Разрешенное участие в политической деятельности

Одним из важных аспектов политической реформы, начатой в 1976 г. после смерти Мао, было переформулирование того, что следу­ет понимать под «допускаемым официально» участием в политичес­кой деятельности. Это этап политической либерализации, предпри­нимаемой в рамках системы, где доминирует компартия. Контуры нового подхода к процессу участия в политической деятельности на­метились в трех категориях изменений, которые определили порядок этого участия и облегчили его бремя для рядовых граждан. Эти изме­нения отражают негативное отношение властей к деструктивным про­цессам, которыми характеризовалось массовое участие граждан в по­литической деятельности в эпоху Мао и. особенно ярко проявилось в период «культурной революции», а также осознание, во-первых, того, что без порядка и стабильности невозможно достичь экономического роста, и, во-вторых, что перемены в системе экономических отноше­ний требуют соответствующих преобразований и в системе отноше­ний политических.

К первой категории изменений относятся те формы участия в политической деятельности, которые в 80-е и 90-е годы стали для рядовых граждан наиболее предпочтительными. На протяжении пер­вых 30 лет коммунистического режима отказ граждан от участия в политической деятельности расценивался как оппозиция ему. Ныне политика значительно меньше затрагивает жизнь обычных людей — сократился масштаб, умерились требования. Символом подобных пе­ремен можно считать произошедшую в 1979 г. официальную ликви­дацию всех классовых и политических ярлыков. Впервые за 30 лет существования КНР ее граждан перестали различать по классовому признаку и по совершенным в прошлом «политическим ошибкам». Политика перестала доминировать не только в повседневной жизни, но и в узкой сфере собственно политической деятельности, полити­ческое безразличие ничем больше не грозит рядовому гражданину КНР. Разумеется, руководители «на местах» продолжают мобилизо­вывать подопечных им жителей на всякого рода политические ме­роприятия (в первую очередь на выборы), но участие граждан в по­литической деятельности перестало быть принудительным и не свя­зано с насилием.

Ко второй категории изменений относятся те, которые имеют отношение к упорному стремлению властей обойтись без «подъема народных масс» на реализацию проводимой правительством полити­ки, тогда как при Мао квинтэссенцией участия граждан в политичес­кой деятельности были именно кампании по мобилизации масс — мас­штабные, интенсивные, разрушительные акции. «Большой скачок», начатый в 1958 г., и «культурная революция», объявленная в 1966 г., были прежде-всего массовыми кампаниями, проводившимися с ис­полинским размахом (у каждой из них были, разумеется, черты, при­сущие только ей). Во время этих кампаний низовые партруководите-ли, отвечая на сигналы политического центра, поднимали рядовых граждан на борьбу за достижение разнообразных целей, определяе­мых коммунистическим режимом. Часто все это направлялось против тех или иных групп «врагов народа»: в 1950—1951 гг. это были «контр­революционеры», в 1950—1952 гг. — «класс помещиков», в 1957 г. — «правые», а в 1962-1963 гг. — «грязные кадры». Методы массовых кам­паний применялись и в неполитических целях, когда, например, в 1956 г. предпринимались непродуманные и экологически вредные по­пытки искоренить «четыре напасти» — воробьев, крыс, мух и кома­ров. Участие в этих акциях было совершенно обязательным. В крайне политизированной атмосфере, характерной для подобных кампаний, отсутствие активности и воодушевления расценивалось как нежела­ние поддерживать режим. Несмотря на то что для огромного большин­ства населения кампании были тяжким бременем, они предоставляли политически амбициозным людям возможность выдвинуться. Руково­дители низового звена получали шанс продемонстрировать вышесто­ящим начальникам свои способности мобилизовать людей и достичь необыкновенных результатов, кое-кто из «рядовых» — проявить свою активность и иные качества, которые делали их достойными приема в ряды коммунистической партии, а еще очень и очень многие — воз­можность свести личные счеты, представив это как политическую борьбу. Неудивительно, что кампании зачастую сопровождались на­силием, оправдываемым высокопарной идеологической фразеологи­ей. Но прошло лишь два года после смерти Мао, и китайские лидеры официально отказались от массовых кампаний как формы участия граждан в политической деятельности. Многие из тех руководителей, кто в конце 70-х годов оказался в высших эшелонах власти, сами в период «культурной революции» становились жертвами преследова­ния и репрессий. Массовые кампании и тот социальный хаос, кото­рый был их неотъемлемым следствием, были отвергнуты как проти­воречащие новым задачам и, прежде всего, экономическому росту.

