Читайте также: |
|
«Синсар Дабх» обманула нас, а обвинили во всем меня. Я была той, кто мог ее выследить. Мне досталась маленькая роль, но даже с ней я не справилась. Если бы в последний миг я не поняла, что происходит, Книга захватила бы В'лейна и убила нас всех – тех, кто был смертен. Я завопила, и В'лейн успел перенестись раньше, чем чудовищная сила принудила его принять Книгу из рук ши-видящей, которая ее протягивала.
Книга заставила Софи подобрать ее прямо у нас перед носом, пока мы были слишком заняты фальшивкой.
«Синсар Дабх» шла с нами бог знает сколько времени, окутывала меня иллюзиями, и я сбила всех со следа. Что чуть не привело к массовому убийству.
Мы бежали, как крысы с тонущего корабля, толкаясь и спотыкаясь.
Выдающееся было зрелище. Самые мощные и опасные существа – Кристиан с татуировками Невидимых, Риодан, Бэрронс и Лор, способные превращаться в монстров и не способные умереть, В'лейн и его группа, тоже бессмертные и наделенные неведомыми силами, – все бежали от щуплой ши-видящей с Книгой в руках.
Книгой. Магическим томом, который один идиот создал в попытке избавиться от зла и начать жизнь сначала. Я бы ему сказала, что попытки избавиться от ответственности никогда не срабатывают.
Если сегодня или завтра никто не поспешит на помощь Софи, она умрет.
Кого и скольких она захватит при этом с собой? В'лейн перенесся в аббатство, чтобы предупредить об этом.
– Что у вас произошло с Охотником, мисс Лейн? – поинтересовался Бэрронс.
– Не знаю.
– Это выглядело, как дружеская прогулка. Я предположил, что это Охотник фаворитки.
– Я как-то не подумала об этом! – с поддельным удивлением ахнула я.
Он сурово на меня посмотрел.
– Мне не нужен друид Келтаров, чтобы учуять вашу ложь.
Я поморщилась.
– Почему?
– Потому что я давно живу. И научился видеть людей насквозь.
– Насколько давно?
– Что он вам сказал?
Я вздохнула.
– Сказал, что я когда-то летала на нем. Назвал меня старым Другом.
Чем мне нравились разговоры с Бэрронсом, так это тем, что с ним не требовалось долгих объяснений.
Он расхохотался.
Я так редко слышала его искренний смех, что сейчас мне стало больно.
– Что тут смешного?
– Выражение вашего лица. Жизнь повернулась не так, как вы ожидали, да, девочка-радуга?
Это слово вошло мне в сердце, как тупой клинок. «Ты оставишь меня, девочка-радуга». Тогда он произнес это с нежностью. Сейчас я слышала только насмешку.
– Я совершенно запуталась, – сказала я.
Проклятый клавикорд и трубы снова гремели.
«Когда я выросла и влюбилась, я спросила любимого: "Что впереди? Будут ли радуги ждать на пути?" И вот что он мне ответил...»
– Вы ведь не верите в то, что вы Король?
Трубы захлебнулись, замолчал клавикорд, игла заскрипела на пластинке, отскакивая в сторону. Зачем я вообще говорю?
– Когда ты это понял?
– Я видел Королеву в Белом Особняке и не смог придумать другой причины, которой можно было объяснить присутствие ее воспоминаний. Бритва Оккама. Она не Королева. Или не была ею с самого начала.
– Так кто же я?
– Не Король Невидимых.
– Дай другое объяснение.
– Оно еще не появилось.
– Мне нужна женщина по имени Августа О'Клэр.
– Она мертва.
Я остановилась.
– Ты ее знал?
– Она была бабушкой Телли Салливан. В ночь побега Книги Исла О'Коннор попросила меня отвезти ее к ним.
– И?..
– Вы не удивлены. Вы знали, что я был в аббатстве.
– Как хорошо ты знал мою ма... Ислу?
– Я встретил ее в ту ночь. И навестил ее могилу пять дней спустя.
– У нее было двое детей?
Бэрронс покачал головой.
– Позже я проверил. У нее была только одна дочь. Той ночью Телли ее нянчила. Я видел девочку в ее доме, когда привез Ислу.
Мою сестру. Он видел Алину у Телли.
– И ты считаешь, что я не Король Невидимых?
– Я считаю, что мы не знаем всех фактов.
Я чуть не плакала. Когда я шагнула на землю Изумрудного острова, началось мое медленное разрушение. Я приехала в Ирландию, считая себя любимой дочерью Джека и Рейни Лейн, сестрой Алины. Затем я узнала о том, что меня удочерили. Я с радостью обнаружила у себя ирландские корни. Но сейчас Бэрронс подтвердил, что я не О'Коннор. Он был там, когда Исла умерла, и видел только одного ребенка. Неудивительно, что Риодан говорил с такой уверенностью. Ничто не определяло меня в жизни, кроме невероятных детских снов, забытого невозможного знания, злобной Книги и жуткого Охотника с его симпатией ко мне.
– Что случилось в ту ночь в аббатстве? Почему ты там оказался?
– Мы учуяли, что что-то приближается. В деревнях поползли слухи. Старухи судачили. А я научился к ним прислушиваться и читать газеты.
– Ты высмеял Нану О'Рейли.
– Чтобы вы не вернулись и не стали копать глубже.
– Почему?
– Я не хотел, чтобы вы узнали то, что она скажет.
– О том, кто ты?
– Она дала бы мне определение. – Бэрронс остановился и процедил: – Неверное. Но определение. А вы тогда любили определения.
– А сейчас, по-твоему, не люблю?
Нана называла его Проклятым. Почему?
– Вы учитесь. Аббатство было центром пересудов. Я наблюдал за ним неделями, пытался пробраться туда, не потревожив барьеры. Но они оказались сильными. Они чуяли даже меня, а меня ничто не может учуять.
– Ты сказал: «Мы учуяли». Я думала ты работаешь один. Кто еще?
– За Книгой охотились сотни. Она была Граалем для определенного типа коллекционеров. Колдун из Лондона, заполучивший копии страниц. Гангстеры. Недо-короли. Мы шли по одному следу. Порой мы замечали друг друга, но не мешали, поскольку однажды кто-то из конкурентов мог найти ценную информацию. Но я никогда не видел в деле Келтаров. Видимо, Королева за ними подчищала, чтобы ее тайная мантия была спрятана как следует.
– И в ту ночь ты был снаружи у аббатства?
– Я не знал, что происходит внутри. Это была тихая ночь, точно такая же, как другие. Не было движения. Ни криков, ни беспорядка. Книга выскользнула незамеченной или выждала и убежала позже. Меня отвлекла женщина, которая вылезала из заднего окна аббатства, держась за бок. Она была серьезно ранена. Женщина направилась прямо ко мне, словно знала, где я должен быть. «Увези меня отсюда», – попросила она. Сказала, что нужно ехать в Девоншир к Телли Салливан. Что от этого зависит судьба мира.
– Я думала, тебе наплевать на судьбу мира.
– Верно. Но она видела «Синсар Дабх». Я спросил, в аббатстве ли Книга, и женщина ответила, что да, была, но больше там ее нет. В ту ночь я узнал, что проклятая шутка была прямо у меня под носом последнюю тысячу лет.
– Я думала, что Книга всегда была в том месте, с начала времен, задолго до того, как было построено аббатство. – Я не собиралась уточнять возраст Бэрронса.
– Я был в Ирландии только тысячу лет. До этого... я был в других местах. Довольны, мисс Лейн?
– Едва ли.
Интересно, почему он выбрал Ирландию? Почему остался здесь? Не путешествовал? Ему нравилось иметь свой «дом»? Даже у медведей есть берлоги.
– Женщина сказала, что Книга убила членов Хевена. Я попытался применить Глас, но женщина потеряла сознание. Мне нечем было зашить ее раны. Я думал, что она мой главный шанс, поэтому уложил ее в машину и отвез к ее подруге. Но к тому времени она уже впала в кому.
– И это все, что она тебе сказала?
– Как только я понял, что из комы она не выйдет, я уехал к аббатству, пока не остыл след. Пришлось соревноваться в смертоносности. Впервые с тех пор, как человечество научилось вести архивы, «Синсар Дабх» проявила себя. За ней охотились другие. Мне нужно было убить их, пока я знал их местонахождение. Когда я вернулся в Девоншир, Исла была мертва и похоронена.
– Ты вырыл...
– Ее кремировали.
– Как удобно. Ты допросил Телли? Использовал Глас с ней и ее бабушкой?
– И это вы называли меня беспринципным? Они тоже исчезли. С тех пор я и посылаю по их следу ищеек. Бабушка умерла восемь лет назад. Внучку больше не видели.
Я закатила глаза.
– Да, хреново, – кивнул Бэрронс. – Это одна из причин, по которым я не верю, что вы Король. Слишком многие приложили усилия для того, чтобы скрыть правду. Люди не стали бы так стараться ради Фейри, особенно ши-видящие. Нет, происходит что-то иное.
– Ты сказал, одна из причин.
– Список бесконечен. Вы помните, какой были, когда приехали сюда? Стал бы Король надевать розовое? Или футболку с надписью «я СОЧНАЯ девчонка»?
Я посмотрела на Бэрронса. Уголки его губ дрожали.
– Я просто не могу представить, чтобы самый жуткий из Фей надевал трусики и лифчик с розовыми и пурпурными цветочками.
– Ты пытаешься меня рассмешить.
Мое сердце болело. Мысли о том, что делать с Дэни, злость на Ровену, гнев на себя за то, что всех подвела, сплелись внутри в тугой клубок эмоций.
– И это не сработало, – сказал Бэрронс, поднимаясь на крыльцо «КСБ». – А вот это?
Он заставил меня вернуться на улицу и обхватил мое лицо ладонями. Я думала, что он поцелует меня, но Бэрронс только заставил меня посмотреть вверх.
– Что?
– Вывеска.
На полированном шесте покачивался плакат: «МАНУСКРИПТЫ И МЕЛОЧИ МАККАЙЛЫ».
– Ты что, шутишь?! – воскликнула я. – Магазин мой? Но ты же сказал, что дал мне последний шанс!
– Так и есть. – Бэрронс отпустил мое лицо и отступил. – Вывеску можно убрать.
Моя вывеска. Мой магазин.
– «Ламборгини» тоже моя? – с надеждой спросила я.
Бэрронс открыл дверь и шагнул внутрь.
– Не перегибайте палку.
– А как насчет «вайпера»?
– Ни за что.
Я шагала за ним. Ладно, с этим я смирюсь. Пока что. Магазин теперь мой. У меня в горле застрял комок. МОЙ. Крупными буквами, как на вывеске.
– Бэрронс, я...
– Не надо пошлостей. Это вам не идет.
– Я просто хотела поблагодарить тебя! – вскинулась я.
– За что? За уход? Я изменил вывеску, поскольку не планирую здесь долго оставаться. Вы тут ни при чем. То, что мне нужно, почти у меня в руках. Доброй ночи, мисс Лейн.
Он ушел через черный ход. Я не знала, чего ждала.
То есть знала. Я ждала, что он попытается снова затащить меня в постель.
Поведение Бэрронса было предсказуемым с первой нашей встречи. Он постоянно упоминал о сексе, чтобы заставить меня замолчать. Потом использовал секс, чтобы пробудить меня. А когда я перестала быть при-йа, снова стал использовать упоминания о сексе, чтобы держать меня на взводе. Он заставлял меня помнить, насколько близки мы были.
И я полагалась на такое поведение, как и на все в Бэрронсе.
Намеки и приглашения. Вечные, как дождь в Дублине. Меня лизал опасный лев. И мне это нравилось.
Сегодня, возвращаясь, мы разговаривали и свободно делились информацией. И я чувствовала, как между нами расцветает нечто теплое, новое. Когда Бэрронс показал мне вывеску, я растаяла.
