Немного nostalgia. За виноградом

Валентин Гораев

В общем-то мы и перевозками занимались, не только АФС. Да, на спецсамолётах запрещались. Но кто запрещал, тот и разрешал. То начальников возили по орбите: Новосибирск – Омск – Барнаул – Канск и пр., по Округу, то есть по «помойкам». То в интересах Вренторга пошлют куда-нибудь. И конечно, эти полёты были для нас солидной «палочкой-выручалочкой» для подтверждения и повышения класса. За лето-то набирали в основном «День ПМУ», чуть-чуть СМУ и совсем мизер ночи, про «минимум» можно вообще не говорить.

Ну вот. Заходит как-то раз в методический класс командир эскадрильи подполковник Оганесян и объявляет:

- Та-ак! Капитан Бакланов! Завтра в 6.00 своим экипажем на своём самолёте вылетаете по маршруту: Новосибирск – Балхаш – Такмак. В Новосибирске возьмёте представителя Военторга и быстренько в Такмак. Там загрузитесь фруктами и быстренько назад. Вопросы?

- Понятно, товарищ командир, но у меня радист солдат-срочник, рядовой Мишин.

- Тихомиров, дай Бакланову радиста.

- Кого? Кузьмина? Да пусть берёт.

- Лёша, я всегда знал, что ты добрый человек, но чтобы настолько! Оставь себе это сокровище, я лучше буду сам платить в гостиницах за солдата. Товарищ командир, Мишин вполне справится.

- Не сомневаюсь. Но в чужом округе могут быть накладки. Так что бери прапорщика Кузьмина, не капризничай, - и командир вышел.

- Ну, понятно. Дуй, Валя, в штаб, выпиши, на всякий случай, аттестат, талонов на три дня возьми, командировочное…

- Понял. Александр Иванович, а…

- Денег не дадут, и не суйся.

- Понял. Я пошёл.

- И на стоянку сходи, предупреди Фогельмана с Сорокиным.

- Я уже был на стоянке, они в курсе, - в класс вошёл майор Грузденко, штурман, - а Кузьмина в магазине видели, за колбасой стоит.

Вот счастье-то привалило, ещё и в магазин бежать, радиста вылавливать. Ему ещё надо Регламенты сверить, план связи подготовить. И мне самому надо подготовиться. А на всё про всё осталось совсем ничего, «секретка» через два часа закроется.

Я рванул в городок. Прапорщика Кузьмина в толпе возбуждённых колбасным духом женщин обнаружил быстро. И увидел в его глазах ужас – до прилавка ещё далеко, а уйти нельзя. Женщины назад в очередь не пустят. Оставив его «наедине с собой», я кинулся обратно, в штаб.

Ну, в общем, подготовились. Конечно, успели. Кузьмин даже колбасы купил. Не в первый раз такие сборы даже для меня, тогда ещё «салаги». На утро «добро» на вылет нам дали быстро – коли в интересах Округа, то с этим проблем не бывает. В Новосибирске нам в самолёт запихнули какого-то замшелого старичка с потёртым как он сам портфельчиком под мышкой. В Балхаше дозаправились и – дальше. И ещё засветло были уже в Такмаке.

В то время там размещался учебный полк на Ил-28 от Фрунзенского училища, что «ковало» кадры для африканских друзей. Аэродром приютился в неширокой долине, ограждённой от остального мира прокалёнными на солнце горушками под тысячу метров превышением. Уютно, тихо, тепло. Винограду – море.

Вот им-то мы и загружались весь следующий день. А «перезрелый» представитель Военторга выказал совершенно неожиданную прыть: мы только с завтрака из лётной столовой возвращались, а он уже пропылил мимо нас на грузовичке в сторону города. И к полудню этот самый грузовичок, гружёный плоскими ящиками с виноградом сверх всякой меры, медленно подчалил к нашему самолёту. Мы обалдели.

- Он что, думает у нас грузовой вагон? – выразил наше общее настроение штурман Грузденко.

- Ты куда такую прорву приволок? Ты думаешь хотя бы чем-нибудь сколько тут весу? – завёлся с пол-оборота борттехник Фогельман, - А ты чего смотришь? Ты правак? Правак! Вот и считай, как тебе положено, максимальный вес и взлётные данные. Считай давай! А то стоит, смотрит!.. Командир, ну что это, действительно! Безобразие!

- Не кипи, Мося, клапана сорвёт. Валя, посчитай. В уме, это всегда полезно.

- Хе-хе… в уме. Ты куда его послал, командир? Он же потеряется!

- Да ладно вам умничать! – я обиделся.

- А на сердитых воду возят. И виноград, - Александр Михайлович Грузденко ткнул меня в плечо, - пошли грузиться.

И мы до вечера таскали ящики из грузовика в самолёт, переставляя их и так и этак. Между делом я изгрыз карандаш, рассчитывая максимальный взлётный вес, длину разбега, взлётную дистанцию и, в конце концов весьма довольный собой, представил командиру несколько исчёрканных тетрадных листов. А тот, не глядя, сунул их в руки Фогельману:

- На, держи.

- А мне зачем?

- Так ты же расчёты хотел. Вот, бери.
Моисей Леонтьевич тупо уставился в листы.

- Хе-хе-хе… - штурман.

- Гы-гы,– механик Сорокин, - гы-гы…

- Ну что ты скалишься, грузи давай, б…кая птица! – Витю сдуло.

- Так, Мося, я ставлю тебе зарубку, - Александр Иванович показал Фогельману палец. – Не кипи, говорю, трави пары. Я тоже птица, а ты, между прочим, птичник! Хренов!
Фогельман взвизгнул, подпрыгнул и рванул к грузовику, где наткнулся на Кузьмина:

- Ну что ты как чучело: рукава засучил, штанины закатал! Сними уж форму, не уродуй! – радист испарился на горячем бетоне. – Ну и куда ты эти пустые ящики суёшь? – это уже представителю Военторга досталось. – Утряслось, утряслось… выкинь их на х…! Какой подотчёт!? Вон там будет твой подотчёт! В камнях! – и Фогельман махнул рукой в сторону дальнего конца ВПП.

- Типун тебе на язык! – закричали все хором. Моисей Леонтьевич отчаянно замахал руками и полез в самолёт.

А там действительно было на что глянуть. Салон был забит ящиками так плотно, что в кабину надо было протискиваться по узенькой щели.

- Да-а… - механичек Сорокин засунул последний ящик куда-то под потолок, так загружаться ещё не приходилось. Взлетим?

- Придётся, - командир надел фуражку, - ладно. Пошли в гостиницу. Завтра по холодку подпрыгнем.

На утро ещё затемно мы уже толкались у самолёта. Опробовали движки. Ждём. Разрешения на вылет всё нет. Ночь была душной, утром даже роса не выпала. Надежды на взлёт по холодку не оправдались. Да ещё задержка.

Вдалеке по дорожке от штаба полка показались командир со штурманом. Штурман с портфелем, значит «добро» есть. Ну, наконец-то!

Запустились. Выруливаем в самое начало полосы. Разрешили. Взлетаем!

- На максимальном! – командир выводит рычаги вперёд. На Ил-14 максимальный режим выше взлётного и считается чрезвычайным и ограничен по времени. – Держи, Мося!

- Держу! Наддув 1200! – Моисей Леонтьевич судорожно уцепился за рычаги, - пообрывает все «горшки» к чёртовой матери!

Двигатели уже не ревели, они з-з-звенели такой натужной силой, что, казалось, ещё немного, чуть-чуть и всё! Струна лопнет! И музыки не будет!.. Отпустили тормоза и самолёт лениво покатился, потом, словно решившись на что-то большее, побежал быстрее. Ещё быстрее!.. Давай-давай! Ну ещё!..

- Сто… сто двадцать… сто сорок – подъём переднего колеса… - слова штурмана как камни по башке. Ну, ещё чуть-чуть! Прыг-прыг…прыг… Всё ближе конец полосы. Его отчётливо видно: гладкая лента бетона резко обрывается в хаотичное нагромождение камней. Этот резкий переход гипнотизирует, нет сил оторвать взгляд от этой границы были и небытия! Ну, ещё чуток!

- Мося, я же сказал максимальный! – командир ударил по рычагам.

- Рассыплются они! – Моисей Леонтьевич почти рыдал.

- Держи, твою мать!!!

Прыг… прыг… прыг… Шею сводит судорогой о желания вытянуться вверх. Кажется, напряжением всех своих мышц мы, наконец-то, поднимаем самолёт.

- Отрыв!

Летим?.. Летим!.. Спрыгнули с последней плиты и полетели! Под колёсами буквально в метре каменная россыпь. Медленно – медленно, по полметра набираем высоту…

- Шасси!

- Убираю! – борттехник привстал, натужно вытягивая вверх рычаг уборки шасси. Едва заметная просадка – мурашки по спине. Клац! – шасси убрано, красные горят!

- Держи, Мося!

- Шестьдесят, восемьдесят, сто… - штурман отсчитывает высоту.

- Закрылочки пяток градусов… прибери!

- Есть… закрылки десять градусов.

- Хорошо… Ну, давай взлётный.

- Давно пора… 960.

- Та-ак! Давай ещё пяток градусов закрылки приберём.

- Есть… пять градусов.

- Командир, 600 метров. Разворот вправо на 90, полторы минуты и разворот вправо на обратный посадочному с набором 900, - это штурман.

- Выполняем. Убирай совсем.

- Закрылки убраны.

- Не трогай двигатели, Мося!

- Так ведь уже шесть минут!

- Да хоть шесть часов! Валя, держи! – и Александр Иванович повернулся к борттехнику всем корпусом, я тебе, ё… т… м…, ставлю ещё зарубку! Дай долететь до дому, я…

- Разворот, командир.

- Поехали!..

К Канту едва-едва наскребли 1800. На Новотроицкую должны были занять 3900, но выше 2400 подняться не смогли. Запросили изменение эшелона, дали 3300. Заняли только через час.

В техническом отсеке, среди огнетушителей, привалившись к переборке, спал, сидя на складном стульчике, счастливый представитель Военторга. Радист прапорщик Кузьмин, сидел почему-то с закатанными штанинами и глядел, что называется «в никуда, глаза нейтрально, мозги законтрены и уши по потоку». Штурман засосал огромную «беломорину»:

- Геоточка в четыре минуты. Расчетное снижения39 минут. Сию вошли в зону.

- Хорошо. Валя, доложи.

- Понял. «Водоём – Контроль», 13643, геоточка 3300. Расчётное снижения 39, прибытие в 18 минут. Запросите «добро» на Толмачёво!

Балхаш откликнулся сквозь шорох и треск недалёкой грозы, пообещав разрешение на полёт дальше. Летим. Всё нормально

Всё нормально.

© Copyright: Валентин Гораев, 2011
Свидетельство о публикации №21106171209

Дата добавления: 2015-09-04