Выход из «подполья» Д. видел в следовании заветам православного христианства как эталонам полноценной, гармоничной человеческой жизни. Однако в его великих романах художественная и человеческая правда постоянно заставляет писателя отходить от православных догм и даже одобрять прямо противоположное. Достаточно вспомнить знаменитое Алешино «расстрелять!» в отношении генерала, затравившего ребенка собаками («Братья Карамазовы»). Правда жизни практически всегда побеждала у него правду религии; его христианство — это христианство «с человеческим лицом». Др. путь, по его мнению, состоял в саморазрушении личности, самообожествлении человека, утверждении предельного эгоизма. Различные варианты личного самоутверждения, воплощенные в литературных образах, являются филос. содержанием «идейных» романов Д., основная тема которых — трагедия человеческой свободы.
Герои Д. — носители определенных идей, а его романы представляют собой сложную идейную диалектику, или «полифонию» (М.М. Бахтин), основанную на взаимодействии личных позиций и мировоззрений. С одной стороны, идеалы всепроникающей любви и братства выражают князь Мышкин («Идиот», 1868), старец Зосима и Алексей Карамазов («Братья Карамазовы», 1879—1880); с др. стороны, идею отрицания и метафизического бунта воплощают Родион Раскольников («Преступление и наказание», 1866), Николай Ставрогин («Бесы», 1871—1872), Иван Карамазов и др. Важная тема Д. — антагонизм веры и неверия, христианства и социализма — получила завершение в «поэме» о Великом Инквизиторе («Братья Карамазовы»), в которой Христос олицетворяет свободу и любовь, а Инквизитор — насилие и принуждение. По мнению Д., свобода — это условие духовного выбора между добром и злом, великий дар, обогащающий или разрушающий личность.
Несмотря на преобладающую критическую сторону творчества, Д. удалось высказать и положительные идеи — примером может служить его мысль о красоте. Вера Д. в то, что «красота спасет мир», распространялась на разные стороны его мировоззрения — на психологию, эстетику, религию. Эстетическое созерцание красоты есть свойство человека, непосредственно соотносимое как с нравственным самосознанием, так и с исканием Бога. Красота есть объективная метафизическая сила, созидающая гармонию.
Духовным завещанием Д. является речь об А.С. Пушкине (1880). В ней Пушкин выступает символом гармонии и цельной творческой личностью, а его мировоззрение Д. понимает как идеал и будущую программу рус. человека. Призыв Д. к «всемирному всечеловеческо-братскому единению», провозглашенный в пушкинской речи, является, по сути, итогом его религиозных и филос. исканий.
Д. был знаковой фигурой для рус. религиозно-философского возрождения нач. 20 в. Он оказал значительное влияние на рус. и зап. филос. мысль, оказался самым читаемым рус. писателем на Западе, его книги стали объектом исследований для многих мыслителей XX в. (А. Камю, Бахтин, Н.А. Бердяев, Л. Шестов и др.).
Полн. соб. соч.: В 30 т. Л., 1972-1990. Т. 1-30.
Розанов В.В. «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевского. СПб., 1894; Мережковский Д.С. Толстой и Достоевский. СПб., 1901-1902. Т. 1-2; Шестов Л. Достоевский и Ницше. Философия трагедии. СПб., 1903; Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. Прага, 1923; Штейнберг А.З. Система свободы Достоевского. Берлин, 1923; О Достоевском: Сб. статей. Прага, 1929—1936. Т. 1—4; Лосский И.О. Достоевский и его христианское миропонимание. Нью-Йорк, 1953; Голосовкер Я.Э. Достоевский и Кант. М., 1963; Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979; Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.
О.Т. Ермишин
ДРОБНИЦКИЙ Олег Григорьевич (1933-1973) — специалист в области истории философии и этики. Окончил филос. факультет МГУ (1956), работал в Ин-те философии АН СССР с 1958. Доктор филос. наук (1970). Преподавал в МГУ. Д. — автор ряда работ по современной зап. моральной философии, теории ценностей, этике, методологии социально-философских и этических исследований. Он был одним из организаторов, редакторов и активных авторов «Краткого словаря по этике» (1965).
Главным и обобщающим трудом Д. стала фундаментальная монография «Понятие морали: Историко-критический очерк» (М., 1974), в которой развернуто определение морали как способа нормативной регуляции, а также механизмов ее функционирования. Книга представляет собой оригинальный синтез марксистской социально-исторической методологии и кантовской деонтологии. Помимо доминирующего кантовского влияния концепция Д. в отдельных своих частях испытала воздействие неокантианцев, Э. Гуссерля, Ж.П. Сартра, Р. Хэара. Эти влияния определили и собственную позицию Д. Прослеживая в первой части книги изменение понятия морали в истории мысли с глубокой древности и до сер. 20 в., Д. приходит к выводу о том, что европейская этика, выявив целый ряд специфических характеристик нравственности, не сумела согласовать их в единой концепции.
Во второй части книги Д. анализирует методологические и теоретические проблемы определения морали. Условием содержательно-теоретического определения морали, по Д., является то, что, во-первых, теоретик должен отказаться от определения морали через ее соотнесение с собственно моральными понятиями и от обращения к «самодостоверностям» обиходного опыта. Во-вторых, теоретическое понятие морали должно основываться на выводах социальной науки. В-третьих, для обеспечения перехода от функциональных характеристик морали к содержательным, их необходимо специфицировать на широком культурно-историческом материале и дополнить гуманитарным воззрением на человека.
Развивая эти установки, Д. пришел к выводу о том, что суммарными признаками морали как системы требований являются следующие: а) неинституциональность регуляции, б) особая роль в ней сознания, в) идеальный характер санкции и «незаинтересованность» морального мотива, г) напряженное противоречие между должным и сущим, д) автономия субъекта по отношению к «внешне-эмпирическим и групповым воздействиям», е) его способность к «самозаконодательству», ж) особая форма личной ответственности, з) моральное требование универсально, а моральное суждение универсализуемо. Мораль выполняет в обществе действенно-регулятивную, мировоззренческую, идеал-полагающую, духовно-критическую функции. Развертывая эти характеристики морали, Д. выстроил оригинальную теорию нравственного требования, в рамках которой им были предложены интересные подходы к анализу проблем соотношения морали и обычая, всеобщности моральных форм, обоснования моральных идей.
Вполне в духе близкого ему аналитически-лингвистического кантианства Д. оставался в целом в рамках формально-функционального анализа морали, не доводя его до позитивно-содержательных определений. Однако именно это позволило ему быть свободным от непременных для большинства советских этиков идеологических квалификаций морали и тем самым вывести морально-философское исследование на уровень строгой теории.
Критика современных буржуазных этических концепций. М., 1967 (совместно с ТА. Кузьминой); Мир оживших предметов: Проблема ценности и марксистская философия. М., 1967; Проблемы нравственности. М., 1977; Моральная философия: Избранные труды. М., 2001.
Р. Г. Апресян
ДРУЖБА — разновидность избирательно-личностных отношений между людьми, характеризующихся взаимным признанием, доверительностью, доброжелательностью, заботой. Исторически Д. рождается из ин-тов позднеродового общества (соответствующее греч. слово philia, т.е. Д.-привязанность, расположение, соединение, этимологически связано со словом phula — племя) — родства, с в о я ч е с т в а, т.е. отношений между близкими, живущими в одном доме, побратимства, т.е. отношений между сверстниками, совместно проходившими цикл инициации и сохранявшими на всю жизнь узы солидарности. В гомеровском эпосе «друзья» — это и те, кто связан общим делом (будь то война или путешествие). С ослаблением родовых, территориальных и функциональных уз отношения побратимства начинают наполняться и индивидуальным содержанием: они строятся как менее функциональные, более личные и добровольные отношения.
Для греков классической эпохи Д. — это и союз, рожденный по политическим соображениям, и отношения, возникающие из соображений взаимной пользы; это и то в родственных, соседских и т.п. отношениях, что обретается в них помимо их статусного или функционального содержания. Д. осознается и ценится так же, как отношения, не обусловленные родством, привычной совместностью жизни или интересом. Это становится предметом внимания антич. и более поздних мыслителей, стремившихся понять, что, помимо ритуала, соглашения или расчета, может быть основой глубоких и прочных отношений между людьми. (Понимание Д. как отношения, существенно отличного от чувственной любви или товарищества, исторически складывается относительно поздно.)
По преданию, Пифагор словом «Д.» обозначил принцип единения в мире всех со всеми. Ему же принадлежит высказывание: «Дружба — это равенство». Однако наиболее ценными разновидностями Д. он считал Д. с родителями, вообще со старшими, а также с благодетелями, т.е. с теми, с кем в силу их статуса равенство невозможно. Со времен ранней античности Д. символизировала возвышенные человеческие отношения и рассматривалась как воплощение подлинной добродетельности и мудрости. Именно такой образ Д. был развит Аристотелем, которому принадлежит наиболее фундаментальная и развернутая в др.-греч. философии концепция Д. Содержание Д., по Аристотелю, заключается в особенных, нравственно-прекрасных отношениях. В Д. люди благодетельствуют; друг представляет для друга ценность сам по себе; друзья проводят время совместно (или живут сообща); они «наслаждаются взаимным общением», они схожи во всем и делят друг с другом горе и радости. Друзей отличает единомыслие, которое проявляется также в поступках. Друг — это другое Я. При всей разноплановости характеристик Д. наиболее важной, по Аристотелю, является та, что в Д. человек желает блага другому ради него самого, старается по мере сил, не думая о себе, содействовать этому благу, и к другу «относится, как к самому себе» (см.: Милосердие). В стоицизме Д. осмысляется как форма отношений, покоящихся на свободе воли и добродетели: сказать о ком-то, что они друзья, значит указать на то, что они — честные и справедливые (Эпиктет). Цицерон понимал Д. как отношение, при котором к другу стремятся из приязни, нежели из стремления к удовольствию или пользе. Подобно Аристотелю, Цицерон описывает Д. как совершенное и нравственно-прекрасное отношение: «первый закон дружбы» заключен в том, чтобы просить друзей только о нравственно-прекрасном и делать друзьям нравственно-прекрасное, не дожидаясь их просьб.
В эпоху позднего Возрождения М. Монтень, последовательно отличая Д. от отношений родителей и детей, от любви к женщине, а также от расхожего понимания Д. как близкого знакомства или полезной связи, создает образ совершенной Д. как такого рода общения, в котором нет никаких иных расчетов и соображений, кроме самой Д., и все душевные побуждения человека чисты и безупречны. В филос. мысли последующих времен сохраняется протипоставление Д. как безусловно бескорыстных отношений отношениям эгоистическим. Критичность или возвышенность в восприятии Д. зависели от того, какой стороне этой оппозиции придавалось преимущественное значение. В новоевропейской моральной философии реалистически-критический подход к анализу Д. становится преобладающим (Д. Юм, И. Кант, позже А. Шопенгауэр и Ф. Ницше). Вместе с тем происходит более углубленное осмысление Д. в ряду близких ей межчеловеческих личностно значимых и интимных отношений. У романтиков складывается идеал юношеской страстной и беззаветной Д. В 20 в. Д. становится предметом специального анализа психологии.
Р.Г. Апресян
ДУАЛИЗМ (от лат. dualis — двойственный) — филос. теория, допускающая в любой данной области два независимых и несводимых друг к другу начала. В более широком смысле Д. — это сосуществование двух различных, не тождественных друг другу принципов, образов мыслей, мировоззрений, жизнеустремлений и т.п. Дуалистичны, напр., следующие пары объектов: мир идей и мир действительности (Платон), Бог и дьявол, Бог и мир, дух и материя, природа и дух, душа и тело, мышление и протяженность (Декарт), реальный и возможный миры (Г.В. Лейбниц), ноуменальное и феноменальное (И. Кант), неорганическая и органическая природа, субъект и объект, чувственное познание и разум, вера и знание, мир земной и мир потусторонний, необходимость и свобода, и т.д. Д. может быть метафизическим, религиозным, эпистемологическим, антропологическим, этическим и т.п.
Термин «Д.» впервые употребил Т. Хайд (1700) применительно к религиозному противопоставлению добра и зла; в сходном смысле этот термин использовался П. Бейлем и Лейбницем. В филос. смысле термин начал использоваться X. Вольфом, обозначившим им признание двух субстанций: духовной и материальной.
Д. противопоставляются монизм и плюрализм.
ДУНС СКОТ (Duns Scotus) Иоанн (1265/1266-1308) -средневековый философ и теолог, прозванный за свою склонность к сложным логическим дистинкциям «Тонким доктором» (doctor subtilis). Род. в Шотландии, вступил в францисканский орден в возрасте около пятнадцати лет, а в 1291 был рукоположен в священнический сан. Между 1280 и 1291 учился — по одним сведениям, в Оксфорде, по другим — в Париже; возможно, впрочем, что он получил университетское образование и в том, и в др. городе. Начиная с 1300 вел преподавательскую деятельность, читал лекции по «Сентенциям» Петра Ломбардского сначала в Оксфорде, а затем в Париже. Умер в Кёльне.
Теология и философия, по Д.С., суть различные и не подчиненные друг другу науки. Теология является практической наукой, поскольку ее цель не интеллектуальное познание, но спасение души. Философия (для Д.С. это прежде всего метафизика), напротив, теоретическая наука, постигающая сущее как таковое. Именно сущее как таковое является объектом человеческого разума. Несущее не может быть познано. Отсюда важная для Д.С. идея унивокальности (едино-значности) сущего. Бог может быть познан человеком только в силу того, что Он — сущий. Непосредственное и полное познание Бога средствами метафизики, однако, невозможно. Наше знание о Боге носит выводной характер, и единственное определенное понятие Бога, нам доступное, есть понятие бесконечного сущего.
Доказательство существования Бога, т.о., есть доказательство существования бесконечного сущего, являющегося первопричиной существования конечных вещей: понятие Бога сочетает в себе характер первой действующей причины, первой целевой причины и высшего сущего, превосходящего все остальное. Это доказательство носит характер восхождения от возможности существования случайных вещей к абсолютно необходимому Богу. Д.С, по всей видимости, не признавал «онтологического доказательства» Ансельма Кентерберийского, но использовал его для обоснования того, что понятие бесконечного сущего непротиворечиво и, следовательно, Бог бесконечен.
Д.С. утверждает, что метафизик может доказать, что Бог существует, что он мыслит и наделен волей, но отрицает, что может иметь место рациональное доказательство Божественного всемогущества, милосердия и справедливости. Эти атрибуты Бога являются атрибутами веры.
В вопросе о характере человеческого познания Д.С. принимает теорию, согласно которой в уме нет ничего, что прежде не было бы дано в чувствах. Поэтому он отвергает наличие в интеллекте к.-л. врожденных идей и теорию «божественной иллюминации». Достоверность самоочевидных положений (напр., что целое больше любой своей части) постигается не благодаря некоему божественному воздействию на человеческий разум, но в силу аналитического характера этих высказываний.
Конечное материальное сущее состоит из формы и материи. Материя, согласно Д.С., не является чистой потенциальностью, но, напротив, существует актуально. Кроме того, сущее, составленное из материи и формы, составлено не столько из двух принципов, сколько из двух сущностей. Это не значит, однако, что форма не является актом материи, она является таковым, но лишь постольку, поскольку определяет и ограничивает предсуществующую материю.
Универсалия, или общее понятие, по Д.С, это то, что пребывает во многом и сказывается о многом. Поэтому термин «универсалия» имеет три значения: 1) физическая универсалия, или общая природа, пребывающая во многих вещах, но не сказывающаяся о многом, не являющаяся как таковая ни общей, ни единичной, а потому универсалия только в потенции; 2) метафизическая универсалия — это способность сказываться о многом, извлекаемая умом из общей природы в процессе акта познания; 3) логическая универсалия — понятие в уме, могущее сказываться о многом, которая и является подлинной универсалией. Т.о., Д.С. решает проблему универсалий в духе умеренного реализма: универсалии формально находятся в уме, но образуются не произвольно, а на основании реально существующей общей природы.
В качестве принципа индивидуализации, т.е. основания существования индивидов, Д.С. рассматривает «этовость» (haecceitas), ограничивающую общую природу. «Этовость» не является ни формой, поскольку все формы одного вида общи для индивидов, ни материей, поскольку материя имеет свою собственную сущность и свой принцип индивидуализации. «Этовость» — предельная актуальность, добавленная к форме вида извне и ограничивающая общность вида до единичностей индивидов.
В вопросе о сущности и существовании Д.С. недвусмысленно отверг возможность привхождения существования в сущность как некоей акциденции, равно как и вообще возможность реальности сущности без существования.
Основополагающим моментом в антропологии Д.С. является признание примата воли над разумом. Наиболее отчетливое воплощение эта идея получила в следующем высказывании «Тонкого доктора»: «Ничто отличное от воли не является полной причиной воле-ния в воле».
Этическая позиция Д.С. находится в прямой зависимости от его представлений о Боге. Бог является высшим благом и высшим предметом любви. Поэтому поступки человека моральны только в том случае, если он совершает их из любви к Богу. При этом воля Бога есть причина блага, и нечто является благим потому, что Он волит нечто. Нет смысла спрашивать о причинах Божественной воли и тем более — оценивать ее с т.зр. человеческих представлений о добре и зле. Человек может только подчиняться Божественной воле и следовать ей, насколько она доступна его пониманию.
Opera Omnia. Paris, 1891 — 1895; Tractatus de Primo Principio. New York, 1940. С 1950 в Ватикане публикуется новое издание Opera Omnia.
А. В. Апполонов
ДУХ (греч. nous, pneuma; лат. spiritus, mens; нем. Geist; фр. esprit; англ. mind, spirit) — 1. Высшая способность человека, позволяющая ему стать субъектом смысло-полагания, личностного самоопределения, осмысленного преображения действительности; способность, открывающая возможность дополнить природную основу индивидуального и общественного бытия миром моральных, культурных и религиозных ценностей; играющая роль руководящего и сосредоточивающего принципа для др. способностей души. 2. Сверхприродная, правящая миром сила, к которой человек может быть активно или пассивно причастен. 3. Внутренняя сущность, смысл ч.-л. (в выражении типа «дух закона» или противопоставлениях типа «буква — дух»).
Понятие «Д.» не так жестко связано с рационально-познавательными способностями, как понятия «разум» и «рассудок». В отличие от «интеллекта» «Д.», как правило, соотносится со своим персонифицированным носителем, с «лицом»; в отличие от «души» — акцентирует объективную значимость своего содержания и его относительную независимость от стихии эмоциональных переживаний; в отличие от «воли» — на первый план выдвигает не акт свободного выбора, а созерцания и смыслы, которыми могут определяться действия; в отличие от «сознания» — фиксирует не столько дистанцию между Я и его эмпирическим наполнением, сколько их живую связь; в отличие от «ментальности» — не включает в себя несознаваемые механизмы традиционных и повседневных реакций и установок. В зависимости от идейного контекста Д. может противопоставляться (как оппозиция или как альтернатива) природе, жизни, материи, утилитарной необходимости, практической активности и т.д.
Концептуальное, понятийное и терминологическое оформление Д. получает в антич. философии. Со временем стали доминировать понятия «нус» и «пневма». Понятие «нус», которое в ряду ментальных терминов означало ум, образ мыслей, умственное созерцание — и этим отличалось от терминов с перевесом психологического («псюхе», «тюмос», «френ»), экзистенциального («софия», «гносис») и дискурсивного («логос», «дианойа», «диалектикэ») значения, — у Анаксагора стало означать мировой разум, цель космической динамики и организующе-различающую силу. В философии Платона, Аристотеля и неоплатоников Д. как мироправящая сила выражается термином «нус» и помещается в многослойную онтологическую иерархию: нус объединяет собой идеальные формы — эйдосы, внедряется через них в стихию мировой души-психеи и преобразует через нее мировую материю в космический организм. У Платона и неоплатоников нус порожден высшим принципом — невыразимым и непостижимым «благом», к которому нус тяготеет. У Аристотеля нус — высший уровень бытия, Бог, который мыслит сам себя и тем творит мир.
Термин «пневма» (как и лат. аналог «спиритус») первоначально означал воздух или дыхание, но затем приобретает психологическое и космологическое значение. Стоицизм понимает пневму как огненно-воздушную субстанцию, которая в виде эфира пронизывает мир, расслабляясь в материальных объектах и концентрируясь в «семейных логосах»: т.о., пневма выполняет и роль мировой души как оживляющее начало, и роль Д. как правящее начало. Неоплатонизм также использует понятие «пневма», описывая проникновения Д. в низшие сферы бытия: Д. и душа обволакиваются пневмой и через нее контактируют с материей.
Генезис христианского понимания Д. восходит к эллинистическому религиозному синкретизму. В Септуагинте словами «пневма теу» передается евр. понятие «руах элохим», Дух Божий (Быт I, 2), что открывает возможность многообразных сближений эллинского и библейского истолкований Бога. Филон Александрийский именует пневмой и высшее начало в человеке, и исходящую от Бога мудрость. Евангельское учение о Святом Духе становится основой для понимания Д. как одной из ипостасей Троицы. В Троице Д. является источником Божественной любви и животворящей силы. Бог есть Д. (Ин 4, 24), но в то же время существует и злая духовность. Очевидна резкая граница, отделяющая антич. понимание Д. как высшей внутри-космической силы от патристического и средневекового христианского понимания Д. как сущности, запредельной тварному миру, но деятельно присутствующей в мире и преображающей его.
Философия Ренессанса теряет интерес к средневековой пневматологии и возвращается к эллинистическим интуициям Д., понимая его как разлитую во Вселенной жизненную силу. В рамках возрожденческого натуралистического пантеизма и оккультной натурфилософии находит себе место и учение античных медиков о spiritus vitales, жизненном духе, локализованном в теле и сообщающем ему витальную энергию.
В 17—18 вв. происходит кристаллизация новых тем, связанных с проблемой Д.: это темы духовной субстанции и структуры познавательных способностей. Д. как субстанция выполняет теперь роль онтологической основы универсума (ср. «нус») и роль основания связи субъективного разума и объективной действительности.
Характерны категоричное размежевание Д. и материи как замкнутых в себе, не имеющих точек соприкосновения субстанций и в то же время объединение в духовной субстанции тех способностей, которые раньше находились на низших ступенях ментальной иерархии (ощущение, переживание, стремление, воля и т.п.). (Ср. в этом отношении понятия cogitare P. Декарта, mens Б. Спинозы, spiritus Г.В. Лейбница, esprit Лейбница и К.А. Гельвеция, mind англ. эмпириков.) Так, по Декарту, духовная субстанция (res cogitas) и материальная (res extensa) не имеют ничего общего, но внутри себя воспроизводят различия высшего и низшего, простого и сложного, которые старая метафизика обычно распределяла между Д. и материей. В рамках рационализма возникает проблема координации Д. и материи, которая вынуждала апеллировать непосредственно к Богу — создателю «предустановленной гармонии», поскольку Д. как субстанция оказывается своего рода безличной «духовной машиной». В традиции эмпиризма Д. лишается субстанциальности и сводится к единичным состояниям души. Д. есть нечто, способное мыслить, говорит Дж. Локк, но построить на этом основании ясную идею субстанции Д., как и субстанции тела, невозможно, поскольку мы имеем дело лишь с предполагаемым субстратом действий — мышлением, знанием, сомнением, силой движения и т.д. Дж. Беркли, однако, переворачивает этот аргумент, поскольку обнаруживает в самом факте восприятия асимметричность Д. и его содержания. Кроме «идей», (т.е. любых предметов восприятия), говорит он, есть «познающее деятельное существо... то, что я называю умом, Духом, душой или мной самим», это — «вещь, совершенно отличная от идей». «Дух есть простое, нераздельное, деятельное существо; как воспринимающее идеи, оно именуется умом; как производящее их тем или иным способом, действующее над ними — волей». Поскольку все вещи Вселенной «либо вовсе не существуют, либо существуют в уме какого-либо вечного Духа», то «нет иной субстанции, кроме Духа». Д. Юм, в свою очередь, переворачивает это понятие Д., демонтируя принцип самотождественности Я. «Сущность Духа (mind) так же неизвестна нам, как и сущность внешних тел, и равным образом невозможно образовать какое-либо представление о силах и качествах Духа иначе как с помощью тщательных и точных экспериментов...» Монадология Лейбница дает др. модель соотношения Д. и мира: критикуя представления о «едином всеобщем Д.», Лейбниц полагает, что неразумно допускать существование одного Д. и одного страдательного начала, вещества; принцип совершенства требует допущения между ними бесконечно многих промежуточных ступеней, каковыми и являются индивидуальные души-монады, воспроизводящие всеобщий Д. на свой неповторимый лад.
Нем. философия эпохи Просвещения, обозначая понятие «Д.», начинает отдавать предпочтение германскому слову «гайст» (Geist). M. Лютер переводит словом «Geist» евангельское понятие «пневма». У Я. Бёме «Geist» уже носит значение глубинной силы души, придающей ей форму и имеющей соответствие в макрокосме в виде души в оболочке Д. Просвещение, начиная с вольфианцев, интеллектуализирует «Geist», понимая его как Д., выражающий себя в мыслях. «Geist» сближается с «Vernunft» (разум); последнее понятие предпочитает и И. Кант. Однако мистические мотивы понятия «Geist» сохраняются в послекантовской спекулятивной философии, у И.В. Гёте, у романтиков.
Кант ограничивает сферу употребления понятия «Д.» («Geist») областью эстетики, где Д. определяется как «оживляющий принцип в душе» и «способность изображения эстетических идей» («Критика способности суждения»), и областью антропологии, где, в частности, различает духовные силы, осуществляемые разумом, и душевные силы, осуществляемые рассудком (см., напр., «Метафизика нравов»). Критически относится Кант и к просветительской рационализации Д., и к его оккультной мистификации. Своим трансцендентальным методом он радикально изменил саму проблему, разделив традиционный для метафизики универсум сверхчувственного единства на три автономных царства — природы, свободы и целесообразности, которые уже не могли суммироваться отвлеченным понятием «Д.».
В свете кантовских открытий И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель и Ф.В.Й. Шеллинг дают новую трактовку Д. Если выделить ее смысловое ядро, то можно отметить следующие моменты. Все конечные феномены Д. находят свой смысл в «абсолютном Д.». Абсолютный Д. творит себя и свою предметность. Абсолютный Д. это не объект, а процесс сверхэмпирической истории, в ходе которого Д. порождает себя и в котором только он и существует. Абсолютный Д. в своей истории отчуждается от себя (как от «Идеи») и, познавая отчужденный мир (как «Природу»), возвращается к себе (через историю человечества как Абсолютный Д.). В результате абсолют приобретает конкретность и самосознание. Отвлеченные объективные идеи и эмпирическая субъективность человека, т.о., суть лишь моменты в «биографии» абсолюта: чтобы стать истинным Д., он должен наполниться живым содержанием и придать ему форму вечности (шедевром изображения этого процесса остается гегелевская «Феноменология духа»).
Философия 19 в. в целом (если не считать консервативный спиритуализм) оказалась оппозицией нем. трансцендентализму. Понятие «Д.» становится естественной мишенью для критики таких направлений, как позитивизм, марксизм, волюнтаризм. Но понятие «Д.» остается релевантным для мыслителей постромантического толка и для некоторых представителей философии жизни.
В 20 в. философия отнеслась к понятию «Д.» более лояльно. Оппоненты в некоторых случаях переоткрыли его в рамках своих учений (напр., версия Э. Кассирера в неокантианстве, версия К. Юнга в психоанализе, версия А. Бергсона в витализме, версия М. Шелера в феноменологии, версия Дж. Сантаяны и А. Уайтхеда в неореализме). Философия культуры (особенно нем. ветвь), строя цивилизационные модели, обнаружила функциональность Д. Такие направления, как неотомизм, рус. религиозная философия или ит. неоспиритуализм (Б. Кроче, Дж. Джентиле), нашли возможность реанимировать классические представления о Д. в свете «неклассического» опыта современности. Персонализм, философия диалога, экзистенциализм в лице некоторых своих представителей (соответственно: Э. Мунье, М. Бубер, К. Ясперс) активно используют не только лексику традиционных учений о Д., но и их концептуальные схемы. В новейшей философии понятие «Д.» непопулярно.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 136 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |