Э. А. ЖЕЛУБОВСКАЯ (ответственный редактор), 25 страница

Известные высказывания Маркса в «Капитале» ⁵⁰ о том, что вместе с обострением классовой борьбы в 30-е годы прошлого века «пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии», что вульгарная политическая экономия является «могилой» буржуазной науки и т. п.— отнюдь нельзя трактовать как полное отрицание всякого значения буржуазной политической экономии. Во-первых, эти высказы­вания Маркса характеризуют лишь основную тенденцию развития бур­жуазной политической экономии, но не все ее направления укладывают­ся в эту тенденцию. Маркс сам выделяет такую группу буржуазных экономистов, труды которых знаменовали известный прогресс в разви­тии политической экономии по сравнению с Рикардо: речь идет о Рам­сее, Шербюлье и Ричарде Джонсе. Во-вторых, Маркс имеет в виду раз­витие экономической теории, которое с обострением классовой борьбы, действительно, становится делом политической экономии рабочего клас­са, марксистской политической экономии. «После Маркса говорить о ка­кой-нибудь другой, немарксовой политической экономии,— говорил Ленин,— можно только для одурачения мещан, хотя бы и «высокоци­вилизованных» мещан» ⁵¹.

Вместе с тем и Маркс и Ленин дали образцы критического исполь­зования работ буржуазных экономистов, особенно в специальных обла­стях. Отмечая в письме к Энгельсу от 2 апреля 1851 г. тот важный факт, что буржуазная политическая экономия со времени А. Смита и Д. Ри­кардо в теоретическом отношении по существу не продвинулась вперед, Маркс добавляет: «...Хотя в области отдельных исследований, часто чрезвычайно тонких, сделано немало» ⁵². Но дело не только в этом. Маркс показал, что взгляды и теории буржуазных экономистов пред­ставляют собой отражения (иногда далеко не адекватные, иногда со­вершенно извращенные отражения, иногда более или менее адекват­ные) той или иной стороны объективной экономической действительно­сти, производственных и классовых отношений буржуазного общества. Но ведь это и означает, что научное познание капиталистической дей­ствительности необходимо требует конструктивной критики буржуаз­ных теорий, включающей в себя использование того положительного, что содержится в этих теориях.

История политической экономии в IV томе «Капитала» представляет собой, по выражению Энгельса, «критическую историю центрального пункта политической экономии» ⁵³ — учения о прибавочной стоимости.

⁵⁰ К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 17; т. 26, ч. III, стр. 528. ⁵¹ В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 268.

⁵² К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 207.

⁵³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 24, стр. 4.

Категория прибавочной стоимости была положена Марксом в основу при оценке каждой школы в буржуазной политической экономии, любого буржуазного экономиста. Такой подход привел к некоторым нарушени­ям хронологического принципа в изложении материала, отражающим противоречивое развитие политической экономии. Теория прибавочной стоимости резюмируется в двух основных положениях, в двух пробле­мах, которые так и не были решены буржуазной политической экономи­ей, она сумела их только поставить. Решение Марксом обеих этих проб­лем как раз и образует тот качественный рубеж, который отличает марксистскую экономическую теорию от буржуазной. В предисловии ко II тому «Капитала» Энгельс сформулировал их следующим образом: 1) объяснение на основе закона стоимости обмена между капиталом и трудом, объяснение прибавочной стоимости; 2) объяснение на основе закона стоимости средней прибыли и цепы производства.

Внутреннее развитие буржуазной политической экономии, как пока­зал Маркс, так или иначе было связано с попытками продвинуться в ре­шении указанных проблем. Первая часть IV тома «Капитала» посвяще­на тем буржуазным экономистам, вклад которых был связан с первой проблемой. Главное место здесь бесспорно принадлежало А. Смиту. Вто­рая часть IV тома рассматривает буржуазные теории, группирующиеся в основном вокруг второй кардинальной проблемы теории прибавочной стоимости. Центральным пунктом является здесь учение Д. Рикардо. В третьей, заключительной части IV тома «Капитала» изображен про­цесс разложения классической школы, который как раз и был вызван неспособностью этой школы решить обе указанные проблемы.

Такова в самых общих чертах структура исторической части «Капи­тала». История политической экономии, как она изображена здесь Марк­сом, отражает в основном развитие марксистской теории прибавочной стоимости. В самом деле, историко-критический анализ в первой части «Теорий прибавочной стоимости» соответствует анализу стоимости и прибавочной стоимости в I томе «Капитала». Рассмотрение попыток буржуазных экономистов изобразить капиталистический способ произ­водства в целом, данное Марксом в конце первой части IV тома, соответ­ствует анализу капиталистического процесса воспроизводства во II томе «Капитала». Во второй части IV тома основным предметом анализа яв­ляется различение прибавочной стоимости и прибыли, образование об­щей нормы прибыли, соотношение между стоимостями и ценами произ­водства, решение проблем земельной ренты. Это соответствует пробле­матике III тома «Капитала». И, наконец, рассмотрение процесса вуль­гаризации буржуазной политической экономии в заключительной части IV тома соответствует критике вульгарных экономистов в III томе «Ка­питала».

Совпадение (в основном) теоретической и исторической структур «Капитала» объясняется тем, что история политической экономии вос­производит историю капиталистического способа производства, а тео­ретические категории политической экономии резюмируют эту исто­рию. Здесь необходимо указать на два момента, которые делают невоз­можным полное совпадение исторической и теоретической структур «Капитала». Во-первых, если говорить о форме исследования историче-

ского материала в IV томе «Капитала», то Маркс здесь на каждом этапе

идет от более конкретных категорий к более абстрактным. В своем ис­следовании Маркс всякий раз был вынужден отталкиваться от воззрений того или иного буржуазного экономиста, а ни один из них не сумел, на­пример, выделить в чистом виде категорию прибавочной стоимости. В результате движение от конкретного к абстрактному на каждом этапе исследования в IV томе «Капитала» сочетается у Маркса с движением от абстрактного к конкретному в исследовании, взятом в целом. Во-вто­рых, если структуру IV тома «Капитала» рассмотреть более детально, то можно увидеть, что она лишь в основном совпадает со структурой пер­вых трех томов. Это объясняется не столько черновым характером руко­писи «Теорий прибавочной стоимости», сколько тем, что при анализе воззрений того или иного буржуазного экономиста Маркс всякий раз рассматривает всю совокупность его взглядов (за исключением, может быть, Смита и Рикардо), что и приводит к некоторому отклонению одной структуры от другой. Однако оба указанных момента не могут отменить того факта, что внутренняя структура исторической части «Капитала» в основном воспроизводит структуру его теоретической части. Но коль скоро структура «Теорий прибавочной стоимости», отражающая внут­реннее развитие истории буржуазной политической экономии, воспроиз­водит в историческом разрезе развитие Марксовой экономической теории, то это и означает, что материал IV тома «Капитала» составляет сущест­венный момент в историческом обосновании экономического учения Маркса.

В процессе критического анализа истории буржуазной политической экономии Маркс вскрыл основные закономерности развития этой науки. Отметим лишь некоторые из них.

1. Прежде всего Маркс показал, что развитие экономической науки является в основном отражением экономического развития общества. Экономические взгляды любого буржуазного экономиста в конечном счете обусловлены современной ему экономической действительностью; Маркс показал это на примере всех сколько-нибудь значительных уче­ний, существовавших в буржуазной политической экономии. Приведем некоторые примеры.

Маркс вскрыл в IV томе «Капитала» те реальные экономические яв­ления, которые лежали в основе воззрений меркантилистов, идеологов молодого еще тогда капитализма. Производительным трудом для них был труд в отраслях производства, работающих на внешний рынок; от­сюда и вытекала их концепция «прибыли от отчуждения». Это объяс­нялось тем, что в период расцвета меркантилизма (в XVI—XVII вв.) в связи с открытием новых золотых и серебряных рудников наибольшую прибыль приносили те отрасли, продукты которых экспортировались за границу и давали возможность присвоить больше золота и серебра, чем они стоили. Отрасли же, работавшие на внутренний рынок, еще дли­тельное время продолжали измерять создаваемые ими товары по преж­ней стоимости золота и серебра, и труд в этих отраслях представлялся непроизводительным по сравнению с отраслями, работавшими на экспорт. Маркс показал, что именно этот эмпирический факт и побудил меркан-

