Для дела, для души и тела

А мы работаем в лаборатории,

А мы поделимся на категории.

Для дела, для души и тела

Мы все поделимся на категории.

А мы работаем в лаборатории,

Мы любим практику, а не теорию.

Для дела, для души и тела

Мы создаём тебя в лаборатории...

А мы работаем в лаборатории,

Но поведём тебя в консерваторию.

Для дела, для души и тела

Займемся плаванием и троеборием.

А мы работаем в лаборатории,

А мы работаем не для истории.

Для дела, для души и тела

Мы создаём тебя в лаборатории.

А мы работаем в лаборатории,

И всё идёт у нас по траектории.

Для дела, для души и тела

Мы отдохнём потом в профилактории.

И.Сорuн

Мне с Игорьком всегда было интересно. Он много читал, писал стихи, любил смотреть серьезные фильмы и был блестящим рассказчиком. У него тогда уже был философский склад ума, но больше всего мы любили его за блестящий юмор. Если он скажет - то скажет, смеху хватало на целый день.

Игорь был невысокого роста и очень из-за этого страдал. И вот как-то он влетает и сообщает мне совершенно «гениальную» идею. Где-то на заборе он прочел о том, что идет набор на курсы «роста», И что мы непременно должны хотя бы туда записаться, ну и естественно, в скором будущем их посещать. Я согласился из-за чувства солидарности. Когда мы пришли по указанному адресу, то увидели огромную очередь желающих подрасти. А так как мы никогда в жизни не стояли в очередях, то решили, что мы и без того ребята видные. На этом и была поставлена точка.

Но идея превратиться в настоящего, рекламного мужчину не оставляла Игоря, и он стал заниматься бодибилдингом в клубе «Атлет». Тогда, в 1987, этот вид спорта только входил у нас в моду, а Игоря всегда влекло что-то новое, необычное. Качался он с удовольствием, ел за троих и все свободное время проводил в клубе. Вскоре его мышечная масса стала расти как на дрожжах, и всего за каких-то полгода он превратился из хрупкого мальчика в крепкого, красивого парня, на которого уже заглядывались девчонки. И все закружилось.

У нас начались первые знакомства, свидания, обиды, интриги, измены и разочарования. Игорь был необыкновенно влюбчив. Он погружался в любовь с головой. Для него было все серьезно. Но, к сожалению, в любви ему не везло. Его часто обманывали, предавали, и он от этого страшно страдал. Нам тогда хотелось окружить себя ореолом эдаких ловеласов-соблазнителей. Мы хотели хорошо и модно одеваться, поэтому часто менялись одеждами. Помню был забавный случай: гуляем однажды в парке им. Горького, а это было время, когда в Москве орудовали «любера», борцы за чистоту советских идей. Они ходили в широких клетчатых брюках со значками В. И. Ленина и сельскими челками. Своим долгом чести они считали очистить Москву от молодежи, которая подражала Западу и выделялась из толпы, особенно это касалось волосатиков. Они отлавливали их и стригли клоками, либо просто брили на лысо. Однажды нас они и накрыли. Я перепугался, а Игорь сразу взял огонь на себя - «Ребята, мы же свои, соседи из Текстилей». И начал так «вышивать», что расстались мы с «люберами» друзьями. Ему никогда не нужны были тяжелые кулаки. Природа наделила его редким даром юмориста.

Наступило лето 1987 года, закончив 2-Й курс училища нас отправили на юг в трудовой лагерь на уборку арбузов и помидоров. Он то и определил нашу дальнейшую судьбу. Там мы с ребятами организовали самодеятельность и первый раз с Сориным вышли на сцену. Пели, валяли дурака, пародировали и сорвали свой первый успех. Местные девчонки стали бегать к нам вечерами на танцы, а местные парни этого допустить никак не могли, и тогда между нами начались петушиные бои. Игоря, как своего авторитета, мы посыпали вести переговоры и от него зависело быть миру или начинать бой. Сорин по природе своей был артистом, любил пробовать себя в разных жанрах. Однажды вырядился сельской девчонкой и пошел гулять по деревне, заходя в магазины и заводя знакомства. За ним тут же увязались парни и стали ухаживать, угощать конфетами и мороженым. Игорь так вошел в эту роль, что парни не отходили от него ни на шаг, но потом он ели ноги от них унес и только к ночи вернулся в лагерь. К сожалению, наше бурное лето закончилось быстро, и мы вернулись в Москву.

Начинался новый учебный год. Мы считали себя уже взрослыми, но увлечение музыкой у нас не исчезло. О наших с Сориным талантах ходили легенды. И вскоре нас пригласили принять участие в художественной самодеятельности всего училища. Но мы решили организовать свой инструментальный ансамбль и играть непременно любимый рок. К нам в училище пришел молодой парень, только что окончивший консерваторию, обожающий рок. Это был Саша АгейкиЙ. С ним-то мы и организовали ансамбль под названием «Размах крыльев». Репетиции наши проходили в душной маленькой каморке под лестницей. Мы хотели петь и играть то, что любили. Но для руководства училища в нашем репертуаре было и такое:

«Должны мы, как в детстве, поверить,

Что зло уступает добру,

Любые откроются двери,

Мы будем везде ко двору».

Это конечно сейчас смешно, но тогда нам внушали, что мы будущее России - молодой рабочий класс.

Наш «Размах крыльев» набирал высоту. Мы получили приглашение принять участие в конкурсе самодеятельности среди профессиональных резервов и уж совсем неожиданно для всех заняли 2-ое место по Москве. Это было круто. Сорина отметили особо и как вокалиста пригласили заниматься в Дом культуры профессиональных резервов. А надо сказать, что этот дом культуры находится в самом центре Москвы, на Большой Полянке в старинном особняке какого-то купца. Там были витражные окна и великолепная парадная лестница. Центр Москвы, есть центр Москвы, здесь всегда жил цвет интеллигенции. Дети воспитывались нянюшками и бабушками, которые развивали их и водили во все кружки этого дома «профессиональных резервов», так что можно сказать, что рабочим классом там и не пахло. Звучала классическая музыка, порхали девочки в балетных пачках, там учили петь, и наконец, было перед кем красоваться. Игорь оказался в той среде, из которой однажды выпал и был счастлив. Все свободное время он проводил в этом доме с витражными окнами. А после репетиций был на таком подъеме, что весь мир готов был научить петь. Игорь учил меня основам дыхания. Часто мы с ним находили какой-нибудь разрушенный пустой дом, а таких в центре Москвы тогда было много, и орали там во всю глотку. Нам никто не мешал. Когда же наступила зима, мы нашли новую репетиционную базу для распевания наших гамм. Это были Сандуновские бани. Тогда они стоили очень дешево и были доступны всем. Мы конечно выбрали сауну. Иногда Игоря несло, и мы прикалывались под голубую парочку. На нас обращали внимание, приглашали к столу. Мы веселили компанию, а потом потихоньку смывались.

Время летело быстро и долетело оно до сдачи диплома. Мы бросили все свои силы на усилитель низкой частоты. Крути жгуты, паяли схемы. Игорь халтурил и там: где пропускал пайку, склеивал провода пластилином. Наверное, поэтому наш чертов усилитель на экзамене так и не заработал. Игорь, артист, среди общей суеты сумел убедить преподавателей, что прибор только что работал, и это все слышали.

Так мы скинули свою дипломную работу, но нам предстояло еще год отработать на каком-то заводе. Вот тут-то мастер на нас и отыгрался за все наши проделки. Я с Сориным получил распределение на самый дальний ламповый завод, который находился где-то в Подмосковье. Туда только добираться надо было два часа и каждый день вставать в шесть утра. Это для нас было совсем круто. Мы скисли. Наши мозги работали только в одном направлении - скорее найти выход из этой ситуации. И как всегда мы его нашли. В ход были брошены чары мамы Игоря - Светланы Александровны, красивой и милой женщины. Ей удалось убедить директора в том, что она уже почти устроила нас на автомобильный завод, тот что рядом с домом. План удален, и ей выдали наши документы. Так мы получили долгожданную свободу и право распоряжаться своей судьбой.

Конечно ни на какой завод мы не пошли, нас влекла иная судьба. Мы бредили сценой. Но была середина лета, и пора экзаменов в театральные заведения уже прошла. Нам ничего не оставалось, как рвануть на море, в Гагры. Ближайшее, что нас ждало, так это армия. Нам тогда казалось, что это лето будет последним летом нашей свободы и мы старались взять от жизни все.

Гнесинка

В августе Игорь вернулся в Москву. Я всё думала, а куда нам с ним дальше? Но тут неожиданно дело приняло совсем другой оборот. От девчонок, с которыми Игорь занимался вокалом во Дворце Культуры, он узнал, что в Москве есть знаменитое училище им. Гнесиных, где готовят музыкантов и певцов.

- Мам, ты знаешь, где Гнесинка?

- Да.

- Пойдём, посмотрим, говорят там классные педагоги, и можно научиться петь.

Мы пошли. Гнесинское музыкальное училище находилось в центре Москвы на улице Воровского, ныне Поварской. Найти его было не сложно, мы остановились перед большим современным зданием, из всех окон которого неслись звуки музыкальных инструментов. В парадные двери входили и выходили опрятные мальчики и девочки с нотными папками. Вошли и мы, огляделись, в фойе прочли все объявления, и тут кто-то распахнул дверь в студенческую столовую. Игорь увидел столы, накрытые белыми скатертями. Это сразило его сразу, ведь в памяти было только ПТУ, где среда опpeдeлялa поведение ребят, где стоял мат, и была вечная разруха, а тут вдруг белые скатерти. «Мама, я буду здесь учиться», - твёрдо заявил он.

Педагог, который прослушивал его, вынес приговор: «Вокальные данные у мальчика есть, но ведь впереди армия, отслужит и тогда придёт». Это как-то сразу приземлило Игоря. Он привык делать всё сразу, а тут два года ждать! Это немыслимо.

Но неожиданно для нас всё решилось. Мы узнали, что на следующий год в Гнесинке откроется новый факультет «Музыкальной комедии», а этой осенью можно будет поступить на подготовительные курсы. Так мы и сделали. А чтобы не болтаться без дела, Игорёк устроился на работу в театр им. Ермоловой на должность, как он выражался «старшего помощника «младшего мебельщика», а попросту рабочим сцены мебельщиком. В его обязанности входило до спектакля и во время его вносить и выносить на сцену необходимую мебель. Иногда заговорившись или засмотревшись, он всё путал и либо выносил со сцены не то, либо забывал убирать то что нужно, и тогда, конечно, получал от режиссёра. Игорь как бы влез в театр изнутри, и безумно увлекся им. Так началась его театральная карьера, и открылась новая страничка в биографии.

Игорь мог бы приходить на работу к 6 вечера, но приходил с утра на все репетиции. Тогда в театре режиссёром был Фокин, а из актёров: начинавший тогда свою артистическую карьеру Олег Меньшиков, Татьяна Догилева и знаменитый Зиновий Герд. Игоря тянуло к этим людям, его привлекал исходящий от них внутренний свет. Он попал в среду, о которой мечтал и в которой ощущал себя своим. Он перезнакомился со всеми артистами и, несмотря на возраст, был с ними на равных. В артистической столовой часто садился за стол с Зиновием Гердом и вместе с ним ел манную кашу, перебрасываясь шуточками.

Всю осень и зиму Игорь пробегал на подготовительные курсы в Гнесинку, он уже твёрдо определил свой путь, и я теперь за него не волновалась.

Из воспоминании Антона Дерова, сокурсника Игоря, актера театра им.Моссовета, мюзикла «Метро»:

Было лето 1981г. Пора экзаменов. Я тогда безумно хотел стать актёром и стучался во все театральные ВУЗЫ. Как сейчас помню, сидим мы с ребятами возле ГИТИСа и поём какие-то блатные песни. Смотрим, к нам подходит странный тип невысокого роста, в шортах, в белых кроссовках, в майке на холодильник и говорит:

- Ну, что поём!

- Поём!

- Да разве так надо! Дайте гитару, покажу, я учусь академическому вокалу в Гнесинском институте.

И он что-то нам исполнил на высокой ноте, а потом снисходительно бросил;

- Приходите к нам учиться, ведь только у нас по-настоящему учат петь.

А через несколько дней, я встречаю этого «Мэтра» на вступительных экзаменах в Гнесинском училище. Во, думаю, брехун. Ну, а потом я узнал, что этот бесшабашный тип, пробуя свои силы, свой актерский талант, так же как и я, толкался во все театральные заведения, и его везде брали. Но, сдав два экзамена, он забирал документы и шёл дальше. Его не устраивало только одно, там не было вокальных отделений, а ему очень хотелось петь.

В очередной раз я столкнулся с Игорем на вступительных экзаменах по танцу в Гнесинском училище. Шёл набор студентов на только что открывшийся факультет «Музыкальной комедии». Помню, Игорь был в ослепительно начищенных «казаках» И большой ковбойской шляпе. Он стоял за кулисами, страшно волновался и ждал выхода на сцену. Услышав свою фамилию весь замер, затем машинально врубил магнитофон на всю мощь, оглушив при этом приёмную комиссию и, как пробка из бутылки, вылетел на сцену, споткнулся, упал, мгновенно поднялся и в сумасшедшем ритме, исполнил ковбойский танец. Во, даёт! Я бы на его месте, наверное, извинялся и начал заново, а он нет. И все подумали, что так и надо, так задумано, наверное, поэтому его приняли на курс «Музыкальной комедии», а меня взяли вольным студентом на тот случай, если кто-нибудь вылетит после первой сессии, то я тут же займу его место. Так оно и случилось.

Заниматься на курсе у А.А.Коневского было безумно интересно, нас учили всему: петь и танцевать, играть драму и комедию, заниматься пантомимой и еще Бог знает чем. На занятиях актерского мастерства мы сами должны были выбирать себе партнеров, сами придумывать и разыгрывать всевозможные этюды. Я, на свою голову, выбрал Игоря Сорина. Наши этюды, в отличие от всех других, были совершенно неожиданными, а порой - просто бредовыми. Причем, нам давали домашние задания: придумывать сюжеты на какую-то тему. Игорь же никогда заранее ничего не готовил. По правилам актерского мастерства в этюде всегда должна быть завязка, кульминация и развязка. Игоря это как будто не касалось, его, во-первых, интересовал сюжет, а форма подачи для него были на втором плане. Все это выглядело примерно так:
- Игорь, что играем?
- А сейчас придумаем.
- Вот! Готово!
- Ты Иван Царевич, а я Царевна-лягушка.
- Возьми веник вместо лука, походи, посмотри в одну сторону, затем в другую и брось его за кулисы.
- А дальше что?
- Ищи!
- Где искать?! А дальше?
- А дальше, как пойдет!
И вот, я выхожу на сцену, делаю все, как он велел, хожу, смотрю, бросаю, опять хожу кругами в поисках веника и, наконец, иду за кулисы. Вижу, Игорь сидит на корточках в позе лягушки и держит веник в зубах. У меня глаза лезут на лоб.
Спрашиваю:
- А что дальше?
А он мне:
- Бери на руки и неси.
- Как?
- Как сижу.
Я беру его и, как ребенка, который просится на горшок, с любовью несу через всю сцену под музыку Чайковского из «Лебединого озера». Зал лежит, смех доходит до икоты. И в этом весь Сорин, такое простое, гениальное действие мог придумать только он.

А вот еще один сумасшедший этюд. Все знают картину Пикассо «Девочка на шаре». Игорь из этого сюжета такое разыграл, в цирк за любые деньги клоуну продать можно. Ставит он нашу однокурсницу Эллочку Трофимову на куб. Она в балетной пачке и с бантом на голове в позе, как на картине. От нее требуется только одно: в нужный момент с шумом развернуть конфету. Вот и все. Сам же Игорь выходит на сцену в большой шляпе с ведром и лейкой в руках. Начинается сцена. Элла стоит. Игорь ходит вокруг куба, зло посматривая на нее. И вдруг, этого никто не ожидал, он достает из ведра маленький творожный сырок за 6 копеек, раньше были такие, и со всей силы кидает его об пол. Просто ходит вокруг, смотрит на Эллу и бросает, а этих сырков у него пол ведра, скупил, наверно, весь буфет. Элла стоит в позе и, как дура, на него удивленно смотрит. Потом Игорь показывает, что он проголодался, а в ведре уже ничего нет, все на полу, тогда он лихорадочно со всей жадностью начинает собирать эти сырки с пола и запихивать себе в рот. Ползает по сцене на четвереньках, весь в этих идиотских сырках, ест и запивает их из лейки. В зале истерика. Игорь весь грязный и мокрый показывает, что наконец-то наелся, устал и хочет отдохнуть. Присел, выпятил живот и вот-вот заснет. И тут Элла при полной тишине начинает с шумом разворачивать свою конфету. Игорь свирепеет, набрасывается на нее, и они убегают. Когда закончилась сцена, и все отдышались, педагог спросил: «Что ты хотел добиться этим этюдом?» Игорь ответил просто: «Смеха».
Он был необычайно интересен на сцене. Мы называли его «нашим Чаплиным», и если бы он работал в комедийном жанре, то, наверно, мог бы возродить нечто подобное. С Сориным мы боялись идти на этюды, так как он был непредсказуем. Надо было быть таким же талантливым, чтобы понимать его с полу слова и подыгрывать. Он порой начинал этюд и часто не знал, чем его закончить. «Как пойдет» - его любимая фраза. Но всегда его работы были интересными. Порой мы, его сокурсники, бились над какой-то сценой, не зная, как ее закончить, тогда кто-то из нас говорил: «Да выпустим Сорина, он все сделает». Из него всегда бил фонтан идей, он был мастер импровизаций, а этому научиться нельзя. Такова была его природа, и мне безумно жаль, что не воплотился его актерский дар.

Я вспоминаю еще один этюд, о котором говорила вся Гнесинка, и из-за которого его чуть не исключили. У нас были показательные выступления, и нам поставили задачу: сделать этюд на память физических действий, да еще при этом петь вокализ. Вокализ у всех был один и тот же - «Соловей» Алябьева. Накануне сдачи этюда Игорь подбегает ко мне и спрашивает:
- Ты что будешь делать?
Ну, я ему говорю:
- Я - художник, рисую картину, передо мной девушка – завязка, кульминация – я влюбляюсь, и развязка – мы уходим. А ты что-нибудь придумал?
Он мне в ответ:
- Нет.
- А что ты делать будешь?
- А не знаю, как пойдет.
Наступает очередь Игоря, мы замерли. Он, насвистывая «Соловья» Алябьева, играет сцену ожидания свидания: смотрит в окно, на часы, входит в контакт со зрителями, затем опять уходит в одиночество. Потом чувствует, что ему необходимо принять душ. Напоминаю вам, что это все пантомима, этюд на память физических действий, все должно быть выполнено досконально и достоверно. Итак, Игорь продолжает свое действие: раздевается, принимает душ, моется со всеми подробностями, обворачивается полотенцем, выходит из душа и чувствует, что уже поздно, и девушка не придет. Тогда он ложится на стулья и засыпает. И тут ему снится сон, что она пришла к нему и легла рядом… Такое могло придти в голову только Сорину. Сидела на этюдах вся кафедра. Режиссер сделал стойку. Ребята уже догадались, что сейчас может произойти, стоит гробовая тишина. Игорь проводит всю любовную сцену вплоть до акта, как бы во сне, с невинным ангельским личиком. Сцена закончилась. Все были в шоке. А на следующий день Игорь объяснялся в деканате, досталось и режиссеру за вольность его студента, но Игорь обладал таким магнетизмом, что ему все простили, тем более, что это было сделано безупречно талантливо.

Из воспоминаний Л.К. Овчинниковой, педагога по вокалу музыкального училища им. Гнесиных:

У педагогов есть всегда любимые ученики, о которых они не забывают до конца своих дней. Так случилось и с Игорем. Мы как-то с первого курса доверились друг другу, я относилась к нему, как к своему ребёнку. У него была трогательная детская душа, она то и привлекала меня, прежде всего, ну и, конечно, голос необыкновенной чистоты. На первом курсе я уже поняла, что он обладает огромным потенциалом, но ему что-то мешает брать верха. Что? Мы вместе искали причину и, представьте, нашли. Оказывается еще в детстве, ему перебили перегородку носа хоккейной клюшкой, и она криво срослась, мешая свободному дыханию. Я стала настаивать на операции. Игорь согласился. Мы написали ему направление в поликлинику Большого Театра, он перенес операцию, и злосчастную перегородку выправили.

У Игорька открылся бешеный диапазон. В творчестве, мне нравилась его «всеядность», он хотел пробовать и делать всё. Это редко бывает. Его увлекал и театр, и вокал, и пантомима. Он был всегда «голодным» до работы. Мы пытались поставить его хоть в какие-то рамки. Если тебя ругают, - убеждала я Игоря, - значит, любят и надеются. Я его выгоняла, наказывала, а он потом ходил кругами и извинялся. Всё шутовское в нем было наносным, а душа оставалась трепетной. Было такое, что Игорь говорил мне: «Зачем вы мне такой голос сделали? Я хочу, чтобы он был более мужественным». А я ему в ответ: «Тебе Бог дал такой талантище, будь счастлив». У нас часто были с ним разговоры по душам, и я радовалась, что он мне доверяет.

Талант надо защищать и направлять, его нельзя держать в рамках. Я Игорю всегда говорила: «Ты должен воспитывать в себе борца, если ты не сможешь доказать, что ты лучший, докажут они «серенькие», так как они берут своей напористостью, наглостью и предприимчивостью, у них нет болыле выхода, а у тебя есть. Так что борись, иначе задавят, быть талантливым гораздо труднее, надо всегда доказывать, что ты лучший».

Любовь

Для меня любовь – это жизнь. Основа гармонии – это любовь. Это тот самый фундамент, на котором можно строить воздушные замки.

И. Сорин

На первом курсе Игорёк без памяти влюбился в свою сокурсницу Валю Смирнову, в девочку из маленького города Алексин, которая приехала в Москву с одним лишь желанием, стать актрисой. Любовь поглотила его настолько, что он ни на минуту не мог с этой девочкой расстаться.

Из воспоминаний Вали Смирновой, актрисы, певицы:

Наверное, то, что приходит в 19 лет и называется первой любовью, вряд ли можно назвать серьёзным. Но только не у нас. Всё как обычно началось с первого взгляда. Я ходила на подготовительные курсы в Гнесинское училище и однажды на уроке вокала я увидела его. Не могу сказать, что я была убита, сражена, нет, у меня на него была совсем обратная реакция: «Как можно брать в артисты такого маленького, кричащего высоким голосом парня». Тогда в моём понятии артист - это обязательно рекламный красавец. После урока, когда мы расходились по домам, забыть этого парня я уже не могла. С ним произошло то же самое. А дальше творилось что-то необъяснимое. Мы ходили на курсы, не пропуская ни одного занятия, только для того, чтобы увидеться. Мы сидели вместе, и он всё время меня смешил, а меня почему-то каждый раз выгоняли с занятий.. Наша любовь рождалась так, как рождается ребёнок. Когда в родильном доме тебе показывают твоего малыша, а ты ещё не понимаешь, что с тобой происходит, но уже осознаёшь, что без этого существа ты не в состоянии жить. Вот так получилось и со мной. Я пронесла это глубокое чувство до конца, и оно останется со мной навсегда. Игорь был первым моим учителем по жизни. Провинциальной девчонке, приехавшей в Москву из глубинки, всё красивое и новое было открыто им и преподнесено так, как сейчас вряд ли кто сможет. Я больше не встречала в своей жизни таких людей, как Игорь. Все по сравнению с ним скучны.

Взгляд

Я смотрю на тебя,

В сердце трепетный зной.

Нет ни капли дождя –

Проскользнул бороздой.

У подножья ресниц

Тихо в сонном саду,

Потускнел голос птиц.

- я к тебе не приду… -

Эхо голосом дальним

Напомнило мне,

Что любовь - это миг

В моей грешной судьбе.

И. Сорин

Нашей дружбе и любви завидовали все, мы были самой счастливой парой на курсе. Я сначала стеснялась его невысокого роста, а он ненавидел мои каблуки. Первые два года мы с ним жили в студенческом общежитии. Чтобы не расставаться со мной ни на минуту, он ушёл из дома. Игорь изо всех сил старался нашу комнатку в общежитии сделать как можно уютнее, из своего дома тащил всё, что только мог. У нас были стол, полки, стулья, посуда, занавески, какие-то вазочки, бельё. Если я иногда на субботу или воскресенье уезжала из Москвы навестить маму, то на автовокзале мы расставались со слезами. А стоило мне через три чaca переступить порог моего дома в Алексине, он звонил из Москвы и говорил, что уже безумно соскучился. И я еле доживала до воскресенья и летела назад к нему.

Дата добавления: 2015-11-04