- Чего стоишь? – проверещал евнух. – Выбирай любую!
Пьер молчал.
- Скоро начнётся.
- Что начнётся? – тихо спросил Пьер.
- Этажом ниже расположены термы. Через семь с половиной минут начнётся… Пятьсот мужчин и женщин будут совокупляться на глазах друг у друга. Там будут зеркала и ложи. Придут знаменитые портретисты и актёры. Пошли смотреть!
Пьер молчал. В это время откуда-то сзади появились карлики. Они следовали за тощим высоким гофмаршалом. Это был нагой морщинистый старик, сохранивший, впрочем, величественную осанку и подобающее высокопоставленным слугам льстивое и потому неприятное выражение лица. Пьера поразила его жёлтая старческая нагота, и он с отвращением поморщился. Карлики, сопровождавшие голого старика, несли атласные стулья, на каждом из которых был вышит вензель в виде мальтийского ключа. За ними следовали нагие турецкие мальчики. Они несли на серебряных подносах кувшины с вином, – на одном из кувшинов Пьер увидел три тёмных фигуры, - пряные сладости и гроздья огромного светло-зелёного винограда. За ними, оглядываясь и озираясь, осторожно шествовал человек в стеклянной шляпе. Он был одет в зеркальную одежду - вместо костюма на нём были зеркала. Он вёл за руку маленькую девочку, в руках у которой было сухое чучело белки. Пьер тревожно посмотрел на девочку – у неё было лицо сахарного и улыбчивого старика… За ними следовало ещё несколько фигур. Это были длинноволосые нагие юноши, которые заносили на руках светло-коричневый гроб… Пьер отвернулся, сжимая кулаки. Гофмаршал взмахнул своим жезлом и с высоко поднятым носом двинулся в широкую белую дверь. Пока эта процессия важно шествовала по мягким жёлто-синим коврам, на которых были видны следы вина и крови и лежали обнажённые тела, Пьер успел незаметно проскользнуть в боковую дверь и бросился вниз по тёмной лестнице. Это была узкая крутая лестница, кольцами уходившая вниз и терявшаяся в кромешной тьме. Пьер, не оглядываясь, долго бежал по ней, перепрыгивая через железные ступени и стараясь не упасть. Вскоре он очутился в тёмном гроте. Его неприятно поразила тишина, насупившаяся среди сырого мрака и близоруко косившаяся на него изо всех углов. Пьер избегал думать об увиденном и, опираясь руками на холодные стены, медленно направился вдоль чёрного грота. Пробираясь во тьме, Пьер заметил вдалеке небольшой просвет, который, словно мутный и пьяный тёмно-синий глаз, мерцал в глубинах, озаряя непроглядную тьму своим неверным косым светом. Осторожно передвигаясь в темноте, Пьер пошёл навстречу этому сиянию, - оно постепенно усиливалось и стало вдруг светло-жёлтым. Холодная мысль незаметно закралась в душу Пьера - он почувствовал, что из этого тёмного грота нет выхода. Бесцветными шагами проковылял час. Унылое и тягостное чувство охватило Пьера: нервозно вглядываясь во тьму, он почувствовал себя зыбкой и незаметной тенью, трепыхающейся среди изгибов больного и остывающего вечернего солнца. Пьер лёг на землю и стал слушать биение своего сердца. Казалось, прошла пустая и слепая вечность. Пьер поднялся и побежал вперёд. Через некоторое время он очутился возле небольшого отверстия в скале. Из отверстия тянулись слабые жёлтые лучи, которые словно бы прятались за сырые и хмурые камни, придавившие своим сумраком последние остатки света. Пьер раскидал руками несколько больших овальных камней и вдруг увидел яркий огонь, бьющий из-под земли. Раздвинув ещё несколько камней, Пьер на мгновение замер, ибо на него хлынули волны нестерпимого красного света. Нагнувшись, он тревожно посмотрел в отверстие в скале…
Перед ним открылась бескрайняя равнина. Весь горизонт был в тёмно-оранжевой пелене, которая изнутри сверкала кроваво-красными огнями и неистово полыхала розово-синими раскалёнными языками. С выжженной земли вздымались струи огня, которые, повиснув в воздухе, клочьями разлетались в разные стороны и, падая вниз, оставляли за собой потухающие осколки и мигающие тёмно-оранжевые точки. Казалось, что четыре горизонта, сомкнувшись, образовали истекающее потоками красной лавы месиво, - оно пенилось, бурлило, шипело и, рассеивая вокруг себя кровавый пар и языки чёрного пламени, тонуло среди бескрайних долин, обгоревших холмов и пустых дымных полей. С выжженных серых просторов вздымались раскалившиеся добела угли, а с неба капало что-то влажное и удушающее. Не было ни одной живой души, и нигде не было видно признаков жизни. Лишь чёрные бесформенные следы пожаров пустыми глазницами протыкали поля, то там, то здесь оставляя опалённые комья, золу и чёрные обгоревшие стволы деревьев. Небо налилось свинцом и лопнуло кровавым громом. На землю хлынул красно-жёлтый град, который, остужая раскалённые ткани и языки огня, бесил их, терзал и заставлял неистово пениться. В воздухе носилась раскалённая пыль и хруст сгораемых сосен. Пьер посмотрел направо – огню не было конца и края. Горизонты налились кровью и отвечали вздымавшим свои изорванные гривы пожарам громким скрежетом и шипом… Небо стремительно менялось: свинцовые тучи уступили место белым хлопьям облаков, им на смену пришли похожие на растоптанное сердце сине-красные волны, из них, звеня и рыдая, пошёл огненный дождь, а следом за этим на небе появилась лиловая обгоревшая пена…
Пьер отвернулся в сторону и, закрыв глаза, лёг лицом на землю…
* * * *
Пьер очнулся среди тёплого чёрного пара. Он находился в тёмной комнате. Напротив него сидел мужчина в тёмно-зелёном испанском плаще. Повисла тяжёлая пауза. Незнакомец в плаще, распрямив большие влажные усы, внимательно посмотрел на Пьера, и в его взоре проскользнуло любопытство.
- Что это было? – громко спросил Пьер.
Ответа не последовало.
- Что это было? Я спрашиваю! – Пьер взглянул на зелёный перламутровый стол – на нём стояли три золотые чаши.
- Я ничего не понимаю… Зачем ты меня опутал бредом?.. Кто ты? – бросил Пьер в лицо незнакомцу.
- Ты выпил красного гранатового вина, - послышался тихий голос.
Пьер посмотрел на стол – одна из золотых чаш была пуста. В другой белела какая-то жидкость, наверное, молоко, а в третьей виднелся крупный алмаз.
- Ты думаешь меня одурачить и свести с ума своими чашами?
Последовало молчание. Углы комнаты тревожно заскрипели. Пьер внимательно посмотрел на шляпу своего собеседника. Изогнутое гусиное перо на шляпе чуть наклонилось, и на нём явственно выступили капли влаги.
- Ты опутал и одурманил меня подлой и липкой ложью… Не знаю, зачем тебе это надо, не знаю, кто ты, но испугать меня тебе не удастся. Всё это вздор. Чего ты мне туда подмешал?
Незнакомец молчал. Три золотые чаши весело улыбались, глядя на Пьера, и хитро подмигивали ему его отражениями.
- Выбирай другой кубок, - низким сиплым голосом протянул незнакомец в тёмно-зелёном плаще и пристально посмотрел в глаза своему собеседнику.
Пьер ответил ему многозначительным взглядом, - долго никто из них не хотел первым отвести глаза. Трудно сказать, чего было больше в этих взглядах: напряжения, злобы, любопытства или чего-то ещё. Вскоре лёгкая улыбка скользнула в уголках рта Пьера, и он посмотрел на три чаши, напряжённо стоявшие на перламутровом столе. Где-то за стеной запела струна. Странное чувство не покидало Пьера: ему казалось, что он плохо видит своего собеседника, что тот прячется за тёмный пар, поднимающийся из углов комнаты, и не хочет открыть своего лица.
«Это не лицо – это маска», - промелькнуло в голове Пьера.
Он посмотрел на перламутровый стол и вспомнил, что находится на постоялом дворе, куда пришёл после посещения Мендозо. Эта мысль слегка ободрила Пьера, и он машинально вспомнил всё то, что произошло с ним в Оризо… Холодная игла закралась к нему в душу и, тревожно пульсируя, острыми уколами высветила всю пережитую боль и разом пробудила тяжёлую вереницу воспоминаний.
Усы у незнакомца стали чуть длиннее, и он, неторопливо приподняв голову, выпрямил свои широкие плечи. Пьер заметил, что человек в тёмно-зелёном плаще старательно скрывает руки, пряча их в складках одежды или скрещивая за спиной. Напряжённо вглядываясь в лицо незнакомца, Пьер смутно почувствовал в глазах непрошеного гостя что-то зыбкое и выжидающее.
Струна за стеной, протянув плаксивую ноту, погасла и оборвалась.
- Я тебя не боюсь! Я выпью ещё, - крикнул Пьер и, взяв золотую чашу с молоком, осушил её до дна.
* * * *
Пьер проснулся и, недовольно нахмурившись, посмотрел по сторонам. Он сидел в большом фиолетовом кресле с ободранной спинкой. Перед ним стоял стол фиолетового цвета, на котором лежала фиолетовая чертёжная доска с рулоном фиолетовой бумаги. Стол примыкал к окну, занавешенному двумя фиолетовыми занавесками, и упирался ножками в холодный фиолетовый пол, на котором было в беспорядке разбросано фиолетовое бельё, маленькие фиолетовые коробочки, дырявый фиолетовый коврик, сумки и обувь фиолетового цвета. Здесь же рядом находилась фиолетовая кровать, на которой лежало длинное гладкое фиолетовое покрывало и квадратная фиолетовая подушка. Справа стоял ящик, накрытый фиолетовой тканью. Слева возвышался книжный шкаф фиолетового цвета. На нём стояли фиолетовые книги. Они были разных оттенков: светло-фиолетового, тёмно-фиолетового и сине-фиолетового. Краем глаза Пьер заметил, что стены, окружавшие его с четырёх сторон, были фиолетового цвета. Встав из кресла, Пьер вздохнул и, обернувшись назад, посмотрел прямо перед собой. На него глядела голая фиолетовая стена. Помедлив, Пьер твёрдо решил не смотреть на потолок и повернулся налево. Здесь на стене висела фиолетовая картина. Пьер быстро подошёл к ней и, словно дожидаясь ответа, стал жадно в неё всматриваться. На этой картине был изображён фиолетовый собор, который широко раскинул свои крылья среди тёмно-фиолетовых крон ветвистых деревьев. Мартовское солнце нежно освещало светло-фиолетовым светом поля, окружавшие собор со всех сторон, и в воздухе носились фиолетовые крики исхудалых беспокойных птиц. Рядом с собором росли две фиолетовые ели. Простояв некоторое время в задумчивости, Пьер слегка скривил рот и, избегая смотреть на свои руки, повернулся и подошёл к книжному шкафу. Взяв наугад одну из книг, он стал торопливо листать её светло-фиолетовые страницы, и перед его глазами замелькали аккуратно построившиеся в ряды тёмно-фиолетовые буквы. Прочитав несколько страниц, он переменился в лице, по его лицу пробежала фиолетовая тень, и в глазах зашевелилось тревожное чувство. Пьер положил книгу на фиолетовую полку и сделал несколько шагов по комнате. Он обратил внимание на фиолетовый гвоздь, вбитый в голую фиолетовую стену. Этот гвоздь страшно взволновал и озадачил его своим цветом. Пьер резко повернулся назад и тревожно посмотрел на противоположную стену – здесь тоже был фиолетовый гвоздь, тоже вбитый в фиолетовую стену. Пьер посмотрел налево. Тут была фиолетовая вешалка, на которой висел фиолетовый сюртук. Чуть левее находилось высокое прямоугольное зеркало. Пьер напряжёно посмотрел в него и увидел один сплошной фиолетовый цвет. Неопределённое чувство, похожее на беспокойство, наполнило его душу, породив в ней скользкую и смутную тревогу. Пьер сделал несколько шагов по фиолетовой комнате и тут обратил внимание на кончик своей туфли – он был фиолетовый. Пьера это озадачило… Избегая смотреть на свои туфли и рукава, он медленно подошёл к столу и стал внимательно изучать лежавшие там предметы. Тут были фиолетовые очки, тюбики с фиолетовой краской, куски фиолетовой бумаги, изящные изогнутые фиолетовые ножницы, мешочки, иглы, кошельки, монеты и щётки фиолетового цвета…
Прошло два часа.
Тяжёлая фиолетовая мысль скользким зигзагом фиолетового цвета давила мозг изнутри и, одурманивая тяжёлым и непроницаемым цветом, снаружи обволакивала своими фиолетовыми лепестками голову. Словно очнувшись и стряхнув с себя сон, Пьер стал нервозно и рассеяно искать глазами выход. Рядом с фиолетовым столом из фиолетовой стены торчали какие-то фиолетовые крюки. Издалека они были похожи на дверную ручку. Пьер нетерпеливо подошёл к стене и стал дёргать за эти железные предметы. Это оказался фиолетовый кран, из которого потекла фиолетовая вода. Пьер в ужасе закрыл глаза.
Прошло некоторое время.
За спиной у Пьера тихо отворилась дверь, и холодный приятный ветерок проскользнул в комнату. Резко обернувшись, Пьер замер от неожиданности и, помедлив, стремительно выбежал из комнаты, чувствуя спиной, что оставляет за собой туфлями фиолетовые следы. Он очутился на узкой лестнице. Она была серого цвета. На её пыльных ступенях лежала коричневая грязь и виднелись остатки еды. Пьер, не оглядываясь, бросился по ступеням вперёд и заметил, что лестница, беря начало у фиолетовой комнаты, вела только вверх – пути вниз не было. Стараясь забыть увиденное, Пьер широкими шагами ринулся дальше. Поднимаясь по серым ступеням с багровыми полосками по краям, он чувствовал всем телом, что из его головы сыплются фиолетовые мысли. Из его ушей, карманов и рукавов, словно толстые овальные черви, выскакивали фиолетовые капли и безобразными кляксами оставались лежать на серых ступенях. Влажные мысли, растаяв, сплелись в его голове в бесформенный фиолетовый ком, который, громко фыркая, топорщился и хлюпал мокрыми тканями. Пьеру показалось, что его голова опухла и, увеличившись в десять раз, стала похожа на фиолетовый помидор. Этот помидор покачивался при быстрой ходьбе и вальяжно двигал своими пухлыми боками из стороны в сторону. Обхватив обеими руками свою голову, Пьер заподозрил, что помидор – это вовсе не помидор, а худосочная и налившаяся водой фиолетовая вишня. Остановившись на секунду на лестничном пролёте, Пьер почувствовал всем телом отзвук одной неприятной мысли, - она настырно скалилась, тревожно заглядывая ему в глаза. «Если моя голова – это опухшая фиолетовая вишня, то, значит, внутри у неё есть косточка! Но какого цвета эта косточка?.. Боже, за что всё это? За что?..»
Стараясь забыть всё пережитое и растворить свой взор в серых ступенях и лежавших на них комьях коричневой грязи, он ускорил шаг и, перепрыгивая через ступени, бегом бросился дальше.
Вскоре он увидел, что дальше хода нет: ведущая наверх серая лестница оканчивалась, упираясь в массивную железную дверь. Дойдя до этой двери, Пьер в нерешительности остановился. Это была большая высокая и крепкая, словно тяжёлый камень, хмуро лежавший среди горной дороги, старая железная дверь. Кое-где на ней были следы ржавчины, широкая ручка почернела от времени, а замочная скважина была согнута чуть набок. Простояв минут сорок возле этой двери, Пьер согласился с простой и неопровержимой мыслью, внутренне смирившись с её правотой и неизбежностью: лестница, которая начиналась глубоко внизу, у фиолетовой комнаты, и вела сюда, к узкой квадратной площадке возле железной двери, не имела иных направлений - из неё не было выхода. Оставалось или вернуться назад, в фиолетовую комнату, - эта мысль была для Пьера нестерпима! - или идти вперёд и пытаться открыть широкую железную дверь. Других путей не было. Серая лестница с комьями коричневой грязи связывала фиолетовую комнату и то помещение, которое находилось за железной дверью… Но что там, за этой железной дверью? Что там притаилось?... Пьер тревожно посмотрел на железный покров двери. Она ответила ему молчанием, в котором Пьеру почудилось что-то недоброе и хмурое… Он прислонил своё ухо к холодным железным листам. Тишина.
Прошло десять минут.
Что там меня ждёт?... Пьер долго обдумывал этот вопрос, не решаясь мысленно произнести то, что давно тихо шевелилось в его уме…
«Рано или поздно всё равно придётся идти вперёд, - подумал он, посмотрев под ноги. Там лежала сухая грязь. – Не знаю, что за этой дверью, но назад я возвращаться не могу».
При мысли о фиолетовом кране, из которого течёт фиолетовая вода, его лицо исказилось, а по спине пробежал озноб. Он осторожно прикоснулся к дверной ручке, но тут же её отпустил. Пьер вспомнил фиолетовый гвоздь, который торчал из фиолетовой стены, и его голову пронзила холодная боль. Он снова осторожно взялся за ручку, которая своим прикосновением остудила его ладонь, оледенив тело до самого сердца, и медленно открыл железную дверь. Здесь было просторное тёмное помещение. Горели свечи. Справа и слева, упираясь в каменный пол, стояли какие-то странные высокие предметы. Присмотревшись к ним внимательней, Пьер увидел, что это были огромные часы. Их было так много, что Пьер от неожиданности остановился и удивлённо огляделся по сторонам. Перед ним были сотни часов, циферблатов, маятников, стрелок и часовых механизмов самой разной формы и окраски. Они смотрели на него своими круглыми лицами, и некоторые их них помахивали ему своими тонкими проворными стрелками. Прямо перед ним, насупившись и гневно сверкая золотыми латинскими цифрами, стояли большие тёмно-красные часы. Увидев Пьера, они, казалось, чуть-чуть присели на своих согнутых ножках и, съёжившись, неодобрительно нахмурились. Слева стояли огромные тёмно-синие часы, - от них веяло тихой и приглушённой недоброжелательностью, за которой просматривались затаённая злоба и брезгливость. Покачивая своими стрелками, они беспокойно смотрели по сторонам. Всё их не устраивало, всё их раздражало и приводило в бешенство. Они сердито и неодобрительно рассматривали незваного гостя, и их зловещий вид, казалось, говорил:
- Зачем ты сюда пришёл? Кто тебя звал?
Рядом с ними находились прямоугольные, сделанные в виде готической башни высокие чёрные часы. Они шипели и, тяжело дыша, отворачивались своими углами, словно стараясь закутаться в чёрный плащ.
«Что такое часы? – подумалось Пьеру. – Часы - это знак, символ чего-то высокого и недоступного. Они указывают на то, что ускользает от мысли и что словами-то не определить. В часах заключено что-то непонятное… роковое. Да, роковое. Мир течёт своим чередом, события следуют одно за другим, люди рождаются, живут и умирают, а часы твёрдо и неуступчиво, день за днём продолжают свой размеренный труд. Продолжают, ни во что не вмешиваясь…»
Со всех сторон ему послышалось чириканье и шуршанье стрелок.
Пьер обратил внимание на бесчисленные тёмные ящики, которые торчали из стен, разделяя её на чёрные линии. У этих ящиков были светлые железные ручки, которые крюками вытягивались вперёд и, покачиваясь, что-то шептали на непонятном языке. В глубине зала Пьер увидел какие-то громоздкие предметы, на которые были натянуты тёмные чехлы и чёрные ткани. Он посмотрел направо. Здесь стоял огромный маятник, окружённый высокими песочными часами. В них еле слышно сыпался серый и светло-коричневый песок. Пьер долго всматривался в эти предметы и не сразу понял, что в комнате он был не один. В его душу незаметно закралась мысль о том, что возле тёмной стены кто-то стоит. Нервная тень повисла в воздухе. Запахло пылью. Необъяснимое и тревожное чувство охватило Пьера, - оно терзало его неслышными тёплыми волнами, оставляя за собой неприятный и неуловимый осадок. Согнувшись и спрятавшись за огромный жёлтый циферблат, на котором стрелки показывали ровно шесть, стоял какой-то человек. Подойдя к нему поближе, Пьер увидел, что это был низкорослый широкоплечий старик. Он был одет в помятый тёмно-синий халат, пыльными и рваными клочьями свисавший вниз – в чёрный каменный пол. На его седой голове была покосившаяся набок коричневая шапочка, придававшая её обладателю суровый и значительный вид, вдвойне странный при таком халате. Пьер тревожно посмотрел ему в глаза. Старик ответил ему долгим взглядом, в котором было что-то холодное и неопределённое, но в то же время приторно-сладкое и выжидающее.
- Как ты здесь очутился? – молодым голосом спросил старик.
- Я проснулся в фиолетовой комнате. Несколько часов приходил в себя… Потом открылась дверь, и я поднялся сюда по лестнице, - сказал Пьер, и ему понравился звук собственного голоса.
- Ааааа… - протянул незнакомец.
- Скажи мне, кто ты? – спросил Пьер.
- Кто я? – удивился старик и пошевелил широкими плечами.
- Ты часовщик?
- Да, пожалуй…
- У тебя здесь мастерская? И ты чинишь здесь часы?
- Да, ты прав, - протянул старик и сделал несколько шагов по комнате.
- Ответь мне… Ответь мне, пожалуйста, - голос Пьера задрожал, - скажи, почему я проснулся в этой фиолетовой комнате? Почему? В ней была только одна дверь, и она привела меня к тебе. Что всё это значит?
Старик молчал.
- Я хочу знать, что со мной происходит! Где мы находимся? В Фульде? Я ничего не понимаю… Почему я оказался в этих комнатах?
Старик молчал.
- Что со мной? За что всё это?
- А ты уверен, что ты – это ты? – воскликнул старик, и в его голосе стал закипать глухой гнев.
- Не понимаю… - сказал Пьер и тревожно посмотрел в лицо своему собеседнику.
- Разве ты – это ты?
- Ты вздумал меня дурачить?! Я – это я!
- Нет! Это наглая ложь! Я разговариваю с тенью Пьера! Ты – хитрая и пронырливая тень, которая улизнула он своего хозяина и забрела ко мне в мастерскую!..- отрывисто бросил старик и отвернулся.
Пьер оторопел от этих слов и, не зная, что и сказать, удивлённо смотрел на старика в тёмно-синем халате. Часовщик прошёлся по комнате, глядя на Пьера с разных сторон, затем остановился и покачал головой. По его лбу пробежали морщины, и он, осматривая Пьера, словно дорогостоящий костюм, глубоко вздохнул, скривив рот.
- Конечно! Никаких сомнений! Нахальная тень Пьера Эрэ, сбежав, разгуливает по лестницам и оказала мне своим визитом сомнительную честь!
Пьер молчал.
- Но самое возмутительное не это, - продолжал обладатель тёмно-синего халата, - сдаётся мне, что я разговариваю вовсе не с тенью Пьера Эрэ. Нет! – он прищурил левый глаз. – Нет, я разговариваю с тенью тени Пьера Эрэ!
Пьер раскрыл рот от удивления.
- Тень Пьера отбрасывает свою тень, которая посмела явиться в мою мастерскую!.. – заключил часовщик и развёл руками.
- Постой! Откуда ты знаешь моё имя?
- Оооо… Я много знаю. Я очень много знаю.
Пьер помолчал и, глядя на циферблаты часов, поставленные возле стены в виде пирамиды, спросил:
- А почему на этих циферблатах нет стрелок?
Этот вопрос словно оживил старика, и он, торопливо оглядевшись по сторонам, громко и решительно крикнул:
- А потому что они отказались служить и выполнять недостойную работу! Они перестали быть слугами и вместо этого, перешагнув временное, достигли вечного, - вечного, которое во времени вовсе не нуждается!
Такой ответ, удивив и озадачив Пьера, пробудил в нём некоторое любопытство.
- А почему вы назвали эти часы… эти часовые механизмы… слугами?
- Да потому что время – это не раб и не слуга людей! Вы привыкли думать, что время – это вещь или вспомогательный механизм – нечто вроде циркуля или линейки; вы наивно полагаете, что время – это то, чем можно взять и измерить события, дела или ваши жизни. Вы берёте время, как берут бумажный свиток, чернила или мешок соли! Но всё это – опасное заблуждение.
- Почему?
- Потому что время самоценно. Оно не сводится к счёту, которым вы измеряете земные события! Нет! Поймите, время вовсе не нуждается в земном, в телесном, в человеческом! Вы думаете, что время для вас, но ведь это совсем не так!- волнуясь, выкрикивал старик.
- Но почему время не нуждается в событиях, среди которых протекает человеческая жизнь?
- Время высоко парит над телесностью и по своей идеальной сути бесконечно превосходит всё тленное, деформированное и искривлённое, - восторженно начал часовщик, волнуясь всё больше и больше. - Время не подходит для счисления, пересчитывания и различения того, что непрестанно пребывает в смятении, сумбуре и, шатаясь и падая, скользит по неровному льду! Вы, люди, привыкли хватать время своими руками!.. Вы поделили свою жизнь на равные отрезки и обращаетесь со временем слишком грубо и бесцеремонно. Но, прилагая его к своей жизни, вы оскверняете тем самым его возвышенную суть! Отсюда и проистекают все беды! Я многие годы копаюсь в часовых механизмах и многое видал… Вы используете время, но оно этого не может вынести!
- Значит, человек, измеряя свою жизнь временем, оскверняет тем самым его, времени, совершенство, величие и возвышенную суть? – удивился Пьер.
- Именно! Именно! – всплеснул руками старик. - Люди смотрят на время и видят в нём слугу – так, средство, вещь, не более. Но вот тут-то и коренится главная беда! Время поругаемо не бывает. Оно не выносит такого к себе отношения и потому мстит.
- Как оно мстит?
- Жестоко мстит. Ладно, тень ты или тень тени, но я тебе всё расскажу…
Старик в халате скривил руки и, словно обнимая невидимый шар, поднёс их к своей груди.
- Время расщепляет человека до нуля. Нет, нет, не после смерти – много раньше…Задолго до своего исчезновения, наступающего при распаде тела, - задолго до своей смерти человек представляет собой ноль, голый ноль. Прикладывая к себе шкалу времени, человек теряет, не улавливает и не находит самого себя. Попросту говоря, человек ускользает от собственной мысли и представляет собой тающую и пропадающую загадку. Пойми, время – минуты, секунды, десятые доли секунд, сотые, тысячные - рассеивает человеческое Я, пронизывая его насквозь и раскалывая его единство. Среди точных и выверенных сетей времени… среди его идеального и возвышенного порядка - среди всего этого человека нет. Ведь каждый миг, каждое мгновение можно разделить на бесконечное число ещё меньших мгновений и фрагментов! И у этих меньших мгновений нет мельчайшей ступени, нет степени, найдя которую, люди могли бы разделить, расщепить и разъять время, постигнув тем самым его дно и подлинную изнанку! Время открывает человеку безначальную и бесконечную ткань – ткань, в которой человека нет. Озираясь на прошедшее, человек видит лишь осколки и ускользающие линии того, что и раньше было неясным и скользким; всматриваясь в будущее, где всё неопределённо и зыбко, он стоит лицом к лицу с тайной; прикладывая к прошлому и будущему возвышенные дуновения и невидимые нити времени, человек знает и того меньше!- вот и получается, что человек не понимает ни прошлого, ни будущего, ни настоящего! Так время мстит тому, кто дерзнул мерить свой земной удел идеальными линиями и возвышенными контурами, прикасаться к которым без благоговения нельзя…
Старик остановился и внимательно посмотрел на Пьера.
Пьер сделал несколько шагов по комнате. Ему казалось, что все часовые механизмы замерли и внимательно следят за его движениями.
- Понимаешь, среди соприкосновения времени и земного ты всегда обречён, – продолжал старик.
- Почему? – воскликнул Пьер.
- Да потому что время, соединяясь с тленным, всегда направлено только на то, чтобы, опустошить, опрокинуть и уничтожить человека… Ведь время укоренено в изменении, а всякое механическое изменение – это путь к смерти, - лицо старика в халате стало острее. - Время внутри человеческой жизни – неумолимый свидетель её несовершенства, а часы – указание на её недействительность. Если посмотреть на ход часовой стрелки, то станет понятно, что её труд намного важнее и серьёзнее, чем бессмысленные треволнения человеческой жизни. Я даже думаю так: события людской жизни недостойны часов, их измеряющих.
- Постой, всё же есть красота!…
- Ну и что?
- Ведь человек рождён, чтобы видеть, чтобы взирать на красоту! – воскликнул Пьер.
- Красота тоже вовлечена в ткань времени, - резко выкрикнул старик и покрутил головой.
- Красота искупает всё!
- Нет, в жизни человек соприкасается не с красотой, а с её внешними оболочками, - вкрадчиво произнёс часовщик. - Конечно, прикосновение к лепесткам, за которыми прячется красота, способно пробудить в человеке многое, но… Остаться с красотой наедине и вдохнуть её несказанный аромат невозможно…
- Почему?
- Потому что жизнь человека строится в виде сцеплений, - прищурившись, ответил старик и горько улыбнулся.
- Каких сцеплений? – удивился Пьер.
- Представь, перед тобой прямая – это жизнь. Она состоит из нескольких пересечений. В точках этих пересечений вечное соприкасается с временным.
- И что же?
- Человек, который идёт по этой прямой, попадает в точки этих пересечений и испытывает на себе невозможное ….
- Говори! Говори!
- Дойдя, сам того не зная, до тонкой грани, где вечное вступает в связь с временным, человек оказывается в центре вихря, который раскалывает и разбивает человека вдребезги…
- Как это? Не понимаю, - тихо сказал Пьер.
- Когда вечное и временное пересекаются на человеке, то для человека это означает крах… Tumultus. Смятение – такое смятение, выхода из которого нет, и не может быть…
Старик нахмурился, и по его лбу пробежали кривые тёмно-жёлтые морщины.
- Объясни мне, что это за смятение? – промолвил Пьер.
- Понимаешь ли, в человеке есть пласт, который неосознанно сопротивляется всему тленному, смертному и конечному…
- Допустим.
- Этот пласт распадается надвое – на два крыла. Одно, будучи враждебно тленному, открыто для идеальных линий времени, а другое крыло, не реагируя на тленное, по своей сути враждебно временному. Это крыло обращено только к вечному. Но когда приходит смятение – а оно всегда приходит внезапно – тогда эти три пласта начинают трепетать и пламенеть с новой силой. Легко догадаться, к чему приведёт их пробуждение!.. Прибавь сюда и то, что у человека есть его тело, а оно всегда обращено только к тленному!
- Скажи мне, - спросил Пьер, - а смятение … Может ли оно осквернить человека?
- Оно всегда направлено только на это! – отрывисто крикнул старик, взметнув над головой левую руку.
Повисла пауза. Пьер посмотрел через правое плечо на какой-то длинный предмет, торчавший из пола.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |