Pov Tom. 2 страница

- Так, - потер он руки, - Том, за время проведения эксперимента ты не сможешь покидать здание больницы. Следовательно, ты не будешь иметь возможность, как прежде воспитывать сестру. Но я могу тебе предложить такой вариант: у меня есть связи в образовательных кругах. Я мог бы посодействовать поступлению твоей сестры в специальное заведение – интернат. Он, конечно, оплачивается весьма не дешево, но там за твоей сестрой был бы обеспечен такой уход, который ты вряд ли сможешь ей дать, даже будучи при ней неотлучно. В качестве, полученного образования, ты можешь не сомневаться. Там обучается большая часть Лондонской элиты. Сын премьер-министра, дети ведущих банкиров. Расходы по этому мероприятию я также мог бы взять на себя. И не стану включать их в стоимость твоего гонорара, который ты уже видел. Ну… Том, что скажешь?

Я задумчиво смотрел на стену, в поисках хотя бы единой зацепки, почему я должен верить этому человеку. Почему, черт возьми? Я что, овощем стану, или чем ещё? Бл*ть, мне страшно, и я сижу здесь, не в силах принять решение или уйти отсюда. И говорить трудно. С этим человеком трудно все. Верный признак того, что отсюда надо валить, срочным ходом. Но нет сил, что-то останавливает внутри. Я собираюсь с духом и говорю:

- Я не понимаю, почему вас заинтересовал именно я? Все то, что вы сейчас мне рассказали, не вызывает, честно говоря, доверия. Вы предлагаете мне сумму, которую я вряд ли смогу заработать за всю свою жизнь. Вы предлагаете устроить мою сестру в лучшее учебное заведение Лондона, при этом ещё и оплачивать это обучение. Я не понимаю всего этого, ощущая тяжесть причин, по которым все ещё сижу здесь и пытаюсь что-либо понять. Единственное логическое заключение, которое родилось в голове, что все это не вполне нормально.

Мужчина помрачнел и твердо произнес:

- Том, подумай… - он сделал паузу. - Я понимаю, что должен тебе ещё многое объяснить. К сожалению, я могу озвучить более конкретные ответы только после твоего официального согласия.

- Вы все время твердите о моем согласии, а я совершенно не понимаю на что? – смятение уже было слишком трудно скрыть. Я встал из-за стола и сделал пару шагов, чувствуя одновременно также неприятный осадок раздражения, что сам внутри не могу разобраться в этом деле до конца.

- Но ты ведь все ещё здесь? - он вдруг улыбнулся так, будто знал в точности все, что я думаю, предугадывая на несколько шагов вперед. - Том, просто подумай. В моих словах нет скрытого смысла. Все именно так как я говорю. Гонорар ты получишь сразу же, как только мы подпишем договор. Участие в судьбе твоей сестры я приму незамедлительно.

- И у меня нет времени подумать?

- Нет, Том. Времени нет. Либо ты согласен, либо нет. Если ты выйдешь сейчас в эту дверь, назад пути не будет. Осуждать тебя за такое решение никто не станет, все действительно выглядит очень сомнительно. Я только позволю себе опять повториться, на некоторые твои вопросы есть ответы. И все же, если ты уйдешь, я просто попрошу тебя забыть о нашей встрече.

Минут десять, я пытался привести в порядок, мысли, нервы, и все прочее. Что-либо решить немедленно, но я не знал как. Опустился обратно на стул, запустив руки в дреды и напряженно думал.

Все непонятно, не договорено, не продумано. Может действительно ничего из этого не выйдет хорошего, но упустить такой шанс я тоже не мог. Поэтому решил, что если этот человек пойдет на уступки, то и я пойду на это.

Я посмотрел на Фарелла, лицо, которого отливало восковой белизной, и твердо сказал:

- Я согласен. Но у меня есть условие.

Фарелл облегченно вздохнул и только потом спросил:
- Какое? - он обернулся на меня всем корпусом.

- Обозначенную сумму вы перечислите на счет моей сестры, который нужно будет открыть еще до того, как я подпишу какой-либо договор. И если вы решите, что это условие вас устроит, то я согласен.

- Том… - начал он, - это все не сложно организовать в том порядке, который ты озвучил. И в конечном итоге, я думаю, так мы и сделаем, - после чего Фарелл улыбнулся мне понимающе и открыто.

Я все ещё не мог поверить, что мы так просто договорились, поэтому все ещё сидел и сомневался, а он сказал:

- Успокойся Том, я все понимаю, и как видишь, согласился с твоим условием. Я все сделаю так, как ты попросил имея под основание только твое согласие.

Я кивнул, и он продолжил:

- Так, Том, основную часть дела мы решили. Теперь давай оставшиеся вопросы, решим завтра. Здесь, на бумаге, - он протянул листочек, - напиши личные данные своей сестры, и я уже сегодня займусь переводом денег. А заодно поговорю с другом по поводу интерната. И я буду ждать тебя завтра Том.

Я поднялся. Подошел к нему, пожимая руку и серьезно глядя в глаза сказал:

- До завтра.

- До завтра Том. И если у тебя есть ещё где-то работа, ты можешь увольняться.

У меня складывалось впечатление, что этот человек знает все, и обо мне, и о моей жизни. Он говорил со мной, удивительным образом, будто мы знакомы тысячу лет. И хотя с ним трудно, но все же ему сложно отказать.

***

Что бы не случилось, я уже сделал выбор. И заключается он, как ни странно, всего в трех словах: будь, что будет. Я знаю только одно, если все окажется правдой, я дам Кэтти гораздо больше, чем вообще смог бы… когда-либо. И наплевать какие могут быть последствия, лишь бы меня судьба не поимела слишком жестко. Лишь бы не поимела так, что все окажется пустым и напрасным.

По дороге домой я зашел в магазин, чтобы уволиться и получить расчет. Поразила Дженис, уголки глаз, которой подернулись дымкой, и наполнились необъяснимой грустью. Видимо, я все-таки не углядел за этими иногда смешными, иногда глупыми её намеками нечто большего, чем простой флирт. Жаль её, она милая, хоть и странная. И не жаль, что так вышло в конечном итоге, зачем давать человеку ложную и бесполезную надежду? Простилась она со мной, практически молча, только шепнула еле слышное «удачи».

Заморачиваться по этому поводу я не стал, а, взяв оставшиеся заработанные деньги, неожиданно почувствовал себя свободным. И пусть это глупо, но было чертовски приятно сейчас уходить из магазина. Конечно, не для того, чтобы поддаться нелепому веянию новой жизни, а так, чтобы просто отдаться этому ощущению – ухода. Офигительное ощущение! Я улыбался от души и представлял, как мы с Кэтти проведем мой, впервые за долгое время, свободный вечер. И даже придумал маленькую программу. Но сначала надо было все ей объяснить.

Мы сидели на кухне. Кэтти закончила последние записи в тетрадке и с видом неохотно выполненного долга сообщила о завершении домашнего задания. Я не мог не улыбаться, глядя на такие вот иногда проявления её личности. Так много ускользает от глаз человека, если он на самом деле и видеть-то не желает. А я вот уже два года, по-моему только и делаю, что наблюдаю и открываю для себя иногда поразительные, а иногда и пронзительно трогательные вещи, которые обычно укладывал в значимое для меня слово - котенок.

Я её позвал, и Кэтти со счастливой улыбкой обернулась ко мне, поворачиваясь на стуле и внимательно смотря в мои глаза. Я поглядел на неё вдумчиво, а потом насколько смог, постарался объяснить ей сложившуюся ситуацию, ко всему что говорил, добавляя: скорее всего.

Скорее всего, я буду работать только на одной работе. Скорее всего, ты будешь учиться в замечательной школе, не обычной, а где учатся только самые замечательные дети, у которых есть все. Скорее всего, мы не будем ни в чем нуждаться. Скорее всего, у нас все наладится.

Мне хотелось, чтобы она слышала только то, что я говорю. И верила моим словам. Не видела, насколько я сам сейчас сомневаюсь, и молил провидение только об одном, чтобы оно не обмануло наших ожиданий от жизни.

Она молчала. Просто слушала, иногда улыбаясь, когда я расписывал замечательную школу. Но все же погрустнела и очень, когда узнала, что видеться мы будем реже, что ей придется жить там неотрывно. Я как мог старался успокоить её тем, что так нужно и что так будет лучше для нее. Пытался объяснить, что такие там у них правила. Что нужно стараться, для того, чтобы добиться результатов. Мы оба должны приложить усилия, и тогда наша жизнь изменится. Поговорили ещё минут двадцать, обо всем и ни о чем одновременно. Не решали глобальных вопросов и не вытаскивали наружу сомнения или радужные надежды. Планировали только вечер на сегодня, и как его проведем. Я рассказал, что намечается поход в кинотеатр, на новый мультфильм. Это вызвало у Кэтти целую бурю эмоций. Она ещё ни разу не была в кинотеатре, а тот факт, что она пойдет со мной, заставил её танцевать от восторга.

Кэтти подошла ко мне и обняла за шею, а потом побежала искать самое красивое платье на вечер. Я ей совершенно не мешал, к тому же в запасе у нас был целый час. А я тем временем открыл окно и, подставив лицо под прохладные капли дождя, наслаждался капризами природы, прикрыв глаза от наслаждения. Я его дождался, черт возьми, как хорошо-то!

Прикуренная сигарета, окно, дождь и Кэтти напевающая веселую песенку, где-то в глубине комнаты. Что ещё надо для счастья? Все и так хорошо, без того чтобы пытаться анализировать или давать этому какие либо сомнительные определения. Чувство умиротворения. Посмотрев в хмурое небо, я пытался заручиться поддержкой, что все будет хорошо. А после безудержно хохотал над собственной наивностью.

Котенок, нацепив веселую заколку и свой любимый яркий плащ, позвала меня, обуваясь:

- Томочка, ну где ты? Пойдем уже. Опоздаем…

Я, улыбаясь сказал ей, что время есть и мы, взявшись за руки, двинулись на прогулку. Точно зная, как замечательно проведем время вместе.

Мультфильм был потрясающий. Я и сам сидел с открытым ртом. Японцы молодцы просто! Я поражаюсь насколько богатая у них фантазия. Такое чувство, будто совсем не видел японских мультфильмов раньше. Хотя видел, конечно, давно и вскользь. Но они явно становятся лучше, интереснее. Там и ребенок, и взрослый находит для себя что-то магическое и красивое.

Кэтти тоже прыгала с безудержной радостью, без умолку обсуждая со мной замечательное фантастическое существо, не то кролик, не то дракон, с невыносимым японским именем. При этом она обязала меня когда-нибудь его купить. Да, помимо всего прочего, герои их мультфильмов часто оказываются потом на прилавках магазинов. Тоже чисто японская штука. Торжественно дав обещание исполнить её прихоть, мы побрели в Макдональдс, чем Кэтти была осчастливлена вконец.

А потом она настолько устала, что попросилась на руки по пути домой. Ехала верхом на мне, засыпающая, счастливая и такая замечательно умиротворенная. Я был рад этому затишью, потому что её голосок уже при малейшем обращении начинал звенеть в голове.

Все хорошее заканчивается, и это правильно. Только так мы сможем оценить и запомнить эти мгновения жизни. Я сам едва держался на ногах. Сегодня был слишком насыщенный день, слишком… во всех отношениях.

И вот только теперь на меня обрушился практически животный страх, что меня с Кэтти разлучат эти призрачные деньги. Стало так хр*ново, так пусто в душе. Многие свои поступки раньше я мотивировал только одним –не позволю нас с Кэтти разлучить. Эта было моей истиной, которую я доказывал: «Вам нас не разделить», всем и каждому. А что теперь? Как мог я так спокойно убеждать Кэтти о переводе в какой-то «замечательный» интернат? Чтоб его… Скулящее существо внутри меня дергалось в жалких попытках вылиться в виде нелепых слез. Но я не дал себе раскиснуть, после смерти мамы я себе этого не позволяю. И это существо толкает меня сейчас подойти к кроватке сестры, и долго смотреть, как она спит. Нет, не пойду. Решил и все. Так будет лучше. Так надо.

Мать твою, как хреново!

Мир сказочных снов не желал сегодня распахнуть для меня свои объятия, главное, что Кэтти спит, а я потерплю. И ворочался, и думал…

***

Утро, после непонятного полудрема, потеряло какую бы то ни было остроту ночных размышлений, оставив только немного болючее сомнение. Сегодня предстояло решить все вопросы окончательно, хотя я приблизительно даже не представлял, как это сделать. Впервые за долгое время я не бежал сломя голову на работу ранним утром, а терпеливо ждал нужного часа. Кэтти сегодня осталась дома под присмотром миссис Бернс. А я неспешно собрался и отправился в лабораторию.

Георг Фарелл встретил меня на удивление холодно. Вчера это были мягкие уговоры, а сегодня меня просто ставили в известность о существовании договора без лишних размышлений.

Профессор в официальном костюме с застывшим выражением лица и глазами, не желающими что-либо объяснять. Своим стальным светом они просто давили на меня. Георг, вполголоса изъяснялся со своим юристом. Отчего я вообще пребывал в ступоре. Все внутри требовало сейчас же поднять свой зад и бежать от этих странных людей. Видимо размышления эти отразились в моих непроизвольных движениях пальцев отбивающих неслышные дроби по столу. Но не ушел, не успел.

Юрист, наконец, обратился ко мне, и мы совместными усилиями стали просматривать договор, штудирование которого ничего не добавило к тем познаниям, которые у меня уже имелись. Ведомый интуицией я искал строчки наименьшего шрифта, но таковых не обнаруживалось. Юрист говорил мне о формальностях, об обязанностях, одной стороны и другой. Я выхватывал знакомые фразы, и в целом понимал, ни черта я не понимаю во всех тонкостях взаимоотношений.

Во время всего этого действия Георг неотрывно курил. Я иногда поглядывал на него, пытаясь понять его реакцию на какую-либо произносимую вслух часть договоренности. Он сидел в пол оборота, его лицо ничего не выражало и не давало никаких ответов. Я нервничал, он видимо тоже. На очередном заковыристом месте я решаю для себя, что дальнейшее изучение документа мне уже ничего не даст, и поэтому говорю:
- Сэр, вы не забыли о нашей договоренности? Сначала я бы хотел убедиться, что деньги переведены на счет моей сестры…

Меня перебил юрист, тут же протянув мне какие-то бумаги. Это были выписки из банка, где наглядно и вполне понятно мне был произведен перевод денег, той суммы о которой мы говорили. Глянув на Георга, я взял ручку и расписался в правом нижнем углу листа. Все, теперь кажется, я вздохнул, понимая, по сведенным плечам, в каком до этого момента был напряжении. Георг одобрительно и выразительно посмотрел на меня. Потом мы ещё немного поговорили и решили встретиться через два часа вместе с Кэтрин, чтобы проехать в интернат, и посмотреть. Кэтти я забрал и уже через пару часов утомительной дороги мы находились перед зданием учебного заведения. Ну да… здесь могут учиться только дети премьер министров, или других шишек. Красота кругом, от красивой резной решетки до золоченного пика, уходящего в самое небо центральной башни здания. Шикарно, и снаружи и внутри, ходят холеные девочки и мальчики в специальной форме.

Глядя на надменные и гордо поднятые лица, и по большей части неприветливые улыбки, Кэтти немного приуныла. Однако здесь все были неукоснительно вежливы, все обращения отчеканены. Слишком официально для детей, и я не знаю, хочу ли я этого для котенка. В этот момент оборачиваюсь на своих спутников и вижу Георга, который присев на корточки гладит котенка по волосам и успокаивает:

- Кэтрин, не нужно обращать внимания на то, что эти дети не приветливы. Они же тебя не знают, когда будете все вместе учиться, то я думаю, что все будет хорошо, вот увидишь. Не переживай.

А мне подумалось: а ты то откуда можешь знать об этом? Знаток детской психологии. И ещё о том что, похоже, наш профессор вернулся. Теперь он в точности такой, каким я его видел вчера. Это даже обрадовало, я начинал привыкать именно к такому тону, успокаивающему и серьезному. Он поднялся с колен и, взяв её за руку, направился к кабинету директора.

Пришлось немного подождать в приемной. Затем мы прошли в огромный зал, который почему-то скромно окрестили кабинетом, настолько там все было масштабно. Человек, встретивший нас широкими объятиями поприветствовал профессора и ласково улыбнулся Кэтрин пообещав, что такая милая девочка непременно будет учиться хорошо. Толи уговаривал её, толи убеждал себя? Но Кэтти он понравился, поскольку она в ответ улыбнулась и кивнула даже как-то манерно, словно уже своя. Не думал я, что место может так влиять на ребенка. Мне даже взгрустнулось, как должно быть Кэтти изменят тут.

Все остальное обсудили очень быстро, формальные сложности, оказались не такими уж сложными. На прощание нам выдали список необходимых приобретений, для того чтобы уже завтра Кэтрин приступила к учебе.

Дальше были ряды магазинов, где мы вместе с профессором подбирали для котенка одежду, школьные и личные принадлежности. До вечера бегали. А потом уставшие бесконечным днем, возвращались домой. Напоследок профессор обнял Кэтти, прошептав «моя хорошая», а мне мягко пожал руку. Завтра должно было быть уже совсем другим. Кэтти в интернат до каникул, я в клинику для обследования и анализов. А ночью мне хотелось обратно в свой мир, на самое дно…

***

Глядя в прямоугольное окно, на подернутое туманом утро, я понимаю, что прошло уже больше двух недель с того момента, как я закрыл квартиру, отдал ключи соседке, у который мы и снимали жилье. Проводил Кэтрин, обняв на прощание. И вот теперь я здесь, в клинике.

Я не знаю, существует ли во мне какой-нибудь орган, который бы ещё не проверяли. Сколько крови я сдал за это время, даже не знаю, но я сейчас слабый. Вообще-то меня тут кормят, специализировано, но вполне, чтобы чувствовать себя на грани, я и не голоден и не сыт. Диета. На автомате я шел сначала в один кабинет, потом в другой, потом в третий, пораженный полнейшей собственной бездеятельностью, все-таки я же человек привыкший трудиться физически.

От меня ничего не зависело, как куклу водили, чуть ли не за руку, а я ходил. Со мной ничего не обсуждали, ни во время анализов, ни в короткие перерывы на еду. Просто и вежливо говорили: «пройдемте», «садитесь», «ложитесь», «доброе утро» и «доброй ночи». А после, где-то примерно через неделю, профессор все же пришел и сказал, сияя лучезарной улыбкой, что анализы его удовлетворяют и пора двигаться дальше.

Начали вводить первые лекарства, подготавливающие меня к следующему шагу. Состояние от этих препаратов было слегка приторможенное. Сознание слегка затуманенное, но я его не терял. Днем, в свободное время, мерил шагами пол в своей стерильно чистой палате, разбивая время квадратами от стены до стены. А по ночам прожигал взором потолок, считая количество несуществующих трещинок в белом небе наверху.

Сегодня я чист, меня не кололи со вчерашнего дня, дают организму передышку перед первым введением препарата. И все мои мысли сегодня только о Кэтрин, и о том, что мне обещали возможность позвонить ей.

Георг пришел. Он подошел со спины и, тронув моё плечо, жестом пригласил присесть. Мы и сели, я на кровать, а он на маленькое кресло рядом.

- Доброе утро Том, как ты? – в глазах участие и волнение, и ожидание полного ответа на поставленный вопрос.

- Спасибо, все хорошо сэр. Сегодня все не так туманно, как несколько дней назад. И тошноты тоже нет, меня же не кололи со вчерашнего утра. Вчера я пролежал практически целый день, да и ночь, а сегодня даже хочется размяться и встряхнуться. И ещё… я бы хотел поговорить с Кэтти.

- Том, рад слышать, что ты чувствуешь себя отлично. Ты не представляешь насколько это важно, вот так быстро реабилитировался после приема серьезных препаратов. Да и после некоторых специфических анализов, без которых мы, конечно, не могли обойтись. Радует, что ты оказался гораздо выносливее физически, чем я предполагал. Полностью здоровый организм. Это очень хороший результат. И конечно, я понимаю твою обеспокоенность за сестру, и мы позвоним ей сегодня же. Ну… ты ведь знаешь, я звоню ежедневно и интересуюсь как там у нее дела. И сейчас все отлично. Она устроилась хорошо, хотя первые дни, конечно, чувствовала себя немного отчужденной и растерянной, была замкнутой, а сейчас уже с некоторыми ребятами подружилась и занимается очень внимательно и усердно. О тебе она всегда спрашивает в первую очередь.

Георг ещё рассказывал, о том какая у неё комната, какие занятия, дополнительные и основные, как по вечерам они собираются и читают книги, с приглашенными гостями, чем их кормят. В общем, все до мелочей. Пока он говорил я впитывал каждый звук, было приятно слышать в его голосе нотки заботы. Создавалась видимость, что Кэтти в самом деле ему понравилась и он за неё переживает. Конечно, полагаться только на собственное желание, что посторонний человек, будет проявлять заботу о близком тебе человеке, не стоит. Но все что я слышал, видел, наталкивало именно на эту мысль, Фареллу не все равно, и он старается выполнить свою часть договоренности. Я ему благодарен и готов был сделать все, чтобы не разочаровывать этого человека, который мне нравился все больше и больше. И конечно, выполнить все свои обязательства как полагается.

Мы прошли вместе в его кабинет, и позвонили. Прошло минут пять и Кэтти подошла к телефону, певучий голосок сразу же нарушил мерное тиканье часов на столе, в которые мы с профессором вслушивались, и она затараторила:

- Томочка привет! Ой, как я соскучилась, ты не представляешь! Как у тебя дела?

- Котенок привет! У меня все хорошо, я тоже очень скучаю. Как у тебя дела? Я слышал, ты хорошо учишься?

- У меня все просто замечательно! Мне тут нравится, только тебя не хватает. Ты знаешь, здесь все оказывается такие хорошие, все меня любят. У меня уже много друзей, я хочу, чтобы ты их увидел. Ты когда придешь ко мне?

Я бросил вопросительный взгляд на профессора, который моментально помотал головой в отрицание, что значит не скоро.

- Котенок, я пока буду очень занят на работе, но как только немного освобожусь приеду к тебе, ладно?

- Тооом, ну это же очень долго! - и она замолчала.

И я, помолчав минуту, сказал:

- Малыш так нужно, я пока не свободен. Ты не грусти, хорошо учись, а я пока звонить тебе буду, так часто как смогу. Котенок ладно, мне пора.

- Томочка я буду, буду учиться и ждать тебя, ты только приходи. Пока.

- Пока.

Лучше бы не звонил, только ещё больше расстроился. Хотя немного успокоился, узнав, что Кэтти и в прям школой довольна.

- Том, - нарушил молчание профессор. - Не переживай. Вы увидитесь совсем скоро. После того, как получим первые результаты, я дам тебе пару дней отдыха, и ты съездишь к Кэтти. Она у тебя девочка умная, самостоятельная, не тревожься.

- Да сэр. А можно вопрос? - Георг промолчал и я продолжил. - А у вас есть дети?

Он напрягся, отвернул взгляд и с болью произнес:

- Нет.

Мне стало стыдно. Видимо, этот вопрос не простой для профессора, я попытался реабилитироваться:

- Просто, вы говорите о Кэтти, с такой заботой. Вы, наверное, вообще любите детей. Я понимаю, это не мое дело. Извините, что спросил.

- Ничего Том, я и в самом деле люблю детей. Но прошу тебя понять, мы здесь находимся не с целью обсуждать мою жизнь, у нас совсем другие задачи.

Ну и чего он так отреагировал? Голос хоть и четкий, но странно металлический. Ну не хочет человек, чтобы я о чем-то личном спрашивал и не буду, мало ли что там у него? Спустя несколько минут он вернулся в нормальное настроение и бодро заговорил о наших последующих действиях.

- Сегодня вечером, мы введем пробную порцию лекарства. Ты знаешь, что от тебя требуется. На время эксперимента мы тебя подключим к аппарату, анализирующему деятельность мозга. Ты будешь без сознания, мы снимем все нужные нам показания с помощью датчиков. Никаких болевых ощущений не будет, анестезия общая, по крайней мере, в первый раз. Это допустимо, для начальных исследований, потом когда организм уже привыкнет, мы сможем обходиться местными средствами. Ты не будешь испытывать дискомфорта. Все что ты увидишь или почувствуешь, ты должен будешь постараться запомнить, а потом в письменном и устном виде, как можно подробнее изложить мне. Тебе все понятно?

- Да сэр. Сделаю все, что будет от меня зависеть.

Георг ласково улыбнулся, похлопал меня по плечу и синевой взора опять всколыхнул воспоминания о нашей первой встрече. Словно целая вечность пролетела с того момента, и никак не ассоциировалась с количеством проведенных дней здесь. Тут скучно, пусто, чисто, до отвращения. Все эти мысли роем провожали профессора до двери, которая закрылась, а мои мошки остались при мне. Они осадком закружили над головой, которая к сожалению совершенно не хотела думать. Видимо я устал. Остались только ощущения физического контакта, на которые я почему-то все же способен сейчас. Я чувствовал носки на ногах, и улавливал в коридоре запах чистящих средств. Я взглядом обжигался о белый цвет стен, который достал неимоверно. И ещё я слышал и считал глухие удары собственного сердца, потому что других звуков не было. А потом надоело все, и я уснул ненадолго.

***

Подготовка к процедуре не заняла много времени, меня транспортировали на медицинской каталке в незнакомое помещение. Я долго возмущался, что могу дойти и сам, но в ответ услышал уже знакомую фразу «Так положено».

Там, куда меня привезли, было много разного оборудования, несколько мониторов, не известно от чего питающихся, какие–то стальные шкафы, и лампы, которые били ярким светом, напрягая и без того задерганные нервы. Оставили меня минут на десять в одиночестве, что тоже не добавляло спокойствия. Хотя я был готов ко всему, все равно не представлял, что и как будет происходить.

Пришли несколько человек во главе с профессором, меня подсоединили с помощью проводков и липучек к приборам, и Георг объяснил, где монитор показывающий состояние давления, где работу сердца, а где головного мозга.

Профессор что-то еще рассказывал не особо значимое для меня, но я уже слова не вспомню, потому что в этот момент мне ввели анестезию, в вену на кисти руки. Ещё пара минут и перед глазами стало темно. Я ушел в отрыв от времени и от реальности.

Сначала я чувствовал только свои глаза, они напряженно вглядывались в темноту, искали хотя бы одну точку, на которую можно было бы сосредоточить свое сознание и пытаться сделать хоть незначительное движение.

Вскоре точка нашлась. Она была непонятного белого цвета, но это не свет, это клякса где-то вверху, которая очень медленно начинала расползаться. Но так медленно, что уже хотелось добраться тута и разодрать зубами к чертям, пытаясь пропустить больше света или цвета, я так и не определился. Зато уже понял, что чувствую зубы. Они почему то производили непонятные мне постукивания и эти звуки были характерные для очень замерзшего человека. С них то и начала проходить тишина. Я окунался в звенящий гул чего-то приближающегося. Оно по интенсивности было масштабным, и вибрацией отдавалось в нервах. Но это не пугало, наоборот подстегивало ждать чего-то нового, большего.

Внутри же я начал ощущать, как энергия течет по телу, которое пронзилось какими-то странными покалываниями везде. Начиная от пальцев ног, и пройдясь по каждому миллиметру кожи. Далее она устремилась к голове, я начинал видеть какие-то фиолетовые вспышки. Я закрыл глаза, и больше желания разорвать дыру наверху не было. Слишком много энергии… слишком, как будто после тысячной банки пресловутых энергетиков… только круче, мощнее.

Вспышки были все ярче и ярче, меня заливало фиолетовым дождем. Теперь я чувствовал себя отлично. Я ощутил себя самим собой, и способным делать что-то необычное, сильное, неординарное. Магия, ну… мне почувствовалось, что это магия. И я улыбнулся собственным детским фантазиям, тут же открывая глаза, забыв все последние мысли. Черт побери, ну и почему, я не сделал этого раньше? Как мог пропустить эти преобразования?

Я стоял посреди огромного белого пространства. Сверху на меня валил снег, такие огромные белые снежинки. Холода нет, нет ощущения мокрого прикосновения природы с кожей. Я все ещё в больничной стерильной белой футболке и таких же штанах. Куда бы я не бросал взор, я везде видел завесу из медленного движения снега сверху-вниз. А вот дальше этой завесы ничего не было видно. Пустошь. Поискал безрезультатно источник света на верху… тот же снег. Меня это не раздражало и не злило, я просто чувствовал только этот момент, ожидая, что же произойдет дальше. Ведь это дальше должно было наступить рано или поздно.

Моя уверенность все же немного поколебалась. Оставаться здесь без действий я бы точно не хотел. Это словно оказаться внутри стеклянного рождественского шара, набитого снегом. Поэтому я попытался сделать хотя бы шаг. Получилось не сразу. Было трудно, сложно, но все же сделав по несколько шагов в разные стороны, я не обнаружил никакого пространственного изменения.

Зато я начал ощущать, что снег действительно настоящий. Он, соприкасаясь с кожей, начал таять. И только после осознания этого пришел холод. Да и падающие снежинки, стали набирать скорость, и с еще большей частотой врезаться в меня, будто градинами. Щипало глаза, нос, руки. Стало трудно дышать и уже через минуту я, с распахнутыми глазами, сидел на столе. Профессор и его команда ошарашено смотрели на меня, а я поглядел на руки и увидел маленькие мокрые точки.

***

- Том, господи… - профессор знакомым жестом отер капельки пота со лба.

Дата добавления: 2015-09-01