Да здравствуют Архимеды. 4 страница

История порой фантасмогорично соединяет в своем поступательном развитии те или иные события и их действующие лица: эпоха Екатерины Великой была на исходе, когда разворачивается трагично-величественная феерия Великой Французской революции, породившей как американскую республику (США), так впоследствии и Великую Октябрьскую революцию, большевизм, сталинщину (как «европеизированную азиатщину»).

Не только Западная Европа изменила свой лик под влиянием революции. Смерть Екатерины II ознаменовала смену не только той или иной личности на вершине властного Олимпа, но и попытку внедрения новых элементов в системе государственного правления: Петр I и Екатерина II делали упор на «людей чести», «дворянскую интеллигенцию», народу же предписывалось исключительно исполнение и подчинение. Это был вариант «просвещенного абсолютизма». Павел I, сменивший на венценосном престоле блестящую посланницу Европы – немку Екатерину, в определенной степени расходился с активным дворянством, желал ослабить его претензии, при этом усиливалась идеологическая ориентация на «народность», доминировала опора властей на неграмотные миллионы, верящие своим царям в отличие от «много рассуждающих умников». В этом случае возникал вариант «непросвещенного» абсолютизма.

Что же крылось за подобной заменой «просвещенного» абсолютизма на «непросвещенный»? Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла I. Все изменилось быстрее, чем в один день: костюмы, прически, наружность, манеры, занятия. До этого щеголи старались придать более изящный вид своим мундирам и охотно носили их расстегнутыми – теперь же с неумолимой строгостью вводилось платье прусского покроя, времен старого Фридриха, которое носила гатчинская армия. Парад сделался главным занятием каждого дня, и на этих парадах разыгрывались самые важные события, под влиянием которых император на всю остальную часть дня становился довольным или раздраженным, снисходительным и расточавшим милости или строгим и даже ужасным. Вскоре гатчинская миниатюрная армия торжественно вступила в Петербург. Она должна была служить образцом для гвардейцев и всей русской армии.

Император в своих решениях руководствовался лишь одним желанием: чтобы его воля немедленно исполнялась, хотя бы то были распоряжения, отданные по первому побуждению и без всяких размышлений. Ужас, им внушаемый, заставлял всех с трепетом и покорно опущенной головой подчиняться его приказаниям, самым неожиданным и странным.

На парадах ежедневно происходили неприятные или необычайные сцены. Заслуженные офицеры и генералы по ничтожным поводам либо впадали в немилость, либо получали отличия, которые едва ли в обычное время могли быть заслужены ими.

Император запретил ношение круглых шляп, которые он считал признаком либерализма. Если кто-нибудь в толпе, присутствовавшей на параде, показывался в круглой шляпе, адъютанты бросались вдогонку за виновным, убегавшим со всех ног, чтобы избежать наказания палками в ближайшей кордегардии. Император ежедневно объезжал город в санях или в коляске в сопровождении флигель-адъютанта. Каждый повстречавшийся с императором экипаж должен был остановиться: кучер, форейтор, лакеи были обязаны снять шапки, владельцы экипажа должны были немедленно выйти и сделать глубокий реверанс императору, наблюдавшему достаточно ли почтительно был он выполнен.

Можно было видеть женщин с детьми, похолодевшими от страха, выходивших на снег во время сильного мороза или в грязь во время распутицы, и с дрожью приветствующих государя глубоким поклоном. Поэтому, гуляя по улицам пешком или выезжая в экипаже, все очень заботились о том, чтобы избежать страшной встречи с государем. При его приближении убегали в смежные улицы или прятались в подворотни.

Все те, кто принадлежал ко двору или появлялся перед императором, находились в состоянии постоянного страха. Никто не был уверен, будет ли он еще на своем месте к концу дня. Ложась спать, не знали, не явится ли ночью или утром какой-нибудь фельдъегерь, чтобы посадить в кибитку и отправить в Сибирь [124, с. 113–129; 156–161]. На вахтпарады офицеры приходили со слугами, с запасом денег, платья, белья в чемоданах, ибо часто случалось, что после развода провинившийся офицер тотчас же направлялся прямым трактом в Сибирь. Всех обучавшихся за границей указано вернуть в Россию в течение двух месяцев, ибо «оттуда привозят зловредные принципы, развратные правила поведения, намереваясь исторгнуть себя из-под законного повиновения, наклонны к убийству и своеволию». Морского офицера лейтенанта Акимова, вернувшегося из Англии, где он обучался, Павел I наказал за двустишие, посвященное собору Исаакия, который начат был Екатериной из мрамора, а Павлом достраивался из кирпича:

Се памятник двух царств, обоих столь отличный:

На мраморном низу воздвигнут верх кирпичный.

Акимову отрезали уши и язык, сослали в Сибирь.

То и дело издавались приказы: «Наказав нещадно кнутом, вырезав ноздри, сослать на вечную каторгу!» Если в указе было написано «Наказать нещадно кнутом», все понимали, что это означает – запороть насмерть [125, c. 64].

Наиболее характерными фигурами правления Павла I были «виртуальные» фигуры поручика Синюхина и поручика Киже. История их такова: услышав, что его, «как умершего горячкою», приказано «считать по службе выбывшим», поручик Синюхин резонно усомнился в факте собственного существования. Его выселили из комнаты, отец положил признанного умершим сына в госпитать, прикрепив над кроватью табличку – «Случайная смерть». Не помогло. Поручик скитался по стране, пока не растворился в пространстве.

Его товарищу, подпоручику по званию, повезло больше. «В одном из приказов по военному ведомству писарь, когда писал «прапорщики и такие-то в подпоручики», перенес на другую строку слоги «Ки-ж», написав при этом большое «К». Второпях, пробегая этот приказ, государь принял этот слог за фамилию и произвел подпоручика Кижа в поручики и потом продвигал его до полковника, а когда дело дошло до генеральского чина, государю сообщили, что Киж умер. «Жаль, – сказал государь, – был хороший офицер».

Поручик Синюхин и подпоручик Киж являются самыми яркими типами во всей российской истории. Один возник из небытия, другой из реальности ушел в небытие.

Трудно придумать что-либо более точное и своевременное, чем резолюция, наложенная некогда на прошение драгунского офицера: «Исключенному поручику – за смертью, просившему принять его на службу, потому что жив, а не умер, отказать по той же самой причине» [126].

Плачевный был исход царствования Павла I, по мнению известного историка В.О. Ключевского, «представлявшего из себя одичалого человека, не умевшего усвоить не только элементарных политических понятий, но и простейших правил человеческого общежития... обязательных для всякого человека, на каком бы общественном посту он не стоял.., пытавшегося воплотить «равенство» в России весьма своеобразно – не уравнивая всех в их правах и свободах, а «опуская» в бесправии. Так, он отменил свободу от телесных наказаний, которым пользовались дворяне, именитые граждане, купцы I и II гильдии, белое духовенство, и произвел всеобщее уравнение путем общего бесправия, ввел «свободу» через всеобщее рабство [68, c. 320].

Все это привело к трагическому исходу царствования Павла I. Михайловский замок, построенный по проектам архитекторов Баженова и Бренна, закончен был всего за несколько месяцев до цареубийства 11 марта 1801 г. – Павел хотел создать крепость, в которой он мог бы укрыться от заговоров, всюду ему мерещившихся.

Целый ряд мероприятий Павла (ограничение «Жалованной грамоты», указ о трехдневной барщине, массовые исключения дворян со службы и т.п.) являлся прямым нарушением привилегий, полученных дворянством в прошлое царствование и создавших ему монополитическое положение в государстве. Во внешней политике охлаждение Павла к Англии и сближение с Францией серьезным образом задевали насущные интересы дворянства, так как экономически Англия с Россией были связаны теснейшими узами. Антидворянские тенденции Павла были показателем острого столкновения феодально-крепостнических и буржуазных интересов, столкновения, в котором император не стал всецело на сторону того класса, к которому принадлежал сам.

В результате среди дворянства создалось враждебное отношение к Павлу. Оно усиливалось еще благодаря суровому политическому режиму и личным качествам Павла. Таким образом, почва для заговора оказалась хорошо подготовленной. Заговорщики, в состав которых входили исключительно гвардейские офицеры, во главе с военным губернатором столицы гр. Паленом, предполагали заставить Павла отречься от престола в пользу Александра, косвенно участвовавшего в заговоре.

Разбившись на два отряда, заговорщики в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. проникли в замок. Отряд, возглавляемый Паленом, занял главную лестницу замка и оставался здесь до самого конца. Другой отряд, предводительствуемый ген. Бенигсеном, пройдя потайным ходом, достиг спальни Павла.

Детальное описание переворота рисует следующую картину действий заговорщиков: «Около 11 часов вечера заговорщики собрались в квартире Талызина – командира Преображенского полка. В половине двенадцатого появился Пален. Еще потребовалось шампанское.

– Стройтесь в две колонны! Разделяетесь – кто пойдет со мной, кто с князем Платоном Зубовым! Поднялись по лесенке в маленькую кухню, смежную с прихожей, перед спальней государя. Здесь спал охранитель, камер-гусар, прислонившись головой к печке. Один из офицеров рубанул его саблею, гусар закричал во всю мочь:

– Убивают государя, спасите!

Граф Кутайсов, живший этажом ниже, проснулся от шума и кинулся было на помощь, но устрашившись, стал спасать только себя. Как заяц «стрельнул» он из замка, по дороге теряя свои ночные туфли.

Павел в испуге вскочил. Забыл или побоялся спуститься к Гагариной потайной лестницей. Спрятался в камин и заслонился экраном.

Едва заговорщики гурьбой вошли с шумом в спальню, как на лестнице раздались шаги и бряцание оружия. Все решили, что их сейчас арестуют, и шарахнулись бежать. Генерал Беннигсен один не был пьян. Он мгновенно представил себе все последствия неудачи и проявил твердую решимость, не зависящую ни от каких неожиданных впечатлений. – Пален знал, кому доверять выполнение дела. Беннингсен, обнажив саблю, стал у дверей и кратко сказал:

– Назад уже поздно. Зарублю. Кончайте [125].

Луна осветила босые ноги Павла. Беннигсен отодвинул от камина экран и, указывая на небольшую фигуру в белом полотняном камзоле и ночном колпаке, произнес по-французски:

– Вот он...

Беннигсен, не оборачиваясь, вошел в кабинет Павла и сделал вид, что спокойно рассматривает картины, висевшие на стенах. Когда он вернулся – все было кончено. Павел мертвый лежал на полу.

– Благопристойно уложите его на кровать, – приказал Беннигсен и пошел навстречу входившему Палену.

Когда кто-то из приближенных обратился к Александру со словами: «Ваше величество», он понял, что отец его умер, и забился в истерике.

– Вам ведь было известно, – желая сказать мягко, но с плохо скрытой усмешкою сказал Пален, – вам было известно, что исход заговора означал для вас либо престол, либо заточение, если не гибель. Что же вас теперь убивает?

– Вы мне клялись, что отец будет жив!

– Меня в это время не было в спальне императора, я охранял вашу матушку, – не дрогнув, сказал Пален и с прорвавшейся вдруг властностью приказал: «Довольно ребячиться. Ступайте царствовать. Покажитесь народу!» [125, c. 271–274].

Профессия «царя, самодержца всея Руси» была весьма и весьма опасной, хотя и почетной, притягательной, необходимо желательной... Если возьмем глав и наследников императорского рода России и посмотрим, какой смертью они закончили свой путь, то статистика будет довольно поучительная.

1. Петр I – своей смертью.

2. Алексей Петрович, наследник – казнен отцом.

3. Екатерина I – своей смертью.

4. Петр II – своей смертью.

5. Анна Иоанновна – своей смертью.

6. Иоанн Антонович – убит конвоем.

7. Анна Леопольдовна, правительница – умерла в тюрьме.

8. Елизавета – своей смертью.

9. Петр III – смещен гвардией, убит.

10. Екатерина II – своей смертью.

11. Павел – убит гвардией.

12. Александр I – своей смертью.

13. Николай I – своей смертью? (Покончил с собой?).

14. Александр II – убит революционерами.

15. Александр III – своей смертью.

16. Николай II – убит.

17. Алексей, наследник – убит.

С 1721 года, когда Петр объявил себя императором, по 1917 год, за 196 лет империи, из 17 человек, имевших непосредственное отношение к ее управлению, своей смертью умерло всего 9 человек (если считать и Николая I, то есть чуть более половины). Другая половина оказалась России так или иначе не нужна. Среди убитых были и явно невиновные, скажем, дети.

196 лет на 17 человек – это менее 12 лет на каждого или 14 лет на тех, кто действительно правил. Для такого срока характерна 50-процентная вероятность смерти. «Должность» российского императора была опаснее должности летчика-испытателя или космонавта.

Смещали императора силы, более мощные, чем претендент. Можно было бы говорить об интриге Екатерины II против Петра III, но с того момента, когда он подписал свой первый указ, Россия подписала ему смертный приговор, и судьба его была уже предрешена и без Екатерины.

К чести российских великих князей, царей и императоров, большинство из них понимали свое предназначение и честно исполняли свой долг, при этом зачастую История «подписывала» им свой приговор при первых же их деяниях, свершениях, преобразованиях [89, c. 61–62].

Культура России, ее самобытность ковались на протяжении столетий представителями различных стран и народов. Царствующий дом Романовых также представлял собой полный космополитический «Интернационал»: последним чисто русским по крови был Петр Великий, а сын и дочери его рождены курляндской крестьянкой, не говоря уже об их наследниках, в жилах которых русская кровь от царствования к царствованию обильно разбавлялась немецкой, датской, английской [127, c. 3].

Это отражало общую тенденцию. «Славянский мир» впитывал в себя все «несовместимое» разнообразие как Востока, так и Запада, опровергая своим феноменом киплинговское «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им никогда не сойтись!» – сошлись в истории России.

Вторжение «инородного начала» (расового или культурно-сословного) обычно делает человека полновластным хозяином национальной культуры. Тому пример Пушкин, потомок «арапа Петра Великого» и правнук Христины фон Шеберх (по-русски она говорила так: «Шорн шорт делат мне шорни репят и дает им шертовск имя»; и его в лицее прозвали «французом»... Но именно о нем скажет Гоголь: «Пушкин есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа». «Архирусский» Суворов был с материнской стороны армянином, насмешливый ипохондрик князь Потемкин-Таврический находил, что «солдатские шутки Александра Васильевича явно отзывают кавказским балагурством». Здесь было что-то от «зоркости со стороны», от влюбленной в русскую речь настороженности Даля, бесподобного знатока русского слова и, что существенно, тоже человека «нерусских кровей».

«Интернализация» же славянского мира придавала ему внутреннюю силу, необоримость и мощь. Причина подобного явления заключается в том, что разрозненно-национальное – одна из ярких, самобытных ипостасей общечеловеческого – одна из граней «Homo sapiens»! «Интернационализацию» славянского мира можно уподобить гетевскому образному: «Лишь все человечество, все нации в своей совокупности представляют истинного человека, истинное человечество» [126, c. 185].

Дата добавления: 2015-10-28