А он окатил меня ледяной водой.
«За что? За уход? Я изменил вывеску, поскольку не планирую здесь долго оставаться».
Он ушел без намека на приглашение.
Просто ушел.
Дал мне почувствовать, каково это будет, когда он исчезнет, оставив меня одну.
А он действительно уйдет, когда все это закончится? Исчезнет, не попрощавшись, как только получит заклятие?
Я поднялась в свою спальню на пятом этаже и бросилась на кровать. Обычно я притворялась, что нет ничего странного в том, что моя комната кочует с четвертого этажа на пятый. Я настолько привыкла к «странностям», что меня беспокоило только то, что эта комната может вообще исчезнуть. А если я буду в ней, когда она начнет перемещаться? Я тоже перемещусь? Или застряну в стене по дороге? До тех пор пока она оставалась в магазине, я была спокойна. Однако теперь жизнь повернулась так, что, если комната исчезнет, я, наверное, просто вздохну, выругаюсь и пойду ее искать.
Тяжело терять вещи, которые привыкаешь считать своими.
Неужели все скоро закончится? Да, сегодня мы не справились, но в следующий раз я не ошибусь. На завтра в «Честерсе» была назначена встреча для разработки нового плана. Мы были командой и собирались продолжать. Если повезет, «Синсар Дабх» будет поймана и закрыта за несколько дней.
А что потом?
В'лейн, Королева и остальные Светлые оставят наш мир и вернутся к себе? Восстановят стены и уберут с Земли всех Невидимых?
Бэрронс и его восьмерка закроют «Честере» и исчезнут?
Что я буду делать без В'лейна, без войны с Невидимыми, без Бэрронса?
Риодан дал мне понять, что никто не может узнать о них и выжить. Они скрывали свое бессмертное существование тысячи лет. Попытаются ли они меня убить? Или просто уйдут, стерев за собой все следы?
Смогу ли я обыскать мир и найти их снова? Или состарюсь, считая, что сама придумала эти темные сумасшедшие дни в Дублине?
Как я буду стареть? За кого выйду замуж? Кто сможет меня понять? Или я всю жизнь проведу в одиночестве? Стану сварливой, загадочной и странной, как мужчина, сделавший меня такой? Я вскочила и зашагала.
Меня так волновали мои проблемы – кто Бэрронс, кто я, кто убил Алину, – что я не думала о будущем и не пыталась просчитать последствия. Когда каждый день сражаешься, чтобы просто выжить, сложно представить свое будущее. Думать, как жить, – это роскошь для тех, кто знает, что будет жить.
Я не хотела оставаться в Дублине одна, когда все это закончится!
Что я буду делать? Заниматься магазином, утешая себя воспоминаниями, как те, кто остался восстанавливать город? Я не могла жить без Бэрронса. Даже если он уйдет, он все равно останется здесь, повсюду, куда ни посмотри. И это будет хуже, чем смерть.
Воспоминания о нем будут бродить по этому месту, как воспоминания Короля и фаворитки по черным коридорам Белого Особняка. Я буду знать, что он где-то есть, но навсегда потерян для меня. Дни славы: достигнута и потеряна в двадцать три. Так бывшая звезда футбольной команды колледжа в тридцать лет сидит на диване, потягивает пиво с друзьями, у него двое детей, назойливая жена, семейный внедорожник и обида на жизнь.
Я рухнула на постель.
Куда ни повернись, я буду видеть призраков.
Призрак Дэни станет преследовать меня на улицах. Готова ли я к этому? К преднамеренному убийству девочки-ребенка?
«Решить, с чем ты можешь жить. И без чего ты жить не сможешь».
Я никогда не думала, что в будущем стану жить в Дублине, в магазине без Бэрронса, бродить по улицам с...
– Да к черту, она была мне сестрой! – зарычала я, ударив подушку.
Плевать мне, что мы не родные: Алина была моей лучшей подругой, сестрой по сердцу, а значит, настоящей сестрой.
– На чем я остановилась? – пробормотала я.
