6 страница. Я уже почти уложила свои чемоданы, когда в комнату вошла мать

Глава 7

Я уже почти уложила свои чемоданы, когда в комнату вошла мать. Она недоверчиво взглянула сперва на меня, а затем на чемоданы и все поняла.
— Ты не должна этого делать, Ла Тойя,— сказала она умоляюще. — На новом месте тебя поджидает много опасностей! Каждый знает, кто ты. Мужчины будут за тобой волочиться. Возможно, что тебя даже соблазнят.
— Мне надо уйти. Здесь я больше не выдержу,— возразила я, продолжая складывать вещи.
Прибежала Дженнет, которая услышала все из своей спальни, расположенной напротив:
— Пожалуйста, Ла Тойя, останься, ты не должна уходить!
Я покачала головой и пошла к двери, неся в каждой руке по чемодану. У порога Джозеф загородил мне путь:
— Поставь чемоданы на место!— закричал он. Не знаю, откуда взялась у меня смелость, но я впервые осмелилась решительно возразить ему:
— Нет! Я ухожу!
— Вначале тебе надо пройти мимо меня. Попробуй!
Я бы, конечно, сделала это, если бы он не втолкнул меня обратно в комнату, схватив за плечи. Как могла взрослая женщина позволить кому бы то ни было так обращаться с нею?
— Больше не могу терпеть все это,— ревела я.— Разве ты не видишь, что губишь нам жизнь?
Сестра, которая боялась, что он в любую минуту начнет избивать меня, ухватила меня за руку и всхлипывала:
— Ла Тойя, не надо. Это не имеет смысла. Уступи, останься здесь.
Среди этого бедлама тихо и уверенно прозвучал голос матери:
— Сядь и успокойся.
Довольный, что инцидент разрешился в его пользу, Джозеф повернулся и вышел из комнаты. Мои сумки лежали на белом ковре, а я сидела на кровати, сотрясаясь от рыданий. Почему они не отпустили меня?
— Ла Тойя, ты же знаешь, ты родной человек всем нам, здесь твой дом,— продолжала мать.— Ты не должна уходить от нас! Ты должна остаться с нами.
Я чувствовала себя так, как будто что-то во мне умерло. Всего несколько шагов отделяло меня от свободы, но она была недосягаемой. Джозеф, который угрожал мне физической расправой, страхи, посеянные в моей душе матерью, постоянные мольбы Дженнет, — все это удерживало меня. Но они ведь отпустили Рэнди и Джеки, а еще раньше Рэбби. Почему же сейчас цепляются за меня с такой настойчивостью? Я знала, что отец в любое время мог выследить и вернуть меня домой вопреки моей воле, куда бы я ни ушла. И это было бы, конечно, очень неприятно. Для нашей семьи было типичным то, что на следующее утро после любого скандала все вели себя так, будто ничего не случилось. И никто не проронил ни слова об этом эпизоде. В течение следующих лет подобные сцены повторялись много раз, но исход был одинаков. И я постепенно смирилась с перспективой провести остаток своей жизни в Хейвенхерсте.
Оглядываясь на прошлое, я упрекаю себя: как ты была глупа, Ла Тойя! Почему ты тогда не настояла на своем? У тебя же было все, что нужно! Но тогда я разрывалась между любовью и страхом, моя воля была полностью парализована. И только много позже я нашла выход.
До сих пор не укладывается в голове, как это моим родителям удавалось проделывать с нами все, что угодно, и ни одной царапины не оставалось на сияющей полированной поверхности их семейной репутации. И этот величественный фасад мы демонстрировали не только обществу, но и самим себе. И даже если это прозвучит противоречиво, я дорожу памятью о тех редких счастливых минутах, которые были проведены в кругу семьи,— несмотря на всевозможные унижения и жестокости. Все наши семейные радости, шутки, которые мы разыгрывали друг с другом, сердечная близость — все это помогло нам, детям, преодолеть все трудности и невзгоды. Итак, мы продолжали жить все вместе. Раз в неделю один из братьев проводил День семьи Джексонов у себя дома. Обычно эти встречи проходили под каким-то девизом, как, например, у Жермена, который устроил в своем саду настоящую ярмарку с аттракционами и состязаниями. Мы всегда радовались нашим семейным дням, потому что они давали повод не только увидеть наших братьев и сестер, но и самых маленьких Джексонов.
О том, насколько сильно страдали братья от жестокости отца, свидетельствует тот факт, что они и сегодня буквально питают своих детей ласками и нежностью. Я никогда не забуду, как один из них, впервые став отцом, со слезами на глазах сказал:
— Ла Тойя, я так боюсь, что когда-нибудь причиню своему сыну то, что Джозеф причинял нам.
Но, к счастью, могу засвидетельствовать, что никто из братьев не обращался с детьми так, как Джозеф — с нами.
Мне то и дело приходилось сдерживать улыбку, когда я слышала, как один из братьев говорил своим расшалившимся наследникам:
— Если бы я такое натворил в вашем возрасте, отец избил бы меня до полусмерти.
Но так как Джеки, Тито, Жермен и Марлон были терпеливыми и нежными отцами, никто из их детей не мог себе представить, как это, в самом деле, отец может бить своих детей.
— Тетя Тойя,— иногда спрашивали они меня,— а правда, что дедушка бил мальчиков, когда они были маленькими?
Я кивала головой и тут же меняла тему. Часто бывает так, что дедушки реализуют в отношении к внукам свою несостоявшуюся любовь к детям. К сожалению, наша семья напрасно ждала этого. Я думаю, что до сих пор Джозеф не знает имена всех своих шестнадцати внуков. Полную противоположность ему представляют мои братья: едва увидят маленького ребенка, все равно какого, они просто не могут оторваться от него:
— Я возьму его на руки! Ты же давно его носишь,— дай мне!
— Правда, он миленький?
— Да, а посмотри, как он смеется!
Никогда не забуду те прекрасные мгновения, которые мы провели вместе с мамой. Однажды я сказала в шутку моим братьям:
— Вы часто ездите в Европу, но я буду первая, кто возьмет туда с собой маму!
И это было особое путешествие — мы с мамой. Незадолго перед нашим отъездом Майкл вручил мне конверт:
— Вот,— сказал он, улыбаясь, — отдай это маме, когда взлетит самолет. «Что же там может быть?» — думала я. Когда самолет набрал высоту, я достала конверт и отдала ей со словами:
— Мама, это тебе от Майкла.
— Мне?— спросила она изумленно.
Какими бы подарками ни осыпали ее дети, мама каждый раз делала вид, будто получает их впервые. В этом конверте были 10 000 долларов наличными и записка, на которой Майкл написал текст «Лунной дорожки», одной из ее любимых песен. Когда мы дошли до строк: «Два путника в дороге открывают для себя мир. А мир открыть — немало в этом мире», слезы выступили у нее на глазах. А читая записку Майкла: «Развлекайтесь, пожалуйста. Это ваша жизнь, вы должны наслаждаться ею! Я люблю вас. Майкл», мы обе заревели, как белуги, так что пассажиры обратили на нас внимание, и стюардесса спросила, не может ли она чем-нибудь нам помочь.
— Мать должна иметь все самое лучшее,— подчеркивал Майкл постоянно, ошеломляя ее очередным экстравагантным подарком.
Нередко он вызывал на дом ювелира и поручал ему:
— Принесите все лучшее из того, что у вас есть. Затем мы выбирали самые роскошные изделия из золота и драгоценных камней, причем Майкл постоянно интересовался мнением матери, а затем покупал то, что находил нужным: обычно это были огромные переливающиеся камни, которые сияли, как солнце.
— Вот этот ей непременно понравится,— воскликнул он однажды, когда матери не было с нами, и указал на роскошное кольцо с огромным бриллиантом.
— Майкл, я не думаю, чтобы это кольцо ей понравилось. Пожилая дама, имеющая вкус, не стала бы его носить.
— Все равно, Ла Тойя. Оно самое дорогое и самое лучшее, поэтому владеть им должна только наша мама. Кроме того,— он обиженно поджал губы,— я точно знаю, что оно ей понравится.
— Майкл, я в этом не совсем уверена. Чаще всего права оказывалась я с моим женским чутьем. Мама никогда не надевала эти дорогие украшения, но она их заботливо хранит. Однажды она призналась мне:
— Они так великолепны, что просто не подходят мне.
Самым большим праздником у в доме Джексонов был так называемый День матери, который мы старались приурочить к маминым именинам. И каждый новый праздник превосходил своим великолепием прежний. Особенно запомнился тот, что состоялся весной 1984 года. Нам понадобилось несколько месяцев на его подготовку, а моя задача заключалась в том, чтобы своевременно доставить маму в самый шикарный голливудский ресторан.

Джозеф чуть было не испортил все дело, которое мы договорились до самой последней минуты держать в тайне, чтобы оно было сюрпризом для мамы. Вдруг отец обронил предательскую фразу:
— Ну, пора поторапливаться в этот ресторан.
— В какой ресторан?— насторожилась мама.
— Ты разве не знаешь?— он откровенно прилагал все усилия к тому, чтобы испортить сюрприз.
Я с испугом взглянула на часы и поняла, что мы опаздываем. Позвонил Жермен.
— Где вы пропадаете?— прошипел он. — Мы уже все собрались.
— Жермен, она еще не оделась,— прошептала я.
— Тогда позаботься, чтобы она была готова. Что случилось?
— Жермен, успокойся. Я не могу торопить ее, а Джозеф все время вставляет свои дурацкие замечания. Он, кажется, готов все рассказать ей.
— Ох, уж этот Джозеф!— закричал Жермен. — Когда-нибудь я его прикончу.
Наконец-то отец уехал, а немного позже следом за ним отправились и мы с мамой.
Как только мы вошли в ресторан, десятки людей
встали с мест и хором закричали:
— Добро пожаловать!
— О боже!— прошептала мама, еле сдерживая слезы.— В это трудно поверить!
Потом она все же расплакалась. Почти весь вечер, пока мы представляли один сюрприз за другим, она вытирала платочком глаза. Каждый из нас — и внуки тоже — подготовил что-то свое: один написал стихи, другой сочинил песню, третий произнес речь — мы все хотели показать матери, как сильно мы любим ее. Сначала спел Майкл. Затем встал Жермен:
— А сейчас я исполню лучшую песню для мамы. Он запел «Дорогая мама», и она снова расплакалась. Всегда, когда Жермен пел эту песню, у нее на глаза наворачивались слезы. Рэнди произнес речь, которую начал так:
— Я хотел бы сказать немного...
— Зачем тогда вообще утруждать себя?— рассмеялся Жермен.
— Если ты глуп, Жермен, то закрой рот,— возразил Рэнди. Затем он продолжил:
— Итак, мама, ты знаешь, что ты — самая лучшая. Поэтому я хочу преподнести тебе подарок.
С этими словами он вручил маме футляр, в котором было бриллиантовое колье. В следующее мгновение появился ее любимый певец Ллойд Кремер, который был настолько любезен, что прилетел специально ради этого торжества из Лос-Анджелеса. И в то время, когда он пел для мамы, она все время качала головой и повторяла:
— Этого не может быть.
Перед тем, как подали десерт, мы вышли из ресторана и показали маме наш подарок, который ждал ее у подъезда: «Роллс-Ройс» вишневого цвета с бежевым, потрясающе красивый, перевязанный огромной лентой, как праздничный торт.
В последний раз она получила от нас в подарок «Мерседес», поэтому «Роллс-Ройс» показался нам, естественно, логичным продолжением этого автомобильного ряда.
— В следующий раз,— предложил Жермен, —
мы подарим маме корабль.
Что делать маме с кораблем, я не могла себе представить, но, насколько я знаю моих братьев, они найдут ему применение.
После того как мы вернулись в ресторан, я произнесла краткую речь:
— Дорогая мамочка! Этот момент особенный для всех нас. Мы долго ждали его. Мы хотим сказать тебе еще раз, что все мы очень любим тебя и сумеем оценить то, что ты сделала для нас.
Я еще продолжала говорить, когда неожиданно у нашего стола встал дедушка, ее поседевший отец —
«Дэдди».
— Папа!— закричала она, едва завидев его. И так как оба были неописуемо сентиментальны, то до конца вечера их глаза были полны радостных слез. Джозеф все время сидел мрачный, с кислым выражением лица, гладил свои усы и бросал время от времени:
— Ну видишь, Кэт, как сильно они любят тебя. По всему было видно, что он чувствует себя оскорбленным, если не сказать убитым. Никто из нас обычно не поздравлял его с днем рождения и не делал ему подарков. А иногда мне было даже немного жаль его. Несколько лет назад Жермен собрал всех братьев
и заявил:
— Послушайте, ребята, Джозеф чувствует себя отвергнутым. Надо что-нибудь сделать и для него.
— Но он этого не заслужил,— последовал ответ.
— И все же нам следовало бы что-то придумать,— поддержал брата Джеки.
После этого разговора братья стали чаще приглашать Джозефа в ресторан, но в отличие маминых дней рождения на этих совместных трапезах царил дух напряженности, и разговор за столом был, скорее натянутым, чем непринужденным. Хорошо, если бы Джозеф смог осознать в такие вот вечера, что он плохо выполнял функции отца. Но, к сожалению, этого не случилось.

Летом 1984 года Джексоны отправились в свое самое продолжительное концертное турне. Его назвали «Виктори-Тур», как и пластинку, которую Джеки, Тито, Жермен и Марлон записали вместе. Так как Майкл давно превзошел братьев по своей популярности, распространялись различные слухи, почему такой выдающийся исполнитель снова вернулся в группу. Постороннему могло показаться, что это своего рода акт милосердия. В действительности же его согласие было получено под давлением Джозефа, матери и братьев. В своих интервью отец постоянно подчеркивал, что хотя Майкл и является отличным солистом, но он больше всего любит выступать в кругу своей семьи.
Чем больше мой брат отдалялся от Джозефа, тем одержимее тот преследовал цель заполучить Майкла обратно. Со стороны отца это было не просто сентиментальностью — возродить семейный ансамбль в прежнем составе. Джозефа угнетала мысль, что сыновья делают карьеру без его участия. Совершенно неожиданно были забыты все споры и разногласия, отец вместе с матерью снова занял свои прежние позиции организатора, причём обоим причитался солидный процент прибыли. Еще более неожиданным было перевоплощение матери в одну из сил нашего семейного бизнеса.
Однако турне, на которое возлагалось столько надежд, не принесло его участникам ничего, кроме головной боли. Отец не мог повернуть время вспять и восстановить прежнее положение дел, когда он отдавал приказы, а все исполняли их, как рабы. Дело осложнялось еще и тем, что у братьев работали свои собственные менеджеры и советники. У Майкла это были Фрэнк Дилео и Джон Брэнка. После выхода альбома «Триллер» мой брат стал получать бесчисленные угрозы. Это было одной из причин, почему он с самого начала выступал против турне.
— Ла Тойя,— признался он однажды,— я очень боюсь.
И хотя мы и раньше получали подобные угрозы, на этот раз все было иначе. Я думаю, не было такого исполнителя, которого бы не потрясло убийство душевнобольным Джона Леннона в 1980 году. Опасение, что его может постичь та же участь, преследовало Майкла, как наваждение.
К тому же мы беспокоились и о безопасности наших поклонников. И хотя публика на концертах моих братьев состоит в основном из приличных людей, все же большие скопления людей всегда таят в себе потенциальную опасность. Мы знали, что это турне привлечет к себе множество детей, мы хотели быть еще более предусмотрительными и осторожными, чем всегда.
Другой проблемой были переполненные залы и стадионы, предназначенные для выступлений. Официально стадион в Канзас-Сити вмещает сорок пять тысяч зрителей, но если к ним добавить родственников и друзей служащих стадиона, а также тех, кто имеет отношение к обслуживающему персоналу концерта, то число присутствующих приближается к шестидесяти тысячам. При таком скоплении народа будет чудом, если ничего плохого не случится.
— Нам нужен агент, который мог бы справиться с чрезвычайными ситуациями, - обратился ко всем Майкл.
Но его призыв к благоразумию прошел мимо ушей.
— Не в этом дело, Майкл,— заявил Джозеф.— Я настаиваю на том, чтобы организатором турне был Дон Кинг. У него есть деньги, и он хочет организовать турне. Я уверен, что все получится. И уж если мы хотим платить кому-то наши деньги, то лучше пусть это будет такой же, как и мы, чернокожий.
— Но ведь он не знает ни нашей музыки, ни публики,— возразил Майкл.— Он имеет представление
о боксе, но это не одно и то же.
— А в чем же разница?— раздраженно спросил Джозеф, с ненавистью глядя на сына.— Агент есть агент. Он умеет заполнять стадионы людьми — в конце концов, все дело именно в этом.
— Ладно. Пусть Дон Кинг будет организатором турне, но я не хочу заработать в этой поездке ни цента. Я все отдам на благотворительные цели.
Но брату хотелось освободиться не только от Дона Кинга. Дело было и в Джозефе, предпринимательские способности которого с течением времени не улучшились. Мы с Майклом предвидели, что турне потянет за собой целый хвост жалоб. И в самом деле, первые признаки назревающего скандала появились еще до того, как мы отправились в путь. В какой-то момент ситуация стала настолько хаотичной, что возникло сомнение в том, сможет ли турне вообще состояться. Тито и Джеки посетовали на огромное количество прихлебателей, которые не работали, а желали примазаться к славе Джексонов.

Когда братья проводили пресс-конференцию в Нью-Йорке, на которой, они официально хотели объявить о турне, Кинг говорил без умолку. В основном он прославлял свои организаторские способности. Только один раз он сделал пятнадцатиминутную паузу, чтобы показать фильм — конечно же, о себе. После этого Майкл сделал недвусмысленное заявление, в котором запрещал кому бы то ни было делать заявления от его имени, не говоря уже о том, чтобы представлять его — что, конечно, крайне рассердило Кинга. И хотя Майкл принял участие в турне, ни Кингу, ни Джозефу не удалось вынудить его никакими средствами отступиться хоть на йоту от его исполнительских принципов. Первоначально в «Победоносном турне» должны были принимать участие Рэбби, Дженнет и я. Мы записали пластинки, которые вышли до, во время или после турне. Отец, который был нашим с Дженнет менеджером, считал турне великолепной возможностью издать новые альбомы. Поэтому он уговаривал Майкла взять нас с собой в качестве группы, выступающей перед концертной программой, чтобы мы смогли исполнить одну-две песни. Сперва Майкл дал согласие, но потом изменил свое решение.
Тогда Джозеф предложил ему пойти на компромисс: согласиться, чтобы в антрактах звучали наши пластинки. Майкл отклонил и это предложение. Мне все это было более или менее безразлично, но Дженнет восприняла отказ как личную обиду. А моя сестра умела быть злопамятной! Через пять лет, когда ее первая пластинка стала хитом, Жермен попросил ее выступить в предпрограмме его запланированного сольного турне. Но дело было в том, что его пластинка «2300 Джексон-стрит» 1989 года, которую он записал вместе с братьями, пользовалась весьма умеренным спросом. Поэтому Дженнет сочла предложение Жермена неприемлемым.
— У него уже несколько лет нет ни одного хита, а меня он хочет включить в предварительную программу,— жаловалась мне Дженнет.
— И что ты ему ответила? Сестра зло рассмеялась:
— Что я должна была ответить? Ты помнишь «Победоносное турне» и его «нет» нашему выступлению? Конечно же, я отказалась.
К сожалению, «Победоносное турне» привело к разладу между братьями. Когда они вместе составляли программу, Жермен пожаловался, что Майкл играет роль диктатора. И это было сказано после того, как он предложил сольную партию старшему брату! Никто не мог так увлечь публику, как Майкл, и в его честном намерении помочь Жермену понравиться публике он предложил брату такие песни, которые лучше всего получались у Жермена. Но тот не поверил в добрые намерения Майкла и рассказывал мне с глазу на глаз:
—Он хочет, чтоб я бледно выглядел на его фоне.
- Нет, вовсе нет. Ты же знаешь, он так не думает.
- Нет, это определенно так,— настаивал Жермен. - Ты не знаешь Майкла. Он скользкий, как уж.
- Но, Жермен, он ведь заботится об успехе всей группы. Он не ведет двойной игры. Он хочет, чтобы все вы успешно выступили.
Как и можно было ожидать, песни, предложенные Майклом, срывали самые бурные аплодисменты. Но Жермену хотелось хоть в чем-то превзойти всех.
— Я был лучше всех одет на концерте,— похвалялся он.— Когда закончится это турне, я поеду с сольными концертами и буду иметь еще больший успех, чем в этот раз.
Как ему пришла в голову такая идея, спрашивала я себя. Количество проданных экземпляров его пластинок не давало повода для оптимизма. Но таков уж был Жермен: что касалось его скромности, то ему не помешал бы увесистый кусок, отрезанный от скромности Майкла. Перед тем как должен был появиться его новый альбом, Майкл наигрывал мне одну из своих песен и робко спрашивал:
— Ну как, нравится?
Жермен, напротив, бесцеремонно совал мне в руку пластинку и говорил, ухмыляясь:
— Это тебе!
Затем он с гордым видом шагал из угла в угол и хвалился:
— Это шедевр! Подожди, скоро она будет на самом верху.
Когда приближалось запланированное на лето турне, пресса была полна сообщений о трениях и интригах в семье Джексонов. И вот здесь наша мать, давно уже возмущенная газетными измышлениями о нашей семье, решилась предпринять следующее. У ворот Хейвенхерста она дала свою первую пресс-конференцию, на которой объявила, что Джозеф и Дон Кинг, которые находятся рядом с ней, уполномочены осуществлять руководство турне. В этот момент она казалась тем человеком, который держит в своих руках все нити. В интервью журналу «Джет» она подчеркнула еще раз, что только чернокожие бизнесмены участвуют в организации турне. Среди всех этих бурь, которые свирепствовали вокруг нас, мои братья лихорадочно трудились над шоу. Майкл, Джеки и Марлон отвечали за хореографию, Рэнди — за музыку, а Мар-лон контролировал работу пиротехников. Кроме того, Майкл составлял план всего концерта и оформления сцены, а Жермен, Тито и Джеки нанимали бесчисленных сотрудников, которые были необходимы для слаженного прохождения шоу. Одновременно они подготовили пластинку «Победа» и приводили в порядок свои личные дела, так как турне должно было продлиться пять месяцев.

Но еще до начала турне стали накапливаться проблемы. Джеки сломал ногу, что было преподнесено прессе как» спортивная травма», что совсем не соответствовало истине. В действительности, в травме была повинна Энид: она по неосторожности наехала на мужа машиной и прижала его к загородке. Джеки должен был провести некоторое время в больнице и пять месяцев ковылять на костылях. Не имея возможности выступать, он сопровождал группу на концертах и выпрыгивал с костылями на сцену, приветствуя зрителей. А все остальное время он стоял со мной за кулисами и казался самым счастливым человеком на земле.
— Бог мой, разве это не замечательно? Разве они не первоклассные исполнители?— то и дело восклицал он.
Но когда «Победоносное турне» наконец-то началось 6 июня на стадионе Канзас-Сити, все проблемы были забыты. Майкл превзошел себя в оформлении сцены. С первых секунд, когда медленно погас свет и настоящая лавина огня и лазерных лучей, дыма и грома поглотила сцену, и до того мгновения, когда прозвучал в сумерках последний аккорд, публика была как будто завороженная. Шоу началось с того, что Рэнди, который изображал героя времен короля Артура, достал из куска огромной скалы меч и произнес звучным голосом:
— Вставайте, люди земного мира, защитите царствие небесное!
И через несколько секунд все пятеро появились из снопа ярких лучей на площадке гигантской лестницы. Они медленно спускались по ступенькам лестницы вниз, каждый шаг звучал над стадионом, как удар грома. Публика безумствовала.
Каждый раз, когда я вижу братьев на сцене, я восхищаюсь ими по-новому. Нельзя забывать, что для меня они прежде всего оставались братьями. Но когда я смотрела на них из-за боковых кулис, мне становилось ясно, как они талантливы и неповторимы. И каждый раз хотелось, чтобы они сами смогли увидеть себя отсюда, потому что с этой точки можно лучше всего рассмотреть все до мельчайших подробностей. Все, что делает Джексонов не просто исполнителями, а природной стихией, полной гармонии и красоты.
Во время концерта публика вставала в едином порыве, как только Майкл начинал «Прогулку под луной». Люди стонали, когда лазерный луч с шипением и треском разрывал дымовую бомбу, пронзительно вопили, когда один из мальчиков говорил что-нибудь в микрофон. Можно было сойти с ума! Но важнее всего была музыка. Они играли «Вернись обратно», «Билли Джин», «Удар», «Одна любимая», «Отель», «Разбитое сердце», «Триллер», «Работая день и ночь», интерпретации а-капелла «Я буду там», «Человеческая душа» и «Она ушла от меня».
Критики писали, что был только один скучный момент, когда со своим соло выступал Жермен, но поклонникам Джексонов понравилось все.
Было очень забавно наблюдать за братьями и в то же время грустно, потому что я знала: возможно, это будет их последнее турне. Хотя Майкл очень старался быть только полезным для группы, но все-таки он был звездой. Об этом позаботилась сама публика. А в глазах Майкла звездой был Рэнди, он часто и однозначно говорил об этом вслух. У младшего брата по-прежнему были проблемы с ногами, он их травмировал четыре года назад в автокатастрофе. Однако он не оставлял надежды занять место Джеки. Он хотел, чтобы публика снова увидела их такими, как в лучшие времена «Пяти Джексонов». И Рэнди заставлял себя каждый вечер выходить, петь, танцевать, играть, как будто с ним ничего не произошло. После выступления он ковылял за кулисы и стонал:
— Бог мой! Мои ноги сведут меня в могилу. После ванны и отдыха он чувствовал себя готовым к следующему выступлению. И хотя «Победоносное турне» снова свело Джексонов вместе, это имело также свою теневую сторону. Страхи Майкла из-за постоянных угроз оказались не беспочвенными: в одном городе полиция обнаружила на концерте мужчину с бомбой; у него было два билета в первом ряду.
Многие считали, что это турне могло стать лебединой песней «Пяти Джексонов», но никто из поклонников семейного ансамбля не смог бы предположить, что Марлон тоже собирался покинуть группу. Всегда было принято сравнивать Марлона с Майклом, они были близки не только по возрасту, но и по таланту. Как и все мои братья, Марлон был талантливым певцом и композитором-песенником, и, конечно же, было естественным его желание доказать, чего он мог бы достичь сам. И все же Майкл был очень удивлен, когда Марлон объявил о своем намерении на одном из семейных советов.
— Почему ты хочешь отделиться?— спросил Майкл.
— Я хотел бы завоевать признание не только как участник группы, но и как самостоятельный исполнитель.
Мы все старались понять брата, но уход Марлона все же оказался болезненным для нас. Теперь на сцену должны были выйти только четверо Джексонов: Джеки, Тито, Жермен и Рэнди. К этому времени еще один член семьи разлучился с нами: в сентябре в середине турне Дженнет сбежала со своим давним поклонником Джеймсом Де Баргом. Он был в составе известной группы, играющей у «Мотауна». Семья Де Барг во многих отношениях была похожа на нашу. Они также были родом со Среднего Запада, точнее, из Грэнд Рэпидз в Мичигане, и десять детей в их семье воспитывались в строгости. И хотя Дженнет и Джеймс знали друг друга много лет, все мы были глубоко поражены, услыхав об их побеге.
Дженнет была очень близка со мной. Поэтому я была единственной в семье, с кем она говорила о своих планах на будущее. Сообщение о том, что она хочет уйти из дома и лететь в Грэнд Рэпидз, застало меня врасплох.
— О, Дженнет, не делай этого!— взмолилась я.
— Но я уже все решила, и притом окончательно, Ла Тойя, только, пожалуйста, никому не говори.
— Давай сперва вместе все обсудим,— настаивала я.— Ты уверена, что поступаешь правильно?
— Это как раз то, в чем я абсолютно уверена! Я не видела никакой возможности переубедить сестру.
— Ну хорошо, тогда я никому не скажу,— заверила я Дженнет.
И я сдержала свое слово. Братья были очень возмущены, когда узнали о тайном венчании Дженнет. Но один из них тут же встал на защиту молодоженов:
— Одно плохое слово о Джеймсе - и будете иметь дело со мной.
Дженнет едва исполнилось восемнадцать, а Джеймсу — двадцать один. Это было во многих отношениях типичное супружество Джексонов, с той лишь разницей, что новобрачные вскоре появились в Хейвенхерсте. Джеймс был вежливым и добрым, но безвольным человеком. Он и его братья и сестры не были так надежно защищены от тлетворного влияния музыкального бизнеса, как мы.

С самого начала я подозревала о его пристрастии к наркотикам. Хотя Дженнет все время делала вид, что у них все в порядке, нам бросилось в глаза несколько странное поведение Джеймса. Иногда Дженнет разыскивала его в увеселительных кварталах Лос-Анджелеса. Когда однажды она появилась среди ночи со своим вновь обретенным супругом, Майкл стал расспрашивать ее о подробностях его исчезновения.
— Как это вообще понимать? Ты что, не боишься по ночам ходить на поиски?
Нам было любопытно, потому что только с появлением Джеймса в нашем доме мне и всем остальным стало ясно, как далеки мы от реальностей жизни.
— Есть разные типы людей, которым нравятся разные вещи,— лаконично ответила Дженнет.
Итак, сестра знакомилась с «реальной жизнью» самым суровым образом, которого она вовсе не заслужила. Как и большинство жен, она пыталась защитить Джеймса, сглаживая остроту проблемы. Я тоже больше не была для нее доверенным лицом, потому что она заметила, что я все знаю. А мне было ее так жаль! Иногда среди ночи я просыпалась от криков Джеймса, доносившихся с противоположной стороны коридора:
— Я не могу иначе! Я ничего не могу с собой поделать! Мне надо что-то принять!
— Нет!— кричала Дженнет.— Нет!
Потом я слышала, как Джеймс пытался подняться с постели и наталкивался на мебель. Иногда я слышала удары. Мое сердце разрывалось на части. Часто я уверяла сестру:
— Джен, мы возьмем на себя все расходы за курс лечения Джеймса. Ему нужна наша помощь.
— Но он не наркоман, — возражала упрямо
она,— и даже не говори мне об этом.
— Не наркоман! Дженнет, он ведь только слоняется по дому или спит целыми днями. Жермен заметил однажды:
— Даже если ему поднести зажженную спичку к ногам, он этого не заметит.
Но Дженнет, упрямая, как всегда, никак не хотела признаваться в том, что Джеймс не может жить без наркотиков. Ей была так неприятна эта ситуация, что она стала выходить без телохранителей. Она не хотела, чтобы мужчины знали что-нибудь. Но наши служащие смотрели на Джеймса подозрительно и докладывали о странных личностях, которых он приглашал к себе, когда мы уезжали. Родители реагировали на эту ситуацию с сочувствием, но все-таки по-своему, как они привыкли это делать. Джозеф ненавидел Джеймса и регулярно угрожал выбросить его из дома. Но на его пути всегда становилась мать:
— Нет, Джо, оставь его. Я опасаюсь, что Дженнет уйдет вместе с ним, если ты выгонишь Джеймса. И тогда мы не будем больше знать, что с ней, где она. А так они оба, по крайней мере, у нас на глазах. Не там, где-то, среди торговцев наркотиками, которые связаны с ним... Лучше, если они останутся здесь.
Отец уступил, зная, что жена права. Такое бывало с ним очень редко. Мы любили Джеймса, оказывали ему поддержку, но он отказывался пройти курс лечения. Дженнет была ему не только женой, но и матерью, отцом и нянькой. Вскоре их супружество не выдержало таких перегрузок, и менее чем через год они подали на развод. Это было печально еще и потому, что сестра очень любила мужа. Пресса высказывала предположения, что наша семья, возможно, настояла на разводе, но это было неверно.
Приблизительно в то же самое время жаркие баталии вокруг дела о разводе вели Жермен и Энид. Видеть их страдания было невыносимо, сердца наши разрывались от горя, но, честно говоря, мы не были изумлены, что эта история любви пришла к печальному концу.
После всех волнений в «Победоносном турне» его участники были рады, что наконец-то их жизнь снова вошла в нормальное русло. Впрочем, передышка наступила для всех, кроме Майкла. Он с головой окунулся в новый проект, который был известен как организация помощи артистов голодающим Африки. Жизнь этой организации дал известный киноактер и певец Гарри Белафонте. Он давно занимался гуманитарной помощью. Глубоко взволнованный и потрясенный снимками голодающих в Африке, он хотел собрать деньги для этих людей.
Первоначально был запланировал концерт, в котором намеревались принять участие многие знаменитые исполнители, но Кэн Крэген, менеджер Лайонела Риччи и Кэнни Роджерса, убедил всех в том, что лучше будет записать пластинку. Кэн обратился сперва к Лайонелу, а тот подключил Майкла. Мы знали Лайонела с начала 70-х годов, когда его группа «Коммодоре» выступала в предпрограммах у «Пяти Джексонов». С ними было очень весело в пути, так много мы никогда не смеялись и не дурачились.
Взволнованный Майкл объяснил мне, что предполагают осуществить участники проекта: Квинси Джонс собирает группу людей, с которыми мы запишем пластинку. Единственной проблемой было то, что для записи на пластинку еще не существовало ни единой ноты. Лайонел пришел к нам домой, и после обеда они с Майклом уединились, чтобы написать песню. Через несколько часов я просунула голову в дверь их комнаты.
— Вы еще сочиняете? Это будет, наверное, потрясающая песня!— сказала я.
— Я еще не написал ни одной ноты,— ответил Лайонел с жалкой усмешкой.
— Еще нет?
— Нет,— подтвердил Майкл,— совсем ничего.
На следующий день дела шли не лучше.
— Но вы же знаете, что ваша песня скоро должна быть готова,— напомнила я еще раз.
— Не волнуйся, Ла Тойя, она уже вызревает, скоро можно будет отведать жаркого,— сказал Лайонел с наигранным оптимизмом.
Майкл рассмеялся. Но это была хорошая мина при плохой игре. В течение многих лет Лайонел написал так много прекрасных песен, а здесь по какой-то непонятной причине будто что-то застопорилось в нем. После того, как Лайонел уехал домой, Майкл один засел за работу. На следующий день они оба представили Квинси запись песни, на что он восхищенно заметил:
— Это то, что надо. Я себе именно так и представлял ее. Великолепная песня!
Теперь задача состояла в том, чтобы распределить партии. В записи должны были участвовать многие исполнители. Я была очень обрадована и чувствовала себя польщенной, когда Майкл сказал, что по желанию Квинси я буду петь в «Мы — это мир» вместе с ним, Тито, Марлоном и Джеки. Дженнет и Жермен не были приглашены. Квинси и раньше довольно часто привлекал меня к своим различным проектам.

Дата добавления: 2015-10-24