них нет сил.

Мы должны произвести достаточно силы для пробуждения.

Время пришло. Если мы упустим его, возможно, что-то, ради чего вся природа и все существование трудились тысячелетиями, не сбудется. Но я не думаю, что оно может не сбыться.

Если существование хочет, чтобы люди превратились в божественную сверхрасу, то все ядерное оружие и все Рональды Рейганы просто не в счет.

Ошо, ты отмечал, что во снах мы часто в символической форме проживаем содержимое нашего бессознательного. Например, желание любовной связи с сестрой во сне проигрывается как любовная связь с ее лучшей подругой.

В этом случае кто выступает в роли цензора и почему?

Обусловленность сознательного ума зашла так далеко, что даже в глубоком сне она не позволит происходить абсолютно всему. Даже в глубоком гипнозе она не позволит происходить абсолютно всему.

Например, волновались, что гипнотизер, усыпляющий женщину, может изнасиловать ее под гипнозом. Но если женщина сама не захочет, это будет невозможно: она проснется.

Я работал с одним из моих двоюродных братьев. Он был очень талантлив; сейчас он профессор в университете. Но он очень труслив. Поэтому, за что бы он ни цеплялся, очень сложно убедить его отбросить это, даже если есть что-то лучше: он цепляется за безопасное, знакомое ему.

Он родился в очень бедной семье. Его мать умерла, а его отец женился снова, и женщина начала изводить мальчика. Поэтому я предложил ему пожить со мной, и он согласился. Он учился и работал на полставки в офисе.

Директор колледжа был моим другом. Я сказал ему: «Он очень одаренный, и это просто глупо, что он вынужден работать наборщиком в обычном офисе. Ты можешь взять его к себе в колледж на полставки библиотекарем или на какую-нибудь другую должность, которую ты сможешь подыскать». И он охотно согласился.

Работая в офисе, мальчик получал всего лишь семьдесят рупий в месяц, а директор был готов платить ему двести рупий за то же время работы — и работать почти не надо, просто быть библиотекарем.

Я сказал мальчику: «Это будет полезно, ты сможешь читать, пока никто не беспокоит тебя, и сможешь познакомиться с великой литературой; она будет в твоем распоряжении. И ты останешься в колледже. Ты сможешь и учиться, и работать там.

Прояви свои способности, и в итоге я постараюсь убедить директора, что будет разумно предложить тебе должность лектора в колледже, когда ты станешь магистром». Но он не оставил работу наборщика в офисе. Ему было очень сложно отстраниться от того, к чему он привык и где ему было спокойно.

В конце концов я попробовал загипнотизировать его — и он был хорошим медиумом, он делал все, что я ему говорил. Когда я окончательно убедился, что он опускается по-настоящему глубоко и все забывает, я сказал ему: «Время пришло. Завтра ты откажешься от своей должности».

Он моментально открыл глаза и очнулся. Он сказал: «Вот чего я боялся все эти дни. Я могу сделать все что угодно, но только не этот отказ. Я знал, что однажды ты попросишь меня отказаться от должности».

«Но, — спросил я, — как тебе это удалось, ты же был так глубоко под гипнозом?»

Он ответил: «Я был глубоко под гипнозом, но это было мое добровольное сотрудничество. В этом вопросе я не согласился».

Поэтому даже во сне ваш натренированный ум вмешается, чтобы изменить сон, представит все так, будто вы ухаживаете за лучшей подругой вашей сестры. Но ваше бессознательное желание связано с сестрой, лучшая подруга — только подмена. Но у обусловленного сознания глубокие корни, которые проникают даже в бессознательное.

Поэтому если женщина хочет, то гипнотизер может заняться с ней сексом, но если она не хочет, то в тот момент, когда он будет внушать что-то против ее воли, она проснется независимо от того, насколько глубок гипноз.

Это стало настоящим откровением для меня, потому что он делал все. Я говорил ему: «Вставай. Сейчас утро, и тебе нужно подоить корову». И он садился в ту позу, в которой сидят в Индии, когда доят корову, — в отсутствие коровы. Он начинал доить корову. И он не помнил ничего из того, что происходило. Но отказаться от должности... его сознательный цензор был настороже, если дело касалось этого вопроса.

Вы не можете приказать кому-то пойти и убить, пока этот человек на самом деле не захочет убить. Все, что делает загипнотизированный медиум, это его добровольное сотрудничество — не то что он осознан, но даже в бессознательном сознательный ум бдит, чтобы ничто не пошло против установленного порядка.

И если возникает намек на занятия любовью с сестрой или матерью, что является одним из величайших грехов в любом обществе — самым строгим табу, ум мгновенно расстроит весь процесс. Исчезнет сознательное, мгновенно исчезнет гипнотизер, и человек очнется, очнется полностью и разозлится на тебя за то, что ты хотел заставить его сделать что-то неправильное.

Поэтому именно сознательный ум... Но сознательный ум, бессознательный ум — лишь условное разделение. Между ними нет реальных стен, чтобы они не могли пересекаться. Разделения нет, это как границы на карте. Это единое целое, только одна его часть стала сознательной, другая часть не стала сознательной — но они едины.

Таким образом, даже во снах есть цензура.

И все ваши сны, только если они не идут против ваших условных порядков, искажены. В этом и заключается работа психоаналитика: найти, где они были искажены, и расставить все по своим местам. Обнаружить, чего на самом деле хотело подсознание, но что было изменено сознательным — в этом все искусство психоанализа: обнаружить и привести бессознательное точно туда, куда оно хотело попасть, и сделать так, чтобы вы осознали это.

И стоит вам только осознать, что вы хотели заняться любовью с сестрой, а не с ее лучшей подругой, как вы абсолютно потеряете к ней интерес — стоит это ясно понять, и сон больше не появится, потому что теперь в этом нет смысла: вы признали тот факт, что это было неосознанное желание. И в этом нет греха. Все табу созданы человеком. Исходя из законов биологии, братьям и сестрам не следует вступать в брак.

Но в древнем индийском предании говорится, что в самом начале ребенок рождался вместе со своим партнером — мальчик и девочка, близнецы. То есть он рождался со своей женой — не было проблемы выбора, или поиска, или астрологического подбора, или чего-либо еще.

Санскритское слово bhagni обозначает одновременно и сестру, и жену. Когда я в первый раз осознал значение этого слова, я был озадачен: как одно и то же слово может обозначать обеих — сестру и жену.

Я поработал над этим и обнаружил, что в самом начале — по индийской мифологии — все рождались со своей женой или мужем. И жизнь была очень спокойной, потому что они вместе росли; у них были одни и те же вкусы, одни и те же предпочтения. Никогда не возникали конфликты или ссоры. Но это нужно было остановить, потому что страдали дети.

Если мужчина женится на своей сестре, их дети будут отсталыми, хромыми, слепыми, что-то будет не так, они не будут абсолютно здоровыми младенцами. Лучшие результаты дает скрещивание. Это поняли тысячи лет назад. Вот почему это стало табу: ни один брат не должен жениться на своей сестре, потому что их дети будут страдать.

Но это должно быть доведено до логического завершения. Никто не должен жениться внутри своей касты, потому что так или иначе в далеком прошлом они состояли в близком родстве: их прадедушки или даже еще дальше. Лучше всего им вступать в брак с кем-то из другой касты, другой нации, чтобы не было возможности встретить ту же кровь.

Сейчас это уже установленный факт в отношении животных. Мы используем скрещивание, и животные становятся все лучше и лучше. Но с человеком мы ведем себя суеверно и глупо.

На самом деле, браки должны заключаться между одним континентом и другим континентом — как можно дальше друг от друга, чтобы вообще не было никаких связей; чтобы связь не прослеживалась на протяжении тысячи лет. Если это станет возможным, человек будет более здоровым, более разумным, более красивым. Меньше болезней — длиннее жизнь. Теперь это научно установленные факты.

Но одна из бед заключается в том, что человек не применяет свои открытия к своим собственным действиям. Его действиями будут руководить обычаи, установленные людьми необразованными, не информированными обо всех тех фактах, которые только сейчас мы начинаем осознавать.

Их нужно использовать и в отношении человека. И если однажды мы сможем найти планету, на которой будут человеческие существа, это будет идеальный вариант. Потому что не будет ни малейшего опасения... Потому что здесь, даже если вы женитесь на ком-то с другого континента, нельзя быть уверенным, потому что все цивилизованные люди мира когда-то жили в центральной Азии, в Монголии.

Когда их население увеличилось, они вынуждены были расселиться. Те же люди в Индии, те же люди в Иране, те же люди в Германии, те же люди в Англии, по всей Европе, в Америке. Сотни поколений сменили друг друга, но, обращаясь к их языкам, мы понимаем, что они когда-то были в одной группе.

В английском тридцать процентов слов из санскрита. В русском сорок процентов слов из санскрита. А в одном европейском языке, литовском, семьдесят процентов слов из санскрита. Все западные языки корнями уходят в санскрит.

Это значит, что когда-то род жил в одном месте, пользовался одним языком, а потом вынужден был расселиться по разным уголкам мира вследствие демографического взрыва. Они учили новые слова, они создавали новые слова, они сталкивались с новыми реалиями, но определенная часть их старого языка оставалась с ними.

Язык — верный признак, из одного рода произошли эти люди или из разных. Например, китайцы — тотально иной мир. Даже у южноиндийских языков нет санскритских корней. Европейские языки ближе к хинди, чем южноиндийские языки, потому что южноиндийские языки и люди, которые говорят на этих языках, не являются частью арийской группы, распространенной по всей Европе и Индии.

Лучше всего найти кого-то, кто отдален от вас настолько, насколько это возможно; еще лучше — если связи нет вообще.

Поэтому в каждом обществе это табуировали по необходимости — но каждый ребенок обречен влюбиться в свою сестру.

Одна из моих саньясинок только что говорила мне: «У меня проблема. Ты сказал, что пары должны заниматься любовью, не прячась от своих детей; дети должны знать, что занятие любовью — это явление человеческое, естественное. Что их родители делают это. Это будет хороший опыт для них — наблюдать, осознавать; и они воспримут это не как серьезное дело, а как игру».

Она сказала: «Все было хорошо, но теперь мальчик говорит, что хочет заняться любовью со мной. Что мне делать?» — потому что табу в том, что вы не можете заниматься любовью со своей матерью. Они разрешили ему присутствовать, и он был очень доволен, потому что ему оказали доверие: папа занимается с мамой любовью — и он видит это. И он сказал: «Я никогда об этом не думал. Но теперь я тоже хочу это делать». А он еще очень маленький, ему, наверное, лет шесть.

Я попросил маму сказать ему: «Ты будешь заниматься любовью, когда подрастешь. У тебя будет жена. Ты слишком маленький, я слишком большая. Подожди. Это естественно, и это придет. А когда придет пора, ты женишься; ты влюбишься в девушку и женишься. А сейчас ты должен понять, что в этом нет ничего плохого, ничего греховного — это не то, что нужно делать, скрываясь, даже от своих детей».

Потому что когда дети это обнаруживают — а они обнаруживают, — они теряют уважение к родителям. После этого они не могут уважать этих людей: они запрещают им делать то, что делают сами.

Она объяснила это мальчику. А дети очень восприимчивые и очень понимающие. И он понял, что это правильно: он еще недостаточно подрос, поэтому он подождет. Но он почувствовал благодарность, и он будет чувствовать благодарность всю свою жизнь — что у него были особенные мама и папа, которые доверились ему, доверили даже свою частную жизнь. Они никогда ничего не держали в секрете от него.

Теперь мальчик захотел заняться любовью с мамой, ему объяснили причину отказа: «Это не принесет пользы, это бессмысленно; ты еще недостаточно взрослый», — и у него никогда не будет сна о том, как он занимается любовью с мамой. Это стало ясным осознанием.

Но почти каждый мальчик бессознательно жаждет заняться любовью со своей мамой, и из-за этого он ревнует к своему отцу. И каждая девочка хочет заняться любовью со своим отцом и ревнует к матери. Так мы создаем сложности для ума, что в будущей жизни преподнесет этим людям психические проблемы.

Но если все будет чисто и ясно, разъяснено, вы воспитаете своего ребенка без всяких подавленных чувств. Он будет обладателем тотально иных качеств существа: свежести, остроты и глубокого принятия себя.

Дата добавления: 2015-07-10