«Ле-цзы» детализирует и развивает космогонию Д.: вводит категорию «первоперемена» (тай и), задает ей новый числовой виток развертки и раскладывает первоперемену в трех началах, подчеркивая тем самым порождающую способность Первоначала. «Чжуан-цзы» разрабатывает космологическую модель филос. мышления Д. по модели архетипа у син. «Хуайнань-цзы» подводит итог развитию филос. Д., раскрывает филос. содержание мифа и впервые в даоской литературе приводит полную развертку даоской спирали архетипа у син.
Во 2—3 вв. н.э. филос. Д. трансформируется в т.н. религиозный Д. или, в историко-философской квалификации, в неодаосизм. Для последнего характерно занятие алхимией, магией, медитацией, демонологией и т.п. Относительно филос. Д. религиозный Д. претерпел сложную организационную эволюцию, что ознаменовалось созданием школы «Тянь ши [дао]» («[Дао] Небесных наставников»), во главе которой встал первый патриарх Чжан Даолин (1—2 вв. н.э.). В 4 в. она дополнилась созданием еще двух школ — «Шанцин» («Высшая чистота») и «Линбао» («Духовная драгоценность»). В Средние века религиозный Д. вместе с конфуцианством и буддизмом составили религиозно-филос. триаду «сань цзяо» («три учения»), определявшую идеологию Китая вплоть до 20 в.
Ян Хиншун. Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. М.; Л., 1950; Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая — Ян Чжу, Ле-цзы, Чжуан-цзы (VI—IVвв. до н.э.). М., 1967; Малявин В.В. Чжуан-цзы. М., 1985; Лукьянов А.Е. Лао-цзы (философия раннего даосизма). М., 1991; Торчинов Е.А. Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания. СПб., 1993; Чжуан-цзы. Ле-цзы. М., 1995; Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина». М., 1996; Лао-цзы. Обрести себя в Дао. М., 1999; Торчинов Е.А. Даосизм. «Дао дэ цзин». СПб., 1999; Лукьянов А.Е. Лао-цзы и Конфуций: философия Дао. М., 2000; Legge J. The Texts of Taoism. New York, 1962. Pt 1, 2; Lafargue M. The Tao of Tao te ching. A Translation and Commentary. New York, 1992.
А.Е. Лукьянов
ДАРЕНДОРФ (Dahrendorf) Ральф Густав (р. 1929) — нем. социолог и политический деятель. В 1958—1967 — проф. ун-тов Гамбурга, Тюбингена и Констанца. В 1968—1974 — член федерального правления СвДП. С 1974 — директор Лондонской школы экономики и политических наук, живет в Англии. С 1982 — председатель правления Фонда Ф. Наумана. В 1990-е гг. — член комиссии Европейского Сообщества.
Либерально-демократические взгляды Д. сформировались под влиянием К. Маркса и К. Поппера. Свою конфликтную модель общества Д. строит на основе функционализма Т. Парсонса, критикуя его за утопическую теорию социального равновесия. Считает невозможной теорию, которая объясняла бы всю социальную действительность. Согласно Д., социальную группу (у Д. — принудительно координированную ассоциацию) определяют отношения распределения и господства, вменяемые индивидам нормы ролевого поведения. Выделяет роли, содержащие власть (т.е. дающие полномочия для установления и истолкования норм и применения санкций за их нарушение), и роли без власти. В содержание первых Д. включает интересы поддержания порядка и сохранения господства, а во вторые — интересы перераспределения. Объективные интересы разделяют мир на потенциальные конфликтные квазигруппы (классы). Д. рассматривает конфликт (между ролевыми ожиданиями, ролями внутри группы, группами, на уровне всего общества, между гос-вами; между равными, между господствующим и подчиненным, между целым и частью — всего 15 типов) как необходимый элемент социальной структуры, источник общественного развития. Благополучное общество не подавляет конфликты, а устанавливает нормы их урегулирования, условием которого является социальная мобильность (возможности для изменения человеком или группой своего места в обществе). Чем больше индивид привязан к своей социальной позиции, тем больше он привержен интересам своей группы и тем интенсивнее конфликт. Отношения производства и собственности не объясняют конфликтов в экономике и политике, они вторичны по сравнению с распределением и притязаниями на контроль за ним. Кризис современной демократии Д. видит в том, что класс обеспеченного большинства ради сохранения своего уровня жизни и общественного порядка готов поступиться либеральными свободами, утратил социальную сплоченность и провоцирует сепаратизм.
Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959; Homo Sociologicus. Koln, 1961; Gesellschaft und Freiheit. Munchen, 1965; Die Chancen der Krise. Stuttgart, 1983.
ДВИЖЕНИЕ — в широком смысле — всякое изменение, в узком — изменение положения тела в пространстве. Д. стало универсальным принципом в философии Гераклита («все течет»). Возможность Д. отрицалась Парменидом и Зеноном из Элей. Аристотель подразделил Д. на изменение в форме и изменение (увеличение или уменьшение) в размере. Диалектика, развивавшаяся Г.В.Ф. Гегелем, марксизмом и марксизмом-ленинизмом, выдвигала три общих закона всякого Д.: борьба противоположностей, переход количественных изменений в качественные и отрицание отрицания. Первый из этих принципов неясен, т.к. не дано определения «диалектического противоречия», второй — неуниверсален, третий — ошибочен, поскольку истолковывает всякое Д. как переход от низшего к высшему.
ДВОЙСТВЕННАЯ ИСТИНА — термин, обозначающий теорию, согласно которой описание, или описательное высказывание, может быть истинным при одном его основании (т.зр., с которой нечто описывается) и ложным при др. основании. Данная теория сложилась в Средние века, когда обнаружилось, что некоторые положения философии Аристотеля противоречат догмам христианства и ислама. Это затруднение попытались преодолеть с помощью учения о разделении филос. и богословских истин: истинное в философии может быть ложным в теологии, и наоборот. Теории Д.и. придерживались Ибн Рушд (Аверроэс) и его последователи, номиналисты И. Дунс Скот и У. Оккам и др. Широкое распространение учения об истинности некоторых описаний в теологии и ложности их в философии или др. областях знания получило в эпоху Возрождения (П. Помпонацци, падуанская школа аверроистов и др.). Стремясь отграничить научное исследование от теологических рассуждений, этого учения придерживался позднее Т. Галилей.
Обычно теория Д.и. истолковывается узко, как касающаяся лишь взаимных отношений истин философии и теологии. При широком истолковании эта теория относится ко всем описаниям, независимо от области знания, в которой они получены.
ДЕДУКЦИЯ (от лат. deductio — выведение) — переход от посылок к заключению, опирающийся на логический закон, в силу чего заключение с логической необходимостью следует из принятых посылок. Характерная особенность Д. заключается в том, что от истинных посылок она всегда ведет только к истинному заключению.
Д. как умозаключению, опирающемуся на логический закон и с необходимостью дающему истинное заключение из истинных посылок, противопоставляется индукция — умозаключение, не опирающееся на закон логики и ведущее от истинных посылок к вероятному, или проблематичному, заключению.
Дедуктивными являются, напр., умозаключения:
Если лед нагревается, он тает.
Лед нагревается.
Лед тает.
Черта, отделяющая посылки от заключения, стоит вместо слова «следовательно».
Примерами индукции могут служить рассуждения:
Бразилия — республика; Аргентина — республика.
Бразилия и Аргентина — южноамериканские государства.
Все южноамериканские государства являются республиками.
Италия — республика; Португалия — республика; Финляндия — республика; Франция — республика.
Италия, Португалия, Финляндия, Франция — западноевропейские страны.
Все западноевропейские страны являются республиками.
Индуктивное умозаключение опирается на некоторые фактические или психологические основания. В таком умозаключении заключение может содержать информацию, отсутствующую в посылках. Достоверность посылок не означает поэтому достоверности выведенного из них индуктивного утверждения. Заключение индукции проблематично и нуждается в дальнейшем исследовании. Так, посылки и первого, и второго приведенных индуктивных умозаключений истинны, но заключение первого из них истинно, а второго — ложно. Действительно, все южноамериканские государства — республики; но среди западноевропейских стран имеются не только республики, но и монархии.
Особенно характерными Д. являются логические переходы от общего знания к частному типа:
Все люди смертны.
Все греки — люди.
Все греки смертны.
Во всех случаях, когда требуется рассмотреть какое-то явление на основании уже известного общего правила и вывести в отношении этого явления необходимое заключение, мы умозаключаем в форме Д. Рассуждения, ведущие от знания о части предметов (частного знания) к знанию обо всех предметах определенного класса (общему знанию), — это типичные индукции. Всегда остается вероятность того, что обобщение окажется поспешным и необоснованным («Сократ — умелый спорщик; Платон — умелый спорщик; значит, каждый человек — умелый спорщик»).
Нельзя вместе с тем отождествлять Д. с переходом от общего к частному, а индукцию — с переходом от частного к общему. В рассуждении «Шекспир писал сонеты; следовательно, неверно, что Шекспир не писал сонетов» есть Д., но нет перехода от общего к частному. Рассуждение «Если алюминий пластичен или глина пластична, то алюминий пластичен» является, как принято думать, индуктивным, но в нем нет перехода от частного к общему. Д. — это выведение заключений, столь же достоверных, как и принятые посылки, индукция — выведение вероятных (правдоподобных) заключений. К индуктивным умозаключениям относятся как переходы от частного к общему, так и аналогия, каноны индукции, целевое обоснование и т.д.
Дедуктивные умозаключения позволяют из уже имеющегося знания получать новые истины, и притом с помощью чистого рассуждения, без обращения к опыту, интуиции, здравому смыслу и т.п. Д. дает стопроцентную гарантию успеха. Отправляясь от истинных посылок и рассуждая дедуктивно, мы обязательно во всех случаях получим достоверное знание.
Не следует, однако, отрывать Д. от индукции и недооценивать последнюю. Почти все общие положения, включая и научные законы, являются результатами индуктивного обобщения. В этом смысле индукция — основа нашего знания. Сама по себе она не гарантирует его истинности и обоснованности, но она порождает предположения, связывает их с опытом и тем самым сообщает им определенное правдоподобие, более или менее высокую степень вероятности. Опыт — источник и фундамент человеческого знания. Индукция, отправляющаяся от того, что постигается в опыте, является необходимым средством его обобщения и систематизации.
В обычных рассуждениях Д. только в редких случаях предстает в полной и развернутой форме. Чаще всего указываются не все используемые посылки, а лишь некоторые. Общие утверждения, которые кажутся хорошо известными, опускаются. Не всегда явно формулируются и заключения, вытекающие из принятых посылок. Сама логическая связь, существующая между исходными и выводимыми утверждениями, лишь иногда отмечается словами, подобными «следовательно» и «значит». Нередко Д. является настолько сокращенной, что о ней можно только догадываться. Проводить дедуктивное рассуждение, ничего не опуская и не сокращая, обременительно. Однако всякий раз, когда возникает сомнение в обоснованности сделанного вывода, необходимо возвращаться к началу рассуждения и воспроизводить его в возможно более полной форме. Без этого трудно или даже невозможно обнаружить допущенную ошибку.
Дедуктивная аргументация представляет собой выведение обосновываемого положения из иных, ранее принятых положений. Если выдвинутое положение удается логически (дедуктивно) вывести из уже установленных положений, это означает, что оно приемлемо в той же мере, что и сами эти положения. Обоснование одних утверждений путем ссылки на истинность или приемлемость др. утверждений — не единственная функция, выполняемая Д. в процессах аргументации. Дедуктивное рассуждение служит также для верификации (косвенного подтверждения) утверждений: из проверяемого положения дедуктивно выводятся его эмпирические следствия; подтверждение этих следствий оценивается как индуктивный довод в пользу исходного положения. Дедуктивное рассуждение используется также для фальсификации утверждений путем показа того, что вытекающие из них следствия являются ложными. Не достигшая успеха фальсификация представляет собой ослабленный вариант верификации: неудача в опровержении эмпирических следствий проверяемой гипотезы является аргументом, хотя и весьма слабым, в поддержку этой гипотезы. И наконец, Д. используется для систематизации теории или системы знания, прослеживания логических связей входящих в нее утверждений, построения объяснений и пониманий, опирающихся на общие принципы, предлагаемые теорией. Прояснение логической структуры теории, укрепление ее эмпирической базы и выявление ее общих предпосылок является вкладом в обоснование входящих в нее утверждений.
Дедуктивная аргументация является универсальной, применимой во всех областях рассуждения и в любой аудитории. «И если блаженство есть не что иное, как жизнь вечная, а жизнь вечная — это познание истины, то блаженство — это не что иное, как познание истины» — Иоанн Скот (Эриугена). Это теологическое рассуждение представляет собой дедуктивное рассуждение, а именно силлогизм.
Удельный вес дедуктивной аргументации в разных областях знания существенно различен. Очень широко она применяется в математике и математической физике и только эпизодически — в истории или эстетике. Имея в виду сферу приложения Д., Аристотель писал: «Не следует требовать от оратора научных доказательств, точно так же как от математика не следует требовать эмоционального убеждения». Дедуктивная аргументация является очень сильным средством, но, как и всякое такое средство, она должна использоваться узконаправленно. Попытка строить аргументацию в форме Д. в тех областях или в той аудитории, которые для этого не годятся, приводит к поверхностным рассуждениям, способным создать только иллюзию убедительности.
В зависимости от того, насколько широко используется дедуктивная аргументация, все науки принято делить на деду кти вн ы е и индуктивные. В первых используется по преимуществу или даже единственно дедуктивная аргументация. Во вторых такая аргументация играет лишь заведомо вспомогательную роль, а на первом месте стоит эмпирическая аргументация, имеющая индуктивный, вероятностный характер. Типично дедуктивной наукой считается математика, образцом индуктивных наук являются естественные науки. Однако деление наук на дедуктивные и индуктивные, широко распространенное еще в нач. 20 в., сейчас во многом утратило свое значение. Оно ориентировано на науку, рассматриваемую в статике, как систему надежно и окончательно установленных истин.
Понятие «Д.» является общеметодологическим понятием. В логике ему соответствует понятие доказательства.
Аристотель. Аналитики. М., 1952; Черч А. Введение в математическую логику. М., 1960; Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997; Ивин А.А. Логика. М., 1999.
А.А. Ивин
ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ — концепция, согласно которой в современных обществах уменьшается роль идеологий, вытесняемых формами позитивного знания. Несомненна соотнесенность концепции Д. с традицией позитивизма. Социальной базой Д. является «новый класс» технократов и менеджеров, пытающихся освободиться от излишней опеки политиков и идеологов и от давления традиционной среды, защищающей свои ценности. Девизом сторонников Д. стал тезис: все то, что идеологически одержимые левые обещали достичь посредством социальной революции, гораздо эффективнее достигается посредством научно-технической революции. С установками Д. в Зап. Европе 1950 — 1960-х гг. связывали не только социально-политическую стабилизацию обществ, истерзанных войной и классовым противостоянием, но и надежды на модернизацию сознания — преодоление традиционного утопизма и иррационализма.
Д. имела два адресата: научно-техническую интеллигенцию и обывателя, воплощающего тип «потребительского человека». Для научно-технической интеллигенции были значимы собственно позитивистские установки Д. — тот идеал точного, верифицируемого и инструментального знания, опираясь на который поднимающееся общество технократов защищалось от морально-идеологической цензуры «традиционалистов» — левого и правого идеологического «клира». Для потребителя, взятого технократами в союзники в борьбе с «традиционным менталитетом», Д. означала реабилитацию «принципа удовольствия», ослабление давления старой жертвенной морали, мешающей приобщиться к благам потребительского общества и «цивилизации досуга». В технократическом варианте концепцию Д. в 1960-е гг. развивали Д. Белл, Дж. Гэлбрепт (США), Р. Арон, Ж. Фурастье (Франция); в потребительско-гедонистическом варианте — адепты «цивилизации досуга» и индустрии СМИ (М. Каплан, Л. Ловенталь, Ж. Дюмадезье, Э. Морен, Ж. Казанев и др.).
ДЕИЗМ (от лат. Deus — Бог) — религиозно-философское воззрение, характерное прежде всего для философии Нового времени. Сам термин получил распространение в протестантских кругах, в частности у социниан, которые употребляли его, чтобы обозначить свое отличие от атеистов. В 17 в. Д. обнаруживает себя в т.н. естественной религии, развивавшейся X. Чербери, Т. Гоббсом, отчасти Дж. Локком. Б. Паскаль классифицировал деистов (наряду с атеистами и либертенами) как противников христианства, а Ж. Боссюэ — как «скрытых атеистов». Наивысшее развитие Д. получил в философии Просвещения. Деистами было большинство фр. энциклопедистов. В Великобритании к деистам относят Дж. Толанда, А. Шефтсбери, М. Тин-дала, Г. Болингброка. В Германии к Д. примыкали Д. Реймарус, М. Мендельсон, Г.Э. Лессинг.
Решая проблему отношения Бога и мира, деисты старались избегать опоры на религиозную догматику и откровение. По И. Канту, «у деистов совсем нет веры в Бога, а есть только признание первоначального существа или высшей причины». Согласно Д. Дидро, деист тот, кто верит в Бога, но отрицает всякое Откровение. В качестве первопричины Бог создал неизменные законы, которым следует мир. В то же время, по мнению деистов, Бог имманентно не присутствует в творении, будучи совершенно отличен от него, как часовщик отличен от сделанных и заведенных им часов. Откровение поверяется разумом и либо отбрасывается, либо принимается в зависимости от последнего. Мировое бытие следует предвечному плану. Предопределены все события, в нем происходящие. Целью человеческого существования и его высшим долгом является следование созданным Богом законам природы. С одной стороны, Д. противопоставлял себя теизму, исходившему из имманентности Бога миру, признававшему непосредственное присутствие Провидения в мировых событиях. С др. стороны, Д. противостоял пантеизму, отождествлявшему Бога и природу. Д. предполагал религиозную терпимость, неприятие фанатизма. За пределами «общечеловеческой религии» он зачастую допускал религию «частную», обусловленную традициями, привычками того или иного народа или социального слоя.
В настоящее время применительно к философии Д. имеет чисто историческое значение, хотя в неотрефлектированной форме его исповедуют многие современные естествоиспытатели.
Вороницын И.П. История атеизма. Рязань, 1930; Mauthner F. Der Atheismus und seine Geschichte in Abendlande. Stuttgart; Berlin, 1921 — 1923; OrrJ. English Deism: Its Roots and its Fruits. London, 1934; Nicolson H. The Age of Reason. London, 1960; Stephen L. History of English Thought in the Eighteen Century. Vol. 1-2. Oxford, 1962.
ДЕКАРТ (Descartes) Рене (латинизир. имя — Карте-з и й; Renatus Cartesius) (1596—1650) — фр. философ и ученый, один из основателей философии и науки Нового времени. Основные философско-методологические соч.: «Рассуждение о методе» (1637), «Размышления о первой философии» (1641), «Начала философии» (1644). Д. учился в иезуитском коллеже Ля Флеш, одном из лучших учебных заведений тогдашней Европы. Однако науки, которые он там штудировал (а Д. был не последним учеником), не удовлетворили его. По выходе из коллежа Д. предпочел обратиться к «книге мира», т.е. к наблюдению за реальной жизнью и, далее, к физическим и медицинским опытам. Позиция «наблюдателя» в наибольшей мере отвечала темпераменту Д. Ни школьная философия, ни школьная логика не отвечали его потребности в твердом и безусловном знании. Низкая (и не всегда справедливая) оценка схоластической философии и силлогистической логики сохранялась у него всю жизнь. Основной упрек, который он адресует философии, весьма характерен — она спорна. Но если она вызывает споры, значит, она не достигает истины. Вся жизнь Д. прошлапод знаком поиска истины, основным инструментом для достижения которой призвана была стать новая наука. В молодом возрасте Д. выдвигает баснословный проект создания такой единой науки — mathesis universalis, которая охватывала бы все области человеческого знания и руководствовалась математическим познанием как образцом для всякой частной дисциплины, всякого научного поиска. Эта наука представлялась ему в виде дерева, корнями которого была метафизика, стволом — физика, а ветвями — частные науки. Однако условием создания подобной науки должна была стать методология. Требование разработки методологии радикально отличало позицию Д. от того, как строилась ренессансная наука. Последняя не устраивала Д. прежде всего потому, что в ней важное не было отделено от неважного, случайное от необходимого. Она представлялась собранием утверждений, в котором преобладали комплементарность и простое сложение (М. Фуко). Связи между фактами выстраивались на основании аналогии, подобия, симпатий и антипатий. Такая форма систематизации не обеспечивала всему корпусу фактов ни достоверности, ни необходимости, ни всеобщности. В ней отсутствовала иерархия. Чтобы создать таковую, необходимо было выделить ее основание. Им должны были стать утверждения (типа постулатов Евклида), очевидность и неоспоримость которых с необходимостью удостоверялась бы их предельной простотой. Цель картезианской методологии и заключалась в подведении сознания к восприятию чего-то максимально простого, чья ясность и очевидность не могла быть поставлена под сомнение именно в силу отсутствия к.-л. затемняющих и искажающих его предпосылок. Доступность этой простоты должна была разделяться всеми мыслящими существами. Собственно способность ее удостоверять, которую Д. называет интеллектуальной интуицией, и составляет, с его т.зр., универсальное свойство всякого человека, обусловливающее возможность существования особого феномена — науки. Методология Д. концентрируется вокруг этой способности, фиксируя ее всеобщность, описывая условия, при которых она может быть задействована, и редуцируя к ней все остальные познавательные процедуры.
Однако применение методологии требовало, согласно Д., основополагающей метафизической операции — обоснования правомерности признания достоверности самого акта интеллектуальной интуиции. Д. поставил под сомнение не только основание всех эмпирических фактов — существование внешнего сознанию мира, но и истинность интуитивных актов. Из того, напр., что все мы с необходимостью, т.е. ясно и отчетливо, признаем, что параллельные прямые не пересекаются, еще не следует, предположил Д., что данное утверждение является истиной. Методологическая убедительность должна быть удостоверена методологическим сомнением. Последнее приводит к констатации безусловной реальности только одного — акта самого сомнения. Поскольку, согласно Д., сомнение является одной из форм мышления, то несомненно только оно. В свою очередь, несомненность мышления предполагает несомненность существования носителя мышления — субъекта (res cogitans). Признание абсолютной достоверности последнего, не вполне корректное с логической т.зр., имеет тем не менее исключительно важное значение, ибо обусловливает достоверность перехода от мышления к бытию, от идеи, действительность которой как духовного образования собственно не ставится под сомнение, к некоему реальному существованию, присутствующему иначе, чем просто в акте мысли, но столь же бесспорному, сколь и существование идеальной реальности. Д. формулирует знаменитый тезис: мыслю, следовательно, существую (cogito, ergo sum). Принцип cogito стал основанием всей новой философии, ориентированной на обоснование возможности научного знания. В то же время он обусловил и определенную трактовку человека — как автономного разумного субъекта, который для своего сущностного определения не нуждается ни в чем, кроме мышления.
В той мере, в какой констатация наличия процесса мышления не требует выведения последнего из ч.-л. иного, чем оно само, мышление у Д. играет роль субстанции. Субстанция понимается им, с одной стороны, как носитель качеств, а с другой — как то, что не требует для своего существования ничего, кроме самой себя. Субстанциальность мысли, духа обнаруживается в непосредственной открытости самому себе. В этом смысле субъект мышления субстанциально един с актом мышления. Res cogitans (мыслительная субстанция) непротяженна и неделима. Существование др. субстанции — протяженной, т.е. имеющей объем, — не обладает статусом самодостоверности, поскольку требует опосредования. Однако останавливаться на одной лишь духовной субстанции (так поступит позже Дж. Беркли) Д. не может, т.к. в этом случае естествознание лишается своего предмета. Перед Д. встает вопрос об обеспечении столь же достоверного перехода от мысли к протяженности. Это центральный вопрос метафизики Д., который ставит перед ним проблему Бога. Д. отмечает, что настоящий естествоиспытатель не может быть атеистом. Ведь его объект — природа, а ее реальность невозможно обосновать, иначе как обращаясь к существованию Бога и отталкиваясь от его существования. Но бытие Бога требует доказательства. Д. апеллирует к идее совершенного, которая присутствует в сознании с самого начала. Ведь если бы этой идеи там не было, невозможен был бы и акт сомнения, обусловленный предваряющим осознанием несовершенства того, что ставишь под сомнение. В то же время сама возможность сомнения говорит и о том, что сознание актуально совершенством не обладает. Несовершенное сознание, однако, обладает идеей совершенства, которая имеет иной источник, чем само сознание. Этот источник идеи совершенства должен и сам быть совершенным, а совершенное бытие называется Богом. Тем самым сознание, практикующее методологическое сомнение и достигающее на этом пути несомненности cogito, может это делать лишь в силу открытости Богу. Совершенство Бога гарантирует и то, что Он нас не обманывает и, следовательно, человек обладает истиной. Ее признаками являются ясность и отчетливость тех заложенных в нашем разуме идей, которые обнаруживаются нами в акте интеллектуальной интуиции.
Существование протяженной субстанции столь же очевидно, сколь и существование идей, открытых для «естественного света разума». Протяженная субстанция телесна. Д. отождествляет материю и протяженность и тем самым отрицает идущее от Аристотеля различение «места» и «тела». Из этого отождествления вытекает применимость математики (геометрии) к телесному миру. Кроме того, признание протяженности субстанциальным атрибутом делает невозможной пустоту. Материя у Д. делима до бесконечности. Движение макрообъектов, напр. планет, объясняется наличием вихрей. Источник последних, как и всякого движения, имеет трансцендентный характер. Постоянство законов природы обусловлено постоянством Бога. В первую очередь оно обнаруживается в законе инерции, который впервые сформулировал именно Д. Наряду с протяженностью и обусловленными ею" качествами, такими как величина, фигура, движение, и т.п. («первичными качествами»), Д. признает существование «вторичных качеств» — цвета, запаха, вкуса и т.п., которые, в отличие от первых, представляют собой смутные идеи, имеющие своим непосредственным источником не внешний мир, но аппарат чувственного восприятия.
Признание существования двух субстанций в рамках метафизики Д. не вполне последовательно. И дух, и протяженность не вполне автономны и, значит, не вполне субстанциальны. Обе они сотворены Богом и зависят от Него. Тем более что Д. — сторонник идеи постоянного творения мира Богом. По существу, единственной подлинной субстанцией, являющейся причиной самой себя, у Д. является Бог, что сам философ и признает в «Размышлениях о первой философии». Тем не менее на уровне тварного бытия разделение на res cogitans и res extensa имеет фундаментальный характер. Оно означает, что тело и дух вполне независимы друг от друга. Такого рода дуализм ставит перед Д. существенную проблему: если тело и дух субстанциально разведены, взаимно непроницаемы, то как они взаимодействуют? А то, что такое взаимодействие — эмпирический факт, этого Д. не отрицает. Самый очевидный пример такого рода — человек, сочетающий в себе два этих начала. То, что он мыслящее существо, это удостоверяет принцип cogito — предпосылка всякой истинности. Но этот же принцип удостоверяет и то, что человек также и телесен. Предпосылкой cogito является сомнение. Оно оправданно лишь в той мере, в какой познавательные возможности человека несовершенны. Это несовершенство обнаруживается на уровне восприятия смутных идей, а также поспешных суждений. Д. вообще исходит из того, что заблуждения появляются на уровне суждений, не выверенных в соответствии с правилами метода. Смутность же идей обусловлена их зависимостью от телесной организации человека. Ясные и отчетливые истинные идеи возможны на уровне чистого разума, когда он, вполне отстраняясь от тела, созерцает свое собственное содержание.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 130 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |