Но Дымка не просто геральдический грифон на щите. Она живое существо. У неё есть
мысли, чувства, она знает радости и горести. И я думаю, она очень несчастна, будучи
запертая в маленькой клетке без возможности подняться в воздух, — глаза Амадис
наполнились слезами. Она смахнула их, глядя в свой бокал, искривив рот в какой-то
кривой злой усмешке, совершенно не похожей на улыбку. — Я была бы.
Тишина повисла между ними. В камине трещали дрова, всё больше обрастая серым мхом
пепла.
Амадис выпила свой второй бокал и покачала его из стороны в сторону перед огнём,
глядя как свет отражается от гладких стеклянных боков.
— Зачем ты пришла?
— Я умираю, — сказала Иссенья без каких-либо эмоций. Она уже ничего не чувствовала по
этому поводу. Это был просто факт её существования, такой же непреложный, как заход
солнца на западе. — Я хотела попытаться исправить ошибки своей жизни прежде, чем она
закончится.
Темноволосая женщина повернулась к ней, в её опухших от слез глазах промелькнул
отблеск любопытства.
— Свои ошибки? Говорят, у грифонов мор. Та же болезнь, оставшаяся
от порождений тьмы, что и у берескарнов.
Иссенья пожала плечами:
— Это всего лишь один взгляд на происходящее.
— А у тебя он другой?
— Боюсь, что Серые Стражи убили их. Точнее, что это сделала я, следуя приказам
Первого Стража. Это из-за ритуала Посвящения, я полагаю. Его последствия. Никто из
нас не знал, что это произойдет, но отсутствие дурных намерений ничего не меняет. Это
сделали мы, и вот к чему это привело. Мы убили их.
Пальцы Амадис побелели, крепко стиснув бокал. Она медленно разжала их и отставила его
в сторону. Затем подошла к одному из маленьких окошек в комнате, отдёрнула тяжёлые
бархатные портьеры и открыла ставни, впуская зимний холод. Ветер тут же разметал её
чёрные волосы по плечам и осыпал её лицо снежинками.
— Ты сказала, что можешь это
исправить?
— Честно говоря, я не знаю. Но я хочу попытаться. Если ты мне позволишь.
— Как?
— Я не могу спасти Дымку, — лучше было сразу сказать это, чем оставлять маленькую, но
ложную надежду. Она знала, что Амадис думала об этом, и то, что женщина крепче сжала
челюсти, дало Иссенье понять, что она правильно догадалась. — Но я, возможно, смогу
спасти её птенцов.
— Как?
— Во всем виновата магия крови. И я полагаю — надеюсь — что этой же магии под силу
всё исправить, по крайней мере, в несформировавшемся разуме нерождённых. Я не могу
излечить скверну, взявшую верх над взрослыми. Их мысли слишком сложны, их кровь бежит
слишком быстро. У меня не хватило бы сил, чтобы извлечь из них скверну и очистить их
разум, даже если бы я попыталась. Единственная надежда, которая у них есть...
карантин для больных птиц и отделение от них здоровых, что-то вроде этого. Что-то,
что не полагается на магию, на мою, во всяком случае. Всё, что я могу, это излечить
птенцов, ещё не вылупившихся из яиц. Возможно.
Амадис колебалась, постукивая ногтями по деревянным ставням и обдумывая предложение.
Затем она нахмурилась:
— А что будет с ними потом? Даже если у тебя всё получится...
что помешает им подхватить ту же болезнь, когда они вылупятся? Что защитит их от этой
скверны, охватившей столь многих?
— Ничего, — призналась Иссенья. — Ничего, кроме времени. Я боюсь, что мы обрекли
грифонов на гибель. Надеюсь, я ошибаюсь, и что карантин ещё может помочь. Но если
нет, грифоны вымрут. Ни у кого из них нет иммунитета. Некоторые погибают быстрее, но
когда они соприкаснутся со скверной... Я чувствую её в каждом грифоне, даже в Ревас.
Она сильная, и она скрывает это... Но в ней есть скверна, как и в каждом из них, и
однажды она убьёт Ревас.
Но когда они умрут, болезнь умрёт вместе с ними. И если эти птенцы не вылупятся до
того момента, когда не останется поражённых скверной грифонов, я думаю, они будут в
безопасности.
— Может быть. Ты так думаешь, — Амадис беспокойно отошла от окна. Портьеры, шелестя,
вернулись на место, прикрыв ставни и оставив лишь кусочек вида на ночной город. Под
бледной луной крохотные огни старкхэвенских пекарей, магов и других ночных работников
светились как маленькая россыпь звёзд. В мирное время город был гораздо темнее, чем
во время бесконечного бдения при осаде. — А что если ты ошибаешься?
— Я никогда не узнаю этого. Я буду мертва. Скорее всего, никто из ныне живущих не
узнает. Если у меня всё получится, я не хочу чтобы об этом знали Серые Стражи. Они
убили грифонов; они не заслуживают их. По крайней мере, не сейчас. Не в этом
поколении. Может через пятьдесят, сотню или две сотни лет, когда грифоны станут
созданиями из легенд. Может быть тогда они будут больше думать о сохранении того, что
чуть не потеряли.
Она пристально посмотрела на женщину. Возлюбленная её брата, одна из её старейших
друзей. Единственный человек, которому можно было рассказать о том, что было
сделано.
— Я прошу тебя держать это в секрете. От Стражей, от жителей Марки, ото всех.
Никому из всех ныне живущих я не могу доверить последних грифонов в мире.
— Что произойдет, когда они вылупятся? — спросила Амадис.
Иссенья сжала свой посох. Его кристаллическое навершие слабо засветилось в ответ
туманным светом, клубившийся цветами Тени.
— Они не вылупятся. До тех пор, пока их
кто-то не найдёт.
— Откуда ты знаешь, что это будет подходящий человек?
— Я не знаю. Но если ты сохранишь мой секрет, я могу попытаться позаботиться о том,
чтобы они достались тому, кто понимает, как мимолётна и драгоценна может быть
свобода, и кто вновь восславит истинный дух грифонов.
— Она была его последним подарком, — сказала Амадис. Слова как будто душили её. — Она
мой самый прекрасный друг. Моя сила. Моя свобода. Возможность оседлать ветер — вот
что Гараэл дал мне. И ты говоришь, она умирает из-за чего-то, что сделала ты...
Иссенья безмолвно склонила голову. Она думала, что избавилась от чувства вины, но
каждое слово Амадис падало в её душу тяжким камнем.
— И ты очень сильно ошибаешься. Это сделал Мор, Иссенья. Если бы порождения тьмы не
пробудили Древнего Бога, если бы Архидемон не явился, никому бы из нас не пришлось
принимать тех ужасных решений, что мы были вынуждены принять в те тёмные дни. Гараэл
всегда говорил, что героизм это другое название страха, и, может быть, самое худшее.
Герой всегда должен чувствовать, что то, что он делает, действительно правильно.
Иногда это заставляет его сомневаться после того, как дело сделано. Или её, —
многозначительно добавила бывшая наёмница. — Твой брат с самого начала говорил мне,
что ты слишком строга к себе. И я думаю, он был прав.
Иссенья не могла, или не хотела ответить. Вместо этого она вернулась к
непосредственной теме разговора, единственному, за что можно было ухватиться:
— Каково
твоё решение?
— Что случится с Дымкой, когда ты заберёшь у неё яйца?
— Она может умереть, — призналась эльфийка. — Я могла бы попытаться спасти её, но...
— Нет. — Слово прозвучало яростно, и Амадис вздрогнула, словно и сама испугалась
своей силы. Она потрясла головой и продолжила более спокойным тоном. — Не надо. Ты
ведь можешь сделать так, чтобы она ушла спокойно, да? С помощью магии? Что-то такое
же нежное, как... сон.
— Могу, — сказала Иссенья. Заклинания энтропии не были её коньком, но с этим она
могла справиться. Она могла погрузить Дымку в сон, от которого та не проснётся.
— Тогда это то, чего я хочу. Пусть будет так, словно она ушла сама, тихо и без
видимых ран. Ты сможешь это сделать?
— Да.
— Хорошо, — Амадис потёрла глаза в последний раз и напустила на себя собранный вид,
что было хорошо знакомо Иссенье. Впервые она это увидела во дворце в Антиве при их
первой встрече, и хотя с тех пор они стали старше и измотанней, некоторые привычки
остались неизменными. — Если для Дымки нет лекарства, я хотя бы окажу ей эту услугу.
Я должна сделать это для нее.
И это избавит тебя от политических проблем. Старкхэвену не придётся беспокоиться о
последствиях казни подарка Серых Стражей. Но ничего хорошего в этом тоже не было.
Вместо этого Иссенья кивнула и пошла к двери.
— Я сделаю это сегодня ночью.
— Подожди. Пожалуйста.
Эльфийка обернулась.
Лицо Амадис было сокрыто в тенях, но свет камина выхватывал из темноты её руки, и
казалось, что на них надеты золотые перчатки. Амадис подняла руки к лицу, изобразив
снятие маски:
— Сними повязку, прежде чем уйдешь. Я хочу увидеть тебя такой, какая ты
есть, в последний раз.
Медленно, Иссенья подчинилась. Она опустила капюшон, позволяя ему лечь на плечи,
прежде чем начала разматывать шарфы, скрывавшие её изуродованное лицо. Серо-голубой
был повязан вокруг её лба, и синий вокруг рта и подбородка. Они оба беззвучно упали,
обнажая кожу и подставляя её прохладному ночному ветру. Когда обезображенное лицо
Иссеньи полностью открылось, Амадис едва слышно потрясённо вздохнула.
Вновь надев капюшон, Иссенья вышла за дверь. Она не стала забирать шарфы. Позади
себя, перед тем как закрылась окованная железом дверь, она услышала шёпот Амадис:
—
Прощай, мой друг. Спасибо тебе.
* * *
Марчане заперли Дымку в наспех построенной тюрьме в тени замка, где сидели
арестованные дезертиры и мятежники во время войны.
Иссенья шла с большой осторожностью, перебегая из тени в тень. Холщовый мешок
приглушал свечение камня в навершии её посоха. Её тёмный плащ сливался с ночью,
постов, откуда бы её могли заметить, было мало, но её сердце всё равно бешено
колотилось где-то в горле при каждом шаге.
Она боялась не того, что ее заметят. Она боялась, что у неё ничего не получится. У
неё был только один шанс.
Одинокий стражник сидел на деревянном стуле, прислонившись к стене тюрьмы с
подветренной стороны, и курил трубку, набитую едко пахнущими сорняками, которые
жители Марки стали курить во время Мора за отсутствием чего-либо другого. Её чаша
светилась в темноте красным.
Он не мог видеть дверь оттуда, но Иссенья полагала, что ему это и не нужно. Если
Дымка вырвется на свободу, он узнает об этом, где бы ни сидел.
Стражник не мог видеть и саму Иссенью, но она не собиралась рисковать. Он мог
услышать, что она внутри, или перейти на другое место, пока она будет делать своё
дело, и поймать её на выходе, и тогда всё будет кончено.
Осторожно она коснулась Тени, следя за трубкой курильщика, пока на переферии её
зрения разгоралось сияние посоха. Каплевидный камень в навершии начал мерцать, едва
магия потекла сквозь него, но мешок приглушил свет. Ни сияние, ни звук не выдали её,
когда она погрузила стражника в сон.
Он обмяк в кресле. Трубка выпала из его рта, рассыпав угольки по утоптанной земле.
Они истлели и погасли. Иссенья перешагнула через них, сняла ключи с пояса стражника и
подошла к двери в тюрьму.
Она была не заперта. Большое деревянное полено, толще её запястья, не давало двери
открыться. На ней были глубокие следы когтей, целые дыры, через которые Иссенья могла
заглянуть внутрь, но не смотря на явные признаки грифоньей ярости, самой Дымки нигде
не было видно.
Иссенья убрала подпирающее полено, поставила его к стене и легко открыла дверь.
Дымка скорчилась на грязных рваных одеялах, лежащих внутри. Тяжёлая стальная цепь от
похожего на воротник ошейника вокруг грифоньей шеи шла к штырю, глубоко вбитому в
землю. Её клюв был заключён в намордник из тёмного метала, истершего перья вокруг.
Сверху он был покрыт кровью, которую выкашляла грифона. На большей части её тела не
осталось ни перьев, ни меха, и на голой коже Иссенья увидела те же следы скверны, что
когда-то у Таска в Вейсхаупте.
Грифоньи глаза, чёрные и жёлтые в темноте, светились яростью, с содроганием заметила
Иссенья. Цепь вокруг шеи грифона тряслась от силы её ненависти. Шипение вырвалось из
клюва Дымки, когда она уставилась на эльфийку, но тут же превратилось в кашель,
покрывший её намордник и одеяла свежей кровью.
Марчане снесли деревянные стены между отдельными камерами, чтобы освободить место для
грифона, но тюрьма всё ещё оставалась тесной и убогой, совершенно не достойной её
присутствия. Даже если бы Дымка не была прикована к одному месту, ей едва ли хватило
бы места, чтобы поднять голову или расправить крылья. Это место пропахло мочой,
болезнью и отчаянием, и Иссенья не знала, кого ей жаль больше: Дымку, вынужденную
находиться здесь, или Амадис, у которой не нашлось лучшего места, куда можно было бы
заточить драгоценного друга.
Но скоро это всё закончится. В этом было некоторое утешение.
— Ты обретёшь покой, — тихо сказала Иссенья, не уверенная до конца, кому она это
говорит — грифону или себе. Она вновь коснулась Тени, потянув поток магии, словно
эфирный туман, и превратила его в очередное заклинание сна.
Дымка долго сопротивлялась, больше из-за того, что ей наконец-то было с чем
сражаться, но через некоторое время её воля ослабла и магическое забытье взяло верх.
И Иссенья, с ножом и бесконечным сожалением, подошла к ней.
* * *
Она ушла до рассвета. Стражник всё ещё спал на земле, его губы слегка дрожали при
храпе. Внутри тюрьмы безжизненно лежало оперённое тело Дымки, свободное от ярости и
напряжения, отравлявших её последние дни. Иссенья надеялась, что грифон обрела покой,
куда бы её душа не ушла.
Тёплые яйца касались её кожи. Иссенья сложила их в мягкую перевязь, очень похожую на
используемые долийцами, чтобы носить своих детей во время путешествий, и спрятала их
под плащом. Они тяготили её плечи, но облегчали сердце.
В них не было скверны. Самым большим страхом Иссеньи было то, что они уже необратимо
поражены той же чумой, что их мать и многие их сородичи. Но в этих крошечных,
дремлющих жизнях проклятие отдавалось гораздо слабее, и она верила, что смогла
вытянуть его.
Она сделала это, приняв порчу на себя. Не существовало, насколько знала Иссенья,
способа уничтожить скверну порождений тьмы, если она овладела живым существом. Она
росла и распространялась, как раковая опухоль, и об исцелении от неё эльфийка не
слышала ни разу. Было только Посвящение, которое давало лишь отсрочку.
Но в яйцах — в этих только зарождающихся жизнях — скверне было трудно удержаться, и
Иссенья смогла её вытащить. Она не могла уничтожить заразу, но могла перенести её из
нерождённых грифонов в своё тело. Так она и сделала.
Ей не стало хуже. Иссенья боялась, что могло стать, и тогда она оказалась бы не в
состоянии добраться до укрытия, где хотела спрятать яйца... но она почувствовала
некоторые негативные последствия. Постоянная тяжесть, словно она проглотила что-то
большое и никак не могла переварить, поселилась в её животе, а когда она поворачивала
голову слишком быстро, то боковым зрением видела лишь жирную темноту. Онемение и
колючий холод охватили её руки и ноги; и она не могла согреться, как бы ни растирала
их.
Но это не могло замедлить её, и это было единственно важным.
Ревас ждала на старкхэвенской стене, на том же самом месте, где приземлялась во время
войны. Но там, где раньше десять или больше грифонов задирали или высокомерно
игнорировали друг друга, чёрная хищница теперь была в одиночестве. Одинокий среди
каменный зубцов, её силуэт прорисовывался на фоне вспышек молний.
Она спустилась одним взмахом чёрных крыльев, когда увидела Иссенью. Ревас обнюхала
перевязь с яйцами, встопорщив перья на загривке от любопытства, но когда эльфийка
отогнала её, грифон надулась и стала ждать, когда наездница заберется на неё.
Щемящее чувство ностальгии охватило Иссенью, когда она села в потрёпанное седло. Это
будет, по всей вероятности, их последний полёт.
В первую очередь они отправятся в Андерфелс, где она присмотрела безопасное убежище
для яиц Дымки. После того, как яйца будут в безопасности, она и Ревас вернутся в
Вейсхаупт. Там Иссенья намеревалась спрятать свой дневник и двенадцать лет его
секретов, укрыв их такими чарами, что никто, кроме эльфа не смог бы его открыть.
То, что она сказала Амадис, было правдой: она не верила, что Первый Страж достоин
держать в своих руках будущее грифонов. Он был тем, кто приказывал ей использовать
магию крови на животных, снова и снова. Он был тем, кто проигнорировал предупреждения
об опасности и открыл дорогу скверне порождений. И он был тем, кто не только
действовал слишком медленно, чтобы эффективно применить карантин, но ещё и приказал
Стражам лететь во все концы Тедаса, чтобы помочь построить новый мир — и разнести
грифонью чуму по всем странам. Даже если бы он начал действовать сегодня, то было бы
слишком поздно, как ей думалось. В эту самую секунду, было уже слишком поздно.
Но Иссенья все же хотела, чтобы Серые Стражи стали теми, кто вернёт грифонов, когда и
если этот день наступит. Она не хотела, чтобы это партнёрство исчезло навсегда. То,
что она пережила вместе с Ревас, Гараэл с Крюкохвостом, и Амадис с Дымкой... Это была
слишком драгоценная и сильная дружба, чтобы исчезнуть в веках.
Так что она намеревалась спрятать свои сокровища, оставить след к нему, и
предоставить судьбе решать, что будет дальше.
Когда всё будет готово, они с Ревас будут формально считаться свободными от своих
обязанностей и последуют Зову. Они не будут первой командой, которая сделает это
вместе, не будут и последней. В последние месяцы, когда внешняя природа и бешенство
скверны стали выдавать себя, многие Серые Стражи, проведшие много лет бок о бок со
своими пернатыми товарищами, выбрали такой для себя такой конец. Дикая ярость, что
охватывала животных, похоже, была их собственной версией Призыва, и самые преданные
Стражи решили сражаться вместе со своими испытанными грифонами в последний раз. Даже
если время их собственного Зова ещё не настало, мало кто хотел жить в мире без
грифонов.
Иссенья не хотела. И не будет.
Она нежно коснулась шеи Ревас. Перья здесь были меньше и мягче. Во времена юности
грифона они были черны, как ночь, и переливались зелёным. Сейчас, перед рассветом,
они были серыми, на солнце же будут белыми, а на ощупь казались потрёпанными и
тонкими. Ни время, ни Мор не были благосклонны к ним обеим.
Но сегодня они были здесь. Вместе. Сегодня состоится их последний полёт.
— Ревас, — прошептала она, — вверх.
25.Глава
9:42 ВЕКА ДРАКОНА
- Ты думаешь, что в этом мире еще остались грифоны? - спросил ошарашенный Каронель.
- Я не уверена, - призналась Валья. - Возможно, защитная магия не сработала, или же какой-то голодный дракон нашел и сожрал яйца. Может, Иссенья не до конца очистила их от скверны. Четыреста лет - долгий срок, и, когда она их прятала, ее душевное здоровье было пошатнувшимся - об этом она была предельно откровенна. Многое могло случиться за это время. Но… Я думаю, что шанс есть, да. Я действительно так думаю.
Реймас, Каронель, Сека и Валья наконец- то покинули суровые бесплодные степи Андерфелса. Трое друзей согласились сопровождать ее к могиле Красной Невесты взамен на обещание, что она все объяснит после отбытия из Вейсхаупта. Ближе к вечеру, когда они провели больше половины дня в седле, Сломанный Зуб наконец-то стал удаляться с южного горизонта, а закат окрасил его западную сторону в багровый цвет, Валья решила, что пришло время обо всем рассказать.
- Когда Иссенья прятала там яйца, это место еще не было храмом. На камне было высечено изображение Андрасте, но там точно не было никаких монахов. Андерфелсу очень сильно досталось во время Мора, чтобы в таких местах осталась жизнь. В те времена это была драконья пещера, и Иссенья решила, что это создание может стать неплохим стражем для яиц.
- Она не подумала, что дракон может ими полакомиться? - в голосе Реймаса Валья с удивлением уловила частичку юмора, что было не характерно для мрачного храмовника.
Эльфийка покачала головой:
- Она их спрятала. Я не знаю, как она это сделала. Полагаю, мы узнаем, как только доберемся. Все, что мне известно, так это, что были возведены «магические и каменные стены».
- И живых мертвецов там целые арены, - сказал Каронэль, подражая ее интонации. Он поморщился. - Прости, экспромт редко когда бывает удачным, я знаю. Но факт остается фактом: нежить там водится. Теперь я понимаю, почему тебя так туда тянет - и я полностью согласен, что вероятность существования грифонов заслуживает этих поисков - но это будет нелегко. Ты уверена, что не хочешь попросить о помощи Первого Стража?
- Нет, - ответила Валья, хоть в глубине души и соглашаясь с его мнением. Но она была благодарна за то, что он доверял ей в таких решениях. - Я понятия не имею, что нас там ждет. И что бы это ни было, я хочу, чтобы мы решали, что с этим делать. Только мы четверо. Ни Первый Страж, ни Верховный Констебль, ни Камергер Серых. Вряд ли судьба грифонов будет волновать их больше, чем политика или власть. Я попросила вас троих присоединиться ко мне, потому что я вам доверяю.
- Два мага, Серый Страж и храмовник, - размышлял Сека, перебирая пальцами рисунки, искусно вырезанные на посохе из черного дерева. Его темные, постоянно мрачные глаза, казалось, оценивающе всматривались в каждого из них. В этот момент он выглядел по-детски непосредственным и в то же время старше обычного, чем когда-либо Валья его видела. - Похоже на скверную шутку, но все же мы представляем огромную силу. У нас есть шанс.
- Ты понятия не имеешь, что ждет нас в храме, - возразил Каронель.
Юный маг пожал плечами, и, повернувшись к эльфу, все так же серьезно посмотрел на него.
- Я не прав?
Страж театрально вскинул руки вверх. Его мерин вздрогнул и заржал, неверно истолковав движение как знак тревоги; Каронелю пришлось быстро схватить поводья и успокоить животное.
- Я даже с лошадью не могу справиться, - проворчал эльф, когда мерин угомонился. - Что уж говорить о призраках или рычащих скелетах.
- Они правда рычат? - спросила Валья, удивляясь собственному любопытству.
- Точно не могу сказать, - ответил Каронель. - Кроме нашего крика я больше ничего не слышал. Хотя клыки у них точно есть, - он хлестнул свою песочного цвета лошадь поводьями, отправляя ее в галоп в северном направлении, так, что та скоро оставила других позади.
- Раньше он был более серьёзен по этому поводу, - пробормотала Валья, когда эльф был так далеко, что не мог ее услышать.
Лишь Реймас была достаточно близко, чтобы услышать ее слова. Храмовница повела плечами, поправляя круглый щит за спиной. Ее лошадь шла неторопливой рысью за Коронелем. Когда-то на щите был изображен пылающий меч, символ храмовников, но Реймас нанесла поверх него простой голубой шеврон на сером фоне - цвета Серых Стражей, если не дизайн.
- Все по-разному справляются со страхом. Кто рыча, а кто смеясь.
- Я предпочла бы рык, - сказала Валья. - Смех меня нервирует, - она пришпорила свою серую в яблоках лошадь и поскакала за Стражем. Быстро темнело, а они все еще не нашли подходящего для ночлега места. В зимнюю пору основной угрозой путников были пылевые бури, которые вполне могли оказаться смертельными для тех, кто не нашел укрытия.
Путь их пролегал через мрачные земли. Вейсхаупт находился в довольно непроходимой местности, а дальше на север степь вскоре уступила место пустыне, где земля была покрыта сухой, потрескавшейся коркой. Захудалая трава и колючие кустарники влачили свое жалкое существование, ютясь поближе к крепости. Тонкий солевой налет покрывал огромные пласты почвы. Копыта лошадей превращали его в порошок, и при малейшем мановении ветра он невыносимо жег глаза Вальи.
Впереди широкой зеленой лентой раскинулась река Латтенфлюсс. Они вполне могли бы там расположиться на отдых, да и лошади вдоволь бы наелись травы, но тогда дальнейший поход станет еще тяжелее. Говорили, вокруг Блуждающих холмов земля обагрилась кровью пострадавшего от Первого Мора народа.
Валье казалось, что это не более чем бардовские россказни, но все же ей было слегка не по себе от того, что им нужно будет пересечь это бесплодное место. Многих постигла смерть от холода в Блуждающих холмах; другие задохнулись или им содрали кожу пылевые бури. Были и те, кто безнадежно заблудился, и, как и предполагает название местности, блуждал и погиб, пытаясь безуспешно найти верный путь среди этих бесплодных сухих склонов.
- Что ты думаешь делать с грифонами? - спросила Реймас, пока они скакали в сторону реки, берега которой были покрыты сочной зеленой травой. Близился вечер, и силуэты деревьев, выстроившихся вдоль реки Латтенфлюсс, таяли в синих сумерках. - Если предположить, что яйца там есть, что они сохранились до сих пор, и что сестра Гараэля смогла-таки очистить их от скверны... Какая судьба их ждет?
- Не знаю, - призналась Валья. - Иссенья верила, что Серые Стражи будут лучше всех заботиться о грифонах, когда, по прошествии достаточного времени, они поймут и исправят ошибки прошлого. И я вполне с ней согласна. А ты?
- Может, им не нужен хозяин. Они могли бы стать свободными, - сказала Реймас, обведя ладонью сумеречную степь.
Валья слабо улыбнулась храмовнице.
- Птенцы? Они умрут в течение нескольких часов после рождения. Нет, они больше не могут иметь такую свободу. Им необходимы будут пища, кров, вода. Насесты и места для гнезд, если они проживут достаточно долго. Я не знаю, где найти подобные условия за пределами Вейсхаупта. Не знаю, есть ли другой выбор, кроме надежды на то, что Серые Стражи усвоили урок, как молилась Иссенья, и веры в то, что в этот раз они будут лучше заботиться о своих питомцах.
- Это возможно, - признала Реймас. - Одна из вещей, которую усваивают храмовники во время обучения, так это, что в момент сомнения всегда нужно давать людям шанс сделать добро. Иногда они могут удивить тебя. А иногда нет.
- И в чем заключается удивление?
Храмовница улыбнулась еле различимой в темноте улыбкой.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |