Колдуны и колдовство 4 страница

Ступино, 2007, ТАС

[Можно было знатьё передать вещи или животному?]

Ой, дак уж, хто знал, дак и передавали, которы стары, дак, молодым своим-то родственникам. Есть, передавали. [А если не передать?] Да говорят, нать жиляка-то проглонуть. [Что сделать?] Когда умираешь дак... этого, ящерицу нать проглонуть живую. Да. Да тут дак грехи Господь сымет с тебя.

Архангело, 2008, КЛВ

[Не говорили, как можно передать знатьё?] Вот этого не знаю, не знаю. Вот слыхала, что можно лоскуток, только из самого лучшего платья, вырезать — вот этим можно передать. [От своего платья отрезать?] Ну, вот я колдовка, а я тебе должна передать... и... а ты, соглашайся и не соглашайся, значит, я к тебе как-то подхожу, и чтоб ты не видела. Вырезать на самом лучшом платье, лоскуток, и вот этот лоскуток сжечь, и там слова тожо есть, даются слова, вот, проговорить, тогда ты только возьмёшь у меня это, колдовство. [А платье своё?] А твоё платье. А ты потом его пожалеешь, увидишь эту дырку... я, может, тебе, хто его знает, где вырежу.

Архангело, 2008, ПАТ

[Если умирал колдун, что нужно сделать, чтобы он легко умер?] Они умирают худо, колдуны. [Худо?] Тяжело, тяжело, говорят, умирают. [Почему?] А не передали никому. Вот, говорят, худо их мучаёт. [Передать должны?] Да, нать передать. Вот мы работали когда в сорок седьмом году, [...], ак вот отседа, тут с Пилюгина, тоже давно уж нету ей живой. Настей звали, она рассказывала, колдунья-то ей хотела [передать]. У ей матери не было, отец один остался, с отцом жили. Стала... видит, что стара, дак хотела передать ей. «Вот, — говорит, — а чё мне, — говорит, — четырнадцать- пятнадцать годов было. Вот, — говорит, — дурочка, согласилася», — нам рассказала, а мы потом до того рассмеялись. «Дак вот, смийтесь, правда, — говорит, — нискоко не вру». — «Ты, — говорим, — Настя, врёшь». — «Нет, нет, девки, не вру нискоко. Вот, — говорит, — сказала [колдунья]: „Приди в баню в таку-ту“. В ихню ли в чью. Ну, я пришла. Она, — говорит, — пришла, узелок в руке. Ну, посадила меня, — говорит, — там чё-то пошоптала, пошоптала. И говорит: „Настенька, закрой глаза". Я глаза-ти, — говорит, — закрыла. А она, — говорит, — подходит-то ко мне... а лягушка маленька... в руках. „Ну, рот открой", — главно дело. Я как, — говорит, — как открыла глаза-те, как лягуху-то... А её, говорит, как пихнула, она улетела, а я, говорит, из бани бегом. Да будё, — говорит, — колдовства принимать». Хохотали мы над ей. Мы говорим: «Ты, Настя, врёшь». — «Не вру, девки, нет, на кой леший-то колдованье!» Дак она, говорит, умирала потом дак ой-ой-ой. [Тяжело?] Да.

Кена, 2008, ТАФ

[Как колдунам агонию облегчали?] А не знаю, вот бабушка наша, ак я помню, что она говорила, она когда умирала, она просила взять слюну у неё. [Слюну?]

Да. Взять у неё слюну. Ну вот это, что я слышала, но насколько это верно, я не знаю. Но слюну у неё взять никто не решался. [Как это, взять слюну?] Ну, как, взять слюну... [Поцеловать её?] Ну, поцеловать, или она соберёт, может [показывает жестом плевок], вот, что и учить ничего не надо, что знать будешь, но вот насколько это верно, девочки, я не скажу. [Т.е. она знатьё должна была передать?] Да, как бы передала, да, как бы передала бы. И этим бы она облегчила участь, вот.

Кена, 2008, ПМН

Вот раньше многие бабули почти... да почти каждая, наверно, знали вот, ну, это всё передавалось. [...] [Как передавалось?] Передавалось как... или рассказывали один на один обычно. И рассказывали. А когда рассказывают, держат за руку. Это считается передача, а если не держат, просто так дают, дак то считается, когда вот человек держит человека. Даже можно не рассказывать, что слова говоришь вот... за руку подержать. [А кому передавали, родным?] А вот выбирали кого-нибудь из родных... тожо и ведь не каждому всю передадут.

Ступино, 2007, ВАК

[Колдуны своё знатьё как-то передавали?] Да! Передавали, передавали. У меня вот тут сосед жил. Вот, хата тут рядом. Ак этот сосед мне предлагал [с иронией]: «Слушай, — говорит (ну, он меня быу старше, конечно, он фронтовик быу), — слушай, — говорит, — Шура, давай я тебе, это колдовство передам. У тебя, — говорит, — зубы есть, давай я тебе передам^[10]». [Нужно, чтобы зубы все были?] Чтобы зубы были — он мне так объяснил, этот сосед, мужик, Пансофий Васильич был такой, вот он, его хата стоит рядом. Ну вот, я говорю: «Нет-нет-нет, Пансофий Васильич, ну его на хуй! Никаких мне слов не надо и твоего колдовства не надо. Ты, — говорю, — даже, блядь, не заикайся! Ничё мне не надо. Я с этим и связыватся, — говорю, — не хочу».

— Ну, тогда придётся, — говорит, — на гулике в реку снести. На гулике. Иначе, — говорит, — не умереть». Я во всё это не верил и до сих пор даже не верю в это. Потому что я атеист, во-первых. Да я ни в Бога, ни в чёрта не верю! [На гулике снести?] «На гулике, — говорит, — снесу в реку!» [Бросить в реку?] Видимо. Вот такая штука. Ну, что это, я не знаю, это всё, наверно, на грани какой-то фантастики, я так подумал: «Вниз головой, блядь, ненормальный!» Да-да-да. [Людям это словами передают?] Вот мне Пансофий-то и сказал, говорит: «Передам, я остареу, зубоу больше нет, значит, уже, — говорит, — я потерял, ну, эту... силу, колдовскую или... е шш о что-то. Возьми». Я говорю: «Э, ты, — говорю, — ты что, отъебись от меня, не надо мне, блядь, твоих никаких слов и ничё мне не надо. Нет-нет-нет!»

— Ну, тогда, — говорит, — на гулике в реку снесу.

— Неси, — говорю, — мне-то что?!

Смольянец-Дымковская, 2010, САА

[Бывает так, что колдуну черти служат?] Да. [Не говорили, что их надо передавать?] Передавать, надо передавать слова. Слова, если вот у нас одна старушка тожо знала, с ц’ертями зналася. Ну вот. Дак, она стала умирать, ак надо было ей... передать слова, если она не передаст, она ить долго не умрёт, её будёт доуго муц’ить. Доуго муц’ить. У нас-от одна была женшина: с лешим зналася. Ну, леший и ц’ёрт вот. Ну вот. Дак ие ведь — от, ли-ко, она уж не вставала, дак ие сбросит с кровати, затоукает под кровать, туда. Едва достанут. И пришлося ей слова передать. Передала слова. Ведь не каж- ный возьмёт ведь! Не каждый! Ну вот, передала, дак сразу успокоилась и спокойно умерла. А эти бы вот, ц’ерти её бы убили. Не дай Бог с ц’ертями знаться! Ой! [Не рассказывали, как черти к дому умершего хозяина приходят?] Да ить это... Она, пожалуй, оне могут сожегц’и и дом. [Да?] Да. Если хозяин не передау, дак ц’ё-нибудь, да сделают, а передашь — и они отступятся. Это с ц’ертями не дай Бог знатся! Ой! Никому крешшоному.

Хозьмино-Никитинская, 2010, ААО

[ЮТМ рассказывает про свою тётю, которая лечила и перед смертью записала заговоры.]

Вот она, говорю, перед смертью дак она записала. Просто. А ещё, знаю, у нас есть бабуля, была бабуля, щас нету, у неё только щас дочь жива.

Она, по-моему, так очень много чего знала и перед смертью, я, например, даже боялась, вот на той стороне¹⁷, когда приезжала, там ещё родители жили, она вообще ходила на двух вот ещё костылях, я тогда пришла, думаю: «Господи, — говорю, — как, даже страшно, как Марина ходит». А мама мне тоже сказала, говорит, она очень много колдовала. Вот. И она всё время просила, и ей надо было вот эти слова передать, она долго не могла умереть. Вот ей бы надо было умереть, а у неё ж там немножко крыша поехала, даже такое ощущение. Она, например, приходили когда к ней, то она говорила: «Ой, — говорит, — на том-то свете, — говорит, — чер-

ти ведь пашут-то, — говорит, — как у нас, — говорит, — раньше в колхозе, — говорит, — на лошадях пахали, щас, —говорит, — черти пашут, там же так же»^[11]. Вот это вот такие у неё были разговоры. И ей нужно вот эти свои вот все слова там да надо кому-то передать. Дочери она... «Иди ты», — типа, мне не надо, а вот этот зять-то говорит: «Ну передай ты, — говорит, — мне-то». Дык она на него ругалась, потому что он партийный [смеётся], типа того что ничего ему передавать не будет, надо было кому-то передать. И вот люди-то говорили, что она не может умереть даже, потому что она вот этих много вот всяких... слов, колдов... знала, и не может умереть поэтому, ей надо кому-то передать. Кому она передала — не знаю. Во всяком случае дочь её ещё жива. [А что значит «передать»?] Ну она дала... как бы, всегда говорили, что вот если человек что-то знает, он доложон это вот здесь, на земле оставить, он всё это доложон передать кому-то. Каким путём он передаёт, или вот тот доложон человек вот эти, допустим, заучить и знать, но в письменном виде ведь раньше не передавали, наверно. Вот. [А что она говорила, что черти на том свете пашут?] Она жила у них как-то отдельно — там в комнате, потому что, говорят, такие, и вокруг себя ещё так [плевала]: «Пфу, пфу, пфу! — вот так всё говорила. — Господи, сколько чертей тут, прямо вот, — говорит, — тут вот...» — вокруг неё. И рассказывала, что, говорит: «Вот на том-то свете-то, — говорит, — поглядите-ко, как ведь у нас в колхозе, — говорит, — так же, — говорит, — черти, — говорит, — пашут, — говорит. — Мы на лошадях, а там, — говорит, — на чертях». Вот так, вот у неё такое вот было.

[А ещё что-нибудь про тот свет не рассказывала?] Ну, это [смеётся]... Вы ить знаете, как им на неё было потом страшно даже смотреть, вот так послушаешь, как-то вот было... Думаю, Господи, как она мучается, бабуля эта. [Не облегчали как-то смерть тем, кто не мог долго умереть?] Ну, они всё равно же потом-то всё равно всю жизнь жить не будут, но вот я... всё вот так как-то даже потом думала, думаю, интересно, кому ж она всё-таки передала, потому что она всё время [говорила], что ей нужно передать, ей нужно передать. И зять-то говорит: «Дак отдай-то, — говорит, — мне, да передай ты мне-то», — как бы вот эти все... А он партийный был [смеётся], ему она то ли не хотела, то ли нельзя, то ли не положено.

Ступино, 2007, ЮТМ

[Про колдуна Сашу.]

А умирал, вот это я помню. В этом, в огороде межа! Дак на меже лё- жал. Его биси-то — он никому не передал этих действий-то — дак биси- то у его и язык вырвали, и глаза высадили, и всё: такой страшный-то, дак ужас. Его биси-то вот так замучили остатки. А потом куда эти биси девали- ся — не знаю. От так. С бисями не связываться [смеётся]. [...] Хоронили, я тоже подростком была. Ну вот, дак хоронили — мы ходили смотрели этого Сашу. Страшный, страшный. Дак мало кому и показывали, всё закрывали лицо ему. Саваном. [Как это — передать?] Дак вот, надо было этих бисей-то кому-нибуть передать. [А как?]

Дак и не знаю, там уж он знал. Он от кого-то тоже этих бисей принял, что биси ему помогали. [Кому можно было передавать?] А хоть тебе. Тебе — ты желаешь с бисями жить, дак пожалуйста, он бы те[бе] и передал [смеётся]. [Любому можно передавать?] Вот так, что с бисями. Биси — маленькие, колпачки на них, кисточки красные, вот. Я от папы слышала: «Вот, — говорит, — бисей мы, говорит, видели».

Каргополь, 2003, ШУИ

[Не говорили, что колдуны умирают тяжело?] Ак уж если колдун, дак какие слова знашь, какие знати, дак сдавай. У нас тут одна бабка умерла, вот в Корякино умирала дак, так, наверно, никто не умирал, как вот она умирала. И биси-то с ей требовали работу. Ак ей спокою-то не давали, ак на диване лёжит, дак под диван запихают. [Кто запихает?] Под диван. [Кто запихает?] Биси-то вот ей. Ну, она не сдала этих тожо слов-то, никаких знатей-то. [А кому она должна была их передать?] Дак уш надо своим кому- нибудь было отдать, а, видно уж, не взели ли не захотела отдавать, не знаю, как уж она не сдала. Дак она тяжело умирала. [А биси её как запихали под диван?] Наготову закатили. [Что значит «наготову»?] Но. Дак она потом своих-то, у своих-то всё говорит: «Насыпьте мне чего-нибудь тут к дивану- ту, чтобы работали биси-ти. Зёрна какого да. Насыплют, дак они отступятся от ей маленько. [А что они с зерном делали?] Собирали. [Т.е. надо вокруг дивана зерно насыпать, биси его перебирают, и её не трогают?] Ну дак, уж они не трогают. А тебе-то они всё равно ни покажутся. [Они невидимые?] Но. Ей уж тут и ей, наверно, самой не покажутся, этой, котора лежит-то. [Т.е. бисей никто не видел, а её под кровать бросало?] Но. [А зерна нужно

насыпать вокруг кровати?] Ну, вокруг дивана вот насыплют дак. А то ведь запихают так, говорят, зять дак одва вытащит ей ведь из-под дивана-то. [Почему так?] Так запихают-то. [А она цепляется там за что-то и оттого её нельзя вытащить никак?] У бисей запихано да, так и пихано, чтобы не вытащить.

Кена, 2008, ОАФ

[Не говорили, что вихрь грешного человека как-то поднимает и о землю стукает?] Нет, такого вот я не знаю вот. Которы вот много знали раньше вот, рассказывали, что когда они умирали, очень сильные ветры были. Значит они много знали. Бури вот эти вот. Вот перед покойником вот. Когда вот человек умирает, такой ветер. Какой-то вот покойник спокойно умирает, погода такая хорошая, да? А у кого-то такой ветер, сильный-сильный аж. [Это у кого?] Ну вот, наверно, что-то человек знал, наверно, ли как вот. [Слова какие-то?] Наверно, что вот такие вот ветры-то всё. Не передал, может, так я думаю так. Не замечали такого? [Соб.: Нет.] Обычный человек умрёт — спокойно всё, погода. А есть которы люди умирают — дак перед ними как-то такие ветры начинаются, дуть, собаки воют. Не знаю вот это. Вот это дак и щас, кажется, совпадают.

Хозьмино-Кишерма, 2010, ЗОВ

[Как колдуны тяжело умирают, их подбрасывает, они мучатся?] Дак вот у нас Костя вот на Горе¹⁹ жил — такой стариц’ёк... тоже много знал. Дак его всего извело, дак и в гроб не могли положить — и руки, и ноги — и всего его извело дак ведь ой, как он умирал-то. Дак ведь вся деревня слышала, как он орал — умирал больно тяжело. И не показали, как хоронили — уж то больно-то его всю извело: слов не передал... Никому, вот так. [Можно было облегчить его страдания?] Вот уж-то вот медичка уж не в силе. [А по- народному?] А по-народному — от тоже у нас-то по-народному, пожалуй, были тоже такие, что лецили. Там тожо, в Смольянце. У нас-то здесь никого такого, нет, были. Она-то одна... Алевтина да Марья... Тожо-от много знали. Но. Облегц’ить не могут. [А если постучать по девятому звену дома?] А это тоже у нас было-было. Вот Костя-то тот сам знал, а слов-то не передал, дак

вот и умирал больно тяжело. И родные-ти никого и не пускают. Все слышат, что он больно тяжело умирает, а родные-ти нихто и не пускают никого в избу-ту. Вот так он умер. А потом как умер-то дак, тоже мало кому показали, что больно-то уж его искарало всего. Ноги-то так свело, что коленок не могли разогнуть, дак так, и крышка-то не закрылась — так и хоронили. [А про то, что надо постучать по девятому звену?] Про девятое звено тоже я слышала чё-то, что... Надо постуцять... постуцять-то. Так он вроде испугается! Как постучишь — дак кто, у нас дак так говорят, что вроде испуг спадёт и ему легче будёт.

Смольянец-Никольская, 2010, ОЯБ

[Кто портит?] А это вот если мне на вас обидно, дак я приду да вам чё- нибудь да назло сделаю, если я знаю — вот такие люди были. [Тоже знать надо?] А как жо? Надо. Надо, надо, божественное тожо надо знать-то. Ой, только эти вот старушки тяжело умирают. Им надо сперва эти все шопот- ки, как тяжело-то, дак все выіплёвать. У нас, это, была одна тоже на Елюге, ак я видала. Мы с ейной внукой дружили: «Бежи-ко, — говорит, — у нас бабушка-та как от шопотков-то сколь тяжело умирает». Я говорю: «Ак чё, бабушка, обязательно?» — «Обязательно надо, Раюшка, выплёвать. Я вот дочери передавала — никак не берёт, сука!» — «А нам-то?» — «А вы молоды, вам ещё нельзя» (мы все девчушками бегали). [А когда можно передавать?] Наверно, в возрасте когда, дак тогда передают.

Хозьмино-Кишерма, 2010, КИП

Дата добавления: 2015-10-24