В это мгновение, полумёртвый Сварог, лежавший без движения, рывком поднялся на локти. Его глаза были в ужасе распахнуты, а рот раскрыт в немом крике, который постепенно перешел в слабый хрип. Ни Славянка решившая защищать свою честь до конца, ни Фрэй, который хотел взять её силой, не ожидали такого поворота событий. Оба перепугано отскочили в стороны, девушка к стене, а Фрэй падая, угодил рукой в костёр. Молнией вскочив, он помчался к небольшому сугробу около заваленного выхода, прижимая к телу красную по локоть и ещё дымящуюся руку. Варяги, наблюдавшие за действием вожака вздрогнули прогоняя оцепенение. Ульв вновь покосился на стоявших рядом воинов.
- Чего стоите?!! Разве не помните воинского указа Хельги Славного, о тех кто измывается над слабыми. Кто из вас встанет на защиту девушки? Что кроме меня никто не чтит память о великом конунге? – Варяги пристыжено отводили взгляд, лишь старый воин Торбьёрн кривил лицо в раздумьях, поглядывая то на возящегося в снегу Фрэя, то на молодого скальда Ульва, то на сидящего с вытаращенными глазами Сварога, явно не понимавшего где они сейчас находятся. Наконец приняв решение, он подошел к мечу, лежащему на полу, и поднял его взвешивая. Опустив кончик лезвия вниз, он опёрся на эфес ладонями.
- Что ж, мой мальчик, может ты и прав. – И уже громче добавил, обращаясь к вожаку: - Фрэй, по приказу славного конунга Хельги, ты не имеешь права изгаляться над рабами. Так как они не только твоя собственность, но так же принадлежат и всей команде. Ты же не будешь идти против нас?»
Прижимая обожженную на углях руку к телу, Фрэй сдерживая обиду и ярость в голосе прошипел.
- Когда мы выберемся отсюда, ты Торбьёрн, сильно пожалеешь о своих словах. А теперь, верни мне меч!
- Чтобы ты зарубил всех нас? Ну уж нет, отдам, когда остынешь.
- Если не отдашь сейчас, то точно умрёшь, проклятый старик! Я не потерплю такого! Да кем ты себя возомнил!
- Прости Фрэй, но над рабами изгаляться не позволю! Тебе придётся убить и меня и скальда, и останешься тогда с двумя воинами вместо четырёх. Решай.
Фрэй уже подходил к Торбьёрну и в упор смотрел в выцвевшие глаза старого воина. Несколько мгновений они мерялись взглядами, пока Фрэй не прошипел:
- Ладно! Снова твоя взяла старик! Но знай, я никогда не забуду тебе этого!
- Лишь бы порядок в отряде был, а остальное приложится. – Проговорил старый воин, отдавая меч вожаку.
Фрэй усмехнулся, приняв оружие. Развернулся и сделав два шага от Торбьёрна замер, опустив голову. Все варяги молчали, наблюдая за униженным вожаком. Никто не видел на лице опущенном в пол, подлой и коварной улыбки. Ещё мгновение и он с разворота нанёс горизонтальный удар сверкающим лезвием, целясь снести Торбьёрну голову. Выучка и отличная реакция спасли старого и набравшего порядочный вес варяга, он мигом присел, пропуская меч над головой. Остро отточенная сталь срезала кончик варяжской косицы, взметнувшейся при резком движении вверх. Не теряя ни секунды, Фрэй, сделав подшаг к противнику, рубанул сверху вниз. Торбьёрн повернувшись на девяносто градусов, ушел с линии удара, и лезвие высекло лишь искру из небольшого, попавшегося под ногами камешка застряв остриём в земле. Старый воин увидев замешкавшегося вожака, выбросил вперёд правую руку целясь ему в висок. Фрэй оказался быстрее полноватого варяга и, перехватив в полёте руку варяга своей левой, он словно тисками сжал предплечье и потянул его вниз. Торбьёрн оказался к нему спиной и варяг быстро этим воспользовался: он толкнул его в спину ногой, а когда тот отлетел вперёд шагов на пять, вырвал из земли меч.
- Всегда мечтал сразиться с тобой старик! Может раньше ты и был великолепным воином, но сейчас превратился в старую развалину. Отправляйся к Одину, и передай ему привет от меня! – Фрэй сделав ложный выпад мечом вперёд, подождал пока варяг заученным движением уйдёт с линии удара в сторону. И вот тогда он провернувшись вокруг своей оси нанёс удар идущий снизу вверх. Не ожидавший такой атаки Торбьёрн, не успел убрать ногу, стоявшую впереди, и острое лезвие рассекло икру от щиколотки до колена. Не издав ни звука, как истинный сын Одина, он отпрыгнул на одной ноге, не ступая на раненную.
Фрэй гадко рассмеялся, помахивая мечом из стороны в сторону.
- Асам привет от меня! И ещё. Налей там полный кубок от меня, своему безземельному конунгу Хельги Славному! Он так и не смог выкупить свои бедные земли у моего отца Харальда Белозубого! Хех! – С последним выдохом он ударил Торбьёрна в грудь прямым, колющим ударом. Старик даже не пытался увернуться – знал, что раненным долго не выстоит, против молодого и быстрого вожака. Лезвие с хрустом глубоко прошло в грудь, прорезая толстый кожаный доспех. Опустив взгляд на торчащий из груди металл, Торбьёрн сдвинул брови и прошептал с кровавой пеной у рта:
- Хельги очень ошибался в тебе Фрэй, думая, что ты будешь биться вместе с ним плечо к плечу. А ты предал его. Там у песчаных берегов, он мог прорваться к кораблям… Ты затопил суда и удрал. За это ты будешь вечность бродить по колени в ледяной воде подземного мира, вместо прекрасного пира с героями в зале Асов… Ты…
- Заткнись! Заткнись хоть после смерти, проклятый старик! – Фрэй толкнул умирающего воина ногой в грудь, освобождая при этом меч. На пол Торбьёрн упал уже мёртвым, но холодные уста всё-таки смогли вымолвить последнее слово, и слово это было: «Один». Кровавая струйка стекала по его рыжей бороде и усам, образуя на земле лужицу.
Смотревший на смерть своего друга и соратника, Ульв, со слезами в глазах сжал кулаки. Его тело напряглось до предела, а ярость поднимающаяся изнутри, казалось, прорвёт грудь раскалённым потоком. Зарычав, он бросился на вожака. Кто-то схватил под руки, сделал подсечку и уложил на пол. Ещё не окрепшее тело от непосильных нагрузок не хотело ему подчиняться. Его придавили сверху. Что-то кричали на ухо. Он начал разбирать голоса. Двое. Варяги держали его, прижимая к полу. Из глаз хлынули целые ручьи слёз, облегчая страдания молодого скальда. Куда-то уходила ярость, заполняя пустоту чувством невосполнимой потери. Старый варяг был ему как отец. Однажды во время набегов на деревушку, Торбьёрн с его воинами убивали мужчин и грабили их дома. Женщин и детей забирали в полон, чтобы продать на рабовладельческих рынках. У старика не было ни жены ни семьи, вся его жизнь была в битвах. Детей имелось превеликое множество, почитай в каждой разграбленной деревеньке кто-то, да рождался после набегов Торбьёрна. И вот, разменяв третий десяток зим и ещё пять лет, в одной из многих деревушек, он вбежал в уже горящий дом, какого-то маляра, и там увидел маленького, лет четырёх мальчонку.
Личико его было перемазано сажей и грязью, а слёзы бегущие по его щёчкам, оставляли белые мокрые дорожки. Маленький Ульв, как его потом назвал сам Торбьёрн, плакал над изрубленным и поруганным телом своей матери, перемазываясь вдобавок ко всему, ещё и кровью. Около дверей лежало тело отца, не слишком рослого мужчины, убитого сразу же после вторжения варягов в дом. Белая рубаха на груди была сплошь пропитана красной рудой, а в руке до сих пор была зажата коса, которой он хотел оборонять дом.
Крыша уже трещала, обещая вот-вот рухнуть. Тогда Торбьёрн подошел к мальчику. Снова посмотрел на тело молодой матери, которая, уже тогда годилась воину в дочери. Подол её был разорван в клочья, а ноги представляли сплошные кровоподтёки. Посреди высоких и упругих грудей зияла страшная рана, оставленная от меча, кем-то из варягов. Мальчонка вдруг потянул к нему свои маленькие ручки со словом: «Тата». И вот тогда защемило сердце старого воина, и не смог он бросить мальца на погибель.
Сбоку уже валилась крыша, опадая огненными клочьями, ещё миг и сам Торбьёрн бы остался под завалом. Не мешкая, он схватил малыша под мышку выбежал из горящего дома. В тот же час матица рухнула, погребая под собой тела родителей Ульва. Торбьёрн вместе с ревущим мальцом на руках, устремился к своему дракару. Осматривая малыша, старый варяг заметил у него на шее маленькую фигурку из дерева – воющего волчонка. И в тот же миг он придумал пареньку имя – Ульв, что означало волк.
Первым же делом, он отвёз его в свою деревушку, отдав на попечение родичам. Сам же бросив свой грязный промысел, ушел под знамёна Олега Вещего, став со временем гриднем при киевских дозорах. Но вскоре ему надоело гонять по степям трусливых печенегов, снова захотелось в настоящий бой, с лязгом мечей и звоном смыкающихся щитов. Через несколько лет после смерти конунга Олега, стал править на его землях сын Вещего – Хельги, который, чтобы расширить свои земли отправился в военные походы на сарацин, нему-то и примкнул Торбьёрн, уже с, вполне окрепнувшим, Ульвом, которому исполнялось тогда семнадцать зим.
За то время, пока Хельги был за морем, его земли остались без правителя, а богатый ярл Харальд Белозубый подкупил оставшуюся знать и сам уселся на трон конунга. Но если бы Хельги Славный, вернулся на родину с сундуками набитыми золотом, он бы смог нанять дружину, чтобы противостоять Харальду. Добытые сокровища, Хельги с командой оставляли на попечение Митру, хозяину Заячьего Лога, используя бедную деревеньку как перевалочный пункт, чтобы не плавать с золотом на борту. Хельги хотел насобирать нужную сумму за несколько раз, а уж потом отправиться в родные земли, где бы с почётом снова мог вернуть их.
Но судьба сложилась не так как хотелось бы. Турки устроили засаду на берегу, словно кто-то их предупредил о высадке на берег, и перекрыли пути к отступлению. В той битве спасся лишь один корабль – ладья, на которой и плыли после Фрэй с остатком варягов. В бою на берегу, Ульв не принимал участия. Пока было всё спокойно, он со стариком Торбьёрном отправились в трюм, чинить корпус корабля, а когда началась атака, дверь, почему-то оказалась закрытой. И как ни старались её выбить, она не поддавалась, сделанная из толстого дерева. Вспомнили о них тогда, когда корабль уже был далеко от берега.
Старый варяг всё понял. Фрэй оказался предателем, заманившим Хельги в ловушку, и теперь станет конунгом на землях Славного, являясь сыном Харальда Белозубого.
– И как же я раньше не догадывался об этом! – Упрекал себя Ульв, стеная под тяжестью двоих тяжелых варягов.
Видя, что скальд уже успокоился, Сэймунд и Сигурд поднялись с него, давая глотнуть тому, хоть немного воздуха. Фрэй, навис над ним словно скала, прижимая кровавое лезвие к его шее.
- Успокойся скальд! Теперь будешь жить свободнее! Дался тебе этот старик! Он умер смертью воина, и теперь пьёт пиво на пару с самим Одином в зале Асов, да ещё и ест мясо жареного кабана, который на утро снова оживает, чтобы достаться на ужин воинам снова. Теперь же, когда у вас троих, остался единый вожак, всё наладится. Когда выберемся отсюда, я награжу тебя золотом, почище самого князя киевского Игоря! Найдёшь себе жену, дочку боярскую, будешь щеголем по улицам ходить! Ну, так что ты решил, Ульв? Идёшь со мной, или остаёшься здесь сам? – Фрэй протянул скальду руку. Оба варяга, удерживающие его, уже стояли на ногах, наблюдая за Ульвом, чтобы успеть задержать горячего воина, пока не натворил глупостей.
Скальд лежал на полу неподвижно, и лишь его голубые глаза иногда моргали, просверливая дыры в вожаке. Пауза затянулась надолго. Фрэй уже начал терять терпение и уже собрался убрать руку, как молодой варяг принял её.
- Вот и хорошо! – Засмеялся Фрэй. – Теперь, мы одна команда! Как выберемся, обещаю дать тебе половину сундука с золотыми дирхемами или гульденами!
Скальд молчал. Лишь грусть в его глазах была ответом на обещания вожака.
Тело старого варяга, Сэймунд и Сигурд, положили около входа, «чтоб на глаза не попадалось», как выразился Фрэй. И действительно, в ту небольшую нишу, куда его положили, совсем не проникал свет, так, что и видно Торбьёрна не было.
Ульв прошел к костру и заметил сидящих по ту сторону пламени, Сварога и Славянку. Девушка, что-то нашептывала на ухо рабу. «Наверное, рассказывает ему, всё, что произошло за то время, пока он был без сознания.
Надо же, какой странный раб. Ещё утром, на ногах не стоял, помирал от холода. Весь день, пока нёс его, даже не подавал признаков жизни. А тут, около костра отогрелся и вроде бы неплохо выглядит, хотя сидит в мокрой рубахе. В мокрой! Значит и эта миленькая девушка, что приобнимает его за плечи, стараясь удержать его в сидячем положении, тоже в мокрой одежде, которую так хотел сорвать Фрэй»! – Повернувшись к вожаку он сказал, уже холодным и спокойным голосом:
- Фрэй, рабы до сих пор в мокрой и холодной одежде. Может, стоит просушить её, чтобы не заболели?
- Ты разве не видел, скальд, что я так и хотел сделать. Но этот раб, будь он проклят, перепугал меня, почище самой смерти, а затем и старик вступился за них!
- А может, стоило не так говорить? Ты ведь видишь, что девушка из честного рода, благородного. Она не сможет раздеться в присутствии мужчин.
- Думай, что говоришь, скальд! Ты предлагаешь оставить её одну, чтобы сбежала!
- Куда она сбежит? Здесь прямая пещера, а вход завален деревом! Я предлагаю, дать ей чью-то рубаху, на время, пока её платье не высохнет.
- Хм! Чью, на пример? Мою?
- Ей лучше подойдёт Сигурда. Он самый крепкий и высокий среди нас. В его рубахе, она будет как в шатре. Кстати! Ты хотел отправить Сигурда и Сэймунда поразнюхивать здесь всё, в поисках воды или пищи. Мне кажется, сейчас самое время. Меньше глаз будут пялиться на девушку.
- А чтоб тебя! Печешься о ней словно о своей! – Взорвался Фрэй. – Не забывай, мы их продадим при первой же возможности! Затем заберём остатки огузского золота, на песчаных берегах, и наконец-то отправимся в Норэйг, где мой отец сейчас конунгом, но только до того, как вернусь я! Ха-ха-ха! Я убью его и сам стану править! А ты будешь слагать песни в мою честь! В честь нового конунга Норвегии – Фрэйя Храброго! Запомнил, скальд?
- Хорошо, я буду помнить об этом, Фрэй. – Скальд смиренно наклонил голову.
Смерив его испытующим взглядом, вожак обратился к варягам, стоявших сбоку от него:
- Вы, двое, сейчас идёте искать воду, едё или вообще хоть что-то что можно употребить в пищу. Если здесь есть трава, могут быть и родники.
Сэймунд, не изменяя своему характеру, молчал, а Сигурд возразил.
- Фрэй, там темно! Как мы, что-то сможем увидеть?
- Ну, не знаю. Возьмите рубаху из-под стегача старика. Ветки под ногами. Сделайте факел. Только будете идти быстро, так как тряпьё, без смолы очень скоро прогорит. Живее варяги! Я ещё хочу выбраться отсюда живым, а не умереть от старости дожидаясь вас!
Воины засуетились. Они подбежали к заваленному входу, ища мёртвого старого воина. Ругаясь, кое-как сняли с него стегач, а затем рубаху. Перемазавшись в чёрной, густой крови, они наконец-то принесли её к костру. Пока один выбирал ровные палочки для факела, Сигурд подошел к вожаку, распрямляя в руках рубаху. Фрэй, догадавшись, чего хочет воин, уперев меч в землю остриём, наклонил его. Тогда, воин присел на корточки, и стал разрезать полотно на толстые ленточки. Через какое-то время, в его руках уже находилась вся разрезанная рубаха.
Сэймунд уже стоял и ждал соратника, вглядываясь во тьму пещеры. Плотно обмотав ленточки вокруг палок, Сигурд отдал их Сэймунду, оставляя себе один и зажигая его от костра.
- Готово. – Буркнул в бороду, огромный варяг, которому, вожак разрешил одеть лишь один стегач, без тёплой рубахи, до сих пор, греющейся около костра. Доспех царапал тело мелкими заклёпками и заставлял постоянно чесаться.
Фрэй, хмуря брови, молча указал пальцем во тьму, отдавая приказ идти в разведку немедленно. Подошедший к нему скальд, негромко сказал:
- Фрэй! Давай немного пройдём с ними, пусть пока девушка переоденется…
- Да, ты в своём уме, сожри тебя тролль!
- Фрэй. Ты должен быть достойным конунгом в Норэйг. Начни с малого, дай рабыне переодеться.
- Не перегибай палку, скальд, а то треснет и даст по лбу!
- За это, я обещаю сложить о тебе песнь!
Фрэй, уже было развернувшийся к костру, замер. Медленно переведя взгляд на скальда, он с сомнением проговорил:
- Песнь? А что мне с неё будет? Лишь красивый набор слов!
- Песней можно не только тешить и память, но управлять сердцами людей. Песнь может будоражить души, вызывая в них разные чувства. Чувство радости и грусти, ярости и, наоборот, смирения. Чувства любви и чувства ненависти. Песнь, она же двигает народом, а тебе это очень пригодиться в наших землях. Тебя и твоего отца не слишком жалует народ, хоть знать и признала его конунгом. Я же помогу тебе завоевать их симпатию и преданность!
Немного подумав, лицо Фрэя прояснилось. На нём появилось какое-то подобие улыбки, больше похожей на волчий оскал.
- А что б тебя, сам Тор по голове тебя молотом огрел, ты прав скальд! Пускай все в Норэйг знают, какой у них будет щедрый и добрый конунг! – И уже обращаясь к Славянке, до сих пор поддерживающей Сварога в сидячем положении. – Возьми рубаху, девка, переоденься. Да и сапожки свои просуши, не хочется тебя бросать где ни будь в этой пещере. На пример рядом с Торбьёрном! Ха-ха-ха!
Идём же, скальд! Проведём немного этих двоих, пока не сгорел факел! – И хлопнув Ульва по плечу, потащил за освещающими тёмный зев пещеры, варягами.
Увидев, что они ушли, Славянка посмотрела на древлянина. Тот же в свою очередь проговорил хриплым и местами пропадающим голосом:
- Не держи… меня. Я уже сам смогу сидеть. Скорее переодевайся, пока они не вернулись. Я отвернусь…
-Уж кто бы сомневался. – Хмыкнула девушка.
Сварог повернулся на бок, рассматривая деревянную стену пещеры. Отблески огня отбрасывали на ней тень переодевающейся в рубаху Славянки. Если костерок и искажал тень девушки отбрасываемую на стену, то не намного. Взору стрелка открылась красивая фигура с тонкой талией и на мгновение показавшимися высокой грудью. В этот миг он, казалось, лежал не в прогнившей пещере внутри огромного древа, а пребывал где-то далеко-далеко отсюда. Там где всё налажено и идёт своим чередом. Где тепло и уютно, сытно и всего в достатке. А взор его, всё так же изучал тень. Покатый изгиб бёдер, похожий на греческую амфору, находящуюся в скифском кургане…
- Курган!!! – Заорал Сварог с вытаращенными как у совёнка глазами, резко поворачиваясь к ещё не успевшей одеться девушке. И тут же закашлял, так как горло, всё ещё болело. Славянка вскрикнула и отпрыгнула в сторону, прячась за ярким пламенем костра. Наверное, в эту секунду Сварог густо покраснел, так как бледные до этого щёки вспыхнули, горя жарким пламенем. Поняв, что натворил, снова быстро отвернулся к стене. Он с силой зажмурил свои, никак не желавшие подчиняться, глаза. Но как не старался, а один глаз посматривал на стену. Там была уже совсем иная картина: огромная рубаха, полностью скрыла все чудесные очертания, сахарно белого тела. Подняв к лицу свою левую руку, он нашел взглядом неправильно сросшийся шрам, на левом мизинце.
Однажды, в один из прекрасных зимних вечеров, он сидел за одним столом с Зайкой, Будимиром и его женой Натой. Огромный кувшин с хмельным мёдом, был уже на половину пуст. А Зайка всё упрекала его в том, что он никогда не будет верным мужем.
- Разве сможешь ты сохранить верность, если на девок смотришь, как кот на сметану? Да и они за тобой поглядывают, стреляя бесстыдными глазищами!
- Ну, что ты, Зайка! Конечно смогу! Вот, смотри! Я, перед священным огнём Деда Сварога, клянусь тебе в верности! И если изменю, хоть с одной женщиной, да будет проклят род на семь поколений! - Ответил тогда Сварог хватая нож, лежащий на столе. Хотел пошутить. И подставив мизинец, черканул по нему острым лезвием. Мгновение, и палец защипало. Костерок в печи взвился ярким пламенем до самого дымаря, а горящая лучинка на столе, ослепила словно луч Красного Солнышка. Не рассчитав силы он глубоко, почти до кости разрезал мочку. Кровь так и хлынула, словно с резаного поросёнка. Все сидели и ошарашено смотрели на его безумное действие. Будимир опомнился первый.
– Чего творишь, бестолочь! Чего же ты нагородил здесь, дурья твоя башка!
- Ну добей, чтоб не мучился. – Виновато говорил тогда Сварог.
Пока стрый ходил за куском ветоши, стрелок, зажимая рану, прижал палец к своему деревянному кубку. Уже скоро кровь остановили, а тот кубок, Сварог стал почитать как оберег его клятвы. Стрый тогда ещё сказал:
- Учти друже, хоть и в пьяном угаре клялся, но за язык тебя никто не тянул. И теперь, если не хочешь, чтобы Дед Сварог отвернулся от тебя и твоих потомков, волей неволей, а придётся соблюдать клятву.
- Знаю. Слово не воробей – вылетит не поймаешь.
- Эх, балда! И где тебя такого нашли только.
- Я пошутить хотел, для веселья, а он, ну нож, как будто сам расслоил кожу.
- Наверное, такова воля Богов. Если сам не сможешь хранить своей женщине верность, так пусть хоть клятва держит!
- И то верно…
Сварог лежал на боку и пялился на палец. Когда переодетая Славянка подошла к нему и уперев руки в боки, окликнула – вздрогнул, возвращаясь из своих воспоминаний снова в пещеру. Она стояла над ним. Рассерженная и злая. В одной лишь рубахе, достигающей чуть выше колен, зато втрое шире поперёк. Он сглотнул слюну, поднимая взгляд от голых щиколоток по крепким белоснежным икрам до изящных нежных коленок.
- Ну, что, насмотрелся, наглая твоя морда? – Замахнулась на него Славянка.
- Прости. Я совсем не хотел этого. Так вышло. – Щурился Сварог, предчувствуя удар, по «наглой морде».
- Ага! Знаю я вас мужиков! То, значит другом прикидывался, а как только наедине остались, так и норовишь под подол залезть! – Злорадно обвиняла его девушка, размахивая руками, словно ветряк.
- Да, что ты! И в мыслях не было, – немного привирал он. – Я просто вспомнил…
- Небось, подружку свою вспомнил, да? А тут и я как раз, оказалась?
- Нет-нет, тут всё гораздо серьёзнее.
- Что может быть серьёзнее твоих бесстыжих глаз? – Не унималась та.
- А то, что я знаю, как нам выбраться отсюда!
- Как? Раскапывать вход, пока остальные не пришли? – Она, казалось, вмиг забыла об обиде.
- Нет. Понимаешь, пока я спал, мне было видение. Где-то здесь находиться старый курган скифского царя и его четырёхсот воинов. Нужно просто найти
к нему ход!
И Сварог рассказал ей всё, что смог припомнить из своего сновидения.
Немного посидели, посматривая на успокаивающее пламя. Славянка подогнув колени, натянула на них широкую рубаху, полностью прячась под ней, оставляя на поверхности, лишь голову, с белокурыми волосами водопадом спадающих по грубой варяжской рубахе. После рассказа парня, девушка поведала ему о том, как молодой варяг Ульв тащил его на себе не давая замёрзнуть под ледяными потоками морозного ветра. Затем как он случайно, пробил головой проход в толстенном стволе, с оказавшейся именно в том месте прогнившей пещерой. А после и то, что хотел сотворить варяжский вожак, но тут проснулся Сварог и подпрыгнул с таким видом, словно говорил с призраком. Чем несказанно перепугал не только Фрэя, но и её тоже, аж до коликов в животе.
Сварог иногда бросал короткие, теперь уже осторожные взгляды, на колышущиеся волны светлых волос. Казалось, что трудности пути ничуть не портили чистоты этих волн. Если у варягов, да и него самого, волосы уже скатались как у диких зубров шерсть и теперь стали похожи на толстые и грязные сосульки, то у Славянки они были чистыми и, казалось, только, что расчёсанными. Стрелку на миг привиделось, что по всему этому дивному водопаду, сверкают светлые искорки, придавая девушке невообразимое сравнение с Лелей – богиней первой юношеской и девичьей влюблённости. От такого странного зрелища, он часто заморгал, отгоняя наваждение, которое тут же прошло, и перевел разговор в несколько иное русло.
- Послушай, Славянка. При первой же возможности нам нужно бежать от этого ублюдка Фрэя и его варягов. Не знаю как тебе, а мне, весёлая, но недолговечная жизнь где-нибудь в каменоломнях не подходит.
- И что ты предлагаешь? Куда же мы от них денемся? Они ведь постоянно с нами и не выпускают из поля зрения ни на минуту!
- Не отчаивайся, я что-нибудь придумаю… уже кстати есть некоторые идеи. Я смотрю этот скальд-рифмоплёт, неплохой парень, совсем не такой как эти головорезы… Может он и поможет, а я пока подумаю как нам его использовать…
@@@ Сварог только и успел развесить свою мокрую, дырявую рубаху, как в коридоре послышались шаги и замелькал огонёк факела.
* * *
Фрэй, Ульв и два варяга шествующих впереди, уже зашли довольно далеко от своего костра. Но окружающие их стены ничуть не менялись. Всё тот же коридор, усеянный мелкими трещинками от каких-то жучков-древоедов.
- Какую песню ты обо мне сложишь, скальд?
- Одну уже сложил. – Оживился Ульв. Когда речь заходила о его песнях, он мог говорить о них от самого рассвета до глубокой ночи.
- Да ну, а послушать можно?
- Ну если ты хочешь… Она называется «Волк».
- О! Начало мне уже нравится! Эй, Сэймунд, дай нам один факел, чтобы мы шли обратно не на ощупь, тыкаясь носами в стены, словно слепые щенки.
Сэймунд молча повиновался. Он отделил один факел из связки и поджег его от огня, соседнего, горящего в руках недовольного Сигурда, который, то и дело пытался почесать зудящую кожу, раздражаемую от острых заусениц стальных заклёпок в его стегаче.
Взяв горящий факел, Фрэй приказал варягам:
- А теперь ступайте. Мы идём обратно к рабам, а то, чего бы не натворили в наше отсутствие. Да не забудьте оставить половину факелов на обратный путь, а то ещё заблудитесь.
Сэймунд, пожав плечами, последовал за уже уходящим в неведомую темноту пещеры Сигурдом. Увидя, что огонёк их факела отдалился достаточно далеко, Фрэй снова обратился к скальду.
- Я жду, Ульв. Ты обещал спеть песню в мою честь. И клянусь, если она мне понравится, ты будешь одним из первых воевод, в моих будущих землях.
Прижав кулак к губам, скальд немного прочистил горло, и начал:
Я на поле выйду, полная луна,
Обернусь вновь волком, славная зима,
Рысью на охоту, в белые снега,
Чья-то кровь прольётся, но не моя!
Мне не доверяли, ненависть в глазах,
Род мой проклинали, мать была в слезах,
Прочь из царства пыли, каменных лесов,
Еле оторвался я от гончих псов.
Путь мой предначертан, так из года в год,
И луна сверкает, под ногами лёд,
Человек родился с волчьею душой,
Жил я средь людей, но бежал на вой!
Привкус сладкой крови, белые клыки,
Стал для них изгоем – то закон толпы,
Сердца жар, охота, нет моей вины,
Вынужден принять я правила игры.
Лунною дорогой, да по льду реки,
Я несусь как ветер и отстали псы,
За рекой темнеет чистая земля,
Там мой дом свобода, там моя судьба.
Логово средь леса – дом мой навсегда,
Только нет любимой, и душа пуста,
Доля моя волчья, льётся свет звезды,
Только не судьба – Я один в ночи.
Когти крепче стали, вольные ветра,
И свобода манит, вновь зовёт меня,
Я клыки вонзаю, в тех кто на пути,
Жизнь отдам за волю, прочь с моей тропы.
Дослушав песню до конца, Фрэй остановился и смотрел на скальда, странно хмуря брови. В молчании, он потирал свой чистый подбородок и исподлобья наблюдал за Ульвом. Наконец он нарушил затянувшуюся паузу:
- Что, я тебе могу сказать, скальд. Песня просто великолепная! И ты сумел достучаться до моего, замёрзшего под ледяным ветром севера, сердца. Она действительно обо мне. Но не кажется ли тебе, что эта песня, не очень будет уместна для моего будущего народа?
- Ну, я не… - смутился, разочарованно скальд, – не думал об этом.
- Не думал? Так вот, Ульв. Когда приедем в Норэйг, я хочу, чтобы у тебя уже была новая, нужная мне песня. Да такая, чтоб люди проявляли эту… как там её… сим… симпатию, чтоб ей пусто было! Чтобы они сидели в корчмах и трактирах и во всё горло горланили её! Поклянись.
- С радостью клянусь, Фрэй! Когда приедем в Норэйг, я спою ту настоящую песнь, которую ты заслуживаешь! – улыбнулся Ульв. И в уголках его голубовато-серых глаз мелькнула искра хитрости, которую вожак в тусклом свете догорающего факела не смог заметить. Он с задумчивым видом моргнул глазом и покосился на огонёк, рвущийся в стороны от движения, и обещавший скоро потухнуть:
- Что ж, смотри, ты поклялся! Скореё идём к костру, а то как бы факел не погас. – Под его, всё ещё не высохшими сапогами хрустела маленькая белая травка, встречающаяся всё реже, по мере отдаления в глубину пещеры.
* * *
Сэймунд и Сигурд шли по широкому проходу пещеры, настолько
просторному, что там могли проехать два всадника, не пригибая голов и не соприкасаясь коленями. Блики огоньков, прыгали по стенам, отбрасывая странные тени, что извивались словно живые. Под ногами уже не было белой, прозрачной травы, наверное ветер, заносивший семена сорняков через трещины в толстенном стволе упавшего древа, не смог забраться так далеко вовнутрь. Вместо тонкого, шуршащего ковра, под сапогами хрустела галька из мелких камешков. Воздух был затхлым и тяжелым, наверняка пещера вела в тупик, решили воины. Иначе никак не объяснишь, что пламя огня факела не кренилось в стороны при остановке. Сигурд, потерев свободной рукой бороду, обратился к молчаливому варягу:
- Ну и где справедливость на этом свете, друже? Чуть что - сразу мы! Говорила мне ведьма Юли нашего конунга погибшего, что погибну я не под этим небом, а когда над головой будет дерево ветхое. А я тогда не понял, что она имела в виду. Думал, может в лесу привалит или ещё что-то. Вот теперь и стало ясно, где наш путь окончится. Не под небом, а в этом проклятом дереве, где даже над головой, вместо Хрустального Свода, нависают трухлявые щепы. Эх! И зачем я с ним связался? Может быть, конунг Хельги Славный и пробился бы через засаду турков, а Фрэй, не потопил бы корабли, так может и не очутились бы здесь.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |