Почему даже в те редкие случаи, когда в храме читается Писание, это делается так, что неподготовленному человеку понять невозможно решительно ничего?

1) Вы ошибаетесь, насчет редкого чтения Священного Писания, так как из него и состоит все православное богослужение. Так как кроме этого, оно сопряжено с памятью какого-нибудь события, которому составлены особые стихиры [19] и тропари [20], оно восполняется и ими. Основной книгой Библии, на которой построено богослужение является Псалтирь. Согласно определенному уставу вечером и утром читается Священное Писание. Вечером – паремии – чтения из Ветхого или Нового Завета (в зависимости от празднуемого события), утром (кроме великопостных служб, на которых не положено чтение Евангелия или Апостола) на Литургии в обязательном порядке читается Апостол и Евангелие, по образцу Апостольских литургий [21]. Зачала посвящены памяти определенного события, поэтому читается не вся глава из Евангелия или Апостола (их посланий), а именно подходящие по смыслу тексты - несколько стихов. Хотя иногда и вся глава (например, события последних часов жизни диакона Стефана: Деян. 6, 8-15; 7, 1-60).

2) В отличие от протестантского отношения к Библии, как цитатнику, историческому справочнику и нравственному кодексу Православная Церковь всегда относилась к ней как к Слову Самого Бога, обращенного к человеку – с величайшим благоговением (по крайней мере всегда от прихожан и клириков этого требовала). Поэтому чтение Священного Писания в Церкви всегда предваряется молитвой, которая должна успокоить все наши земные чувства и стремления и приготовить к принятию и усвоению высочайшей истины, так как если мы хотим, чтобы семя проросло, сначала необходимо приготовить для этого землю, а потом только насаждать. Это касается как чтения во время богослужения, так и домашнего чтения. Ведь, конечной целью является не сбор информации, а ее применение в жизни.

3) Если вы имеете ввиду, язык, то «Отчего это язык, который был понятен неграмотным крестьянам XVIII в., вдруг стал непонятен кандидатам наук XXI в.? В церковнославянском (старославянском) языке всего лишь десяток корней, которых нет в современном русском языке. За последние десять лет мы с вами выучились словам типа «ваучер» и «фьючерс», «сайт» и «провайдер», «хоббит» и «квиддич». Неужели трудно понять, что означают слова «живот», «присно», «выну» и так далее? Для образованного человека, я думаю, проблемы это никакой не составляет. А необразованной молодежи в храмах сейчас просто нет.

Бабушкам в храме не скучно и не непонятно. И если происходящее в храме непонятно человеку с высшим образованием (особенно гуманитарным) – значит, человек не желает приложить усилий к пониманию. А без воли к пониманию никакое постижение невозможно. Следовательно, дело не в трудности и неразрешимости задачи, а в нежелании приступить к ее разрешению. Как справедливо заметил архимандрит Софроний (Сахаров): «Неуместны доводы якобы непонятности для многих современных людей старого церковного языка; людей поголовно грамотных и даже образованных. Для таковых овладеть совсем небольшим количеством неупотребительных в обыденной жизни слов – дело нескольких часов. Все без исключения затрачивают огромные усилия для усвоения сложных терминологий различных областей научного или технического знания; политических, юридических и социальных наук; языка философского и поэтического… Почему бы понуждать Церковь к утере языка, необходимого для выражения свойственных высших форм богословия или духовных опытов?» [22]. А потом, напрасно Вы думаете, что если в храме служить на русском языке, то там будет больше молодежи. Появятся другие отговорки: «Посты длинные, службы долгие, скамейки жесткие, пол холодный, и вообще с пивом мы вчера перебрали... Вот была бы на этом мраморном полу дискотека – вот тогда мы пришли бы…» [23].

Проблема богослужебного языка очень древняя. Ведь сам церковно-славянский это искусственный язык и введен он только с той целью, Слово Божье было доступно всем. Объясню. Для того, чтобы сделать перевод необходимо, как минимум три вещи:

а) великолепное знание исходного языка, его правил и особенностей. Учитывая то, что греческий – это уникальный язык, каждое слово которого имеет по несколько значений, перевод с такого содержит в себе ряд сложностей: как перевести то или иное слово так, чтобы во всем остальном тексте Священного Писания не было потом «аллергии» на такой перевод. Для этого необходимо прекрасное знание всего текста Священного Писания (хотя бы по смыслу), необходимо жить им.

б) Вместе с тем, необходимо также прекрасное знание и языка адресата и, соответсвтвенно, всех его особенностей. Как нельзя лучше для Руси потрудились, в этом смысле, святые братья Кирилл и Мефодий. Будучи греками по происхождению и также великолепно изучив славянский они сделали все возможное, чтобы смысл, заложенный в греческом был донесен до славян, п.э. им пришлось оставить некоторые греческие корни, слова и даже выражения, которые по сути и составляют этот «церковный» язык. Кроме того, язык, на котором звучат слова откровения не может быть достоянием толпы (не общества верующих…). В свою очередь, это сыграло свою роль в неизменности церковного языка. Да, он немного русифицировался, в связи с тем, что обществу стали уже непонятными некоторые архаичные выражения, но это касается только некоторых слов. В этом смысле он как бы застыл, в отличие от русского, так как«Любой разговорный язык со времен Вавилонского столпотворения в силу различных причин имеет свойство изменяться. В связи с этим встает проблема перевода священных текстов со специального священного языка, который гораздо меньше подвержен изменению, на современный разговорный. В истории различных христианских исповеданий эта проблема решалась по-разному. Если современное католичество несколько десятков лет назад перешло на повсеместное употребление современных разговорных языков при богослужении, то, например, англиканская церковь настойчиво сохраняет архаизмы в своих священных текстах.

Русская Православная Церковь вот уже боле тысячи лет хранит свой священный язык — церковно-славянский. Это особый язык, который образовался, главным образом, благодаря трудам святых равноапостольных Кирилла и Мефодия по переводу текстов Священного Писания и православного богослужения с греческого на славянский. Этот язык явился воспитателем русского сознания, русской письменной культуры и родоначальником современного литературного русского языка, который начал формироваться в XVIII веке. На протяжении тысячелетней истории Русской Церкви неоднократно производились исправления, обновления богослужебных текстов (например, при святителе Алексие в XIV в., при патриархе Никоне в XVII в.). В начале XX века движение обновленчества выявило стремление многих представителей иерархии и духовенства к переводу богослужения на современный русский язык. Эта проблема актуальна и в наши дни в связи с подобными настроениями некоторой части духовенства.

Итак, нужен ли перевод богослужебных текстов с церковно-славянского на русский? Наиболее правильным в этом вопросе представляется шествие средним путем: с одной стороны, не впасть в крайность служения букве, которая убивает (2 Кор. 3, 6), а с другой, не умалить и не осквернить то сокровище, которое донесло до нас Православное Предание. В связи с этим, считаю такой перевод нецелесообразным. Но в целях углубления понимания богослужебных текстов верующими считаю необходимым пересмотр и исправление силами самого церковно-славянского языка неблагозвучных, в связи с омонимами современного языка, слов, а также углубление языковой подготовки верующих. Чтобы обосновать это, обратимся к истории церковно-славянского и современного русского языков, а также рассмотрим основные доводы сторонников перевода.

Эти два языка нельзя считать разными языками. Современный русский является ветвью церковно-славянского. Словарные формы этих языков во многом схожи, грамматика русского является производной грамматики церковно-славянского. Поэтому для любого русскоговорящего человека церковно-славянский язык оказывается близким и понятным, его не надо учить, как иностранный. Многолетний опыт проф. МГУ А. Ч. Козаржевского показал, что при внятном, неспешном чтении церковно-славянских текстов, они легко воспринимаются даже совершенно неподготовленной массовой аудиторией. Напротив, восприятие на слух текстов, переведенных на русский язык (например, Плач Иеремии), оказывается более сложным. [24]

Церковно-славянский — священный язык. Он несет множество священных понятий без соблазна для ума, без низменных ассоциаций, и, таким образом, возводит ум человека к благоговейному размышлению о божественных предметах, воспитывает его. Перевод таких слов и словосочетаний, как “Богородица”, “Взбранной Воеводе”, “Неискусомужная”, “разверзаяй ложесна” и других, явно умалит и исказит их содержание и красоту. Например, перевод ирмоса “Отверзу уста моя, и наполнятся Духа” будет звучать так: “Открою мой рот, и наполню его воздухом”. Необходимо также заметить, что язык богослужения во все времена был отличен от языка разговорного, в том числе и при святых Кирилле и Мефодие. Они переводили тексты не на славянский разговорный язык, который не обладал необходимыми для этого средствами, но осуществляли кальку греческого богослужебного языка, в котором содержалось множество совершенно чуждых сознанию славянина-язычника понятий. При таком переводе сохранялись особенности греческих поэтических форм. Поэтому не надо думать, как отмечает филолог А.Плетнев, что при святом Владимире и его сыновьях славянское богослужение было более понятно, чем сейчас.

Церковно-славянский язык важен не только как богослужебный, но и как хранитель церковного единства и русской культуры. Это богослужебный язык единой нации — великороссов, малороссов и белороссов. Перевод на современный русский будет способствовать национальным и церковным разделениям. При этом велика опасность раскола. Перевод неизбежно повлечет за собой общее сокращение и обеднение богослужения, упрощение убранства храмов и т. д. Кроме того, как отмечает В.Моров, отказавшись от церковно-славянского языка, мы рискуем потерять литературную культуру XIX века, так что наши внуки смогут читать А.С.Пушкина только в адаптированном переводе.

Теперь рассмотрим основные аргументы сторонников перевода. Главный из них — обвинение церковно-славянского языка в непонятности, что препятствует верующим воспринимать смысл богослужения и молиться. Здесь надо вести речь скорее не о переводе, как было показано выше, а о культуре речи и пения при богослужении, а также об углублении языковой подготовки верующих посредством бесед и специальных изданий с параллельными переводами. Кроме того, непонятность церковно-славянского языка часто преувеличивается. Необходимо заметить, что Церковью отнюдь не возбраняется личная молитва своими словами. К этому призывает святитель Феофан Затворник. Однако церковная молитва — это выражение общего сознания, она отличается от частной, как храм — от комнаты.

Сторонники перевода утверждают также, что непонятность богослужения отталкивает многих от Церкви. Обычно это говорят в свое оправдание люди, которые по своему состоянию еще совершенно не готовы ходить в храм. А человека, который стремится к Богу, не оттолкнет от Церкви ничего — ни смерть, ни жизнь, ни ангелы... (Рим. 8, 38). Скорее его будет отталкивать от храма упрощение и обыденность богослужения, что прекрасно проиллюстрировал опыт католической церкви и нашего обновленчества. После перехода на современный язык храмы отнюдь не пополнялись людьми, а, наоборот, пустели. Такое следование духу века сего, принижение евангельских идеалов для удобства человека всегда пагубно сказывается на духовной и нравственной жизни паствы. Церковь должна быть животворной закваской в мире и удерживать всеобщий закон тления, деградации, а не ускорять его.

Иногда противники перевода слышат обвинения в ереси, подобной трехъязычной. Однако, никто не абсолютизирует церковно-славянский язык и не запрещает перевод Библии и литургических текстов на современные языки. Это не только можно, но и нужно делать в тех народах, где еще не проповедано христианское учение. Однако, проявлю смелость утверждать, что через тысячу лет этот народ, если доживет, неизбежно столкнется с теми же проблемами отдаления церковного языка от разговорного.

Еще хотелось бы отметить огромную сложность и практическую неосуществимость адекватного перевода церковно-славянских текстов. Ни один из сделанных переводов, как с сожалением отмечает проф. А.Ч.Козаржевский, не представляет собой положительных результатов. Кроме того, все они имеют массу недостатков, которые часто приводят не только к эстетическим, но и смысловым искажениям текста. Например, в переводе Нового Завета еп. Кассиана (Безобразова) слово “плачущии” в заповедях Блаженств переведено как “скорбящии”, что, несомненно, искажает смысл изречений Христа» [25].

в) Третье, что тоже очень важно помнить при переводе, это то, для кого делается этот перевод. Когда свт. Николай Касаткин делал перевод Библии на японский, он столкнулся с тем, что некоторые выражения, которые применимы и обычны в наших странах, там становятся чуть ли не абсурдными. Например, слова ап. Павла: «Я насадил, Аполлос поливал…» становятся непонятными, так как кроме риса, который выращивается в воде у них других полевых культур нет [26], и поэтому странно для японца слышать, что его еще надо поливать. Поэтому был предложен другой перевод. Так же и с первыми стихами Евангелия от Иоанна. Слово Бог у них очень расплывчатое и философское понятие, которое максимально подходило к православному пониманию этого слова было Дао, поэтому было переведено: «В начале было Дао…» [27]. То есть при переводе очень важно учитывать культуру народа, чтобы слова Библии были не какой-то заморской таинственной книгой, а Словом Божьим, которым человек пользуется как руководством.

4) Если священнослужитель или другой клирик читает не внятно или спешно, это еще не повод уходить в другую организацию [28]. В таком случае может действительно стоит перейти в другой храм, где служат более разборчиво и понятно. А если нет такой возможности, то можно просто открыть молитвослов, или своими словами обратиться к Богу, помолиться к Нему и Он услышит. Сила молитвы ведь не в вычитывании а в искренности. Молитвы Церковью предложены только как образцы, так как земному свойственно и думать о земном, а между тем, Господь всегда призывал: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». Поэтому молитвы святых, предложенные в молитвословах, если и касаются нашей повседневной жизни, то лишь незначительно, но все внимание обращено на то, что Господь знает наши скорби и нужды прежде нашего прошения. То есть главным и существенным содержанием молитв является: 1) прославление Бога и 2) прошение о спасении от рабства греху, как в этой жизни так и в будущей.

И вообще, очень странно слышать, что «Господи помилуй» человеку непонятно. Это лишь говорит о его предвзятом отношении к Церкви, а не понимании или не понимании богослужебных текстов. Что-то все-таки должно быть понятно.

Почему Церковь так радуется "духовному возрождению" и растущему числу людей, называющих себя православными, при этом, закрывая глаза на то, что в действительности интересуются вопросами религии лишь ничтожные единицы?

Церковь никогда не закрывала на это глаза. Человек если и приходит креститься, то священник всегда должен провести с ним подготовительную беседу: «зачем человек креститься? Имеет ли он ту необходимую веру или для него это обычная формальность?». И когда слышит положительные ответы, то он возлагает на крещаемого надежды, что он сможет исполнить те обещания [29], которые давал при купели (баптистерии). Но при этом он понимает, что не всякое семя падает в плодородную землю. Христос когда проповедовал ведь не все за Ним пошли, а некоторые даже противились и распяли Его. В этом свете становится понятна притча о сеятеле и это священник, совершая Таинство, прекрасно понимает, но, в конце-концов, всегда имеет надежду.

К тому же сейчас укоренилось мнение в церковном народе (формально верующие), что для веры делать ничего не нужно: «у меня Бог в душе» и этого достаточно. Так как проповедь совершается, в основном, в храме, то слышат ее не многие, и поэтому «уменявдушников» переубедить в необходимости еще жизни по вере, в необходимости участия в жизни Церкви [30] не получается.

В этом смысле может и правы «Свидетели Иеговы», что ходят по домам, но с другой стороны Православная Церковь ждет свободного решения человека прийти в храм, чтоб не из под палки, а чтобы он к этому созрел. Вот почему Церковь называет людей приходящих в храм прихожанами, а не привожанами или затяжанами. Диакон Андрей Кураев сравнивает такие действия «Свидетелей Иеговы» действиями акушера-гинеколога, который вызывает преждевременные роды. Сейчас нельзя не заметить, что только кто из «Свидетелей» стучится в дверь его тут же просят удалиться, не разбираясь прав или виноват. И это не случайно. По мысли Тертуллиана каждая душа по сути христианка и поэтому, когда она чувствует нечто противное христианскому учению [31], то сразу бьет тревогу. Сами знаете, самой лучшей защитой в народе было нападение. Здесь вспоминаются слова Христа: «не переходите из дома в дом» (Лук.10:7), хотя бы в том смысле, что «нельзя быть назойливым» - это больше всего и отталкивает. Этой опасности всегда и остерегалась Православная Церковь.

Дата добавления: 2015-10-24