Ах да, на улицах, где бродит призрак моей сестры с призраком девочки, которую я привыкла считать младшей сестрой и которая была причастна к убийству Алины. Смогу ли я ходить по улицам и каждый день их видеть?
Это будет отвратительно.
– Алина, что мне делать?
Боже, как мне ее не хватало! Так, словно она исчезла только вчера. Я заставила себя сесть, схватила рюкзак, опустилась на пол, скрестив ноги, вытащила один из ее фотоальбомов и раскрыла солнечно-желтую обложку.
Вот она с мамой и папой на вручении диплома.
Вот она на траве у Тринити-колледжа с новыми друзьями.
В пабах, танцует, машет рукой фотографу.
Там был Дэррок, обжигающий ее властным ревнивым взглядом.
Алина же смотрела на него, полностью открывшись. У меня перехватило дыхание. Мурашки пробежали по рукам и шее.
Она любила его.
Я это видела. Я знала свою сестру. Алина была без ума от него. Дэррок заставлял ее чувствовать то же, что я чувствовала к Бэрронсу. Что она больше, чем думала сначала, у нее масса возможностей, она полна жизни и нетерпеливо ждет, когда снова окажется вместе с ним. Алина была счастлива в свои последние месяцы.
А если бы она не погибла?
Я закрыла глаза.
Я знала свою сестру.
Дэррок был прав. Она бы пришла к нему. Она бы нашла способ примириться с ним. Любить, несмотря ни на что. Мы явно были испорчены.
Но что, если... что, если бы ее любовь изменила его? Разве такое невозможно? Что, если бы она забеременела и на свет появился ребенок Алины, розовый и нежный? Могла ли любовь сгладить острые углы? Любовь способна на великие чудеса. Возможно, мне не стоит считать Алину испорченной, ведь слабость могла сработать во имя добра, изменить все к лучшему. Кто знает?
Я перевернула страницу и покраснела.
Я не должна была на это смотреть. И не могла отвернуться. Они были в постели. Я не видела Алину. Она держала камеру. Дэррок был обнажен. По углу съемки я поняла, что Алина была сверху. По выражению его лица было ясно, что он кончает. И я увидела в его глазах, что...
Он тоже ее любил.
Я уронила альбом и уставилась в пространство.
Жизнь – сложная штука. Алина была плохой, потому что любила Дэррока? Он был плохим, потому что хотел вернуть то, что у него отняли? Разве не те же мотивы были у фаворитки и Короля? Разве не это двигало людьми каждый день?
Почему Королева не могла просто позволить Королю быть с любимой? Почему Королю было мало счастья одной смертной жизни? Что бы случилось, если бы Невидимых не заперли? Могли они превратиться в кого-то вроде Светлых?
А что насчет моей сестры и меня? Мы действительно обрекали мир на гибель? Что победило бы: врожденное или приобретенное?
Как бы я ни смотрела, я могла различить лишь оттенки серого. Черное и белое были всего лишь возвышенными идеалами, стандартами, по которым мы пытались судить жизнь и отмечать свое место в ней. Добро и зло в чистом виде были такими же недостижимыми и смутными, как иллюзии Фей. Мы могли разве что стремиться к ним, ориентироваться в попытке не потеряться в тенях и навсегда лишиться света.
Алина стремилась поступать правильно. Я тоже. Она не справилась. А я? Иногда сложно понять, что же является правильным.
Чувствуя себя вуайеристкой, я снова положила альбом на колени и начала листать.
Тогда я это и почувствовала. Один из кармашков был толще остальных. Что-то было спрятано за фото, на котором кончающий Дэррок смотрел на Алину так, словно она для него – весь мир.
Дрожащими руками я достала фотографию. Что ждет меня там? Записка от сестры? Что-то, что прольет свет на ее жизнь?
Любовное послание от него? От нее?
Я вынула лист древнего пергамента, развернула и осторожно разгладила. Лист был заполнен с обеих сторон. Я перевернула его. Одна сторона была исписана сверху донизу. На обороте было всего несколько строк.
Пергамент и почерк я опознала сразу же. Записи Безумной Мори я уже видела, хотя и не могла читать на гэльском.
Затаив дыхание, я перевернула лист. Да, Дэррок перевел текст!
«ЕСЛИ ЗВЕРЬ С ТРЕМЯ ЛИЦАМИ НЕ БУДЕТ ЗАПЕРТ КО ВРЕМЕНИ СМЕРТИ ПЕРВОГО ТЕМНОГО ПРИНЦА, ПЕРВОЕ ПРОРОЧЕСТВО СТАНЕТ НЕВЕРНО, ИБО МОНСТР НАБЕРЕТ СИЛУ И ИЗМЕНИТСЯ. ПО СВОЕМУ ПЛАНУ МОНСТР ПАДЕТ. ТОТ, КТО НЕ ТОТ, КЕМ БЫЛ, ВОЗЬМЕТ ТАЛИСМАН. И КОГДА МОНСТР ВНУТРИ БУДЕТ ПОБЕЖДЕН, ПАДЕТ И МОНСТР СНАРУЖИ».
Я перечитала текст. Какой талисман? Насколько точен перевод? Он написал «тот, кто не тот, кем был». Дэррок был единственным, кто мог справиться с Книгой? Дэйгис был не тем, кем должен быть. Бэрронс, скорее всего, тоже. Да и кто из нас «тот»? Какой туманный критерий. Папа с такой уклончивой фразой выиграл бы суд.
«Ко времени смерти первого Темного Принца...» Уже поздно. Первым Темным Принцем был Круус, и он не смог выжить. Иначе хоть раз за прошедшие семьсот тысяч лет он показался бы. Кто-нибудь увидел бы его. Но даже если бы он был жив, Дэни все равно убила Темного Принца, который пришел за мной в аббатство, и первое пророчество уже не работало.
Коротким путем был талисман. И он был у Дэррока.
Что-то пыталось пробиться из подсознания. Я схватила рюкзак и начала рыться в вещах в поисках карты Таро. Я вытряхнула содержимое, взяла карту и уставилась на нее. Женщина смотрела вдаль, а мир вращался перед ее лицом.
В чем же смысл? Что хотел сказать мне парень с удивительными глазами – или фир-дорча, как он утверждал, – отдав мне эту карту?
Я начала всматриваться и отмечать детали – одежда и волосы, страны и континенты. Это определенно была Земля.
Я рассмотрела орнамент но краям, ища руны или символы. Ничего. Но... А что это у нее на запястье? Это казалось складкой кожи...
Как я могла не заметить этого раньше?
Он был тщательно вписан в окантовку, скрыт за пентаклем, но я узнала оправу камня. Вокруг запястья женщины была обернута цепь амулета, который Дэррок украл у Мэллиса.
Парень с чудесными глазами действительно пытался мне помочь.
Талисманом из пророчества был амулет. Именно с его помощью Дэррок собирался управлять Книгой!
Амулет был в пределах моей досягаемости в ту ночь, когда «Синсар Дабх» раздавила голову Дэррока, как виноградину. Я касалась его. Он был так близко. Но потом меня перебросили через плечо, и амулет исчез.
Я улыбнулась. Я знала, где его найти.
Когда Бэрронс был в теле человека, он собирал антиквариат: ковры, манускрипты и старинное оружие. Превращаясь в монстра, он подбирал все, чего касалась я.
Не важно, в какой форме, Бэрронс оставался сорокой, которая была без ума от блестящих штучек.
Он бы ни за что не оставил амулет. Я его касалась.
Я сунула в карман пергамент и карту Таро. Встала.
Пришло время узнать, куда Иерихон Бэрронс уходит из магазина.
Уходил он недалеко.
Я могла поспорить, что все это время он был поблизости.
И когда я сошла с последней ступеньки, я учуяла его запах. Тонкий пряный аромат витал в его кабинете. В кабинете, в котором висело Зеркало.
Я ни разу не видела Бэрронса спящим. Каждый раз, проснувшись, я встречала темный взгляд из-под тяжелых век. Бэрронс наблюдал за мной, ожидая, когда я попрошу его снова меня трахнуть. Он всегда был готов. Словно жил ради этого. Я помнила, с каким выражением лица он на меня опускался. Я помнила, как реагировало на него мое тело.
Я никогда не принимала экстази и другие наркотики, которые пробовали некоторые мои друзья. Но если ощущения были похожи на то, что я чувствовала в состоянии при-йа, я не представляла, как можно сознательно желать этого.
Часть моего мозга всегда работала, хотя сознание было затуманено, а тело меня совершенно не слушалось.
Если Бэрронс гладил меня ладонью, мне хотелось кричать от желания почувствовать его внутри. Я сделала бы все, чтобы получить желаемое.
Состояние при-йа было хуже, чем изнасилование.
Это были сотни изнасилований, снова и снова. Мое тело жаждало секса. Рассудок отсутствовал. И все же какая-то часть меня понимала, что мое тело мне не подчиняется. Что выбираю не я. Что за меня решают другие. А секс должен быть сознательным выбором.
Во мне оставалось лишь одно желание: еще!
Когда Бэрронс входил в меня, я становилась дикой – горячей, влажной, ненасытной. С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым толчком я хотела все больше. Бэрронс касался меня, и я сходила с ума. Мир сошелся на нем клином. Бэрронс действительно был моим миром. У него было слишком много власти надо мной. Я готова была умолять его, стоя на коленях.
И у меня был секрет.
Жуткий секрет, который ел меня заживо.
«Что ты надела на выпускной, Мак?»
Это были последние слова, которые я слышала, находясь в состоянии при-йа.
Все, что было после, я делала сознательно.
Я притворялась.
Я лгала Бэрронсу и себе.
Я делала вид, что оставалась при-йа.
И чувствовала себя так же.
Я была такой же ненасытной, жадной, уязвимой. Я знала, кто я, что произошло в церкви, что я делала последние месяцы.
И каждый раз, когда Бэрронс касался меня, мой мир сходился на нем.
Он был неуязвим.
Я ненавидела его за это.
Я помотала головой, отгоняя проклятые мысли.
Куда уходил Бэрронс, чтобы расслабиться и, возможно, поспать? Туда, где его никто бы не достал. В защищенное барьерами Зеркало.
Его запах все еще витал в воздухе, а я обыскивала кабинет.
У меня не осталось терпения, и я устала играть по правилам. К тому же я не понимала, почему до сих пор остаются какие-то правила. Это казалось абсурдом. С первой встречи Бэрронс вторгался в мое личное пространство. Его безмерное, полное электрического напряжения присутствие встряхивало меня, пробуждало, заставляло балансировать на грани адекватности.
Я схватила одно из множества антикварных орудий и взломала запертые ящики стола.
Да, он увидит, что я тут рылась. Но мне было все равно. Пусть попытается на меня рассердиться. Мне было чем ему ответить.
У Бэрронса имелись досье на меня, моих родителей, МакКейба, О'Банниона, на тех, кого я не знала, и даже на его помощников.
Были счета с десятками разных адресов в разных странах.
В нижнем ящике я нашла свои фотографии. Целые стопки.
Я выхожу из «Кларин-хауса» в сумрачное дублинское утро. Загорелые ноги блестят под моей любимой короткой белой юбкой, длинные светлые волосы стянуты в конский хвост.
Вот я на газоне перед Тринити-колледжем, впервые встречаю Дэни у фонтана.
Спускаюсь по черной лестнице из квартиры Алины, выхожу на аллею.
Выскальзываю на задний двор, глядя на пустые машины О'Банниона, в то утро, когда я поняла, что Бэрронс выключил свет и позволил Теням проникнуть на охраняемый периметр. Тени сожрали шестнадцать человек, из которых только один угрожал мне. В моих глазах был шок, ужас, но безошибочно читалось и облегчение.
Вот я сражаюсь спиной к спине с Дэни, меч и копье сияют в темноте. Снимков было множество, их явно делали с крыши. Я в горячке, лицо пылает, глаза прищурены, тело действует безотказно.
Снимок через витрину магазина: я обнимаю папу.
Сплю на диване в зоне отдыха «КСБ», сложив ладони на груди. Без макияжа. Я выгляжу на семнадцать лет, слегка потерянной и совершенно беззащитной.
Вот я вхожу в Гарду с Джайном. Возвращаюсь в магазин без фонариков. В ту ночь мне ничто не угрожало. Бэрронс был там, являясь гарантом того, что я выживу несмотря ни на что.
Никто раньше не фотографировал меня так часто. Даже Алина. На каждом снимке были запечатлены малейшие оттенки эмоций. Бэрронс наблюдал за мной, всегда наблюдал.
Снимок, сделанный через окно маленького коттеджа: я касаюсь лица Наны, пытаюсь проникнуть в ее мысли и увидеть маму. Мои глаза полузакрыты, лицо сосредоточено.
Еще один снимок с крыши: я прижимаю ладонь к груди Серой Женщины, требуя восстановить Дэни.
Было ли хоть что-то, чего он не знал?
Я позволила фотографиям посыпаться обратно в ящик. У меня кружилась голова. Бэрронс видел все: хорошее, плохое, отвратительное. И никогда не задавал вопросов, если не считал, что я хотела выяснить ответ. Он никогда не лепил на меня ярлыки и не пытался загнать в узкие рамки. Я была собой, ему это нравилось, и только это имело для него значение.
Я обернулась и уставилась в Зеркало.
Оттуда на меня глядела незнакомка.
Я коснулась своего лица. Нет, не незнакомка. Женщина, которая давно покинула зону комфорта, чтобы выжить, и превратилась в бойца. Мне нравилась женщина, которую я видела в Зеркале.
Поверхность стекла под моими пальцами была ледяной.
Я знала это Зеркало. Я знала все Зеркала. В них было что-то от... К'врака. Неужели Король брал ингредиенты в родном мире Охотников?
Глядя в зеркальную глубь, я потянулась к темному гладкому озеру и сказала, что хочу войти.
«Я скучало по тебе, – ответил мне пар. – Приходи поплавать».
«Скоро», – пообещала я.
Алебастровые руны вынырнули из темных глубин и замерцали на поверхности.
Вот так просто. Я прошу, оно дает. Всегда ждет, всегда готово.
Я зачерпнула руны и прижала, одну за другой, к поверхности Зеркала.
Когда последняя руна встала на место, поверхность зарябила, как серебристая вода. Я провела по ней пальцами, и вода расступилась, отхлынула к черным краям, открыв проход на туманную дорогу через кладбище. За плитами и склепами скользили и прятались темные твари.
Зеркало отрыгнуло порыв ледяного ветра.
Я шагнула в него.
Как я и подозревала, Бэрронс составил Зеркала коридором, чтобы ни один чужак не дошел живым до его подземного логова.
Девять месяцев назад я не прошла бы и десятка метров. Меня сразу же атаковали. У меня не было времени на то, чтобы вытащить копье. Когда первый комплект зубов и когтей бросился на меня, озеро тут же предложило подарок, и я приняла его без промедления.
В моей ладони засияла единственная алая руна.
Нападавшие отпрянули. Они ненавидели ее, чем бы она ни была.
Я шла в тумане и рассматривала пустынный ландшафт. В лунном свете желтым костяным отблеском сияли скелеты деревьев. Осыпающиеся надгробия щерились острыми углами. За коваными железными воротами виднелся мавзолей. Здесь было невероятно холодно, почти как в темнице Невидимых. Мои волосы замерзли, брови и нос покрылись инеем. Пальцы начали неметь.
Переход из этого Зеркала в следующее был незаметным. Как и все остальные. Бэрронс обращался с ними с большим умением, чем Дэррок и даже, пожалуй, Король Невидимых.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Джей Ливингстон и Рэй Эванс 2 страница | | | Джей Ливингстон и Рэй Эванс 4 страница |