Апреля 2007 – я надела самое красивое нижнее белье, которое у меня было

У меня было шесть часов и три тысячи миль для размышления. Я едва могла сидеть спокойно. Сначала Элис делала вид, что не замечала, затем пожала мне руку.

- Вы двое созданы друг для друга, - сказала она с доброй улыбкой. Не было нужды использовать имена. Мы оба знали, кого она имела в виду.

- Но Элис, - вздохнула я.

- Ты сделала его таким счастливым, Белла. Скажи мне, что он не сделал того же с тобой.

- Сет несчастлив.

- Сет просто ревнует, - рассмеялась она.

Я стрельнула в Элис взглядом и покачала головой.

- Сет хочет, чтобы ты была счастлива, так же как хочу этого я. Он беспокоится. Что до меня, то я не беспокоюсь.

Я бросила еще один взгляд в ее сторону.

- Прекрасно. Я больше не беспокоюсь. В предыдущие разы я была более обеспокоена, что ты пристрелишь меня, чем поведением Эвдарда.

- Ну, я волнуюсь, Элис. Может быть мне следовало вынести урок из своих ошибок.

- Люди также выносят урок из того, что они делают правильно. Ты любишь полностью и без оговорок. Нам надо быть смелыми.

Смелыми? Я дрожала на своем месте.

Я не знаю, видели ли вы когда-нибудь Еврейский Центр на 92-1 Стрит, но он огромный и царственный. Вся аудитория отделана панелями под орех с золотой филигранью с именами известных философов, написанных на балках, чтобы зрители в аудитории могли сравнивать тебя с ними... Или по крайней мере, так я себя чувствовала, когда сидела в одиночестве на сцене перед тысячью пар глаз.

Мой голос дрожал, когда я начала, и микрофон зашипел и завизжал. Я покашляла и начала снова. Медленно моя уверенность росла – особенно, когда уверенность моих чувств отражалась в прозе. С каждым последующим чтением я продвигалась по моему роману, пока здесь, в Нью-Йорке, все наконец не встало на свои места для моих героев.

"... И затем, в конце концов, он физически присутствовал здесь, и мое сердце билось в ускоренном ритме. Он всегда был со мной, но сейчас прикосновение его руки, взгляд его голубых глаз усилили мои чувства многократно, пока мне не показалось, что я сейчас лопну.”

"Шшш,” - предупредила моя мать. - "Успокойся, дорогая. Ты же не хочешь, чтобы сердце выдало тебя.

Однако, она не поняла, потому что если бы мое сердце выбрало тот момент, чтобы испустить свой последний вздох, было бы хорошо. Я жила в любви, в любви и умру.”

Раздались громовые аплодисменты, и слушатели встали. Последовала сессия вопросов и ответов, и было сложно не отвечать на каждый вопрос одним словом: Эдвард.

Он ждал своего часа, сияющий и гордый, и его руки приветствовали меня, когда я ушла со сцены. Он обнял и немного покачал меня, и наш поцелуй был знакомым и захватывающим одновременно.

- Пойдем ко мне домой? - спросил он.

Я ответила поцелуем.

Мы взяли такси от театра, но прошли те дни, когда Эдвард старался раздеть меня на заднем сиденьи. На самом деле, я думаю, он был напуган. Скрестив длинные ноги и приложив руку ко рту, он изучал проносящийся за окном пейзаж.

Когда такси остановилось, у меня скрутило живот от вида величественного здания, которое я звала домом на короткий промежуток времени. Швейцар был другой, но холл не изменился: все из мрамора и латуни и темно-красный ковер, ведущий к лифту с зеркальными стенами. Наша нервозность отражалась со всех сторон, пока мы ехали в пентхаус.

Я нашла руку Эдварда и позволила ему вести себя по коридору, но не могла взглянуть, когда он открыл дверь. Я затаила дыхание и закрыла глаза, и вздохнула только тогда, когда его теплая рука прикоснулась к моей щеке.

- Ты уверена? - спросил он.

Я знала, что квартира была частью нашего прошлого и частью настоящего Эдварда. Я знала, что принять его, значит принять все с открытыми глазами. Итак, я открыла глаза... и увидела пианино, высокие потолки и большие окна. Его дом был меньше и теплее, чем я помнила.

- Ты войдешь? - спросил он.

- Гм, да.

Мы ели в столовой, но я использовала слово "ели” условно. Мой желудок упал и покатился, несмотря на прекрасно прожаренную курицу, картофельное пюре с чесноком и салат с нежной весенней зеленью. Наш разговор был тихим и сопровождался музыкой, стильной и современной.

- Explosions in the Sky, - сказал Эдвард, призвал меня слушать внимательней.

- Как будто они положили на музыку то, что происходит у меня в животе, - усмехнулась я.

Эдвард рассмеялся: - Твои впечатления всегда были бесценными. Я тоже не могу есть, - сказал он, оттолкнув тарелку. - Хотя мы неплохо попытались.

Я потягивала вино, Эдвард начал убирать со стола. Он сосредоточился на столовых приборах, и, переполненная внезапным, озорным вдохновением, я схватила с тарелки помидорку-черри и бросила ее в него. Я прыснула со смеху, когда она отскочила от его носа. Еще мгновение, и другая помидорка полетела в меня. Я вовремя увернулась.

Эдвард усмехнулся, но не мог смотреть мне в глаза.

- Ты собираешься сказать мне, что ты не единственный снова кидающий помидоры? - спросила я, сдерживая смех. - Это ты, Белла, такая какая есть, просто мое отражение, - пробормотала я глубоким, хриплым голосом.

- Если ты хорошенько посмотришь на себя, Белла, - начал он, и его улыбка росла.

- Я думаю, я достаточно насмотрелась за годы.

- Тогда ты знаешь, какая ты очаровательная.

- Я вполне ясно вижу, кто я и... вижу, кто ты, тоже.

- Ты видишь нас вместе? - сказал он, рискнул и посмотрел через стол на меня.

Я колебалась лишь один удар сердца: - Да.

-

Наши дни

- Ты можешь остановиться здесь, Свон. Я уловил суть.

- Знаешь, я тут не единственная, кто рассказывает о своих любовных связях. Это все, что ты получишь.

- Да, оставь все себе, но тогда ты все прокрутишь у себя в уме, как какое-то кино для взрослых, - сказал Сет, тыкая меня в бок.

Я посмотрела на залив. Конечно, я делала это весь вечер. Мне ненавистно было признавать, что он прав.

- Это мои воспоминания, делаю с ними все, что хочу.

- Тем не менее, прошло так много времени после поездки.

Я вздохнула и проглотила комок в горле. - Элизабет заболела.

- Да. И тебе все еще страшно, - сказал он как ни в чем ни бывало.

Сет прав, снова. Я до сих пор нервничала. Незначительные вещи выводили меня из себя. Это было несправедливо к нашим отношениям, или, может быть, это было более чем справедливо. Кто знает? Я не знаю, есть ли правила в ситуации, подобно нашей.

-

18 апреля 2007 – утро, печаль. Какая разница. (По-агнлийски слова "утро” и "печаль” произносятся одинаково и пишутся с добавлением одной буквы - morning, mourning – пп)

Я проснулась навстречу солнцу и сильным рукам, ослепительному свету, тяжелому дыханию и белым простыням, утреннему стояку. Голова Эдварда мирно лежала на подушке, а рука на моей талии. Он был великолепен: все линии, длинные конечности, редкие с проседью волосы на груди. Предположительно я должна была проснуться с чувством безопасности, но вместо этого я проснулась в глубокой тревоге. Вместо этого, моему сердцу было больно видеть Эдварда таким довольным, и от осознания этого меня затошнило.

Суть в том, что я была здесь раньше, когда думала, что проснуться вместе, значит быть вместе вечно, но вместо этого, это стало предвестником конца.

Эдвард все еще спал, когда я выскользнула из его рук.

Я нашла его рубашку и сунула руки в рукава, когда шла к своему старому месту у окна. Я с трудом узнала очертания зданий. Здания были выше; они тоже выросли.

Голуби клевали на пустом балконе, когда я пыталась организовать эмоции в некое подобие рациональности. Эдвард выпил лекарство; ему позволительно спать. Но... но... мой разум возражал... но что случится, когда он проснется? Что случится, когда прекратится действие лекарства? Свернется ли он в своей постели и никогда не вылезет оттуда? Выйдет ли он за дверь и снова бросит меня?

Руки обняли меня сзади, и теплый поцелуй опустился на изгиб моей шеи.

- Я не могу пережить это снова, - задохнулась я. Слеза скатилась по щеке.

- И не должна, - пробормотал он и прижал меня ближе. Тепло его объятий было одновременно и успокаивающим и вызывающим клаустрофобию.

Я не прошла бы через это снова... Почему? Потому что на этот раз он бы не ушел? Потому что он не впал бы в депрессию? Потому что он сделал вазэктомию, и я была почти бесплодна? Я повернулась спросить и увидела, какую боль причинило мое отчаяние. Я увидела, что он все понял.

- Некоторые вещи не меняются, - пробормотал он. - Не в этой жизни. Я хочу...

Так много изменилось, однако... очертания зданий, каждая клетка в наших организмах, мой дом, моя семья, мой возраст. Вещи резко изменились. Почему не может так измениться химия мозга? Как насчет болезни?

- Когда ты спал со мной впервые – здесь, - объяснила я. - Я думала, что это только начало. Это должно было быть началом, но это было... заблуждение.

- Я сплю девять ночей из десяти, - объяснил он с грустной улыбкой.

- Дело не просто во сне.

- Я знаю.

Я притянула колени к подбородку, обняв себя за ноги. Эдвард уселся рядом со мной, Манхэттен позади нас, кровать спереди.

- Расскажи мне? - попросила я.

- О чем?

- О баночках в твоей аптечке.

Он понял, о чем я спрашиваю. Эдвард рассказал мне об Элизабет, и как все начало меняться с ее рождением. Он был полон решимости сделать ее жизнь лучше, чем у него, когда он был ребенком.

- Вместо самоизоляции, я работал, чтобы жить настоящим. Я любил ее и хотел быть рядом с ней. Она нуждалась во мне. Она нуждалась, чтобы я был лучше, чем я есть.

Эдвард перевел взгляд от беспорядочной постели на мои глаза. - Ты нуждалась во мне, Белла. Прости.

- Я любила тебя.

- Ты любила героя; глупую рок-звезду, которая тебя покорила и которая заботилась о тебе. Я не заслуживал этого.

- Я любила тебя.

- Ты используешь прошедшее время, это... грустно.

- Пожалуйста, прекрати анализировать, какое время я использую.

- Я прекращу, когда ты будешь использовать правильное время.

- Ты говорил, что смог жить настоящим ради своей дочери, - напомнила я, меняя тему, обняв себя крепче.

- Ради этого пришлось много поработать, консультации, психиатры, много попыток.

- Раньше ты ненавидел лекарства.

- Но я любил мою дочь, и им удалось не допустить худшего, и до сих пор удается.

- Как на счет лучшего? - спросила я. Я знала, что лучшее сложнее презирать. Я знала, насколько могут вызывать привыкание хорошие времена.

- Лучшее? - спросил он. - Лучшее – это моменты, которые я делил с людьми, которых люблю. Ничто этого не изменит, Белла. Я отказался от наркотиков ради Элизабет. Я бросил их ради...

- Нет, пожалуйста... не говори этого.

- Скажу и должен. Конечно, я сделал это слишком поздно и в неправильное время.

- Да, время – это сука, - горько рассмеялась я.

- Скажи, что не любишь меня, Белла.

Вместо этого я смотрела на свои пальцы.

- Я не хочу давить на тебя, но я больше не хочу терять время тоже. Может быть, мне следует принять то, что ты даешь мне и быть благодарным, но я не хочу опять упустить возможность. Помни, что вера, которая у тебя есть, что идея, что было между нами может что-то исправить? Как бы там ни было, это так. Ты знаешь это, правда?

Я спустила ноги перед собой, пока они не коснулись бедра Эдварда. Я сосредоточилась на дыхании. Эдвард ждал; демонстрируя новые навыки, которые он приобрел. Умение ждать. Хотя он не хотел больше ждать. Он просил меня сделать шаг; он просил меня принять веру, которую я полжизни чернила.

Я сделала глубокий вдох, посмотрела в его, объятые надеждой, зеленые глаза и открыла рот, чтобы заговорить.

Дата добавления: 2015-10-28