Третья категория изменений предусматривает отказ от мобилиза­ции масс как основной формы участия в политической деятельности. Вместо этого руководители страны поощряют граждан к тому, чтобы те выражали свои мнения и участвовали в политической жизни по

многочисленным официальным каналам, часть которых возникла впер­вые, а другая часть восстановлена. Это разнообразные бюро жалоб, «горячие телефонные линии», центры, куда можно сообщить о зло­употреблении властей, а также письма в газету. Значительные переме­ны произошли и в области избирательной политики [13]. Поскольку выборы и выборная связь между гражданами и лидерами интегриро­ваны в единую либерально-демократическую концепцию представи­тельства, правительства и неправительственные организации в демок­ратических странах обращают на эти перемены особое внимание. Мно­гие из них оказали разнообразную поддержку (например, в подготовке нового персонала избирательных комиссий), и китайские власти эту поддержку приняли. В какой степени вписываются реформы избира­тельной системы в рамки коммунистического государства?

В эпоху правления Мао выборы в местные народные собрания (не предусматривавшие тайного голосования и безальтернативные) были политическими ритуалами. Напрямую избирались только депутаты районного звена; депутатов более высокого уровня избирали на кон­ференциях и съездах. Подобные избирательные кампании становились средством легитимизации режима, политического просвещения и политической социализации граждан, но не выполняли своего основ­ного предназначения, ибо не позволяли людям избирать своих пред­ставителей. Принятый в 1979 г. Закон о выборах ввел прямые выборы депутатов еще нескольких уровней (вплоть до окружного звена), за­менил тайным голосованием публичные демонстрации в поддержку кандидатов и установил, что количество кандидатов должно в полто­ра раза превышать количество мандатов. Несмотря на то что местные партийные органы продолжают задавать тон в избирательных комис­сиях (это проявляется прежде всего в возможности «заблокировать» нежелательного кандидата), одержать победу в изменившихся усло­виях могут не все «официальные кандидаты» — многие из тех, кто должен занять должности в государственных структурах (для этого сначала необходимо быть избранным в народное собрание того или иного уровня), терпят поражение, не выдерживая конкуренции со стороны беспартийных кандидатов, число которых постоянно увели­чивается. Меньшую группу составляют кандидаты, выдвинутые депу­татами по собственной инициативе (а не по «разнарядке» сверху) и одержавшие победу без поддержки властей. Победа на выборах озна­чает, что население в определенной степени оказывает кандидату поддержку, тогда как поражение свидетельствует о том, что у него «не сложились отношения» с электоратом. Новые процедуры выборов как минимум позволяют партийным органам учитывать, насколько популярен тот или иной местный чиновник, а также разнообразить кадровый резерв, «отслеживая» появление местных лидеров. Надо при­знать, что новые правила не привели к радикальным переменам — они и невозможны без дальнейшей реформы избирательной системы:

пока не допускается участие в выборах кандидата, стоящего на плат­форме, оппозиционной КПК, и соперничество кандидатов возможно лишь на уровне районов и округов.

В 1997 и 1998 гг. Цзян Цзэминь и ВСНП заявили о том, что наме­рены поддерживать тенденцию к более массовому участию народа в выборах и выдвижению большего количества кандидатов на выборах в районные народные собрания. Эта идея была не нова и не позаим­ствована у режимов с давними либерально-демократическими тради­циями. Она возникла из десятилетнего практического опыта, связан­ного с одной из самых противоречивых политических реформ пост­маоистской эпохи — «низовой» демократизации в китайской провинции. Эта реформа была официально одобрена в ноябре 1987 г., когда ВСНП после целого года обсуждений приняла временный ва­риант Закона о сельских комитетах. В ноябре 1998 г. был принят дора­ботанный закон, определявший сельские комитеты как «автономные массовые организации самоуправления», которые формируются на выборной основе с обязательным участием двух и более кандидатов на трехлетний срок и подотчетны совету, состоящему из всех совер­шеннолетних жителей данного села.

Предпринятая в 1987 г. мера не свидетельствовала о приверженно­сти китайских лидеров идеям демократии. Это было рискованное пред­приятие, цель которого заключалась в усилении роли государства и его способности справиться с ситуацией, возникшей после деколлек-тивизации. В начале 80-х годов так называемые народные коммуны были распущены и заменены районными органами власти, земля и другие средства производства разделены между крестьянскими хозяй­ствами и переданы им в управление, появились свободные рынки, а система обязательных поставок сельхозпродукции государству по большей части была ликвидирована. Стало развиваться частное пред­принимательство. Результаты этой реформы, оказавшейся в экономи­ческом отношении весьма успешной, привели к катастрофическим последствиям для властей: по мере того как крестьяне обретали все большую экономическую независимость и инициативу, власть партий­ного государства и его способность добиваться послушания слабели и уменьшались. К середине 80-х годов они практически атрофировались. Местные руководители обогащались за счет сельских общин, а их жители сопротивлялись попыткам проводить непопулярную политику. Сопровождаемые насилием конфликты стали обычным явлением. Воз­рождение сельских комитетов, начавшееся в 1987 г., было средством сделать деревню более управляемой. Предполагалось, что крестьяне будут с большей охотой отчитываться перед руководителями, кото­рых сами же избрали, чем перед теми, кого прислали «сверху».

Средняя китайская деревня — это примерно 1 200 человек, при­чем взрослые члены этой маленькой общины знают друг друга и тру­дятся вместе на протяжении десятков лет. На основании этого можно

было ожидать, что они изберут себе разумного и внушающего дове­рие руководителя, который и будет управлять делами деревни. Пред­полагалось также, что эти новоизбранные лидеры, служа опорой рай­онных властей, станут проводниками политики партийного государ­ства. Для успеха этого начинания требовалось, чтобы деревни управлялись руководителями, которых будут избирать на следующих обязательных условиях: широкого участия жителей, реальной воз­можности выбора из нескольких кандидатур и «прозрачности» про­цедур.

В 1997 и 1998 гг., после того как лидеры КНР утвердили положе­ние о сельских выборах, почти во всех деревнях прошли по крайней мере три тура выборов, причем в зависимости от местных условий в весьма значительной степени отличавшиеся друг от друга. В очень многих деревнях местные первичные организации КПК контролировали выд­вижение кандидатов, что делало невозможным альтернативные выбо­ры на ключевую должность председателя сельского комитета. Кроме того, сами выборы зачастую проходили с нарушениями процедуры. Но даже в тех деревнях, где налицо был значительный прогресс (со­перничество кандидатов, широкое участие народа в выдвижении кан­дидатов, пристальный контроль за соблюдением процедуры), реаль­ные «бразды правления» не переходили к законно избранному коми­тету, а оставались в руках местной партийной ячейки. Со времени принятия закона в его первом (черновом) варианте минуло более де­сяти лет, но до сих пор у нас слишком мало данных, позволяющих судить о том, был ли достигнут прогресс в сельских выборах, а также и о том, каковы были характерные черты этого процесса и какие последствия он имел. Разумеется, когда практика «низовой демокра­тии» привьется и устоится, постепенно, хотя и медленно, обретая силу обычной процедуры, когда сбудутся надежды, которые возлага­ют на нее почти 900 млн жителей 900 000 деревень, участие граждан в политической деятельности приобретет совсем иные черты. Однако принятый в 1998 г. вариант закона предостерегает от либерал ьно-де-мократического толкования того, к чему может привести этот про­цесс. Новая статья закона отводит коммунистической партии (о чем не упоминалось в законопроекте 1987 г.) роль гаранта того, что сель­ские комитеты будут выполнять свои демократические функции.

Дата добавления: 2015-09-04