Политическая культура и социализация

Коммунистические режимы имеют тенденцию не только к авто­ритаризму, но и к его перерастанию в тоталитаризм. Когда коммуни­сты приходят к власти не в результате выборов, а благодаря одержан­ной в войне победе (именно так случилось в Китае), для эффективно­го правления требуется направить значительные усилия на то, чтобы добиться поддержки народа самому режиму и целям, которые он пре­следует. Затем приходит черед взлелеянной ленинизмом идее «поли­тической опеки»: при социализме партия выступает в роли просве­щенного авангарда, но для построения коммунизма необходимо, чтобы «революционной сознательностью» прониклись и рядовые граждане. Для выполнения этой задачи требуются масштабные социальные про­екты, предусматривающие разрушение (или трансформацию) тради­ции и внедрение иных, социалистических, ценностей.

Проект создания «нового социалистического человека» осуществ­лялся в маоистском Китае с необыкновенным усердием и основа­тельностью. Насколько удачно проходил процесс политической соци­ализации в эту эпоху? Практически невозможно просчитать, сколь глубоко на деле, а не на словах проникались китайцы революционны­ми ценностями, хотя множество биографических и автобиографичес-

27*

ких сведении позволяет сделать вывод о том, что режим одержал лишь внешнюю, поверхностную победу. Ему удалось, например, трансфор­мировать традиционную для стиля китайского публичного дискурса приверженность к гармонии и поиску взаимоприемлемых решений в коммунистическую риторику, проникнутую идеями классовой борь­бы. Так, в период «культурной революции» рядовые граждане, легко овладев трескучей идеологической фразеологией, умело использова­ли ее для достижения личных целей — сводили счеты с начальством и врагами, приклеивая им грозные политические ярлыки [12]. «Полит­просвещение» также обошлось без радикальной смены приоритетов и ценностей: китайцы просто приспособились к изменившимся обстоя­тельствам и проводили кампании критики и самокритики как ново­явленные политические ритуалы.

Коммунистические лидеры пытались, впрочем, не только пере­ломить традицию, но и использовать ее в своих целях. Наиболее красноречивый пример этого — традиционное понятие «морального государства». Как уже упоминалось выше, конфуцианство, на протяже­нии многих столетий бывшее официальной идеологией императорско­го Китая, определяло легитимность власти моральными категориями. Рядовые граждане, естественно, будут следовать примеру своего добле­стного и добродетельного императора, «патриарха», который служит образцом высоких нравственных качеств. В эпоху Мао Цзэдуна не эф­фективное исполнение своих обязанностей, а именно добродетель (пе­реосмысленная в соответствии с коммунистической идеологией) ста­вилась во главу угла и служила главным критерием отбора руководящих кадров. Да и преемники Мао не отказались от этих официально установ­ленных норм: как и прежде, и лидеры, и рядовые члены партии призва­ны «служить народу». «Моральной пригодностью» занимать руководя­щие должности объясняется, кстати, то, почему лидеры КПК усматри­вают в коррупции серьезнейшую угрозу самому существованию партии.

Поскольку «высокая мораль» является традиционной для Китая культурной ценностью, полезно проследить судьбу этой категории в трех различных китайских политических системах. Весьма репрезента­тивное исследование общественного мнения, проведенное в 1993-1994 гг. в КНР, Гонконге и на Тайване, помогает классифицировать воздействия, оказываемые системами на понятия морали и нравствен­ности. На рис. 9.2 приведены сравнительные данные по КНР, Гонкон­гу и Тайваню: их жители отвечали на вопрос о том, в какой мере можно и следует доверять руководителям выработку решений, касаю­щихся жизни общества. В каждом пункте положительный ответ рес­пондентов указывает на готовность передать руководителям обшир­ные властные полномочия. Второй и третий пункты выражают эту готовность в понятиях, присущих традиционной для Китая системе культурных ценностей («высокая мораль» и «патриархальность»). Осо­бо впечатляющими можно признать следующие выводы. Во-первых,

Патриархи

Высокая мораль руководителей

Ограничение свободы

Тайвань

Гонконг

КНР

Городское население КНР

Ограничение свободы: «Власти имеют право определять, какие мнения могут цир­кулировать в обществе, а какие — нет».

Высокая мораль руководителей: «Мы можем предоставить решение всех проблем морально безупречным лидерам».

Патриархи: «Высшие руководители государства подобны главе рода. Мы должны выполнять все их решения по общенациональным вопросам».

Рис. 9.2. Политические ценности китайцев: сопоставление граждан КНР, Тайваня и Гонконга.

китайцы, сформировавшиеся в социальном плане под властью ком­мунистического режима, значительно отличаются от китайцев, кото­рые находились в более либеральных условиях Гонконга и Тайваня: в целом, жители КНР в большей степени склонны жертвовать граж­данскими свободами и передавать право политических решений руко­водителям. Во-вторых, готовность граждан «континентального Китая» вручать своим лидерам значительный объем властных полномочий возрастает в том случае, когда вопрос формулируется в понятиях тра­диционного культурного ряда. Приятие авторитарной власти гражда­нами КНР можно среди прочего объяснить и тем, что режим исполь­зовал культурную традицию. В-третьих, основная разница существен­но уменьшается при сопоставлении с гражданами Гонконга и Тайваня не всех жителей КНР, а лишь горожан. Обнаруживается, что их поли-

тические ценности имеют очень много общего с ценностями людей, сформировавшихся при некоммунистических режимах. Это позволяет сделать вывод о том, что на «разум и душу» граждан КНР сильное воздействие оказывает та более обширная среда, в которой и проис­ходит соревновательная социализация: китайцы-горожане более об­разованны и лулрге обеспечены материально, нежели китайские кре­стьяне. Не последнюю роль играет и то обстоятельство, что первые подвергаются большему влиянию со стороны внешнего мира и живут в условиях большей открытости — чаще общаются с гражданами дру­гих государств, имеют больше возможностей получать информацию не только по официальным каналам политической социализации.

Для рядовых фаждан КНР к числу важнейших черт отличия эпо­хи Мао от последующих относится то, что теперешние усилия по политической социализации не столь масштабно-всеобъемлющи и радикальны и проводятся совсем иными методами. Провозгласив важ­нейшими приоритетами режима экономический рост страны и повы­шение благосостояния каждого ее гражданина, преемники Мао отвер­гли фундаментальное положение, прежде определявшее пути полити­ческой социализации. В соответствии с установками Мао рядовой гражданин КНР благодаря политическому просвещению мог подверг­нуться качественному изменению, независящему от тех изменений в экономике,странь!, которым «классический» научный!коммунизм от­водил первостепенную роль. Например, в период «большого скачка» Мао доказывал, что, хотя сельская экономика не в силах обеспечить материальное изобилие — базу коммунистической утопии, китайского креяйМйййа мшсш заставить думать и действовать^о-1шммунистичес-ки. Мао был убежден ив том, что интенсивная; «реформа мышления» способна расширить кругозор китайской интеллигенции и вскоре после того, как коммунисты возьмут власть, приобщить ее к достижению тех целей, i которые ставит перед собой режим. Преемники Мао в сфере политической социализации ставили перед собой иные и намного бо­лее скромные задачи. Как будет показано в следующем разделе, они перестали требовать от народа активной поддержки и участия в реше­нии этих задач, не говоря уж о том, чтобы граждане «проникались сердцем» ценностями режима. Как правило, теперь лидеры Китая до­вольствуются тем, лто их граждане не противодействуют режиму.

Лидеры КНР, возглавившие страну после смерти Мао, преследо­вали в сфере политической социализации большинства граждан са­мые минимальные цели. Они сводились к пассивной поддержке ком­партии как единственной организации, ^способной привести страну к решению экономических задач, стоящих перед ней. Если раньше к рядовым гражданам обращались с призывами «бороться с ревизиониз­мом и своекорыстием», то теперь официальные власти всячески поощ­ряют и частных лиц, и целые районы обогащаться (и тем самым обога­щать государство). Почти повсюду вдохновляющие примеры «истинно

революционных действий», столь характерные для маоистской пропа­ганды, сменились другими, побуждающими развивать частное предпри­нимательство. Упор делается на личное благосостояние и материальное стимулирование, и это означает, что компартия полностью отказалась от той нормативной системы, которую навязывала прежде. Изменилась и «стилевая манера» социализации — она стала гораздо менее напорис­той и навязчивой. Оставлены попытки радикально преобразовать образ мышления «среднего китайца». Нет сомнения, объясняется это (по крайней мере, частично) тем, что призывы обеспечить собственное благосостояние находят несравненно более сочувственный отклик, нежели призывы ставить на первое место интересы коллектива и го­сударства. Отказ от агрессивной политической социализации — это и составная часть сознательно проводимой политической либерализа­ции, направленной на решение экономических задач, и «побочный продукт» либерализации экономической.

'• Этот аспект следует рассмотреть более подробно. Как следствие экономической политики, нарушившей глухую изоляцию Китая, ру­ководители страны потеряли способность контролировать доступ к информации так, как это было при Мао. Рядовые граждане, благода­ря тому что Гонконг, даже став одной из провинций КНР, сохранил свободные и критически настроенные СМИ, получили широкую воз­можность через газеты, книги, теле- и радиовещание и Интернет уз­навать о событиях в своей стране и об их разнообразной трактовке. В июне 1998 г. китайцы из выступления президента Соединенных Шта­тов «а пресс-конференции, которую телевидение в прямом эфире показывало на всю страну, услышали об од позначно-критическом отношении Америки к сложившемуся в КНР положению в области прав человека. Но подобные проявления политической либерализа­ции нельзя счесть лишь неизбежным «побочным продуктом» эконо­мической реформы — это ii следствие определенного политического курса. Преемники Мао сознательно сделали свой выбор, допустив, чтобы их граждане получали широкий спектр противоречивых оценок и мнений. В результате официозные СМИ утратили свое прежнее зна­чение, а в Китае начался настоящий информационный бум: если в 1978 г. в стране выходило менее 900 журналов и 200 центральных и провинциальных газет, то в 1-996-г. их количество подскочило до 8 000 и-1 000 соответственно. Следует, впрочем, отметить, что прозвучать могут далеко не все оценки и мнения. Хотя большая часть новых изда­ний старается не затрагивать политические темы, взамен предлагая своим читателям новости из мира спорта, моды, музыки, жизни ки­нозвезд, а научно-популярные журналы оперативно знакомят их с дискуссиями ученых по вопросам экономики, юриспруденции и по­литики, китайские лидеры все еще сохраняют за собой право запре­щать публикации, которые, по их мнению, звучат оппозиционно по отношению к власти коммунистической партии.

Новые содержание и стиль политической социализации со всей очевидностью проявляются и в сфере образования. В наследство от Мао его преемникам досталась система, предназначенная для того, чтобы прививать учащимся коммунистические ценности, и никоим образом не соотносящаяся с новыми приоритетами, в частности, с экономическим ростом. В период «культурной революции» структуры среднего и высшего образования были объявлены «элитарными» и полностью преобразованы. Выпускников средних школ направляли на заводы или в сельские коммуны, где им в течение нескольких лет предстояло перенимать «трудовой опыт масс» и получать «рабочую закалку». Вступительные экзамены в высшие учебные заведения были заменены рекомендациями низовых партийных руководителей, кото­рые давали их лишь тем, кто в достаточной мере продемонстрировал «политическую зрелость» и «революционную сознательность». Пре­следование университетской профессуры и компрометация самого понятия «профессионал» привели к тому, что в процессе обучения политика стала вытеснять специальные знания, а высшие учебные заведения больше заботились не о высокой квалификации своих вы­пускников, а об их «политической грамотности». Было упущено целое десятилетие. Люди, которые во время «культурной революции» не смогли получить полноценного высшего образования, которых мил­лионами отправляли в деревню «на перековку», составили «потерян­ное поколение». В конце 70-х годов, осознав, что модернизация эко­номики невозможна без специалистов и уважения к профессиональ­ному опыту, китайские лидеры распорядились вернуться к системе приемных экзаменов в высшие учебные заведения и восстановить в них традиционные методы преподавания.

Дата добавления: 2015-09-04