биллиарде! - и, переменив психологию, он с легкостью и мастерством положил подряд три или четыре
шара. Затем он прекратил эксперимент и продолжал игру по-прежнему, изредка попадая шарами в цель>^.
В жизни постоянно приходится убеждаться в том, как многозначно поведение лю-
дей, точнее, внешняя его сторона, какое широкое поле для различных истолкований
оставляет изолированно взятый акт поведения.
В повседневной жизни, общаясь с людьми, мы ориентируемся в их поведении,
поскольку мы как бы <читаем> его, т.е. расшифровываем значение его внешних
данных и раскрываем смысл получающегося таким образом текста в контексте,
имеющем свой внутренний психологический план. Это <чтение> протекает бегло,
поскольку в процессе общения с окружающими у нас вырабатывается определенный
более или менее автоматически функционирующий психологический подтекст к их
поведению. В обычных более или менее тривиальных жизненных ситуациях, когда к
тому же мы не заинтересованы в особенно глубоком проникновении в истинный смысл
поведения окружающих нас людей, в понимании подлинных их мотивов и целей,
процесс интерпретации их поведения, раскрывающий его психологическое содержание,
не выделяется особо. Но стоит нам столкнуться со сколько-нибудь для нас
неожиданным поступком не безразличного для нас человека, как невольно мы задаем
себе вопрос, что бы это могло означать, что этот человек так поступил: не явился в
условленный час, когда мы его ждали, пошел куда-то, где, казалось бы, ему не
надлежало быть, и т.п. Вопрос о психологической квалификации поступка в таком
случае отчетливо выделяется из простой регистрации его внешней стороны. Для
разрешения этого вопроса о внутреннем психологическом содержании, о мотивах и
т.д. поведения мы начинаем пристальнее наблюдать за дальнейшим внешним
поведением этого человека, за тем, как он поступит в ряде других случаев, чтобы
сопоставлением данных о его внешнем поведении при различных условиях исключить
одно из представлявшихся первоначально возможным и подтвердить другое
психологическое истолкнование его поведения. Объективное психологическое
наблюдение как метод научного психологического познания разрешает в принципе ту
же задачу, но лишь более систематическим образом.
Подлинным предметом объективного наблюдения в психологии человека являются
поступки, поведение людей, всегда включающее внутреннее психологическое содер-
жание. Для того, чтобы определить поступок, надо вскрыть это последнее - его
внутреннее мотивационное психологическое содержание. Внешняя результативная
сторона поступка или действия - это еще не поступок, а лишь внешняя форма его.
Определить поступок можно только в контексте, включающем психологические
компоненты.
^ Чехов М.А. Путь актера. М., 1928. С. 90-91. В данном случае произошел лишь небольшой сдвиг в
задаче, которую разрешает внешне одно и то же действие, и уже это сказалось очень наглядно. Иногда
изменение задачи, разрешаемой в различных случаях внешне одним и тем же действием, может коренным
образом изменить природу поступка.
II* 323
Внешняя сторона отдельно взятого поступка обычно не содержит данных для
однозначного его определения в его внутреннем психологическом содержании. Это
последнее всегда представлено в данных внешнего поведения, но по большей части в
виде переменных, которым может быть приписано несколько различных значений,
хотя в самом поступке как реальном явлении они имеют одно определенное. Первая
задача психологического познания - определить внутреннее психическое содержание
поведения. Для ее разрешения психологическое познание, пользуясь объективным
психологическим наблюдением, поступает так же, как всякое научное познание: оно
идет от данных к гипотезам, чтобы проверить эти последние на новых контрольных
данных; оно переходит от фактов, которые всегда, впрочем, уже заключают какую-
то теоретическую интерпретацию, к их истолкованию с тем, чтобы проверить это
истолкование на новых фактах. Эти последние могут потребовать новой интерпрета-
ции, так же как новая интерпретация, в свою очередь, может потребовать привлече-
ния новых фактов. В данном случае, при объективном психологическом наблюдении,
задача заключается в том, чтобы, приняв гипотетически то или иное психологическое
истолкование исходных данных внешнего поведения, затем выявить новые данные
внешнего же поведения, которые, проверяя (подтверждая, опровергая или преобра-
зуя) первоначально более или менее гипотетически принятое психологическое
истолкование, в конце концов, позволили бы однозначно определить поведение в его
внутреннем психологическом содержании. Психологическое истолкование данных
внешнего поведения правильно, если заключенное в нем понимание внутренней
психологической природы актов поведения дает закономерное объяснение его
внешнего протекания в различных условиях.
В тех случаях, когда сопоставлением данных простого наблюдения за внешним
ходом поведения не удается однозначно определить психологическую природу
составляющих его поступков, психологическое познание переходит к наблюдению
экспериментальному. Задача психологического эксперимента заключается, в конечном
счете, в том, чтобы варьированием условий, в которых совершается поступок, исходя
из внешней его стороны, выявить внутреннее его содержание и, таким образом,
однозначно определить поступок или действие. И исходными, и контрольными
инстанциями психологического познания при объективном наблюдении служат
внешние данные поведения. Но, отправляясь от них как исходного материала,
определяющего условия разрешаемой психологическим познанием задачи, психологи-
ческое познание направляется как на свой объект, на действие, на поведение, на
поступки людей в их внутреннем психологическом содержании.
В результате оказывается, что психологическое познание, исходящее из данных
самонаблюдения, и психологическое познание, отправляющееся от внешних данных
поведения, лишь с разных сторон вводят нас в один и тот же контекст, контекст
жизни и деятельности людей, который включает данные как поведения, так и
переживания в непрерывной связи. Несостоятельным оказывается представление
традиционной интроспективной психологии о том, что предметом самонаблюдения
является замкнутый в себе, обособленный, внутренний мир, и представление
поведенческой психологии, согласно которому предметом объективного наблюдения
служит внешнее поведение. В действительности и самонаблюдение и внешнее
объективное наблюдение как метод психологического познания лишь исходят из
различных данных, но имеют один и тот же предмет. Они приводят к его познанию,
соотнося одни и те же данные; и лишь соотнося данные поведения и показания
переживания, сознания, можно определить предмет психологического познания. Ни
<непосредственные данные> сознания, ни <непосредственные данные> поведения сами
по себе не составляют предмета психологического познания; и одни и другие образуют
лишь исходные данные, отправляясь от которых психологическое познание
раскрывает подлинный свой предмет. Так в методах реализуются и подтверждаются
исходные установки, определяющие предмет психологии: не замкнутый в себе
внутренний мир обращенного на самого себя сознания и не внешнее лишь поведение, а
внутренний, психологический план жизни и деятельности людей - подлинный предмет
психологии.
Итак: 1. Объективное психологическое наблюдение, как оно осуществляется
повседневно в жизни и в более специализированных формах в науке, так же
радикально отличается от метода поведенческой психологии, как самонаблюдение,
которое дает подлинное самопознание, от интроспекции интроспекционистов.
2. Природа объективного наблюдения как метод психологического познания опреде-
ляется природой предмета, на который оно направляется. Объективное психологичес-
кое наблюдение - это применительно к психологии человека наблюдение, имеющее
своим предметом поведение, поступки людей. Поступки же или действия человека
всегда имеют то или иное внутреннее психологическое содержание. Отправляясь от
внешней стороны поведения, наблюдение направляется на действие или поступок,
который всегда включает психологическое содержание.
3. Непосредственно наблюдаемая внешняя сторона поведения, как бы внешний
рисунок или каркас его воспринимается человеком и как бы <читается> в контексте
людских взаимоотношений. В этом контексте внешние данные поведения приобре-
тают некоторое внутреннее психологическое значение и читаются как поступки или
действия.
4. В привычных, повседневных условиях это <чтение> совершается автоматически.
Всякий поступок или действие человека, представленное для внешнего наблюдения,
первично своей внешней стороной, непосредственно воспринимается как поступок с
определенным внутренним содержанием. Психологическое познание людей в этих
случаях представляется непосредственным, интуитивным. Однако внешняя сторона
изолированно взятого акта не определяет однозначно его внутреннего содержания.
Задача наблюдения в жизни, систематического наблюдения и эксперимента в научном
познании заключается в том, чтобы превратить отношение между внешним протека-
нием поведения и его внутренним содержанием из многозначного в однозначное и,
таким образом, определить поступок в его внутреннем содержании. Объективное
наблюдение как средство психологического познания в этих целях подбирает такие
условия, при которых внешний акт поведения раскрывает психологическое
содержание внешнего действия, а эксперимент ставит испытуемого в такие условия,
при которых его действия допускали бы только одну, однозначно определенную
психологическую интерпретацию.
5. Анализ объективного психологического наблюдения, простого и эксперименталь-
ного, показывает, что подлинное объективное наблюдение в качестве пути психологи-
ческого познания вовсе не является (как это кажется представителям механистичес-
кого поведенчества) внешней противоположностью методам, которые исходят из
сознания и пользуются самонаблюдением. В действительности внешнее <объектив-
ное> психологическое наблюдение и самонаблюдение лишь с разных сторон, исходя из
различных отправных точек, вводят в один и тот же контекст: в нем поведение, как
правило, включает психические компоненты, а психическое выступает как
специфическая составная часть предметной деятельности.
Таким образом при психологическом анализе поведения так же, как при анализе
показаний сознания, вскрывается единство внешнего и внутреннего. Это единство
является основой подлинно научного, объективного познания психики. Оно открывает
возможность идти к познанию внутреннего содержания личности, ее переживаний, ее
сознания исходя из внешних данных ее поведения, из дел ее и поступков. Оно дает
возможность проникать через внешние проявления человека, через его действия и
поступки в его сознание, вместе с тем освещая психологические особенности его
поведения. Если бы этого отношения между внутренней психологической природой
акта и его внешним протеканием вовсе не существовало, объективное психологичес-
кое познание было бы невозможно; если бы оно всегда было адекватно, так что
каждый совершенный акт не требовал бы никакого истолкования для квалификации
его внутренней природы, психологическое познание было бы излишне. Но это
отношение существует, и оно не однозначно; поэтому психологическое познание и
возможно и необходимо.
Всякое познание, как бы теоретично они ни было, имеет отношение к жизни, к
практике, к судьбам людей, поскольку в качестве познания оно раскрывает нам
действительность и обусловливает возможность действовать в ней. Теоретическое
познание, таким образом, это тоже знание практическое, но только более далекой и
широкой перспективы. Поэтому правильная постановка психологического познания
это не только вопрос абстрактной теории, но и дело, имеющее реальный, практичес-
кий, жизненный смысл.
Правильно поставленное психологическое познание исходит из жизни и ее запросов
и ставит себе целью решение жизненных проблем. Познание жизни и ее изменение
необходимо взаимосвязаны.
Связь между психологическим познанием и практической деятельностью, в которой
оно находит себе применение, двусторонняя. С одной стороны, для решения ряда
вопросов практической жизни, связанных с воздействием на людей, их формированием
и воспитанием, необходимо уметь раскрыть внутреннее психологическое содержание
их действий. С другой - в процессе воздействия на людей особенно глубокое,
жизненное познание их психологии и достигается.
Связь психологической науки с практикой должна быть заложена в самых основах
теории. Для того чтобы изменять явления, направлять развитие, формировать те или
иные свойства, надо знать, чем они детерминируются. Правильное решение вопроса о
детерминации психических явлений - главная теоретическая предпосылка построения
и развития психологической науки, связанной с практикой, с жизнью и способной
служить ее активному изменению, ее совершенствованию.
Участие психологии в решении задач, которые ставит жизнь, приобретает особую
остроту в наше время - глубокой перестройки общества и необходимости воспитания
человека - его строителя.
Часть вторая
ВОПРОСЫ ИСТОРИИ
ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ
О философских основах психологии.
Ранние рукописи К. Маркса и проблемы психологии
Советская психология строится на основе марксистской философии. Этим опреде-
ляется путь, направление, которым она идет. Но психологическую науку нельзя в
готовом виде найти в каких-либо произведениях основоположников марксиз-
ма-ленинизма. Ни Маркс, ни Ленин, как известно, не писали специальных психоло-
гических трактатов. Поэтому есть лишь один путь для построения советской
психологии - это путь творческого исследования.
В числе произведений К. Маркса существует только одна работа, в которой
заключена целая система высказываний, непосредственно относящихся к психологии.
Мы имеем ввиду одно из ранних произведений Маркса <Экономическо-философские
рукописи 1844 года>'. В последнее время эти рукописи привлекли очень большое
внимание зарубежных интерпретаторов марксистской философии по большей части из
числа противников марксизма^. Поскольку это единственное произведение, в котором
заключен значительный ряд положений, непосредственно касающихся психологии, оно
издавна привлекало к себе большое внимание советских психологов. (На нее в
основном опиралась и наша давнишняя статья <Проблемы психологии в трудах
К. Маркса>^). Ссылки именно на эту работу Маркса, на заключенные в ней высказы-
вания и поныне чаще всего встречаются в работах советских психологов.
Рукописи 1844-го года действительно представляют большой интерес. Это первый
и очень значительный шаг молодого Маркса на пути от Гегеля к марксизму. Через
всю рукопись проходят, не умолкая, бои со старым, не позволяющие оторваться от
противника, требующие непосредственного боевого контакта с ним, и тут же, на этих
же страницах постоянно чувствуется дыхание нового, на ваших глазах совершаю-
щееся нарождение больших новых мыслей, устремленных в будущее. Они выступают
здесь с той непосредственностью, свежестью и страстностью, которая бывает
свойственна только впервые нарождающемуся и завоевывающему себе право на
жизнь в острой схватке с прошлым. Рукопись, страницы которой отражают эту
' См.: Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М.: Госполитиздат, 1956. С. 517-642,
^ Ср., например: Bekker К. Marx'philosophische Entwicklung, sein Verhaitnis zu Hegel. Zurich: New York, 1940,
(см. особенно гл. II. Die pariser Manuskriepte); Согни A. Karl Marx et al pensee modeme: Contribution & l'Etude de
la Foennation du Marxisme. P., 1948; Hyppolile 1. Logique et Existense. Univer France Press, 1953 (см. последнюю
главу, посвященную Марксу), См. также: Hyppolile J. Etudes sur Hegel et Marx. Riviere, 1975; и др. его
статьи, посвященные Марксу; Calvel 1. La Pens^e de Karl Marx. P., 1956: и т.д.
Многочисленные зарубежные не - или (по большей части) антимарксистские работы, посвященные
рукописи 44-го года, выдвигают прежде всего то положение, что эта рукопись - единственная (если не
считать коротких тезисов о Фейербахе) работа Маркса, посвященная собственно философским проблемам.
На этом основании это раннее произведение Маркса в известном смысле очень <поднимается>. Только оно,
по мнению этих авторов, позволяет говорить о Марксе как философе в собственном смысле слова.
Признание этого произведения Маркса единственным непосредственно от Маркса исходящим изложением
его философии используется для того, во-первых, чтобы снизить значение поозднейших работ Маркса, и,
во-вторых, объявить труды всех последующих представителей марксизма неаутентичным источником
подлинной философии Маркса, противопоставив им Маркса 1844 г. В тех случаях, когда и позднейшие
труды Маркса - в частности, <Капитал> - рассматриваются в философском плане, как, например, у
Ипполита и у Биго, более поздние работы интерпретируются, исходя из этого раннего произведения, вместо
того, чтобы наоборот, рассматривать это раннее произведение в свете последующих трудов. Выдвижение
этой ранней работы, в которой Маркс еще широко пользуется гегелевской терминологией и в борьбе с ним
еще непосредственно исходит из него, используется некоторыми (например, тем же Ипполитом) для того,
чтобы как можно больше сблизить Маркса с Гегелем и при этом признать, якобы, превосходство Гегеля над
Марксом.
Еще дальше идут представители католической философии, тоже уделяющие большое внимание
парижским рукописям Маркса - такие, как, например, Кальвес. В своей объемистой книге, посвященной
мысли Маркса (<La pens6e de Karl Marx>), он подробнейшим образом излагает концепцию рукописи 44-го года
так, как если бы Маркс никогда ничего другого и не создал. Он при этом очень благосклонно относится к
марксовским концепциям 44-го года - не только собственно философской, но и социальной или социологи-
ческой. Он по большей части все одобряет, со всем соглашается за исключением одной <малости>,
раскрывающейся под самый конец. <Малость> ж&эта, в-когоройон-расход11ТСЯ-с.Марксом.заключается_
только в одном: задачи - философские, исторические и общечеловеческие, которые справедливо, по его
мнению, ставит Маркс, - разрешить может и действительно разрешает католическая церковь и только она
одна: разрешение этих задач - миссия не пролетариата, а Мессии - Христа и христианской, католической
церкви. Так Кальвес понял Маркса! На сигнях страниц как будто предельно старательно, нарочито
объективистически излагая Маркса (<Экономическо-философские рукописи 1844 года>) Кальвес внешне
прикидывается как бы сторонником Маркса и лишь под конец он, как оборотень, вдруг выявляет себя как
его злейший, непримиримый враг.
То обстоятельство, что эта рукопись Маркса так используется враждебными марксизму силами, не
должно, мы полагаем, служить основанием для того чтобы нам не уделять ей внимания, отдавая, таким
образом, это произведение Маркса в монопольное пользование противников марксизма. Наоборот, нужно
сделать ее предметом тщательного анализа с наших позиций.
" См.: Сов. психотехника. 1934. № 1. Т. VII.
борьбу, - это, конечно, документ, который не может не привлекать к себе внимания.
Для психологии она представляет существенный интерес не только тем, что в ней
сказано непосредственно про психологию, но и вообще про человека, а проблема
человека стоит в центре этой рукописи.
В рукописи 1844-го года впервые сформулированы Марксом по крайней мере т р и
основные мысли, имеющие решающее значение для психологии. Первая
из этих мыслей заключается впризнании роли практической (и теорети-
ческой) деятельности человека, труда вформировании человека
и его психик и. В понимании человека как результата его собственного труда -
пусть в ложной мистифицированной форме - Маркс усматривает <величие гегелевской
"Феноменологии" и ее конечного результата>^. В раскрытии этого положения в его
истинном, не мистифицированном содержании Маркс видит свою первую задачу. Это
положение, как известно, прочно, навсегда входит в марксистскую философию. Уже в
тезисах о Фейербахе (весна 1845 г.) Маркс напишет: <Главный недостаток всего
предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том,
что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или
в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не
субъективно> (тезис 1).
Положение о роли деятельности в формировании психических свойств человека,
начиная с 30-х годов, прочно входит и в советскую психологию.
С этой первой мыслью неразрывно связана вторая: порождаемый человеческой
деятельностью предметный мир обусловливает все развитие человеческих чувств,
человеческой психологии, человеческою сознания. Маркс специально отвергает ту
мысль, будто человек начинает с <чистой деятельности> (т.е. деятельности,
определяемой лишь субъектом, безотносительно к объекту) и затем переходит к
<творению предмета>^. Деятельность человека представляет собой для Маркса
диалектику субъекта и объекта. Отношение к объекту входит в определение самого
субъекта. Говоря терминологией юного Маркса: <опредмечивание> есть одновременно
и <распредмечивание>. Анализируя в <Капитале> труд, уже зрелый Маркс, отбрасы-
вая заимствованную у Гегеля терминологию, но сохраняя по существу выделенную им
еще в парижской рукописи 44-го года мысль, скажет, что в труде деятельность
субъекта и предмет взаимопроникают друг в друга. В самом деле, с одной стороны,
продукт труда является порождением человека, его деятельности, но вместе с тем
сама эта деятельность насквозь обусловлена ее продуктом - свойством материального
объекта, с которым имеет дело человек, и объективными требованиями, исходящими
от продукта, который должен возникнуть в результате данной деятельности.
Поэтому, с одной стороны, порождения человеческой деятельности представляют
собой выявление, объективное обнаружение его самого. Говоря словами парижской
рукописи: <предметное бытие промышленности является раскрытой книгой челове-
ческих сущностных сил, чувственно представшей перед нами человеческой психо-
логией...>^. Поэтому <такая психология, для которой эта книга, т.е. как раз
чувственно наиболее осязательная, наиболее доступная часть истории, закрыта, не
* <Величие гегелевской "Феноменологии" и ее конечного результата - диалектики отрицательности как
движущего и порождающего принципа, - пишет Маркс, - заключается...в том, что Гегель рассматривает
самопорождение человека как процесс, рассматривает опредмечивание как распредмечивание, как
самоотчуждение и снятие этого самоотчуждения, в том, что он, стало быть, ухватывает сущность труда и
понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его
сообственного труда>. (Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 627).
' Пользуясь языком того периода, Маркс пишет: <Дело обстоит не так, что оно ("предметное существо")
в акте полагания переходит от своей "чистой деятельности" к творению предмета, а так, что его
предметный продукт только подтверждает его предметную деятельность, его деятельность как
деятельность предметного природного существа" (Там же. С. 630-631).
^ Там же. С. 594.
может стать действительно содержательной и реальной наукой>^. Именно из
отношения к объекту (и, как мы увидим дальше, к другим людям) черпает
человеческая деятельность, деятельность субъекта свою содержательность - то
объективное содержание, которое отличает ее от <чистой>, лишь субъективной,
пустой, голой активности, к которой сводит человеческую деятельность идеалист.
С другой стороны, сам человек, его психология, взятая содержательно, обусловлена
продуктами, результатами человеческой деятельности. <Лишь благодаря предметно
развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые
порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо,
чувствующий красоту формы глаз, - короче говоря, такие чувства, которые способны
к человеческим наслаждениям и которые утверждают себя как человеческие
сущностные силы. Ибо не только пять внешних чувств, но и так называемые
духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т.д.), одним словом,
человеческое чувство, человечность чувств, возникают лишь благодаря наличию
соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе>^. И дальше: <Таким
образом необходимо опредмечение человеческой сущности - как в теоретическом, так
и в практическом отношении, - чтобы, с одной стороны, очеловечить чувства
человека, а с другой стороны, создать человеческое чувство, соответствующее всему
богатству человеческой и природной сущности>^.
Ядро и этой мысли сохраняется у Маркса и в его более поздних произведениях:
согласно известной формуле <Капитала>, изменяя <внешнюю природу>, человек
<изменяет свою собственную природу>'^. Продолжение по существу той же линии мы
находим в известной мысли Маркса, согласно которой потребности человека,
обусловливающие необходимость производства, сами обусловлены в своем развитии
производством, его продуктами, предметами, которые оно создает для удовлетворения
человеческих потребностей.
Положение, согласно которому деятельность в психологии человека обусловлена
его отношением к объекту, к природе, черпая из этого отношения свою содержа-
тельность, существенно дополняется мыслью, с полной отчетливостью высказанной
уже в парижской рукописи 44-го года. Согласно этой мысли, свою объективную
содержательность психология человека и его деятельность черпают из отношения
человека к другому человеку, к обществу. Поэтому <чувства общественного чело-
века суть иные чувства, чем чувства необщественного человека>". Общественное
отношение к другим людям опосредствует у человека и самое отношение его к
природе, вообще к объекту. Человек существует как человека лишь благодаря
своему отношению к другому человеку. В <Капитале> Маркс скажет: <Лишь отнесясь
к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому
себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской
телесности, становится для него формой проявления рода "человек">'^
В <Экономическо-философских рукописях 1844 года> Маркс писал: <Человек
производит человека - самого себя и другого человека...>, <предмет, являющийся
непосредственным продуктом деятельности его индивидуальности, вместе с тем
оказывается его собственным бытием для другого человека, бытием этого другого
человека и бытием последнего для первого>". <Таким образом, общественный
характер присущ всему движению; как само общество производит человека как
" Там же. С. 595.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |