наш. - С.P.), - это такой гигантский полет человеческой мысли по сравнению с
пережёвыванием субъективных переживаний на все лады, что нельзя не отдать
должное этому русскому ученому, положившему первый камень в научном изучении
человеческой личности. Мы теперь говорим уже не об одном мышечном движении,
которое является окончательным продуктом высших проявлений человеческой лич-
ности, но и сосудисто-сердечных и вообще соматических явлениях и о секреторных
явлениях и даже о гальванических явлениях на кожной поверхности, которые могут
быть внешними проявлениями рефлексов головного мозга, но это все только допол-
нение к той основной схеме, которая впервые была дана Сеченовым> (курсив
наш. - С.Р.У".
Итак, все, что им делается, Бехтерев рассматривает лишь как дополнение к схеме
Сеченова. В этом документе он неоднократно подчеркивает ту мысль, что рефлексы
головного мозга <сводятся> к движению и что к ним же, согласно рефлекторной схеме,
"в окончательном итоге" сводятся так называемые психические процессы (см. выде-
ленные нами в тексте Бехтерева курсивом места). В связи с этим возникает даль-
нейшее предположение (высказываемое и в работе Е.А. Будиловой), что вся рефлек-
сология Бехтерева была по замыслу не чем иным, как реализацией рефлекторной
теории Сеченова, которая оказалась сдвинутой у Бехтерева в силу того, что в реф-
лекторном акте главное место было отведено третьему его звену (главным образом
движению) в ущерб центральному звену рефлекса.
Таким образом, если говорить об идейной истории психологической мысли,
Сеченов продолжает в течение всего периода с 60-х годов XIX столетия до конца
предоктябрьского периода оставаться центральной фигурой, той фигурой, отношением
к которой определялось истинное место каждого психолога. И идеалистические про-
тивники Сеченова отталкивались, как мы видели, от него.
Вместе с тем, если говорить об истории науки, взятой организационно прежде всего
как официальная университетская наука, Сеченов не играл в ней действительно почти
никакой роли. Философам и психологам идеалистам, занимавшим университетские
кафедры, удалось вытеснить Сеченова из университетской психологической науки.
В университете ему была предоставлена возможность действовать только в качестве
физиолога, психологических тем он мог, как правило, касаться лишь в популярных
публичных лекциях. Сеченову был, таким образом, закрыт доступ к преподаванию
психологии в университете. Идейное превосходство было на его стороне, но вопреки
этому он был организационно вытеснен с руководящих позиций в области
психологии, он был лишен возможности готовить кадры в духе своих идей, создать
свою школу в психологии (лишь естественники и медики примкнули к нему). Враги
его - идеалисты, засевшие как представители официальной науки на кафедрах
психологии и философии, добились этого и нанесли этим чудовищный вред развитию
психологической науки не только в царское время, но и в советский период. В силу
того, что Сеченов лишен был возможности создать в университете свою достаточно
крепкую школу психологов, свои, им подготовленные кадры, когда же наступил
советский, послеоктябрьский период, не оказалось у нас психологов, которые шли бы
от Сеченова, тогда как оказалось немало психологов, которые шли от Челпанова,
^Личный архив В.М. Бехтерева. Папка XXII, лист. 5.
которые - даже если они, как Корнилов и др., последовавшие за ним, выступали затем
против Челпанова, - все же отправлялись от него, прошли через его школу и так или
иначе были его выученниками^.
Поскольку не было психологов, которые шли от Сеченова, линию Сеченова могли
продолжить только психологи, которые, развиваясь сначала помимо него, затем в
результате собственных исканий, т.е. пойдя дальше вперед от него, смогли правильно
увидеть его место на этом, ими прокладываемом пути. Поэтому И.М. Сеченов долгое
время фигурировал лишь как физиолог и имя его как психолога так поздно прозвучало
в советской психологии. Из-за того, что советская психология продолжительное время
проходила мимо Сеченова, она поэтому долго не оценивала должным образом и роль
И.П. Павлова, значение его учения для психологии.
Правильная оценка роли Сеченова и Павлова, являясь существенной предпосылкой
дальнейшего развития психологии, была вместе с тем результатом ее движения
вперед. Стоя у порога психологической науки, Сеченов правильно наметил общее
направление ее развития.
Сейчас дело психологической науки - творчески восприняв передовые традиции
прошлого, прокладывать свой дальнейший путь в будущее.
В истории научной мысли всегда более всего выделяются великие зачинатели и
великие завершители. Роль последних особенно выигрышна. Они подводят итог целой
эпохи в истории научной мысли и поэтому как бы высятся на ее гребне. Но по
существу, быть может, еще значительнее и плодотворнее роль великих зачинателей,
ученых, мыслителей, стоящих у истоков нового движения мысли, взращивающих
ростки новых идей, которые дадут плоды уже в следующую эпоху.
К таким ученым принадлежит И.М. Сеченов. В физиологии головного мозга он
создал блестящий замысел, реализация которого И.П. Павловым определила новую
эпоху в изучении отражательной деятельности мозга. И.М. Сеченов - создатель
рефлекторной теории психической деятельности. Его учение - в известном смысле
отправная точка того пути, которым, прокладывая свой путь в будущее, идет сейчас
советская психология.
Проблема сознания и деятельности
в истории советской психологии
Положение о единстве сознания и деятельности было на определенном этапе
развития советской психологии (в течение 30-40-х годов) ее основным теоретическим
принципом. Оно было сформулировано в наших <Основах психологии> (1935), <Осно-
вах общей психологии> (1940, 1946), в ряде наших статей. Это положение выступило в
работах Б.Г. Ананьева, А.Н. Леонтьева, А.А. Смирнова, Б.М. Теплова и многих дру-
гих советских психологов. С позиций, выдвинутых этим принципом, были плодотворно
разработаны в советской психологии проблемы сенсорики, памяти, способностей и т.д.
Сейчас это положение само нуждается в критическом - историческом и теоретичес-
ком - анализе.
Положение о единстве сознания и деятельности было связано с той ситуацией,
^ В 20-х годах, когда в нашей психологии, боровшейся со старым интроспекционизмом, нарастали
механистические поведенческие тенденции, в психологической литературе (у Корнилова, Блонского, Выгот-
ского) встречаются нередко ссылки на Сеченова: его мысли трактуются механистически и привлекаются
как опора для механистических тенденций того времени. В силу, по-видимому, той же неверной трактовки
Сеченова, он на некоторое время вовсе исчезает с горизонта советской психологии после отхода от
механистических тенденций. Но и для первого периода остается верным, что у Сеченова не было в
советской психологии прямых продолжителей, представителей <школы> Сеченова в психологии.
которая возникла в психологии, когда традиционной интроспективной психологии
сознания была противопоставлена поведенческая психология, рассматривающая
поведение как совокупность реакций, лишенных какого бы то ни было психического
(<ментального>) содержания.
На предшествующем этапе развития советской психологии К.Н. Корнилов
предложил свое решение проблемы, связанной с этой антитезой. Оно, как известно,
заключалось в том, чтобы объединить обе точки зрения, <синтезировать> интроспек-
тивную психологию и бихевиоризм'. Их недостаток заключался, якобы, только в их
<односторонности>^ Они неверны, пока одна из них берется без другой. Надлежит,
значит, лишь сочетать их, приняв и интроспективную концепцию сознания и
бихевиористическую трактовку поведения человека как совокупности реакций. Такое
дополнение старой концепции концепцией бихевиористической неизбежно приводило к
сохранению и неверной интроспективной концепции сознания и механической
концепции поведения^.
В соответствии со сформулированным им общим замыслом, К.Н. Корнилов и выдви-
нул в качестве марксистской психологии свою <реактологию>. Она представляла
собой <синтез> наличных концепций, осуществленный в основном в рамках
механистической поведенческой концепции.
Принцип единства сознания и деятельности в нашем его понимании, преследуя ту
же конечную цель, был вместе с тем направлен против такого решения вставшей
перед психологией проблемы. Он означал, что надо не объединять эти две друг другу
противостоящие концепции, а преодолеть как одну, так и другую, как старую идеа-
листическую концепцию сознания, так и бихевиористическое понимание человеческой
деятельности, человеческого поведения. Утверждение единства сознания и деятель-
ности означало, что надо понять сознание, психику не как нечто лишь пассивное,
созерцательное, рецептивное, а как процесс, как деятельность субъекта, реального
индивида, и в самой человеческой деятельности, в поведении человека раскрыть его
психологический состав и сделать, таким образом, самую деятельность человека
предметом психологического исследования. Предметом психологического исследования
должна быть не только внутренняя, духовная, умственная деятельность, а и сама та
реальная практическая деятельность, посредством которой люди преобразуют
природу и переделывают общество, - в ее психологическом аспекте. Эта реальная
деятельность людей не может быть сведена к совокупности слепых реакций, не может
быть понята и объяснена в поведенческих терминах стимула и реакции, точно так же
как сознание людей, включенное в их деятельность, не может быть понято как
замкнутый внутренний мир, обособленный от внешнего материального мира, не может
быть объяснено методическими средствами интроспективной психологии. Эти
положения являются прочным достоянием нашей психологии; они и по сегодняшний
день сохраняют свою силу.
' <Я беру на себя смелость утверждать, - писал К.Н. Корнилов, - как я утверждал и раньше (ссылка на
книгу <Современная психология и марксизм> 1924-го года), что грядущая система марксистской психологии
будет синтезом двух борющихся сейчас во всех странах течений: наиболее давнего и уже достаточно
одряхлевшего, хотя и находящего еще своих адептов так называемого эмпирического, или субъективного,
направления - этого тезиса современной психологии, и второго - более позднего, скорей продукта наших
дней, этого антитезиса, каковым является психология поведения, рефлексология, или, как ее еще
называют, объективная психология>. (Психология и марксизм. Л., 1925. С. 9).
^ Проблемы современной психологии. Л" 1925. С. 16. <Оба эти направления являются односторонними:
одни игнорируют субъективную сторону, другие - объективную, тогда как только оба эти ряда в своем
единстве (но не тождестве) дают действительно цельного человека>.
^ Эта критика того понимания <синтеза> интроспективной и бихевиористической концепции, посредством
которого К.Н. Корнилов хотел реализовать построение психологии, разрабатываемой с марксистских
позиций, не означает, конечно, что мы не видим той исключительно большой роли, которую сыграл
К.Н. Корнилов на начальных этапах становления советской психологии, и недооцениваем тот факт, что
К.Н. Корнилов ориентировался на построение психологии, базирующейся на принципах диалектического
материализма.
Нельзя, однако, не заметить, что выражение теоретических позиций советской пси-
хологии через принцип единства сознания и деятельности представляло собой
непосредственно скорее требование, чем его реализацию. Это положение все еще
выражало отношение сознания и деятельности как внешнее соотношение двух
обособленных членов (к тому же без определения характера их взаимоотношений, без
указания на то, что первично, что из чего происходит). В этом сказывалась
обусловленность внешней ситуацией, которая в ходе исторического развития науки их
обособила, а не существо дела, которое при правильных исходных позициях не должно
было приводить к их обособлению сперва и, значит, к необходимости затем внешне их
соотносить.
На самом деле они внутренне взаимосвязаны. Основное позитивное содержание
положения о единстве сознания и деятельности заключается в утверждении их
взаимосвязи и взаимообусловленности: деятельность человека обусловливает форми-
рование его сознания, его психических связей, процессов и свойств, а эти последние,
осуществляя регуляцию человеческой деятельности, являются условием их
адекватного выполнения.
Деятельность человека - это первично практическая деятельность. Лишь затем из
нее выделяется теоретическая, вообще внутренняя умственная деятельность. Однако
и практическая деятельность человека всегда заключает внутри себя психические
компоненты, отражающие условия, в которых она совершается, и осуществляющие
ее регуляцию. Переход от деятельности, осуществляемой во внешнем плане, к
умственной деятельности, осуществляемой во внутреннем плане, имеет внутренним
своим условием эволюцию психических компонентов практического действия - их
растущую обобщенность, необходимую для выделения из практической деятельности
- деятельности теоретической.
Этими общими положениями определяется отношение и к третьей попытке разре-
шения вопроса о соотношении психического сознания и деятельности. Центральным
тезисом этой третьей попытки является положение, согласно которому психическая
Деятельность трактуется как результат <интериоризации> внешней материальной
деятельности.
Концепцию психической деятельности как интериоризации внешней деятельности у
нас в последнее время представляют как <линию> Выготского, хотя многообразная и
содержательная психологическая концепция Выготского никак не может быть сведена
к положению об интериоризации. Представление об интериоризации (у него - <вращи-
вании>) относилось Л.С. Выготским непосредственно к тому, что ему представлялось
основным инструментом построения <высших> психических функций человека, - к
понятию знака. Мыслительные процессы, и вообще так называемые высшие процес-
сы, были для Л.С. Выготского процессами, отличающимися от процессов ассоциатив-
ных тем, что человек овладевает ими посредством знака^.
На использовании знаков как <орудий> интеллектуальной деятельности основыва-
лось и понимание Выготским <культурного> развития, которое им противопоставля-
лось <натуральному>. Поэтому основным вопросом для него был вопрос об
* <Как показывают исследования, на которых мы не станем здесь останавливаться, все высшие
психические функции объединяет тот общий признак, что они являются опосредственными процессами, т.е.
что они включают в свою структуру как центральную и основную часть всего процесса в целом
употребление знака как основного средства направления и овладения психическими процессами>
(Выготский Л.С. Мышление и речь. М.; Л" 1934. С. 110. См. о том же: Выготский Л.С. Избранные
психологические исследования. М., 1956. С. 155-156).
Основное отличие всякой высшей формы интеллектуальной деятельности заключается, согласно
Л.С. Выготскому, <в переходе от непосредственных интеллектуальных процессов к опосредованным с по-
мощью знаков операциям> (курсив автора. - С.Р.) (Там же. С. 164). <Сигнификативная структура (связанная
с активным употреблением знаков)> является, по Л.С. Выготскому, <общим законом построения высших
форм поведения...> (См. о том же).
интериоризации знака^. Характеризуя стадии развития, Л.С. Выготский выделял в
качестве высшей стадию <вращивания>: <она характеризуется прежде всего тем, что
внешняя операция уходит внутрь, становится внутренней операцией и в связи с этим
претерпевает глубокие изменения>^. В качестве примера в плане общей психологии
приводилась логическая память, <пользующаяся> внутренними соотношениями <в
виде внутренних знаков>^. Таким образом выступает у Л.С. Выготского уход внешней
операции внутрь.
Эта концепция представлена сейчас в советской психологии А.Н. Леонтьевыми его
сотрудниками^. <Интериоризация> представляется им <механизмом>, посредством
которого из внешней материальной деятельности, якобы, образуется внутренняя
психическая деятельность. Выше нами сформулированные положения претерпевают
здесь сдвиг, в результате которого верные и важные положения о первичности
практической деятельности и ее роли в формировании внутренней умственной
теоретической деятельности приобретают искаженный вид.
Верно, как выше уже было сказано, что материальная, практичес-
к а я деятельность первична, что теоретическая, умственная деятель-
ность, выражающаяся только во внутреннем плане, лишь затем выделяется из нее
(в этом смысле <интериоризация>, т.е. переход от деятельности, осуществляемой во
внешнем плане, к деятельности, осуществляемой только во внутреннем плане, имеет
место). Но неверно, подставляя на место теоретической или умственной, мыслитель-
ной деятельности психическую деятельность вообще, утверждать, что она впервые
возникает в результате <интериоризации> этой последней. Всякая внешняя
материальная деятельность человека уже содержит внутри себя психические
компоненты (явления, процессы), посредством которых осуществляется ее регуляция.
Нельзя, сводя действие человека к одной лишь внешней исполнительной его части,
вовсе изъять из внешней практической деятельности человека ее психические
компоненты и вынести <внутренние> психические процессы за пределы <внешней>
человеческой деятельности - как это сознательно или бессознательно, эксплицитно
или имплицитно делается, когда утверждают, что психическая деятельность возни-
кает в результате интериоризации внешней деятельности. На самом деле, интерио-
ризация ведет не от материальной внешней деятельности, лишенной внутренних
психических компонентов, а от одного способа существования психических процессов -
в качестве компонентов внешнего практического действия - к другому способу их
существования, относительно независимому от внешнего материального действия. Не
только внутренний, но и так называемый внешний слух есть слух, значит
психический и в этом смысле внутренний процесс; не только счет в уме, но и
отсчитывание предметов при помощи руки включает в себя психические, умственные
процессы. При интериоризации речь идет не о возникновении психических процессов,
психической деятельности из (только) внешней, (только) материальной, а о переходе
от одной формы деятельности к другой и от одной формы существования психических
процессов (как компонентов внешней, практической деятельности) к другой (как
деятельности теоретической, умственной), психических процессов одного уровня к
психическим процессам другого высшего уровня и - в связи с этим - от одной формы
их существования к другой. При этом <интериоризация> - это не <механизм>,
^ Выхода за пределы функциональной психологии, которую Выготский стремился преодолеть, он сам
искал не в синтетической концепции деятельности, а я учении о структурном и системном строении
сознания. Последнее заключалось в показе взаимосвязи и взаимозависимости между различными функциями
и утверждении того, что на разных этапах разные функции становятся ведущими, придавая иной характер
структуре сознания в целом. Это указание на межфункциональные связи стремилось исправить недостатки
функциональной концепции, не выходя принципиально за ее пределы.
" Там же. С. 138.
" Там же. С. 139.
* Наиболее принципиально заостренное выражение она получила у П.Я. Гальперина. См.: Мат-лы
совещ. по психологии: Стенограф, отчет // Изв. Акад. педагог, наук РСФР. 1953. № 45. С. 93-99.
посредством которого осуществляется этот период, а лишь его результативное
выражение, характеристика направления, в котором идет этот процесс.
Концепция психической деятельности как интериоризованной внешней материаль-
ной деятельности содержит в себе как будто выше сформулированные важнейшие
принципиальные положения о роли практической деятельности в формировании
умственной деятельности человека, но они получают в этой концепции исполненное
двусмысленностей выражение.
От вопроса о соотношении деятельности и психического вообще мы можем в
заключение перейти к вопросу о деятельности и сознании в собственном смысле слова.
Отправным пунктом развития сознания являются психические процессы, включен-
ные в самое действие, непосредственно в качестве сигналов регулирующие его
протекание. Возникновение сознания связано с выделением субъекта действия из
объективной деятельности, на которую направлено действие, с выделением из жизни
рефлексии на нее как знания о чем-то находящемся вне его. Процесс выделения
сознания необходимо предполагает общественно, в ходе истории выработанные и в
словах закрепленные обобщения - знания, посредством которых выражаются, <на
язык> которых <переводятся> при их осознании непосредственные впечатления. Осоз-
нание окружающего всегда происходит посредством соотнесения непосредственных
впечатлений с общественно выработанными, в слове фиксированными обобщениями.
Сознание - это совокупность знаний, которые складываются в процессе осознания и
функционируют в нем.
Сознание или сознательные процессы, как и все психические процессы, выполняют
функции регуляции человеческой деятельности и в качестве ее регуляторов включены
в процесс жизни и деятельности человека, его взаимодействий с миром. Сознательные
действия это и есть действия, регуляция которых осуществляется сознательными
процессами. И сознание и действие - это связь человека с миром. То, что в процессе
осознания переходит из мира в человека, приобретая в нем идеальную форму
существования, преломляясь через субъект, в качестве его помыслов и замыслов,
через действие переходит в мир, преобразуя его, и, воплощаясь в нем, приобретает
материальную форму существования.
Всякое действие по отношению к объекту должно совершаться сообразно его
природе. Детерминируясь объектом, действие человека, оперирующего с явлениями и
процессами общественной жизни, насыщено общественным содержанием. И именно в
этом - в богастве объективного, общественного, человеческого содержания, которое
через действие проникает в субъект, а не в простой субъективной активности, и
заключается значение действия в формировании человека, его сознания.
ИЗ ИСТОРИИ
ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Махизм и кризис психологии
Проблема сознания и поведения
в истории зарубежной психологии
§ 1. Махизм и начало кризиса
психологии сознания
Кризис психологии, разразившийся на рубеже XX столетия, вскоре после ее
оформления в качестве экспериментальной дисциплины, был связан с неспособностью
господствующих направлений идеалистической философии разрешить коренные для
психологии вопросы отношения психического как субъективного к объективной
реальности и связи психического с материальной деятельностью мозга.
Решение этих коренных вопросов особенно осложнилось и пошло по принципиально
ложному пути в связи с проникновением в психологию махизма и зарождением
неореализма и прагматизма. Не рассматривая вопроса о кризисе психологии в целом,
настоящая статья прослеживает специально те последствия, которые имело
проникновение в психологию различных форм <нейтрального монизма>.
Связывая свою судьбу по преимуществу с физикой, махизм на рубеже XX столетия
стал проникать и в психологию. Это проникновение махизма в психологию предельно
обострило кризис идеалистической психологии. Феноменалистические тенденции махиз-
ма, не изменяя своей основной сути, выступили в психологии в новом аспекте
вследствие того, что они распространились на психику, на сознание. <Материя
исчезла> - таков был, как известно, основной боевой лозунг махизма, пытавшегося
сделать своим союзником новую физику. <Сознание испарилось> - таков другой
лозунг, порожденный распространением махизма на проблемы психологии. Этот лозунг
впервые сформулировал Джемс, заложивший основы неореализма и прагматизма.
Мах и его союзники из числа физиков обрушились непосредственно на материю,
пытаясь свести ее к ощущениям как, якобы, <нейтральным> элементам опыта.
Неореалисты Хольт, Перри, Рассел и близкие к ним философы, а также прагматисты
типа Мзда направляют свою критику прежде всего на понятие духа, сознания.
Выдавая себя за борцов против картезианского дуализма, они ставят себе целью
свести дух, сознание к <нейтральным> элементам опыта. Такая <нейтрализация>
сознания используется этими философами для того, чтобы представить затем
отчужденно от субъекта содержание сознания как единственно подлинное бытие. Так
обходным путем неореалисты и прагматисты идут к той же конечной цели, что и
махисты, - к тому, чтобы подставить ощущение, сознание на место бытия.
В истории идеалистической психологии мы отмечаем чреватый немалыми послед-
ствиями факт: в начале XX столетия ведущие представители зарубежной психологии -
Вундт, Титченер, Джемс - один за другим оставляют дуалистические позиции
(главным образом, Декарта и Локка, отчасти Канта) и открыто переходят на позиции
махизма.
Махизм, превращавший ощущения в <нейтральные элементы>, из которых будто
бы соткан весь мир, явно был направлен против признания существования материаль-
ного мира, независимого от сознания. Сперва могло показаться, что махическая точка
зрения тем самым оправдывает неограниченные экспансионистские стремления психо-
логии. Так это и получилось сначала, в частности, у Вундта, психологизм которого
поглотил и растворил в психологии все общественные науки. Но вскоре обнаружилось,
что, распространяя область психологии на весь опыт, махизм тем самым лишал психо-
логию своей специфической сферы и, таким образом, привел к утрате психологией
своего предмета. Такова оборотная сторона махистских установок в отношении
психологии, которая начинает выявляться уже у Джемса. Она заостряется у
неореалистов и прагматистов.
Не представляет особого труда документировать эти положения. Свои <Очерки
психологии> Вундт начинает с указания на то, что в истории психологии преобладали
до сих пор два определения понятия психологии. Согласно одному из них, психология -
<наука о душе>, согласно другому - <наука о внутреннем опыте>, т.е. содержание
самонаблюдения или внутреннего чувства. Вслед за отрицанием первой, субстан-
ционалистской, картезианской трактовки психики Вундт столь же решительно
отвергает и вторую, локковскую концепцию. Он противопоставляет им по существу
махистское положение о том, что и психология и физиология изучают один и тот же
опыт, но лишь с разных точек зрения^ Роль, которую у Маха играют <нейтральные>
' CM.: Wundt W. Onindriss der Psychologie. I Aufl. / Русск, пер. с IX-X нем. изд. М" 1912.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |