Пассаж о Присутствии

Как я выразился бы в те годы – я устоял. Я сдерживаю дыхание. Возвращение домой предполагает необычный, всегда повторяющийся и верный маршрут. Как минимум. Дон Хуан отряхивается от бриза, который омочил его. Куда ты подевался? Бродил. Ты все намочил. Это не вода. А что? Подожди несколько секунд. Влажные пятна – от воды – начали ярко фосфоресцировать. Куда ты подевался? – повторил я. Ты был у Хуана Диего! Да, и эти капли – это капли его Блаженства. Святая вода. Его тело? Нет, не его тело, его ореол, чтобы как-нибудь назвать это. Его воздух. Его атмосфера. Куда он забирается, как в гнездо. Это его нора, его убежище. Но зачем ты пошел за ним? Мне хотелось найти подтверждение кое-чему. Можно узнать, чему? Он провел столько времени вблизи Девы, что напитался ее светом. Когда он один – с нами он прикрывается и ведет себя осмотрительно, - он наслаждается этим всеподавляющим светом. купается в нем. Он как в бреду. Он входит в свою личность и растворяется в ней.

Он взрывается? Да. Он не выносит никакой границы, отделяющей его от Блаженства. О! Битва плоти и тоски, восторга и отчаяния шамана и ослепительного света была решена в пользу Блаженства, которое досталось ему. Поглотило его. Он проглотил его. Выражаясь его языком, слился с ним. Поскольку он шаман, его мозг и дух совершали экспедиции к пределам реальности всей вселенной, и он вторгался – почти оскорбительно – в Обширность всякой поверхности, в неопределенность всякой бесконечности, и такова была его судьба, но он возвращался на свое ложе – в свою любимую Мексику – из диких трав. Из его звезд, поверяющих ему свои тайны, из его снегопадов и пещер. <Луны> - объявляет он. Его Слава заключалась не в помазании Блаженству, а к возвращению из Блаженства. Однако его возвращение становится все более невероятным, его Мексика теряется в его судьбе. Шаман страдал как никто, и Святой страдал как никто. Его раскаленные докрасна костры, следствие одиночества, выработали в нем привычку держаться на расстоянии, на иных берегах, в иных океанах, Видение, очарование Видением пропорционально перспективе миров.

Хуан Диего сам выбирает, вернуться ему или нет. Это зависит только от него самого. Духовная дистанция между ним и всеми остальными огромна, он отделен ею от всех. Общение с необыкновенным захватывало его на целые века, которые в каждое мгновение являются Временами без Границ. Безмолвно страдая, он покрывает голову. Он сидит у Нее за спиной, и у него возникает ощущение, что Космическое облако превращается в одеяние Девы, в Блаженство Космоса. Путник, шагавший по полям Заката после захода солнца, проходит без всякого предупреждения, проходит сквозь ледяной холод и полумрак звездной ночи, его окатывает, как волной, стоящим в воздухе радужным ледяным жаром, который вдыхает его нос, и из него возникает нежность ледяных пастбищ, а в дрожащих кронах как будто бы все еще сверкает солнце, несмотря на присутствие уже взошедшей луны.

Не останавливайся, - слышу я.

На него производит впечатление то, как Мария, Небесная Дева-Мать, ведет себя с ним (он ничего не знает об этом). Он внимает ее сияющему присутствию, он по-прежнему шаман, но его эмоции перехлестывают через край, его знания превосходят сами себя и превращаются с состояние неизреченного света. Это та самая вода, которую он разбрызгал. Он дает полную волю своему огромному желанию прикоснуться к ней (к Деве) рукой, он наклоняет голову, словно желая рассмотреть ее, наполнить себя ею, объять ее, его заливает ощущение бесконечного Блаженства. А Она молчит. Она ждет. Ждет, когда Хуан Диего вновь обретет свою обычную уравновешенность. Мы понимаем, что он как бы находится внутри явленного ему видения. Как только он приходит в себя, возвращаясь из своего экстатического состояния, Она, бесконечно осторожная и мудрая, несказанно одаряет его, и ее дар питает воображение Святого-шамана, который изо всех сил роется в мыслях и памяти, пытаясь произнести хотя бы одно слово, но не находит ни своего горла, ни шеи, ни слюны, ни языка, ни рта. Он по-прежнему молчит, ему никак не удается начать причащение. Он охвачен восторгом, стыдом и блаженством, и потому этот момент все не наступает. Он переполнен чувствами и смятением в присутствии этой подавляющей реальности.

Он был ограничен и знал это. Никакое движение с его стороны, никакая перспектива его мира не сочетались с Видением. Мария, Владычица Небесная, появлялась и исчезала в любой момент без всякого предупреждения, в самый неожиданный и невероятный момент; Хуан Диего делал все, что мог, стараясь понять, расставить все на свои места, никто из них не смотрел на другого: Она из Благочестия, он из-за крайнего волнения, однако он решил, что должен заговорить достойно, когда наступит момент, если только он наступит, и поймать подходящее мгновение, найти подходящее слово, точное слово и даже подходящее место, уловить какой-то знак в выражении Ее лица, его мозг был ошеломлен, перед глазами все мешалось, жаркий воздух (воздух пустыни или моря, сопровождавший Ее присутствие), великолепие вечера, превосходившее многие чудеса, цветы – а может, и не цветы, - плавающие в воде. Сквозь тело Марии скользили плывущие облака, вздымались гигантские волны Прибоя, алые и золотые из-за выглядывающих из них рыб, если это был Океан, накатывали волны горячего воздуха, если это была пустыня, и выглядывали койоты, волки, шипы, цветы, изумленные птицы, и все было охвачено потрясающим молчанием. Причащение продолжалось, он знал, что Она ждет слова.

Он всячески старался уловить этот видящий его взор, он смотрел на этот взор, проникавший сквозь него, заставлявший его мгновенно осознать смысл Откровения в экстазе этого присутствия, такого близкого и знакомого, этот взор принадлежал ему – он знал это, - он узнавал его, он не мог уклониться от него, и все же он знал, что волен в любой момент разрушить Видение, и его несказанно страшило даже самое малое предчувствие того, что это может случиться. Любая непредвиденная мелочь, неудачно сказанное слово, ошибка могли вызвать отдаление. От угрозы этого у него мурашки бежали по телу, Дева же могла одним только своим словом успокоить его, и Она раскрыла губы, и он услышал Ее проникновенный голос:

<Ты должен прийти ко мне, найди свою тропу и приходи, поешь, пожуй, напейся, насыться и приходи. Закончи свои походы и дела и приходи. Исцеляй, изучай, кричи, обратись в гром или в журавля и потом приходи. Узнай меня. Приблизься, дай мне увидеть тебя. Это смысл нашего одиночества. Не покидай наших благословенных, удались от деревни, от хижины, и приходи в поля жить со мной и с нашими благословенными.>

Мария была погружена в божественное созерцание своего мира, в восхищение им. Она поднимала взор и, довольная, созерцала свой мир. Чтобы напитать этим память Святого-шамана и вдохновить его, чтобы он смог нести свое одиночество сквозь невозмутимое и бесконечное время. И так она сидела, отражаясь в заводях вместе с облаками, среди красоты мира, в лазурном пространстве, складками охватывающем ее тело.

Дон Хуан выпалил мне все это с умопомрачительной скоростью, ему было все равно, чтó может случиться с нами в будущем, ему на это наплевать. Перемены рудиментарны. Перемены в жизни у всех людей общие. Он навещал Хуана Диего после Видения и рассказал все мне – вот так, запросто.

Четвертый разговор

Так значит, это вы добились осуждения и привели приговор в исполнение? Да, именно так. Что вы имели против индейца? Индейца? Он не был индейцем. Он был туземцем? Нет. Разумеется, он не был туземцем, он был Наследником, неведомым высшим жрецом, который получил посох еще в детстве. Просто он ходил в лохмотьях, потому что отказался от всякого благосостояния и очень рано предался жизни аскетов и ученых. Он не был индейцем? Такого человека, как он, нельзя классифицировать; где бы он ни появлялся, его личность подчиняла себе все и вся. Он был шаманом? Просто его голос,его взгляд, его жесты были непреклонны. А вы были судьей и палачом? Палачом и судьей были все мы, те, кто понимал, что Порядок невозможен, пока этот Гений будет пасти свое стадо, как пастырь; вот нам и пришлось уничтожить этого пастыря. Омерзительный способ добиться мира. Но эффективный. Кровавые битвы разыгрывались на полях Новой Испании, и мы предполагали, что Корона должна возобладать. Однако этого не случилось. По вине этого мошенника. Хуана Диего? Его самого. Но ведь вы его убили. Да, но слишком поздно. Он достиг своей цели. Мятежа ведь не было, вы получили то, чего хотели. Не было мятежа?! Еще как был! Так что это такое – ложь или страна, совершенно отличная от Новой Испании? Страна и нация. Значит, шаман исполнил свое Предназначение. Он повиновался какому-то высшему существу? Какое там высшее существо, он сам все придумал. Он раздавал отпечатки с изображения своей Владычицы, своей Девы, прежде чем встретиться с нами, он уже успел завладеть сознанием некоторых привилегированных лиц – среди тех же самых францисканцев, доминиканцев, августинцев, гностиков того времени, умных, смелых; по большей части они были метисами. Хуан Диего был их вожаком. Он был шаманом. Святым. Святой надевает Корону. Святого Корона не интересует. Во всем виновата Курия. Курия? Да, они боялись и трусили, они даже бежали, как крысы, они молчали, устроили возню на задворках, как преступники. Мы сожгли бы его живьем на площади. Но Курия отдала предпочтение интриге, они обожают интригу, они просто демоны. И трусы. Они так и не поняли, что сами подготовили мятеж, разрешив это возрождение Христианства, оно смешалось с еще горячими останками этой непонятной, странной, чуждой цивилизации, существовавшей в мире, совершенно отличном от нашего.Они были из другого мира. Курия не проявила храбрости в противостоянии с шаманом. Мы обвинили бы его в разврате или в чем угодно. Но они запаниковали. Помнится, за несколько мгновений до того, как его схватили, он вроде бы подошел ко мне, чтобы уговорить меня дать ему возможность продолжить свой путь. Тогд, признаю, я заколебался, я уже готов был отступить. Я сам был одним из тех, кто стал наносить ему удары в спину, кто потом завернул его в плащ, а затем сбросил в глубокое ущелье, в заросли. С ним погиб и его волк. Мы задали им. Сколько их было? Множество теней. Каков был результат? Одни покончили с собой, другие ушли в монахи, из третьих не вышло ничего путного, а четвертые, в том числе и я, до конца своих дней наслаждались богатством и даже добились положения в обществе, которое всем заправляет на матери-родине, и наше влияние еще больше возросло. Государственное преступление. Курия, трясина, многие из туземцев, и еще другие. Другие? Да. Кто же? Колдуны. Варварство, свинство, убийцы. Вы же знаете. Нет, не знаю.

---

Дата добавления: 2015-10-24