Ересь пелагианская.

«В то время, как на Востоке закончены были споры о догматических вопросах теоретического характера, на Западе поднялись споры о вопросах характера практического, именно об отношении свободы воли человеческой к Божественной благодати в деле спасения человека. Восточные отцы и учителя Церкви разрешали этот вопрос в смысле, что спасение человека совершается самим человеком, свободно, при содействии Божественно благодати. Благодать не стесняет воли человека: но один он собственными силами, без пособия благодати все-таки спастись не может. Бог Своей благодатью, освящающей и возрождающей силы человека, человек своей деятельностью, сообразной с требованиями евангельскими, совместно, при общем воздействии (синергизм) устаивают спасение человека. Но на Западе развивались несколько иные взгляды на отношение свободы воли человеческой к благодати в деле спасения. Признавая бессилие греховной воли в деле добра, западные богословы все значение в деле спасения приписывали благодати. Такой взгляд доведен был до крайности в начале V в. знаменитым западным богословом блж. Августином. (…) Из обстоятельств своей жизни Августин вынес убеждение, что собственные силы человека ничего не значат в деле спасения и что одна только Бодественная благодать наводитего на путь истинный и спасает. Этим убежеднием проникнуто все учение Августина о благодати и свободе. Человек, по понятию Августина, до падения обладал истинной свободой делать добро и не грешить. Хотя в нем была возможность греха, но мертвая, не деятельная. После же падения он потерял свободу не грешить. Если в его падшей природе осталась возможность добра, то она мертвая, не переходящая в действие. Напротив, теперь способность ко греху становится деятельной, и человек только и может, что грешить. Неотразимая необходимость грешить в силу первородного греха, перешла на все потомство Адама. Поэтому все люди только грешат, и никто из них не может не только не делать, даже желать чего-нибудь доброго, чтобы достигнуть спасения. Только Бог, по Своему бесконечному милосердию, без всякой заслуги со стороны человека, Своей благодатью, может спасти человека. Благодать сначала пробуждает в человеке сознание греховности и тем приготовляет его к спасению (благодать приготовляющая); потом внушает ему веру во Христа, вводит в общение со Христом, доставляя в таинстве крещения отпущение грехов, и тем устраивает его спасение (благодать действующая); наконец, для того чтобы человек достиг полного нравственного совершенства, она помогает ему борьбе с ветхим человеком (благодать содействующая). В заключение всего благодать сообщает человеку дар постоянного в ней пребывания. Таким образом, Августин отнимал у человека всякое участие в собственном спасении. На возражение, почему не все спасаются, если человек не сам устраивает свое спасение, а вместо него – благодать, Августин отвечал учением о безусловном предопределении. По его представлению, все люди от вечности безусловно предопределены Богом по Его воле одни ко спасению, другие к погибели. Благодать действует только на предопределенных к спасению, так что они необходимо должны спастись; а непредопределенные, если бы даже искали спасения, что, по Августину, невозможно, не будут спасены.

Взгляды Августина на свободу и благодать стали упрочиваться в западном христианском мире. Но если в уме Августина такие взгляды сложились под влиянием глубоко благочестивого чувства – сознания человеческого бессилия в деле добра и безусловного благоговения перед Божественной благодатью, то у большинства западных христиан, между которыми распространялись эти взгляды, такого чувства не было. В начале V в., после того как многие вступили в Церковь не по убеждению, а из житейских расчетов, нравственные понятия в западном христианском обществе были довольно сбивчивы. Многие, особенно люди светские, предаваясь порочной жизни, извиняли себя слабостью человеческой природы, говорили, что человеку трудно выполнить все требования евангелия, и, не препринимая никаких усилий к выполнению их, успокаивали себя надеждой на спасение посредством благодати. Такие превратные понятия, в связи с учением Августина, вызвали противодействие, которое разрешилось учением, известным под именем пелагианства.

(…) Учение это, как оно раскрыто в сочинениях Пелагия и, особенно, его горячих последователей, представляется в следующем виде. Первый человек в невинном состоянии обладал полной свободой делать добро и зло, грешить и не грешить. Как до падения он мог грешить и не грешить, так и после падения. Таким образом, первый грех не произвел перемены в природе человека: она осталаь той же, какой была, когда человек находился в невинном состоянии. Если первый человек умер, то не вследствие греха, потому, что он создан был смертным. Поэтому и потомки первого человека не терпят ничего от его греха. Первородный грех, повредивший одному Адаму, не переходит на них, ибо грех есть дело воли, а не недостаток природы. Все люди рождаются такими же, как создан первый человек, со способностью к добру и злу – ни добрыми, ни злыми. Отсюда, по представлению пелагиан, напрасно крещение детей для снятия с них первородного наследственного греха. Уж в жизни люди по своей воли направляют прирожденную им способность или к добру, или ко злу. В их воле грешить и не грешить, быть грешными или безгрешными. Только трудно людям достигнуть безгрешного состояния теперь, когда было и есть множество примеров греха, множество соблазнов и когда уже у всех вошло в привычку грешить. В этом случае, говорили пелагиане, благодать является как облегчающее средство. Сообщая человеку через откровение сначала в законе, а потом в евангелии познание Божественных заповедей и представляя высочайший пример добродетели в лице Господа Иисуса Христа, благодать указывает ему путь, которым можно достигнуть спасения; а доставляя в таинстве крещения отпущение всех соделанных до принятия его грехов и обещая будущую блаженную жизнь, она располагает его идти этим путем. Но внутреннего освящающего и возрождающего силы человека влияния благодать не имеет. Непосредственное действие благодати на силы человека было бы насилием его свободы. Таким образом, пелагиане, в противоположность Августину, в деле спасения приписывали все значение силам человека. Учение Августина было только ошибочное и к большим вредным последствиям повести не могло; учение же пелагианское вело к отрицанию нужды в искуплении и самого искупления. Столкновение этих двух учений произвело в западных церквах споры, которые окончились осуждением пелагианства. (…) Восточные богословы, для которых Августин не был авторитетом, смотрели на учение Пелагия со своей точки зрения. Объяснение Пелагия, довольно, впрочем, неопределенное, они поняли в том смысле, что он, подобно им, допускает совместное участие благодати и собственных сил человека в деле спасения, и поэтому не нашли в его учении ереси. (…) Орозий донес в Карфаген о действиях восточных соборов против Пелагия. Здесь сильно были недовольны такой постановкой дела. Августин написал сочинение «О палестинских деяниях», в котором доказывал, что Пелагий своими объяснениями обманул восточных отцов. (…) В 418 г. в Карфагене состоялся большой собор, на котором присутствовал и Августин. Здесь торжественно преданы были анафеме все, держащиеся пелагианства, и определен был догмат о благодати в том смысле, что она не внешним только образом помогает человеку в деле спасения, прощая грехи и сообщая познание Божественных заповедей и т.п., но действует внутренне на человека, обновляет и возрождает его силы к деланию добра.

(…) Вслед за пелагианскими спорами на Западе начались споры так называемые полупелагианские … Представителем этого направления был сам Иоанн Кассиан. Он был учеником Иоанна Златоуста и в своих воззрениях на благодать и свободу следовал восточным богословам. Для него учение Августина с отрицанием участия человека в деле собственного спасения ис безусловным предопределением казалось слишком мрачным и безотрадным. Как человек, посвятивший себя аскетической жизни, он считал себя вправе думать, что совершаемые им по собственной воле подвиги самоотвержения будут иметь цену перед Богом. Поэтому он учил, что человек и после падения способен делать добро. Первородный грех, действительно, повредил природу человека, но не настолько, чтобы он совсем не мог желать добра и делать добро. Но в то же время Кассиан не допускал, чтобы человек мог спастись без благодати. Он утверждал, что благодать сообщается человеку в том случае, если он сам делает себя достойным ее, и совместно с ним самим устраивает его спасение. Благодать дается для всех, но принимают ее не все, почему не все и спасаются. Отсюда и Божественное предопределение одних ко спасению, а других к погибели основывается не на безусловной воле Божией, а на Божественном предведении того, примут люди благодать или не примут. В сущности, учение Иоанна Кассиана православное, но с точки зрения системы Августина оно казалось еретическим, почему в Средние века и названо полупелагианством [66].

Дата добавления: 2015-10-24