Филантроп Клемент Уатт открывает новый городской приют для сирот 6 страница

— Так прочтите! — Минни улыбнулась. — Это как раз о том, о чем мы говорим. Клемент часто вспоминал об этой книге. Он несколько раз обедал с Робертом Льюисом Стивенсоном и увлекательно рассказывал о своих беседах с ним.

Виктор чувствовал, что его разум не справляется с ситуацией.

— Так что же мне делать — с этими мыслями, о которых вы говорите? Я же не могу не думать! — воскликнул он в отчаянии.

Минни сочувственно улыбнулась.

— Да, дорогой, не можете — и никто не может. Но вы должны начать думать по-новому; вы должны начать думать не так, как думаете сейчас. Как? Это самый простой, но и самый разумный совет, какой вам приходилось слышать: вы должны следить за своими мыслями.

Минни умолкла и улыбнулась. Она казалась ангелом, глаза сияли, маленькие руки покоились на коленях.

— Но я же осознаю, что я думаю, — пробормотал Виктор с сомнением.

— Виктор, вы знаете, у вас сейчас такое огорченное лицо, все сморщилось, как печеное яблоко. И ваша правая нога дрожит быстрее, чем крылышки колибри.

Виктор замер, взгляд его на миг застыл. Затем он опустил глаза и увидел, как дрожит правая нога. Он остановил эту дрожь, сомкнул веки, расслабил лицо и робко глянул на Минни. Они улыбнулись друг другу.

— Вот это Клемент называл «погрузиться в мысли». И в таком состоянии, почти гипнотическом, многие люди живут всю жизнь. Гипноз и упорство, с которым уговаривает нас зверь, поселившийся в нашей голове, правят этим бедным миром. Войны, драки, попрание законов, брат на брата, преступление, страх, тревога — результат того, что мы слушаем мысли этого зверя и верим им. Шекспир сказал: «Не спи!» Он имел в виду именно это. Состояние гипноза, в котором мы находимся, заставляет нас бегать по кругу, словно осел за морковкой.

— Но почему же вся великая литература, касающаяся этой тайны, не смогла передать ее миллионам своих читателей? — Виктор сощурился, ожидая ответа.

— Это как раз и показывает, сколь коварны эти мысли, мой друг. Они хорошо замаскированы. Скажите, вы читали книги, которые я упоминала?

— Да, некоторые.

— И что же вы думали?

— Я думал, что это скучное чтиво, все так далеко от нашего времени, и я не уловил истинный смысл.

— А ваши преподаватели? — Она подняла брови.

— Они объясняли, что у этих людей из книг были те же страхи, желания, трудности, что и у нас сегодня.

— И какой же вывод вы сделали?

— Что ничего не изменилось.

— И что вы правильно живете и что жизнь борьба, — закончила она его мысль.

— Верно, — кивнул Виктор.

— Мы воспринимаем это как историю, как развлечение. Мы не замечаем очевидного. Клемент как-то упоминал «Похищенное письмо» Эдгара Аллана По и говорил, что с удовольствием встретился бы с его автором. Я прочитала рассказ, и однажды мы обсуждали это произведение в саду. «Мы не замечаем очевидного, такова, — сказал он, — мораль этого рассказа. Наши мысли так же естественны, как дыхание, но мы никогда не обращаем на них внимания!» Я помню, что задала ему примерно тот же вопрос, что и вы мне.

— Мы не замечаем очевидного, — прошептал Виктор как бы про себя.

— Другим его любимым автором был Уолт Уитмен. Они с Клементом много времени проводили вместе. Я помню, что стала центром всеобщего внимания в своем классе, пересказывая беседы, которые вели Клемент и мистер Уитмен. Мой учитель однажды заявил, что все это плоды моего пылкого воображения. Я расстроилась и бросилась домой бегом, чтобы поскорее пожаловаться Клементу, как меня обидели.

Минни скорчила оскорбленную гримаску, как в тот далекий день, потом улыбнулась. Виктор засмеялся.

— Я прибежала на задний двор и нашла Клемента на обычном месте — он работал в саду, стоя на коленях, с большой сигарой в зубах. Я выложила ему свою горестную историю. Он встал на одно калено, взял меня за плечи и взглянул мне в глаза с таким замечательным, все понимающим выражением. «Минни, — говорил он тихо и спокойно, — что же тебя так огорчило?» — «Просто мысль», — отвечала я и повесила голову, поняв, что опять забыла самое важное.

Минни глубоко вздохнула.

— Этот замечательный, добрый человек был так терпелив со мной. «И что же сказала тебе эта мысль?» — продолжал он. «Она сказала мне, что я уродка — хуже других девочек — и что я недостойна такого друга, как ты, и что я хочу, чтобы они любили меня».

Лицо Виктора становилось печальней, пока он слушал воспоминания старой дамы.

— Виктор, проснитесь, — воскликнула она, хлопнув в ладоши.

Виктор вздрогнул от неожиданности.

— Не погружайтесь в размышления над этим. Бодрствуйте! Помните, что сидите со мной здесь, на этой веранде. Почувствуйте, где стоят ваши ноги, расслаблены или напряжены ваши руки. Если вы этого не ощущаете, вы под гипнозом, вы спите, и мысли снова одолевают вас. — С легкой улыбкой на губах Минни произносила эти приказы со всей суровостью, на которую была способна. Виктор представил ее сержантом-инструктором и улыбнулся. — Ну же, просыпайтесь.

Взглянув на себя со стороны, он увидел, что его лицевые мускулы напряжены, в уголках глаз собрались морщины. Он почувствовал, как стиснуты челюсти, и расслабил их. Затем разжал кулаки. Поставил спокойно ноги. Расправил сгорбленные плечи. Потом взглянул на Минни.

— Ну, молодец! — Она ободряюще улыбнулась. — Если вы забыли, где находитесь, значит, вы погрузились в мысли. Если вы отключились, вот как сейчас, этим мыслям самое время опутать вас. — Она вздернула подбородок и кивнула, словно завершив восклицательным знаком свои слова. Затем спросила: — Так о чем я говорила, когда вы заснули?

Виктор не мог вспомнить, и ему стало стыдно. Он еще раз взглянул на себя со стороны и снова поправился: лицо, челюсти, руки, ноги, плечи. Заметил, что дышит учащенно и глубоко вздохнул, заставив все тело расслабиться.

Минни одобрительно наблюдала за его действиями: «Правильно!» Она подмигнула Виктору.

— Клемент указал на розовый куст в углу двора...

Виктор тут же подумал о радиопередаче, которую слушал вчера, но, поймав себя на этом, вновь сосредоточился, надеясь, что Минни ничего не заметила.

—...и сказал: «Минни, а если бы все остальные розовые кусты вдруг перестали бы любить его? Разве он огорчился бы?»

«Нет», — ответила я.

«И разве этот куст утратил бы от этого свою красоту?»

«Нет».

«Так что же может вызвать в этом маленьком кустике печаль и обиду?» — продолжал он.

«Только его мысли о других розовых кустах».

«Совершенно верно. И даже если бы у этого кустика были такие грустные мысли, что бы он мог предпринять?»

«Он должен был догадаться, что их слушать не стоит!» Клемент улыбнулся и слегка обнял меня за плечи.

«Правильно, Минни!» — сказал он.

Виктор был поражен, что его собеседница помнит эти разговоры так подробно.

— Виктор, - поучала Минни, — вы должны всегда помнить то, что узнали сегодня здесь: делать ничего не надо, нужно только кое-что видеть. Постоянно наблюдайте за своей жизнью, и все, что вам нужно знать, откроется и будет дано вам. Клемент говорил так, когда я засыпала его вопросами: «А как это, а как то...» — она постучала указательным пальцем по большому, изображая птичий клюв, и засмеялась. — Наверное, я была как эта синяя сойка. Только подумайте, примерно так это и звучало.

Виктор кивнул, понимая, насколько тонкой была ее шутка.

— Но важно знать, что наш ум способен на это, Виктор. Не бороться с мыслями, не пытаться их подавить, не пытаться их гнать прочь — этого мы не можем. Надо просто не забывать следить за ними. Следить, следить и следить! А потом — смотреть, что происходит! — И опять последовала такая особенная улыбка.

В дверях показалась Колин.

— Мама, тебе пора вздремнуть.

— Я слишком завелась, чтобы отдыхать. — Минни подняла руки. — Но Колин права, прилечь мне надо.

— Минни, как мне благодарить вас? — Виктор глубоко вздохнул, глядя на хрупкую и милую старушку.

— Не теряя бдительности и стараясь извлечь побольше пользы из своей жизни! — ответила она серьезно. — Клемент часто говорил мне: «Жизнь — не бег наперегонки, Минни, это большой класс, где нужно учиться».

— Это так сложно. Почти невозможно.

— Колин! — Минни поглядела налево, чтобы увидеть, стоит ли еще ее дочь в дверях. Она была тут. — Принеси нашу семейную Библию. — Она повернулась к Виктору, словно говоря: «Погодите, пока не увидите это».

Колин вышла на веранду с большой толстой книгой в руках и бережно положила ее на колени Виктору. Книга была тяжелая. На переплете сияло золотое тиснение, страницы с золотым обрезом. Библия была старинная, ее явно много читали.

Виктор с улыбкой взглянул на Минни.

— Открывайте, — сказала она.

Виктор провел правой рукой по гладкому золотому обрезу и нашел место, где что-то было заложено. Он осторожно открыл книгу на этом месте, холод пронзил его с головы до пят.

— Не могу поверить — это невозможно! - Изумление было написано на его лице.

— Конечно, невозможно, ведь она прямо у вас перед глазами, — спокойно заметила Минни.

Перед ним — хрупкая, плоская — лежала небесно-голубая роза, аккуратно засушенная между страницами.

— Это невозможно! — снова повторил он. — Поверить не могу! Я недавно слышал специалиста по розам — специалиста! — который утверждал, что такой розы не существует, что ее нельзя вырастить! — Виктор не мог отвести глаз от синего цветка. Минни усмехнулась, ее глаза блеснули.

— Вот что говорит вам мир. «Невозможно», — втолковывают вам. Все специалисты, Виктор, верят этим вредным мыслям. Но вы-то знаете другое: вы знаете лучше. Теперь взгляните, что Клемент хотел сказать этим так называемым специалистам. - Она снова указала на Библию.

Виктор опустил глаза, все еще потрясенный, и увидел слева от розы желтоватый листок. Наверху в середине стояли инициалы: К.У. Надпись была сделана старинными черными чернилами. Виктор поднял брови. Минни безмятежно улыбалась.

— Это он писал? — Виктор посмотрел на листок и прочитал вслух: — Вещи не таковы, какими кажутся. Всегда ищи невозможного, которое не больше, чем шаг в сторону.

Виктора била дрожь.

— Нет ничего невозможного, мой дорогой, пока вы наблюдаете за своими мыслями и следите, чтобы они не возвращались к вам. Никогда не отступайте: просто наблюдайте. — Она что-то вспомнила и продолжала: — Однажды я в отчаянии призналась Клементу: «Я просто не знаю, как не слушать эти ужасные мысли!» Клемент улыбнулся и ответил: «Как» это значит «сейчас», Минни. Помни про «сейчас», а «как» придет само собой.

Виктор снова бросил взгляд на цветок и записку. Чувство умиротворения охватило его.

— Кто-нибудь знает о синей розе, Минни?

— Только моя семья и теперь, конечно, вы, — добавила она.

— Вы никому никогда не рассказывали?

— Ох, я жаждала рассказать всем, всему миру, но теперь понимаю, что правильно поступила, не сделав этого.

— Но люди пытались создать синюю розу... всегда. Я как раз слышал вчера вечером по радио, что в Японии и в Австралии проводят дорогие эксперименты — расщепляют гены, — стремясь создать нечто подобное. — Виктор наклонился и внимательно рассмотрел цветок.

— Я знаю, знаю, Виктор, — женщина подняла руку, останавливая его. — В нашей общине все увлекаются садоводством, и мы бы стали знамениты, если бы в нашем саду росли синие розы. Американское общество любителей роз назвало бы ее в честь Клемента. Она бы даже украсила обложку журнала «Ивнингпост».

— Так в чем же дело? — Виктору не терпелось узнать конец истории. И у него накопилась масса вопросов.

— Это было в один из последних приездов Клемента в наш город — месяца за два или три до его кончины. Я тогда была замужем, и мы все жили вместе б этом самом доме. У Клемента был здесь свой маленький садик. Папа соорудил ему там навес и построил сарайчик для инструментов. Живя у нас, он лишь ненадолго отлучался по делам в банк или в суд, обычно Клемент проводил время в саду. Он обожал цветы. Я развешивала белье во дворе, и вдруг Клемент позвал меня. Я уже говорила, в нашем городе все увлекаются садоводством, поэтому понимала, что за чудо я вижу перед собой. Я не верила собственным глазам, как и вы, но это был не сон: настоящая синяя роза, на довольно высоком кусте. Все остальные розы на этом кусте были обычные — густо-розовые, махровые — это был сорт «Пол-Нейрон», выведенный еще в 1869 году. И я тоже воскликнула: «Это невозможно!»

Виктор открыл было рот, но Минни знала, какой вопрос он хочет задать, и продолжала.

— Я рассматривала цветок и осторожно потрогала, чтобы убедиться, что это не розыгрыш Клемента. Потом полюбопытствовала, как он это сделал: «Это прививка или гибрид?» Клемент только смеялся. Потом он спросил: «Минни, ты хочешь знать, как?» И я закончила его мысль: «Сейчас» значит «как». «Правильно, — сказал он, — почему мы не можем просто стоять здесь и любоваться этим замечательным творением природы? Почему мы хотим посвятить весь глупый мир в наш маленький секрет? После этого он потеряет всю свою прелесть». Я ходила в сад каждый день — иногда даже по нескольку раз в день — и восхищалась этой прекрасной, единственной в своем роде розой. Когда она достигла полного расцвета, я упросила Клемента разрешить мне сорвать ее и засушить в семейной Библии. Он с неохотой согласился.

— Хорошо, что согласился, — прошептал Виктор, все еще удивляясь.

— Виктор, вы все еще пытаетесь найти объяснение? Ваш ум напряженно ищет ответа, мутация это или еще что-то подобное?

Виктор робко улыбнулся.

— Признаюсь вам: я делала то же самое. Бедный Клемент! Я выдвигала одну теорию за другой, и наконец он посоветовал мне: «Не думай, осознай». Я спросила, что он имел в виду, и вот его ответ: «Если ты все время пишешь слово с ошибкой, ты каждый раз смотришь на него и думаешь, правильно ли ты написала на этот раз, это тебя беспокоит. Но потом ты возьмешь словарь, посмотришь правильное написание, и с этого момента, сколько бы раз ты ни писала это слово, ты уже не думаешь, ты просто знаешь». Виктор помолчал и взглянул на нее.

— Минни, а этот куст цвел еще после смерти Клемента?

— Моя семья часто говорила и думала об этом после его кончины. И на следующий год на этом кусте было семь настоящих синих роз среди густо-розовых.

Виктор широко раскрыл глаза.

— И что вы сделали с ними? Как вы могли сохранить эту тайну?

Минни улыбнулась и помолчала.

— Это было нелегко. Я помнила, чему учил меня Клемент, и знала, как нужно поступать. Я уверена, что Клемент так и задумал это все, чтобы научить меня. Было очень трудно оставить эти розы на кусте, дать им расцвести и отцвести естественным путем. Очень трудно. Мне приходилось наблюдать за своими эгоистичными жадными мыслями и вести себя не так, как они подсказывали. Я старалась помочь справиться с этим искушением и всей моей семье. Но когда мы увидели, как последний лепесток последней синей розы завял и упал, мы осознали, что поступили правильно. Никакие ценности, которые мы могли бы получить благодаря этим цветам, не стоят той мудрости, которой мы научились от них. Виктору хотелось до конца понять, что хочет сказать Минни.

— Клемент был действительно замечательный человек, Виктор, и он посвятил всю свою жизнь людям. Он хотел дать другим возможность понять, что они тоже могут быть счастливы и удачливы.

— А потом этот куст цвел?

— Нет, больше никогда — ни синих, ни розовых.

— Мама, пора вздремнуть. Виктор понял, что время истекло.

— Минни, — начал он торжественно, — как мне отблагодарить вас?

— Как? «Сейчас» значит «как», — она улыбалась, выпрямившись в своей качалке. Старушка казалась хрупкой, как роза.

Виктор бережно закрыл Библию и спросил:

— Как мне отплатить за это?

— Пустяки. Отдайте книгу Колин.

— Не знаю, нужно ли мне продолжать мои поиски; Клемент, должно быть, хотел, чтобы его надгробие стало ключом к тайне.

— Уверена, так и есть. Конечно, он не мог предполагать, что вы попадете ко мне. Они засмеялись вместе.

— Но вы, Минни, вы и золотая россыпь, и алмазная, вместе взятые!

— Да бросьте. — Минни замахала на него руками. — И что же ваше сердце — не голова — подсказывает вам предпринять? — спросила она, коснувшись его груди кончиками пальцев.

— Оно подсказывает мне продолжить поиски, — ответил Виктор, садясь прямо. Он вспомнил, что нужно смотреть на себя со стороны, и быстро привел в порядок лицо, руки, ноги, плечи и дыхание.

Минни заметила это и улыбнулась.

— Ну, ступайте, молодой человек, — напутствовала она его материнским тоном.

— Минни, можно я поцелую вас в щечку? — Виктор удивился, что решился все-таки просить ее позволения, и надеялся, что она не обидится.

— Мне-то ничего, но что скажет ваша жена? — Минни изобразила смущение.

— Я ей не скажу, она и не узнает. — Виктор встал и шагнул к Минни. Она выглядела так мило, словно маленькая редкая птичка. Он наклонился и поцеловал ее в правую щеку, чуть чмокнув.

— Ой-ой! — улыбнулась дама, дотрагиваясь до щеки. — Теперь целую неделю умываться не буду! — Она захихикала.

Колин подошла с улыбкой и помогла матери подняться.

— Помочь? — Виктор хотел взять Минни под руку.

— Нет, вам надо торопиться. Вам надо идти учиться.

— А почему вы вспомнили о моей жене? Она ответила и на этот глупый вопрос:

— Потому что она стоит того, чтобы о ней помнить: ведь она выбрала в мужья Искателя! — Минни подмигнула Виктору.

Виктор улыбнулся, поблагодарил обеих женщин, взял свою бумажную сумку и спустился по ступенькам высокого крыльца. Он медленно шел по дорожке к тротуару. Остановившись на мгновение, он оглянулся и увидел, как Минни и Колин исчезают в доме. Дверь захлопнулась, и Виктор снова остался один.

Сделай первый шаг, вспомнил он, и станет ясен следующий. Истинная правда! Он шагнул прямо в чудо.

Глава 8

Я проголодался, — подумал Виктор. — Наверное, уже почти полдень. Отсюда до конца квартала далековато. Возможно, стоит вернуться в отель. Поесть, а потом разузнать насчет приюта». Мысли его спешили, и что-то подсказывало ему, что стоит поторопиться. Но зачем? Он специально пошел медленнее. Но мысли его уже просто неслись галопом. Он засмеялся. Как это странно!

Приближаясь к Третьей авеню, за квартал до гостиницы, Виктор заметил, что в городке больше жизни, чем ему показалось утром. Ему попадалось больше местных жителей, чем туристов. Все они двигались по направлению к главной улице, по которой он впервые вошел в город. Виктор понял, что больше не думает о себе как о туристе. Теперь он стал «местным». Эта мысль заставила его улыбнуться.

Переходя дорогу перед магазином Паркера, Виктор ощутил какую-то новую упругость в походке. Его шаги гулко отдавались. «Если бы я носил эти дурацкие спортивные туфли, какие обычно носят туристы, я бы лишился удовольствия слышать, как мои каблуки стучат по тротуару». Поймав себя на этой мысли, Виктор решил, что слишком критичен, и поморщился.

«Никогда не отступай, Виктор!» — Он словно услышал рядом голос Минни. Не отступай, решил он, а просто наблюдай. Будь непредвзятым наблюдателем. Бот и отель. Интересно, Уолтон еще здесь? Наверняка здесь.

Виктор вошел в гостиницу. При свете дня он выглядел так же величественно. Несколько человек прошли через вестибюль. А вот и Уолтон у телефона, собственной персоной. Приятно увидеть знакомое лицо. Большие часы показывали 12.15.

Интересно, много ли народу в ресторане, подумал Виктор, поворачивая в сторону арки. Он подошел к молодой распорядительнице, стоявшей у входа. Как «местный», он потребовал свой столик на двоих у окна. Она бросила взгляд за тяжелую бархатную портьеру, улыбнулась, подала меню и пригласила: «Сюда, пожалуйста».

Народу собралось больше, чем в предыдущие два раза. Обедали человек двадцать—тридцать, в основном местные жители, и Виктор решил, что они обсуждают здесь свои дела. Было, более оживленно, чем утром за завтраком — всего четыре часа назад! — и вчера вечером. За несколько часов многое здесь изменилось.

Ожидая свой заказ, Виктор снова и снова перечитывал копию статьи. «Не думай, понимай». Он вспомнил слова, сказанные Клементом Уаттом Минни. Отлично, Клемент Уатт оставил надежный ключ — 4 августа 1899 — на своем надгробном камне. Это привело к единственному источнику, откуда можно было узнать о событиях того дня: к газете. И обнаружилась эта статья. Виктор вновь просмотрел копию. А если бы мистер Джессап не купил аппарат для микрофильмов? Если мистер Уатт хотел оставить надежную зацепку, ведущую к его тайне, это звено казалось слабоватым.

Ладно, значит, подсказка должна быть в статье, это кажется очевидным.

- Извините, — обратился Виктор к проходившей официантке.

Она повернулась и сказала: «Да, сэр». Он смутился.

— Вы знаете, как добраться отсюда до сиротского приюта?

Она остановилась, возведя глаза к потолку. Виктор вспомнил своего учителя в пятом классе — мистера Вудса, который, заметив, что он, стоя у доски, также уставился на потолок, поинтересовался; «Что, Виктор, ответ написан на потолке?» И весь класс смеялся.

— Да, — вспомнила официантка, — выйдете из гостиницы, свернете налево за угол, свернете налево, на Вторую авеню, пройдете три квартала до Уатт-стрит, снова налево и еще один квартал. Вот там он и стоит. Он занимает целый квартал. Это большое белое здание в два этажа. — Она улыбнулась, поняв, что ему трудно будет запомнить все сразу.

Виктор повторил и начертил в воздухе невидимый маршрут, решив, что сидящим за другими столиками это может показаться довольно странным. Официантка улыбнулась и кивнула, увидев, что он понял ее объяснения.

— Ясно, спасибо, — сказал он. Уатт-стрит. Если бы она знала, в честь какого человека названа эта улица!

Большие часы пробили один раз, когда Виктор проходил через вестибюль. Уолтон деловито говорил по телефону, а перед его стойкой стояла пара новых гостей:

Виктор толкнул тяжелую дверь и снова очутился на Парковой улице. «Интересно, что я там найду...» Три квартала по Уатт-стрит,. поворот, еще один квартал. Виктор заметил, что почти забыл о наблюдении за своими мыслями. Обычно он был погружен в них, вспоминая о прошлом или устремляясь в будущее. В гостях у Минни он несколько раз подумал, что наблюдение за своими мыслями — дело простое. Теперь он все яснее осознавал, что это вовсе не так.

Перед ним лежала старинная улица, тихая и тенистая. Величественные белые сикоморы выстроились по обеим ее сторонам, их ветви переплетались высоко наверху. Через просветы в листве виднелись низкие, похожие на вату облака. Окружающая обстановка действовала умиротворяюще.

Виктор заметил нужное ему здание задолго до того, как вышел из зеленого туннеля. Высокая крыша, ярко-красная, чистая и свежепокрашенная, отличалась от потемневших от непогоды и сырости крыш окрестных домов.

Он отвел свисающую ветку дерева, перешагнул через выпирающий из дорожки корень и вышел через просвет в густом кустарнике.

В сотне ярдов перед ним, над полого поднимающейся тщательно подстриженной лужайкой, высился приют.

— Вот он, — пробормотал Виктор и широко улыбнулся.

Дом был огромный, гораздо больше, чем он ожидал, белый, на деревянном каркасе, со множеством окон. Четыре красные кирпичные трубы высоко поднимались над крышей. Под первым этажом находился обширный цокольный, окна которого располагались на уровне земли и шли по всему периметру дома. Парадное крыльцо поражало своими размерами. Невысокая живая изгородь огибала здание.

Перед главным входом росло несколько могучих деревьев. С изогнутой толстой ветки свисали старые качели. Ветерок чуть шевелил их. Виктору захотелось покачаться.

Узкая калитка в простой белой изгороди была увенчана решеткой, почти невидимой под массой увивающего ее плюща. Виктор осторожно открыл калитку и поморщился, закрывая ее, от скрипа. «Что это я, боюсь разбудить кого-нибудь?» Вымощенная булыжником дорожка вела, извиваясь, к ступенькам парадного крыльца. Виктор глянул под ноги и увидел, как между округлыми камнями пробивается трава. Он решил, что дом и двор те же самые, что описаны в статье 1899 года, лежавшей у него в кармане. Должно быть, церемония проходила как раз здесь: на огромном крыльце. Мистер Уатт ходил по этим же камням.

Виктор преодолел три пролета широкой деревянной лестницы и большими шагами пересек крыльцо, направляясь к двери. По крашеному дощатому полу трудно было ступать тихо. Взяв сверкающий медный дверной молоток, Виктор глубоко вздохнул, дважды постучал и стал ждать. Он заметил, что переминается с ноги на ногу, и выпрямился. Затем почувствовал, что сжал кулаки, и сразу расслабил кисти. «Следи-следи», — услышал он голос Минни. А она, должно быть, спит сейчас.

Улыбающаяся женщина средних лет отворила дверь.

— Здравствуйте, — сказала она приветливо. Улыбнувшись в ответ, Виктор произнес свою давно заготовленную речь.

— Здравствуйте, меня зовут Виктор Трумэн, я бы хотел поговорить с директором приюта.

— Стало быть, с мистером Мак-Кули. Он вас ждет? — спросила она таким тоном, как будто заранее знала, что на этот час не назначено никаких встреч.

— Нет, он не ждет меня, — ответил Виктор. — У меня лишь небольшой вопрос касательно основателя этого дома, мистера Клемента Уатта.

— Да, да, мистер Уатт, — она говорила так, как будто очень давно не слышала этого имени. — Пожалуйста, входите. Я доложу о вас мистеру Мак-Кули.

Виктор поблагодарил ее и шагнул в большой зал-прихожую.

— Я сейчас вернусь, — предупредила его женщина и вышла через дверь в противоположный стене. Виктор счел хорошим признаком, что она не предложила ему сесть: может быть, мистер Мак-Кули примет его сразу же.

В глубине зала он заметил камин, возле него удобные с виду кресла, столики, лампы для чтения. По обеим сторонам камина висели портреты. Люди были разные, но выражение лиц похожее: серьезное и сосредоточенное. Виктор решил, что они должны были быть людьми добрыми. Наверное, это директора приюта с 1899 года. А есть ли здесь где-нибудь портрет мистера Мак-Кули?

Повернувшись к другой стене, Виктор от неожиданности охнул. Между двумя небольшими бра с матерчатыми абажурчиками висела в тяжелой резной раме большая картина маслом. Это был Клемент! Он казался старше, чем на портрете у Минни, но несомненно это был он. Виктор подошел поближе, чтобы рассмотреть портрет. Маленькая медная табличка с узорными буквами внизу рамы подтверждала: «Клемент Уатт, основатель, 1852—1933». Ему исполнился 81 год к моменту кончины, подсчитал Виктор, а Минни познакомилась с ним, когда ему было под шестьдесят.

Виктор услышал шаги женщины. Она вернулась через ту же дверь и сказала с улыбкой:

— Мистер Мак-Кули будет рад вас видеть.

Превосходно. Виктор постарался не выказать волнения.

— Большое спасибо, — он улыбнулся в ответ и слегка поклонился.

— Пожалуйста, идите за мной.

Он бросил последний взгляд на Клемента, почувствовал холодок, пробежавший по спине, и последовал за своей провожатой.

Они миновали коридор, женщина остановилась и повернулась к двери.

— Это кабинет мистера Мак-Кули.

— Еще раз спасибо, — отозвался Виктор, медленно открывая дверь.

Когда он перешагнул порог, слева от него очутился мистер Мак-Кули, обходивший маленький письменный стол, вытянув правую руку, с приветливой улыбкой на лице. Они обменялись рукопожатием.

— Джон Мак-Кули, — представился он, энергично пожимая руку и доверительно улыбаясь.

— Рад познакомиться, мистер Мак-Кули. Я Виктор Трумэн.

— Садитесь, пожалуйста, — мистер Мак-Кули указал на один из простых деревянных стульев, стоящих перед его столом.

— Спасибо, сэр. — Виктор сел и подумал, что этот стул должен приводить в трепет всех детей, живущих здесь. Он сам почувствовал себя провинившимся школьником.

— Миссис Дауэлл сообщила, что вы интересуетесь нашим основателем, мистером Уаттом. — Мак-Кули уселся и сложил руки на обширном животе. Казалось, он давно ждал этого разговора.

— Мистер Мак-Кули, я ищу сведения, но не знаю, какие именно. — Произнеся такое вслух, Виктор внезапно почувствовал себя несколько глупо. Он ощутил, как кровь прилила к лицу, и надеялся, что Мак-Кули не обратил внимание на его замешательство. Следи-следи. Он вспомнил слова Минни и расслабился, насколько смог.

— Конечно, я не был знаком с мистером Уаттом, — начал Мак-Кули, — но понимаю, что это был выдающийся человек — очень скромный, очень влиятельный и замечательно мудрый. Я четвертый директор приюта, и он содержится и управляется согласно строгим предписаниям, оставленным, как мне говорили, самим мистером Уаттом.

Виктор был удивлен, но и обрадован, что мистер Мак-Кули рассказал так много и так быстро. Но теперь была его очередь.

— Мистер Мак-Кули... — Виктор запнулся. «Да, с ним нужно хорошо поладить: больше обращаться не к кому». — Я обнаружил надгробие мистера Уатта на старом кладбище, недалеко от «Гранд-отеля». Он внимательно следил за выражением лица Мак-Кули. Никакой реакции.

— На нем скрыта дата — 4 августа 1899 года. Виктор продолжал следить за реакцией. По-прежнему никакой.

— Поскольку это не дата рождения и не дата смерти, я решил, что она почему-то важна. Никаких эмоций.

— И я раскопал, — интересное я выбрал слово, подумал Виктор, — газетную статью за это число.

Виктор достал копию из потрепанной бумажной сумки, ставшей его портфелем. Теперь Мак-Кули казался заинтересованным, взял осторожно копию, протянутую Виктором. «Следи-следи», — вспомнил Виктор, ожидая, пока Мак-Кули прочитает статью. Он дважды улыбнулся, перечитывая каждое слово. Мысли Виктора понеслись было вскачь, но он удержал их и продолжал наблюдать. Он повел плечами, чтобы расслабиться. Затем почувствовал, как нахмурился лоб, но он сразу разгладил морщины. «Так много всего происходит во мне и вокруг меня, — подумал Виктор, — а я чаще всего просто не замечаю этого. Интересно, как там Минни».

Дата добавления: 2015-10-28