Завтра не существует. 1 страница

Никогда не оставлять, никогда.

Вдохновение искать в отражении,

Которое нас снова отсылает к загадкам...

Никогда, освободиться от желаний...

Находить в улыбке смысл жизни...

Исцелять и любить...

Бесконечно, страстно, здесь и сейчас...

Завтра не существует...

Время течет в настоящем...

Все, что ты видишь,

Случается лишь раз.

Завтра не существует....

Сегодня другая возможность,

Записанная между твоими жизненными дорогами.

Одна – сбивает тебя с толку,

Другая – ведет тебя к самому себе.

Пройти рядом с прошлым,

Не задерживаясь в нем больше...

Пусть тяжелые воспоминания заставят...

Знать, что не под клятвой,

Или, что это не детская мечта...

Судьба записывает лишь то, что ей диктуют

Тайно, страстно, пылко.

Очень сложно писать об одиночестве.

***

Я и мой самый любимый мужчина вместе пьём вино на деревянном мостике в порту. Мы каждый год летом в определённый день пьём здесь белое вино. Для этого есть свой печальный повод, но так было не всегда.

Примерно двумя годами ранее.

1.

Я Беатрис Бланш, обычная и одинокая женщина, живущая в Западной Франции, от этого ненавижу февраль, потому что этот месяц самый холодный в моём портовом городке Ля-Рошель. Живу я здесь всю сознательную жизнь.

Наш городок славится свободолюбивым нравом и серыми старинными постройками, и холодным зимним ветром. Сегодня я ходила на рынок и промёрзла до костей. Ненавижу эту зиму, слишком долго она тянется, а её конец запоминается только самыми тоскливыми мыслями. Не буду скрывать, что я очень одинокий человек, у меня нет друзей, от этого я частенько плачу по субботам, когда мне не с кем сходить в кафе. Иногда я хочу дико посмеяться, но мне не с кем. Живу я одна. Вот так вот вышло. Иногда я смеюсь до истерики, но это бывает довольно-таки редко, выпускаю, так сказать, душевный одинокий пар и снова меня наполняют печальные мысли. А ведь я не всегда была такой. Раньше я была окружена большим количеством друзей, мы часто ходили смотреть на старый порт, хотя казалось, видели там всё. Я всегда брала с собой сладкие пирожки. Все их очень любили. Мы много фотографировались, смеялись. На меня засматривалось много парней, желая проводить меня домой, даже какая-то невидимая и безобидная конкуренция существовала между моими кавалерами. Мы всей нашей большой компанией отмечали большие праздники, всем нравилось, как я готовлю рататуй. Мы много улыбались, а иногда часами смотрели бредовые фильмы и превращали их в комедии своими колкими шуточками. Я в те времена чувствовала себя нужной. Каждый день кого-то ждала. На жизнь жаловаться не могла. Я не из тех, кто жалуется на жизнь, когда итак всё более чем стабильно. Я часто вспоминаю, как во мне нуждались. Как мы часами улыбались друг другу с Патрисом, он и сейчас ко мне приходит, раз в полгода, наверное. Вообще жизнь как-то поменялась. Я не понимаю, почему наша компания распалась, ведь когда-то мне казалось, что мы будем дружить вечно, но потом всё угасло, что-то произошло и вот теперь мои вечера всегда одинокие. Не передать словами, какая тоска меня порой гложит. В такие моменты я покупаю бутылку белого вина и пью на вокзале, сидя на лавочке. Мне страшно оттого, что это продлится всю жизнь и я стану страшным меланхоликом. Меня это действительно пугает.

Мои родители предлагали переехать к ним на юг, но я не смогу оставить свой дом. Ведь я сама создавала всё, что у меня есть. По крупинкам. Я привыкла полагаться только на себя. Это правильно. Так нужно. Значит нужно пережить эту одинокую полосу своей жизни. Каждая моя клеточка была пронизана одиночеством, да я и привыкла к этому, потому что тяги с кем-то знакомиться у меня не было. Мне порой кажется, что если меня кто-то увидит на улице, то этот кто-то никогда не подумает, что я такая одинокая. Потому что я более чем красива, а в обществе принято считать, что красотки запрограммированы быть всегда во внимании. Я люблю хорошую одежду. Мои родители живут неплохо, поэтому я могу заниматься, чем хочу. Постоянно жалею себя и говорю, что я так несчастна, просто от безделья, хотя я понимаю, что я выгляжу мерзко. Но я как будто упала в колодец молчания и не хотела из него выползать. Мне казалось, что кто-то обязательно ворвётся в мою жизнь, но потом эти мысли прошли. Я часто хочу плакать, чтоб хоть как-то заполнить свою душевную пустоту. Я плачу и слушаю джаз, танцуя босыми ногами по деревянному полу. Я часто так делаю. А ещё я люблю охапками выбросить все вещи из шкафа на кровать, перемерить все красные платья, а потом от усталости уставить и не убирать их дня три. Я ем много мороженного, чтоб сводило зубы и бросало в дрожь. Обожаю выпекать крендели и ломать. Когда готовлю всегда дурачусь. Люблю смотреть старые фильмы и специально не регистрируюсь в социальных сетях, чтобы казаться особенной. Люблю рисовать в автобусах и на случайных бумажках свои инициалы. Люблю ложиться спать в двенадцать. Горжусь собой, что не ем после 10, потому что гордиться собой, что не ем после шести не могу.

Я очень странная. Но я люблю уют. До кончиков пальцев. До сумасшествия. Весь свой дом я обустроила так, как хотела ещё в детстве.

Я живу в деревянном рубленном небольшом домике. Во дворе поставила кованный белый стол, чтобы пить чай, чувствуя прохладу. Дорожкой в дом является несколько поочерёдно положенных камней-пластушек. А около стенки всегда оставляю свой велосипед, на котором езжу за молоком. Мне тут так хорошо. Летом я вешаю ярко-красный гамак, в котором последний год я только и думаю, что о своём одиночестве. На террасе стоит один белый стул. Сидя в нём я слежу, как закат медленно целует молочное небо.

Больше всего я люблю свою кухню. Она у меня полностью заставлена. Несколько кухонных тумб просто завалены всякой утварью: тостером, деревянным большим стаканом, в котором храню зелень, поставкой для деревянных предметов, маленькими глиняным и алюминиевом чайниками, подставкой для ножей, цилиндрическими синими пачками с солёным печеньем, рулоном одноразовых полотенец, высокими деревянными перечницей и солонкой, бутылками с оливковым маслом. На окошке стоит маленький приёмничек, с ним мне было весело, я всегда ему подпевала, если знала слова песни, которая играла, а иногда и когда не знала, меня это никогда не останавливало.

Я люблю читать. Очень. Зимним вечером. Летним днём. Под солнцем раскалённым. Под долгим проливным дождём. Вообще говорят, что счастливые люди пьют кофе и читают книги. Именно поэтому я освободила одну комнату, там стоял просто небольшой столик с журналами и накиданными на него книгами и окно с большим подоконником, завешенное обычной темно-зелёной простынёй, но казалось, что это дорогие шторы.

Там я читала и пила разное кофе. От горьковато-обычного американо до соблазняющего латте, которое так и манит своей вкусной тягучей пенкой. А запах от него стоит просто незабываемый. Когда-нибудь я создам кофейно-шоколадные духи и буду каждый час наносить их на свои белоснежные запястья.

После библиотеки идёт комната, где я кушаю, а вечером ем хрустящее печенье с розмарином и морской солью. Стол я выбрала прямоугольной формы и выкрасила его чёрной краской, чтоб он выполнял роль бельма, которое то и дело бросается в глаза. А в левом углу нарисовала розовым мелом три сердечка. Мне так хотелось.

Следом за библиотекой находится моя спальня. Сразу видно, что она такая женско-холостяцкая. Вся завешена гирляндами. А с потолка свисают длинные красные провода, на концах которых прикреплены лампочки. На стенах несколько полок, которые полностью завалены журналами VOGUE. Большой старинный письменный стол с настольной лампой, который тоже был заставлен разными железными баночками из-под коллекционного или подарочного печенья; в них я хранила сухие лепестки, выписки, вкладыши, наклейки, вырезки из кулинарных журналов. На прикроватном столике стояло много белых рамочек с фотографиями моих родных. А стены были увешаны постерами в рамках. Там были и потрёпанные афиши старых голливудских фильмов, я даже не помню откуда я их взяла. На стене около окна висел плакат Битлз. На комоде всегда лежало много дисков, пластинок. Я время от времени на патефоне слушала твист. Около комода стояли высокие коричневые коробки со всяким нужным барахлом, которое я ещё не успела разобрать, хотя живу тут уже два года. Напротив комода стоял туалетный столик цвета мокрой коры, который мне достался ещё от бабушки, поверьте, он был также забит всяким девчачьим хламом, даже пустыми флаконами духов, которые мне было жалко выкидывать, ведь они ещё немного пахли. Я повесила выше него большое зеркало в деревянной рамочке такого же мокрого цвета. За столиком стоял объёмный стул, обшитый нежно-коралловой мягкой тканью. А на стене около столика висела большая картина, на которой мать обнимает своё дитя, нарисованное чёрными чернилами. Мне нравится цвет стен, он был такой нежно-бирюзовый. В своей спальне я проводила немного времени, но очень любила свою железную кровать, обожала каждый день менять постельное бельё. Я очень люблю простыни с розочками, пионами и другими цветами. Потому что мне их никогда не дарили.

Вот гостиная моя была очень скучна, там стояло лишь золотое кресло с каким-то белым орнаментом. Недалеко от кресла стоял рояль. Я на нём уже давно не играла, поэтому использовала его, как стол для фотографий на крышке рояля. А столешница была обставлена горшками с цветами. Мне так хотелось.

Вот так я жила, в последнее время никуда не выходила. Я просто не хотела. Мне хотелось лёгкости, а на улице была такая тяжёлая погода. Я сама не знала, чего я хочу. Я не понимала, хочу ли я опять иметь кучу друзей или же я уже просто обленилась и мне ничего не хочется. Ведь дружба-это вторая работа. А я точно знала, что дружить я умею на все сто. Я всегда была готова болтать с подругами, вытирая им слёзы хоть до раннего утра. Я всегда знала, что смогу приехать по любому поводу к другу, которому плохо или не спится. Я всегда накормлю досыта и никогда не брошу в беде. А сейчас я одинокое существо, которое не знает, чего хочет от жизни и которое уже не во что хорошее не верит. Одиночество делает людей такими несчастными. Как же я хотела быть нужной. Я б тогда купила большой стол для гостиной, на котором мы сможем играть в покер и пить чай со вкусом чернослива. Ну почему именно я обречена на такие муки?

В такие моменты мне нужны были мелодии без слов и люди, которые б умели молчать.

Я совсем перестала выходить на улицу, всё чаще думала о жизни и о том, как же мне не везёт. Я понимала, что сидя дома мои шансы встретить настоящих друзей равны нулю. Ведь никто и никогда не принесёт тебе то, что ты хочешь просто так. Хороший человек не постучит в твою дверь сам. Его нужно заслужить, найти, выждать всем сердцем.

В субботу я пекла домашние вафли в виде сердечек, клала их на железную полочку из холодильника, которая всегда стояла у меня на столе. И ела их. Мне не хотелось ничего делать. Реветь от сопливых фильмов или же просто смотреть в окно я тоже не хотела. Мне не хотелось ничего. Я вымоталась от одиночества. У меня даже начались частые головокружения, потому что морально я была истощена. Да и физически я была истощена тоже. Сначала обычные недоедания меня не пугали абсолютно. А теперь я, двадцатилетняя девушка, вешу 41 кг.

Порой казалось, что у меня внутри пустая вселенная, потому что звёзды давно погасли и мой личный звездочёт не хотел их включать.

Мне стали снится сны, в которых не было людей. Я одичала совсем. Я понимала, что мне нужно выходить к людям, но я не могла. Я не понимала, что движет мной, ведь я не могу. И это была даже не лень, а просто что-то меня пожирало изнутри. Мне казалось, что я болею какой-то болезнью, лекарства от которого нет. В моей голове происходило что-то несвязное. Я уже даже начала задумываться о психологе, но тут же поняла, что я не хочу никому и ничего рассказывать. Такой подавленной может быть только апельсин в мешке, который переправляют через океан, а он уже немного испорчен. Я не хотела плакать, и я хотела плакать. Я стала такой двусмысленной. Мне стало комфортно одной. Проблема всех современных людей, что их просто уже нечем удивить. Вот и меня уже не поражало ничего. Смеялась я редко и то от своих мыслей. Я начала много курить. По телефону маме я говорила, что всё хорошо. В принципе, так и было, просто проблема одиночества стала слишком главной.

Я лишь хотела весны, чтобы кататься на велосипеде и пить молоко.

Чтобы дышать этим свежим воздухом, который приносит в жизнь что-то новое, в чём ты нуждаешься, о чём просишь Бога.

Стыдно было б признаться, но я признаюсь, что жизнь моя до самой весны протекала в распорядке кровать/книжная комната/кухня/снова кровать. Я жила одинаково. Ни о чём не думала, потому что не хотела. У каждого бывают такие периоды. Мне хотелось чего-то нового, но одиночество сменялось одиночеством. Я ждала, но я не понимала, чего. Мне казалось, что это никогда не закончится и эта изнурительная цикличность, и тоска будет преследовать меня всю жизнь.

Я перестала слушать музыку.

Зато стала больше курить.

Курила я безбожно, чтобы не начать выпивать.

Одеваться я начала во всё тёмное и обтягивающее. Я больше походила на женственный скелет, чем на девушку. Обтягивающая тёмно-синяя водолазка всегда выказывала мою худобу. От одиночества и необщения, я спятила окончательно. Я стала бояться выходить на рынок или по обычным делам. Мне казалось, что люди испугаются меня. Такую вот тощую. Но самое главное, я опять ничего не старалась сделать для того, чтобы хоть как-нибудь исправить положение. Я жила по инерции, во мне не было былой лёгкости. Мне порой абсолютно не хотелось ничего кушать. Я рехнулась. Окончательно. До конца.

Я молилась о том, чтобы родителям не взбрело в голову навестить меня. Больше всегда в жизни я не хотела пугать их.

У меня не было никакой мечты. Я ни к чему не стремилась. Я превратилась в человека без веры. Пустота внутри меня расширялась каждый день. Меня никто не понимал, вернее у меня никого не было. Я лишь кричала, что мне больно и считала до восьми.

Одним словом, меня преследовало одиночество по всюду. Моё душевное состояние порой не понимала я сама.

Я однажды загорелась желанием сделать шоколадный торт. Мне этого захотелось настолько, что я даже вышла в город за ингредиентами для него. Я вернулась такая радостная. Мне помогала инициатива. Я так резво замешивала тесто, добавляла в него какао. Я уже начала мысленно цепляться за эту радость. Я не хотела, чтоб она уходила. И тут. Меня как будто током ударили. Меня как бы подменили. Я резко перехотела делать всё, что так хотела до этого. Меня начало злить это занятие. Мне осточертел этот торт. Я хотела бросить этим тестом прямо об стену. Я хотела плакать. Я бросила всё. Я ушла. И я уснула.

Утром старалась не вспоминать об этом. Включила свой приёмник и принялась убирать всё, что оставила вчера.

Господи, почему я такая не такая.

Я вышла на террасу, села в своё одинокое белое кресло. Было прохладно. Я начала курить. Мне было холодно. Я задрожала, задрожала и моя рука, но я не переставала втягивать в себя сигаретный дым. Позже я просто околела, но я продолжала сидеть и курить. Мне уже было всё равно. Я по-прежнему ничего не хотела. И я зареклась, что я больше не буду зимовать в этом городе. Я решила, что во всём виновата погода.

Людям всегда легче обвинить кого-то или что-то, но только не себя. Главное- оправдать свою бездейственность.

Дни следовали за днями, не меняя ничего в моей жизни. Проходили недели, а я всё также чего-то ждала. Мне было больно.

Больно.

Больно.

Больно.

В это слово я вкладывала огромный смысл. Потому что такую боль я не испытывала никогда.

Тяжело быть одиноким.

Однажды утром я проснулась. Заварила чай. Вышла на свою террасу. Села в кресло и начала тихонечко петь:

«Одиночество убивает мой мир.

Как вы могли догадаться, когда вы только думаете о себе?»

После я долго смотрела вдаль и почувствовала, что мне стало как-то легче, воздух как-то изменился. Мне больше не было так холодно. Дышалось как-то свободно. Я поняла, что действительно легко.

Просто наступила весна. Я вспомнила, что недавно мне снились зелёные деревья, которые очень приятно пахли, это точно был хороший знак.

И правда, с приходом весны, мне захотелось жить как-то иначе. Не зря я думала, что моё одиночество усугубляла погода. Ведь летом я совершенно по-другому одинока. Как же мне стало легко. Как же мне захотелось жить. И пусть я маялась дурью, но сейчас я что-то хотела изменить, я лишь боялась, что через полчаса я опять же брошу эту идею, как и тогда приготовление торта и опять уйду в себя.

Я не хотела, чтоб эта минута настала.

Я быстренько побежала в дом. Я хотела скорее одеться. Меня что-то манило в город. Что-то важное.

Я долго решала, что же мне одеть. Мне так хотелось выглядеть красивой для самой себя. Не хотелось этой черноты в гардеробе. Я старалась ни о чём не думать, чтоб опять мысленно не набрести на печальные рассуждения. Я была тогда ещё не совсем здорова от своих апатий и была вся на фобиях, словно собака на дыбах. Но я не хотела спугнуть ту зацепку на что-то хорошее. Я просто не хотела.

Я скорее выбросила все платья на кровать и принялась копаться в них. В зеркало я наблюдала за собой и смеялась. Господи, я смеялась. Странно, но меня это удивляло. Я не знала, что мне выбрать. Потом вдруг встало солнышко и своими лучами поздоровалось со мной через окна в моей спальне. Господи, как же я благодарила Бога, что оно выглянуло именно сейчас. Оно мне было просто необходимо. Я не могла надышаться этим воздухом, я боялась что-то пропустить. Я хотела улыбаться всем подряд.

Уже через полчаса я ехала на своём велосипеде в город, одетая в коричневое платье с черными вышитыми улетающими птицами, капроновые колготки, а поверх надела светло-серый объёмный вязанный кардиган. Я ехала и сигналила всем проезжающим машинам своим маленьким звоночком, прикреплённым на руле. Как меня всё это радовало. Ветер играл моими волосами, но мне было это приятно, ведь он заметно потеплел.

Я думала, что сегодня обязательно что-то произойдёт. Я в это искренне верила.

На рынке меня узнала Шарлотт, она меня давно знала, ведь я уже года два покупаю у неё молоко. Она всегда такая добрая. Больше всего меня удивляла в ней постоянная бодрость. Откуда она только брала столько сил. По ней было видно, что она никогда не будет два месяца лежать и страдать от того, что одинока. Не такая она чувствительная, как я бываю порой. Она всегда весёлая. Ещё и покупателей шуточкой подбодрит. И пускай она немного плотного телосложения и совершенно не думает о том, что она надевает на себя. Она по-своему хороша. И в тот момент я была рада видеть её больше прежнего. Она, правда, увидев меня, выпучила глаза. Наверное, удивилась, что я настолько похудела. Ведь я и до этого была для неё ходячим скелетом или пустым мешком, а с кем она теперь мысленно сравнивает меня, представить даже было жутковато.

- Беатрис, ты чего? Что с тобой? Ты что?

- Шарлотт, всё хорошо, просто я к весне немного похудела.

- Сколько ты будешь брать сегодня молока, худышка?

- Как обычно, литр.

-Знаешь, что, Бетти, я дам тебе два литра, а ты заплати только за один. И слушай сюда, пей чаще молоко с мёдом, а лучше мажь мёд на багет и ешь. И больше. Никуда не годится это.

- Хорошо, Шарлотт.

В тот момент я не хотела возражать. Мне было приятно это человеческое общение. Мне была приятна эта человеческая забота.

Я взяла молоко, не стала задерживать Шарлотт. И просто уехала. Но Шарлотт долго кричала вслед, что мне нужно больше кушать и разводила руками. Меня это так забавляло. В душе я хихикала. Как ребёнок.

Ещё час я покаталась по городу. К порту я не поехала. Не хотелось почему-то.

Как ни странно, но ничего не происходило.

Вернее, ничего особенного. Того, чего я так ждала. Но в своё удивление я не стала унывать и сетовать на судьбу. Я мысленно сама себе сказала, что всё ещё будет и я больше не собираюсь прятаться в одеяло. Это было странно. Мне казалось, что меня поцеловал мой ангел в щёку и дал мне хорошего пинка из моего одиночества в реальность.

Я не чувствовала одиночества. Мне было так хорошо. Я дождалась.

Отныне ненавижу ничего ждать. Но так приятно получать вознаграждение.

Спасибо моему ангелу.

Просто что-то неслышно щёлкнуло и мне стало хорошо.

Отныне я каждый день выезжала за молоком, а Шарлотт давала мне литр в подарок.

Через неделю я стала чувствовать себя лучше. Перестала быстро утомляться. Появился хороший аппетит. Даже начал проявляться румянец на моих бледнеющих щеках. Мой ангел вернулся. Он похоже зимой летал в тёплые страны.

В четверг я проснулась довольно-таки поздно. Долго собиралась, но всё же решила поехать за молоком, рискуя, ведь Шарлотт могла уже всё распродать и уехать домой.

Я не спешила, думая про себя, что, если не куплю молока, то хотя б прогуляюсь. Я научилась находить плюсы во всём. Я шла на поправку. Я выздоровела от уныния и одиночества.

Приехав на место, я не обнаружила Шарлотт, но не расстроилась, а решила посетить порт. Поглазеть на прохожих, покурить своих ментоловых сигарет и почувствовать себя моряком на широкой пристани. И пусть тепловатый ветер будет тушить только что зажжённую сигарету, я буду зажигать её снова.

Я подъехала к серой стенке, оставила велосипед, и отправилась на лавочку. Зажгла сигарету и принялась вдыхать дым, я хотела пускать кольца, но ничего не выходило, и я только посмеивалась над собой.

Я курила и мысленно пела:

«Счастье и одиночество.

Счастье и одиночество.

Счастье и одииииииииинооооооооочество»

И хохотала.

Мне так нравилось. И всё равно, что думали обо мне другие.

Я продолжала развлекать саму себя. Но тут я вздрогнула от крика за спиной. Он был таким пронзительным и внезапным, что я даже подпрыгнула. Даже моё сердце замерло, но моя голова машинально отреагировала и повернулась на звук.

На каменной дороге лежала женщина.

Я машинально подскочила.

Подбежала.

Прохожие быстренько сбежались на звук.

Я растолкала всех и близко подошла к пострадавшей.

Мы вызвали скорую и ждали, когда же она приедет. А мне было так жаль бедную женщину. Я схватила её голову и прижала к себе. А потом я неумело пыталась посадить её, чтоб она не замерзла от холодных камней. Потом я её даже обняла. Мне стало её очень жаль. Я сразу заметила, что женщина очень ухоженная, худенькая, пусть даже пожилая. Она была такая нежная. Вернее, её черты лица мне такими показались. А её волосы с проседью были очень красиво уложены, хоть и немного растрепались. Что-то родное я увидела в ней. Мне не хотелось уходить. Да даже мысли оставить её не было, мне стало интересно, что же с ней произошло. Но мне казалось, что она просто потеряла сознание или у неё подскочило давление от возраста. А может что-то с сердцем. Я была с ней. А когда приехала скорая, я схитрила и представилась, что я её дочь. Я ехала вместе с ней и держала её за руку. Для меня было важно кому-то помочь, всегда. Так я помогала и себе. Чувствуя себя кому-то нужной, в моей душе сразу что-то переворачивалось; что-то становилось цветным.

Уже через пятнадцать минут я сидела в больничном коридоре и ждала, что же скажет врач. Я прождала час, а может чуть больше. Я прям выдохнула, когда врач сказал, что всё хорошо, а она просто не приняла таблетки от сахарного диабета. Пояснил, что я как дочь должна была знать, как важно вовремя дать ей немного сладкого, чтоб избежать приступа. Я качала головой и признавалась, что не права. Списала всё на нервы. Он вроде бы понял. Меня к ней он не впустил. Сказал приходить завтра. Для меня было странным, что он не узнал у меня её имени, а то мне пришлось быстро что-нибудь придумать, а так быстро реагировать я не могу.

Хорошо, что вообще всё обошлось. С самыми лучшими мысленными пожеланиями этой модам я шла домой.

Добираться пришлось на автобусе. Велосипед я оставила около стенки в порту. Я вообще радовалась, что сигарету не проглотила тогда от страха.

Засыпала я с мыслями о том, что завтра я приготовлю этой красивой модам куриный бульон и отнесу ей. Мне хотелось навестить её. Очень. А ещё мне нужно забрать велосипед. Меня радовало то, что у меня есть хоть какие-то срочные дела. Я так крепко уснула. Я чувствовала, что он ангел радуется за меня и поставил мне плюс пятнадцать очков к карме за спасение больной женщины.

Утро у меня было очень радостным. Таким тёплым. Таким приятным. Я выпила кофе. Сварила бульон. Я опять готовила, танцуя. Давненько такого не было.

Перелила бульон в банку. Накрыла крышкой. Сверху положила маленький белый полотенец и перетянула канцелярской резинкой. Я вдруг решила купить ей цветов. И хотела маме рассказать всё это. Мама была б мной очень довольна.

Я купила небольшой букетик цветов, но достаточно милый и подумала, что сначала поеду в порт, заберу велосипед и помчусь в больницу, положив в багажник бульон и цветы.

Мне вот прям было интересно увидеть своё лицо со стороны, когда своего велосипед я на месте не обнаружила. Я была немного сердита на этих мелких людишек, которые воруют чужие вещи. Но потом плюнула на всё и пошла скорее в больницу с мыслью, что если я потеряла свой любимый велосипед, которого я ласково звала Семми, то значит обрету что-то не менее любимое.

В палату к незнакомке я зашла ровно в одиннадцать утра.

Она медленно повернула голову и улыбнулась. Выглядела она немного лучше. Посвежее что ли. Она так мило поприветствовала. Наверное, её предупредили, что пришла её дочь, но мы то обе знали правду.

- Здравствуйте, меня зовут Беатрис Бланш. Я вчера так испугалась, что с вами произойдёт что-то ужасное. Извините, что назвалась вашей дочерью, иначе меня не пустили поехать с вами.

- Здравствуй, Беатрис. Меня зовут Авелин. Я хочу поблагодарить тебя. Со мной такое впервые, хотя болею я уже тридцать лет.

- Не благодарите. Знаете, когда я помогаю людям, я думаю, что потом кто-то также поможет мне или моим близким. Я принесла вам бульон и цветы. Может мы откроем окно?

- Я не возражаю.

Меня поразила её врождённая нежность, элегантность. Она так мягко и добродушно разговаривала со мной. Если говорить честно, то я с первой минуты прониклась к ней пылким восхищением.

- Давайте я покормлю вас.

-Если вас не затруднит, то пожалуйста. Я ещё слишком слаба. Мне тяжело даже поворачивать головой. Боюсь головокружений.

Мне было так приятно кормить её бульоном и получить добрый комментарий. Мне было приятно и легко с ней, хотя я всегда пасую перед взрослыми людьми. Она так мило улыбалась, а меня это делало счастливой. Вот такие вот странности.

Я ходила к ней в больницу каждый день и за неделю она научила меня многому. Она показала, как нужно элегантно одеваться, как сочетать вещи, чтоб выглядеть, как настоящая леди. Хвалила мой вес и заставляла кушать на людях словно птичка. Говорила, что девушкам просто необходимо весить совсем малость, чтобы облегчить жизнь мужчинам. Она разбиралась в книгах. В хороших манерах. В хороших мужчинах. Держалась она всегда приветливо, улыбчиво. Она была солнышком на закате. Она никогда не держалась отчуждённо. Я хотела ей всё рассказывать. А иногда и записывать за ней. Я хотела подражать ей. Я никогда не сталкивалась с такой мягкостью. Даже её медлительность меня нисколько не раздражала. Наоборот, она придавала ей что-то такое нежное. Я любила её, как человека. И поражалась, как Бог смог уместить в ней столько женственности.

Через неделю её выписали, и она пригласила меня к ней домой.

Оказывается, она жила совсем недалеко от меня. В двухэтажном доме. В доме жила она, прислуга и собака Агата. Модам Авелин гладила её своими руками, на которых отчётливо видны вены и которые больше напоминают две высохшие черносливины.

Модам Авелин любезно пригласила осмотреть дом.

Дом оказался очень красивым и привлёк моё внимание. Всё в нём было напомнено вкусом и индивидуальностью. Я сразу закашлялась, вспомнив свою подростковую спальню с лампочками вместо добротной люстры.

Меня поразила каждая комната.

Начали мы с гостиной. Посередине стоял большой серый кожаный диван, который украшало множество синих подушек. Рядом стояло такое же кресло. На белой стене были прибиты восемь длинных полок, параллельные друг другу. На них были расставлены разные книги и сувениры. Больше всего мне запомнился массивный индийский слон. Похоже, модам была в Индии.

Позади дивана стоял роскошный белый торшер, а на потолке шикарная люстра со свечками, похожие я видела в Версале. Позже модам Авелин сказала, что любит зажигать свечи каждый вечер. На столе около дивана стояли ещё две большие свечи, одна белоснежного цвета, а другая желтая. На полу лежала чья-то шкура, занимая часть паркета и заменяя ковёр. Недалеко от дивана, прям на полу стояла кованная железная полка для прессы, только сейчас она была пустой.

Около другой стены стоял настоящий раритетный велосипед, выкрашенный в белую краску. А на стене висели две большие картины, на одной чёрной краской был нарисован мужчина в прямоугольных очках, а на другой Одри Хепберн.

Дата добавления: 2015-07-10