тилистов, хотя и не вполне осознанно, искать источник прибыли во внешней торговле. Маркс показал вместе с тем, что истинное влияние притока золота и серебра состояло в том, что цены экспортируемых то­варов возросли в большей мере, чем заработная плата производящих их рабочих; в результате этого возросла норма прибыли, «но не потому, что рабочий стал более производителен, а потому, что... ухудшилось поло­жение рабочих» ⁵⁴. Теория меркантилистов не была научной, однако в ее основе уже лежал правильный взгляд на производительный труд в бур­жуазном обществе как на такой труд, который создает больше стоимо­сти, чем стоит сам. В этом смысле меркантилисты были прямыми пред­шественниками физиократов.

Рассматривая систему физиократов, Маркс показал, что она была выражением молодого капиталистического общества, пробивавшего себе дорогу в недрах феодализма. Это был тот период экономического раз­вития, когда происходило отделение земельной собственности от труда, превращение крестьян в наемных рабочих. Поэтому физиократическая система развилась во Франции, стране с преимущественным развитием сельского хозяйства. Специфическими условиями раннего капитализма объяснялась также и та феодальная оболочка, в которую была облечена теория физиократов, несмотря на ее капиталистическую сущность. Объявляя сельскохозяйственный труд единственно производительным трудом, а земельную ренту — единственной формой прибавочного про­дукта, физиократы на этом основании требовали освобождения от нало­гового обложения молодой капиталистической промышленности и пере­несения налогов на земельную собственность. Это было по существу требование частичной конфискации земельной собственности — мера, которую осуществила французская буржуазная революция.

В отличие от физиократов, Смит и Рикардо — в особенности послед­ний — были представителями более развитого капиталистического об­щества. Теория Смита хронологически соответствовала последнему эта­пу мануфактурной стадии развития капитализма, когда присущие капи­тализму классовые антагонизмы еще полностью не развились. Смит, например, наивно полагал, что классовые интересы лендлордов и рабо­чих гармонируют с интересами всего общества. Обращая внимание на физиократические моменты в теории Смита, Маркс объясняет их тем, что Смит, подобно физиократам, «еще отражает предысторию крупной промышленности... между тем как Рикардо отвечает ему с точки зрения современной промышленности» ⁵⁵.

В Марксовом анализе истории буржуазной политической экономии весьма важное место занимает рассмотрение той исторической обста­новки, в которой создавалась та или другая теория. Достаточно со­слаться на тот раздел IV тома «Капитала», который посвящен истори­ческим условиям развития рикардовской теории земельной ренты ⁵⁶. В этом разделе Маркс показывает, какое влияние на взгляды Андерсо­на, Рикардо и Родбертуса оказала современная им историческая обста­новка. Маркс отмечает, что «Рикардо имеет перед собой прежде всего

⁵⁴ К. Маркс и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 26, ч. I, стр. 135.

⁵⁵ Там же, стр. 32.

⁵⁶ К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, стр. 255—259.

тот период, живым свидетелем которого он до известной степени был сам, период 1770—1815 годов, когда цены на пшеницу непрерывно по­вышались; у Андерсона же перед глазами — XVIII столетие, в конце которого он писал. С начала этого столетия до середины его происходи­ло падение цен на пшеницу, а с середины до конца — их повышение» ⁵⁷. Именно историческими особенностями развития английского капита­лизма в XVIII и начале XIX в. объясняется то обстоятельство, что Ан­дерсон исходил из повышающейся производительности земледелия (вздорожание хлеба он объяснял отменой экспортных премий), тогда как Рикардо связывал теорию ренты с «законом» убывающего плодоро­дия почвы.

2. Критически анализируя теории буржуазных экономистов, Маркс показал, что за внутренними противоречиями той или иной теории всег­да лежат внутренние противоречия самой капиталистической действи­тельности. Эта весьма важная закономерность развития буржуазной по­литической экономии может быть проиллюстрирована Марксовым анализом двойственности в трактовке Смитом стоимости и прибавочной стоимости. Двоякое определение стоимости товара базируется у Смита на отождествлении «стоимости труда» и стоимости продукта труда. Смит смешивал овеществленный труд, воплощенный в товаре, с рабочей си­лой, которую рабочий продает капиталисту. Смит исходил при этом из отношений простого товарного хозяйства, в котором производитель яв­ляется собственником продукта своего труда. В этих условиях обмен товаров представляет собой обмен эквивалентов, одинаковых количеств живого и овеществленного труда, он происходит в соответствии со стои­мостью товаров.

В условиях капитализма, когда средства труда отделены от рабочего и находятся в собственности класса капиталистов, а рабочий является лишь собственником своей рабочей силы,— стоимость продукта труда больше «стоимости труда», иными словами, определенное количество овеществленного труда обменивается на большее количество живого тру­да. В этом и состоит сущность капиталистической эксплуатации. Здесь имеет место явное нарушение эквивалентного обмена, а стало быть и действия закона стоимости. «Обмен эквивалентов,— констатирует Маркс,—...претерпел такие изменения, что в результате он оказывается лишь внешней видимостью» ⁵⁸. А. Смит сделал отсюда вывод, что в ус­ловиях капиталистического способа производства общественное богатст­во, а стало быть, и стоимость продукта определяется уже не количеством труда рабочего, затраченного на этот продукт, а тем количеством чужого труда, которое может получить в свое распоряжение капиталист в обмен на этот продукт. Иными словами, Смит пришел к выводу о том, что в обмене между капиталом и наемным трудом закон стоимости перестает действовать, стоимость товаров определяется не количеством труда, за­траченным на их производство, а определяется «стоимостью труда». Как мы знаем, Маркс пришел к противоположному выводу ⁵⁹, но заслугой

⁵⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 255.

⁵⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 597.

⁵⁹ «Как бы ни казалось,— писал Маркс,— что капиталистический способ присвоения проти-
воречит первоначальным законам товарного производства, тем не менее этот способ при-
своения возникает не из нарушения этих законов, а, напротив, из их применения»
(К. Μ а ρ к с и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 597). 237

Смита остается то, что он почувствовал тот коренной переворот в про­изводственных отношениях, который наступил вместе с возникновением капиталистического способа производства, что и нашло отражение в его теории. Противоречивая теория Смита оказалась в этом вопросе более плодотворной, чем теория Рикардо, не заметившего этого противоречия капиталистической действительности, а потому увидевшего здесь у Сми­та простую ошибку.

3. Маркс показал, что за любыми экономическими теориями неизмен­но стоят определенные классовые отношения. Между прочим, именно этим объясняется удивительная живучесть, например, многих мелкобур­жуазных теорий, давным-давно опровергнутых теоретически — марксиз­мом, и практически — самим историческим развитием. До тех пор пока существуют соответствующие классы или определенные социальные слои, эти теории будут возникать — с соответствующими модификация­ми — все снова и снова (в частности, неопрудонизм). Отсюда вытекает также настоятельная необходимость изучения всех оттенков буржуазной политической экономии, независимо от того, носят они научный харак­тер или являются антинаучными.

Очень ярко классовая природа буржуазной политической экономии проявилась в решении ею вопроса о производительном труде в капита­листическом обществе. До тех пор пока буржуазия не стала господствую­щей силой в стране, пока она оставалась революционным классом, ее идеологи справедливо относили к непроизводительной сфере землевла­дельцев, попов, чиновников, военных, государей и т. п. и требовали мак­симального сокращения всех этих паразитических групп. Но как только буржуазия сама подчинила себе государственный аппарат, как только она сама была объявлена непроизводительным классом со стороны под­линных производителей — рабочих, с этого времени буржуазные эконо­мисты стараются экономически обосновать то, что раньше они сами под­вергали критике. Они возвеличивают и оправдывают «любую сферу деятельности указанием на то, что она «связана» с производством мате­риального богатства, что она служит средством для него». Дело кончает­ся тем, что Мальтус защищает «необходимость и полезность «непроиз­водительных работников» и явных паразитов» ⁶⁰.

Чрезвычайно интересно хотя бы вкратце проследить, как Маркс вскрывает классовую подоплеку буржуазных или мелкобуржуазных эко­номистов, выступавших против теории Рикардо. Классовая позиция Ри­кардо в целом соответствовала интересам крупной промышленной бур­жуазии. Взгляды Рикардо, требовавшего «производства ради производ­ства», были наиболее передовыми взглядами того времени, отражавшими исторически прогрессивную роль капитализма в развитии производи­тельных сил общества. Этой классовой позицией объясняется критика Рикардо со стороны Сисмонди, Родбертуса, Мальтуса, Кэри и других мелкобуржуазных и вульгарных экономистов. Относительно Сисмонди Маркс замечает, что «он все время колеблется: что должно быть обузда­но государством — производительные ли силы, чтобы привести их в соответствие с производственными отношениями, или производственные отношения, чтобы привести их в соответствие с производительными си-

⁶⁰ К. M аркс и Ф. Э нгел ьс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 150.

лами?» ⁶¹ Сисмонди, которого Маркс характеризует как сентиментально­го противника Рикардо, искал спасения от противоречий капитализма в прошлом, в возвращении к средневековому строю. Мелкобуржуазная критика такого рода является критикой реакционной, так как она стре­мится повернуть вспять экономическое развитие, исходит из отживших производственных отношений. Из отсталых отношений исходил в своей критике Рикардо и Родбертус, позицию которого Маркс назвал позици­ей «померанского помещика», наивно отождествлявшего померанские и английские, т. е. докапиталистические и капиталистические, производст­венные отношения.

Глубоко реакционный характер имела критика Рикардо со стороны Мальтуса, защищавшего интересы наиболее реакционных слоев господ­ствующих классов. «Мальтус приемлет буржуазное производство,— пи­сал Маркс,— поскольку оно не революционно, поскольку оно образует не момент исторического развития, а всего лишь более широкую и более удобную материальную основу для «старого» общества» ⁶². Критика Мальтусом рикардовской теории была критикой справа. Мальтус не ста­вил перед собой задачу разрешить противоречия этой теории, он стре­мился подорвать основы учения Рикардо — его трудовую теорию стои­мости. Маркс отмечал, что Мальтус «пытается отбросить политическую экономию назад не только по сравнению с Рикардо, но даже по срав­нению со Смитом и физиократами» ⁶³. Анализ взглядов Мальтуса, со­держащийся в IV томе «Капитала», убедительно свидетельствует о том, что реакционной классовой позиции необходимо соответствует регресс в теории.

В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс подробно разобрал тре­бования мелкобуржуазного социализма установить «безвозмездный кре­дит». Маркс показал утопичность этого рода требований, выдвигаемых «с позиций капиталистического производства... против капитала, прино­сящего проценты». Маркс показал, что если требование радикальных рикардианцев упразднить частную земельную собственность путем пре­вращения ее в общую собственность класса капиталистов «является идеалом, сокровенным стремлением капитала, вырастающим из его глу­бочайшей сущности», то «упразднение... процента и приносящего про­центы капитала есть упразднение самого капитала и капиталистического производства». Маркс вскрыл, далее, глубоко буржуазную природу этого рода «социализма», который «представляет собой всего лишь социали­стически переряженное стремление к развитию буржуазного кредита» ⁶⁴. Маркс обнаружил удивительное совпадение этих взглядов с высказыва­ниями буржуазных экономистов XVII в. против процента и пришел к выводу, что мелкобуржуазный социализм выражает лишь неразвитость буржуазных отношений в той стране, где он получает распространение.

4. Буржуазная ограниченность классической политической эконо­мии — не говоря уже о вульгарной — обусловила принципиальную недо­статочность применявшегося ею метода научного исследования. Отсю­да — в гносеологическом плане — вытекали также все недостатки разра-

⁶¹ К. Μ а ρ к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч.. т. 26, ч. III, стр. 52.

⁶² Том же, стр. 47.

⁶³ Там же, стр. 8.

⁶⁴ Там же, стр. 477, 495, 489. 239

ботанной ею экономической теории. Эта теория является материалисти­ческой, что подтверждается уже тем, что в ее основе лежит трудовая теория стоимости. Впоследствии, когда вульгарные экономисты отказа­лись от трудовой теории стоимости, они отошли и от материализма. Но материализм классиков буржуазной политической экономии страдал двумя существенными недостатками. Во-первых, он был метафизиче­ским материализмом, ибо у них «материальный закон одной определен­ной исторической ступени общества рассматривается как абстрактный закон, одинаково господствующий над всеми формами общества» ⁶⁵. Во-вторых, материализм классиков был поверхностным, ограниченным, Маркс характеризовал его как «грубый эмпиризм». Это весьма отрица­тельно сказалось на их методе экономического исследования. Анализ классиков часто не идет дальше поверхностных экономических явлений. Так, исследуя прибавочную стоимость, классики обычно рассматривали ее в форме прибыли, так как именно в этой форме она выступает в капи­талистической действительности. Маркс писал в этой связи: «Они гру­бо хватаются за эмпирически данный материал, который только и инте­ресует их» ⁶⁶.

Классики буржуазной политической экономии делали попытки про­никнуть в глубь капиталистического способа производства, рассмотреть действие экономических законов в чистом виде, абстрагироваться в своих исследованиях от явлений, происходящих на поверхности буржуазного общества. Но, будучи метафизиками и эмпириками, классики не смогли пойти достаточно далеко в применении метода научной абстракции. Их абстракция была неполной, что объяснялось прежде всего их общей антиисторической концепцией вечности капиталистических форм об­щественного производства. Так, классическая школа оказалась не в со­стоянии выделить самую абстрактную и наиболее общую форму буржу­азного способа производства — форму стоимости продукта труда; не смогла именно потому, что капитализм характеризуется этой формой как исторически определенный тип общественного производства ⁶⁷. Далее, неполнота научной абстракции у классиков была закономерным следст­вием присущего им эмпиризма. Это проявилось в том, что классики не сумели выделить категорию прибавочной стоимости в чистом виде, аб­страгировать ее от конкретных форм проявления — прибыли, ренты и т. д. Даже Рикардо так и не сумел преодолеть в своей теории смеше­ние прибавочной стоимости с прибылью, оказался неспособным «при рассмотрении стоимостей товаров забыть прибыли — факт, встающий перед ним из сферы конкуренции» ⁶⁸. Из неполноты научной абстракции у классиков с необходимостью следовал формальный характер их аб­стракций. Формы проявления экономических категорий выступают у них как непосредственное, прямое выражение этих категорий; они не раскрывают развития этих форм проявления. Особенного внимания в этой связи заслуживает Марксова характеристика метода Рикардо. Со­держащаяся в теории Рикардо постановка вопроса о законе стоимости

⁶⁵ К. Марк с и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. 1, стр. 12. ⁶⁶ Там же, стр. 68.

⁶⁷ К. Mapкс u Φ. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 91.

⁶⁸ К. Μ а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, стр. 206.

как основе физиологии буржуазной системы, о сущности явлений и формах ее проявления, о действительном и видимом движении капита­листического общества и т. д. сделала учение Рикардо вершиной бур­жуазной политической экономии. Но, стремясь доказать всеобщность закона стоимости, доказать, что все другие экономические категории (например, средняя прибыль и цена производства) не противоречат тео­рии стоимости, Рикардо, вместо того чтобы проследить развитие этих ка­тегорий из стоимости, предполагает их заранее данными и механически отождествляет их со стоимостью. Эта неспособность вывести цену про­изводства из стоимости была следствием того, что вместо категорий, свя­занных с непосредственным процессом производства, Рикардо рассмат­ривал более поверхностные категории, вытекающие из процесса обра­щения капитала. Так неполнота абстракции приводит к формализму в абстракции, а в результате — к грубым ошибкам в теории.

Анализируя в IV томе «Капитала» те трудности, которые встали перед рикардовской теорией ренты в связи с необходимостью объяснить ренту с точки зрения трудовой теории стоимости, Маркс делает важное методологическое замечание: «Рикардо разрешает затруднение тем, что предполагает его в принципе не существующим. И это, действительно, единственный способ принципиально разрешить затруднение. Но сде­лать это можно двояким образом. Либо доказывают, что противореча­щие данному принципу явления суть лишь нечто кажущееся, лишь ви­димость, проистекающая из развития самой вещи. Либо же, как это де­лает Рикардо, затруднение отбрасывается в одном пункте, принимаемом затем за исходный пункт, из которого можно объяснить существование вызывающего затруднение явления в другом пункте» ⁶⁹. Маркс форму­лирует здесь различие между своим методом научной абстракции, кото­рый предполагает выведение явлений из их сущности, и формальной абстракцией классиков. В теории Маркса цена производства также по видимости противоречит стоимости, но это противоречие разрешается не формально, не путем отождествления стоимости и цены производст­ва — что как раз и означало бы «отбрасывание противоречия» в исход­ном пункте исследования,— а путем выведения цены производства из стоимости. Существование ренты также по видимости противоречит за­кону стоимости. Рикардо формально приравнивает цену продуктов наи­худших участков земли к стоимости, отбрасывая тем самым основную трудность в этой проблеме, а затем выводит ренту для лучших участков земли. Но проблема абсолютной ренты осталась здесь нерешенной, так как в исходном пункте теории Рикардо уже постулируется отсутствие абсолютной ренты. Рикардо фактически абстрагируется здесь от частной собственности на землю, которая представляет собой необходимое усло­вие капиталистического способа производства ⁷⁰. Теория ренты Маркса представляет собой дальнейшую ступень в развитии теории стоимости. Сначала Маркс проследил превращение стоимости в рыночную стои­мость и в цену производства и, следовательно, превращение прибавоч­ной стоимости в среднюю прибыль; теперь — в теории ренты — он про-

⁶⁹ Там же, стр. 24.

⁷⁰ «Если бы собственность на землю,—писал Маркс,— превратилась в народную соб­ственность, то перестал бы существовать вообще базис капиталистического произ­водства» (там же, стр. 107).

16 Маркс — историк

слеживает превращение добавочной прибыли в земельную ренту. «Ка­жущееся противоречие» с законом стоимости всякий раз получает объяснение «из развития самой вещи».

5. Наконец, важной закономерностью развития буржуазной полити­ческой экономии, как показал Маркс, является непрерывный процесс ее вульгаризации, приведший в конце концов к ее полному внутреннему разложению. В основе этого процесса лежали антагонистические проти­воречия буржуазного общества. Попытки буржуазных экономистов тео­ретически преодолеть антагонистическую природу этой общественной формации неизбежно вели к вульгаризации экономической науки. На всем протяжении IV тома «Капитала» Маркс прослеживает корни вуль­гаризации, разложения буржуазной политической экономии, и находит источник вульгаризации в противоречиях теории экономистов-классиков.

Приведем несколько примеров. Утверждая, что прибавочная стои­мость (а стало быть, и источник накопления) создается только в сель­ском хозяйстве, физиократы рассматривали промышленную прибыль и процент как всего лишь доход, идущий на личное потребление капита­листа. Для физиократов это рассуждение было проявлением теоретиче­ской узости взглядов, хотя для своего времени оно было прогрессивным, было направлено против феодалов, в защиту молодого капиталистиче­ского производства. У последующих экономистов — в том числе и у Смита — это рассуждение превратилось в пресловутую «теорию воздер­жания». Они стали говорить, что «накопление капитала обязано своим происхождением личным лишениям капиталиста, его бережливости и воздержанию» ⁷¹. Из того же взгляда физиократов следует, что промыш­ленная прибыль представляет собой «заработную плату» капиталиста за «труд по надзору и управлению». Этот тезис превратился в одну из са­мых распространенных догм вульгарной политической экономии. Маркс подробнейшим образом проанализировал это вульгарное положение и пришел к выводу, что «если бы завтра эта фраза апологетов [о том, что предпринимательская прибыль есть плата за надзор] была всерьез осу­ществлена на деле и прибыль капиталистического предпринимателя была бы ограничена заработной платой за управление и руководство, то послезавтра наступил бы конец капиталистическому производству» ¹². Различие между классической и вульгарной политической экономией со­стоит здесь в том, что если у классиков, в особенности у А. Смита, есть две теории прибыли (научная и ненаучная), то у вульгарных экономи­стов все сводится к ненаучной трактовке прибыли как «платы за надзор» или как результата «интереса» капиталиста.

Дата добавления: 2015-08-27