Глава третья Первое знакомство 8 страница

Нинка не возражала, наоборот, чувство какой‑то таящейся в неизвестном опасности еще больше разжигало ее интерес. Она же не была новичком в интернетовских сборищах. В колледже многие девочки заходят в сайты знакомств, но и ведут себя крайне осторожно и внимательно – ничего лишнего, то есть такого, что может подмочить твою репутацию. А вообще‑то, как известно, в Европе этот вид знакомств, об этом они достаточно твердо знали, находится под контролем спецслужб, и потому особо опасаться нечего, хотя всякое случалось. А здесь, в России, – Нина поймала себя на мысли, что думает о родной стране немного иначе, чем раньше, и теперь она начинала понимать людей, которые говорили «в этой стране» вместо «в нашей…», – так вот, в стране, где нет никакого жесткого, защищающего тебя закона, которому бы все подчинялись, нет и порядка. И значит, всякое может случиться. О чем, инструктируя ее, и говорили почти одинаковыми словами папа с мамой.

Правда, именно сегодня папа велел ей не спешить, наверное, опять последует со стороны Юлии отказ. Похоже, та действительно чего‑то боялась. Но чего? Скорее всего, того, что втягивает невинную девицу в свои грязные делишки. И этот момент родители обсуждали особо, не торопились. Ну вот, а Юлька взяла да согласилась! И времени обсуждать этот вопрос с родителями уже не было. И вообще, что бы она после этого сказала Юльке?! Раньше думать надо было, а теперь – только действовать!

Именно поэтому и появление дяди Фили Нина сочла прекрасным предзнаменованием. Она бы и подмигнула даже, если бы не идущая рядом Юля, и, как договорились, она здесь никого не знает, но стремится к тому, чтобы узнать как можно больше. Зачем? Да ясно же! Чтобы потом рассказать девочкам в Кембридже, как поставлено это дело в новой России. Там ведь еще думают, что в Москве летом шубы меховые носят! И сколько ни объясняй, не верят, такие вот стереотипы… Что‑что, а уж поговорить Нинка научилась – что по‑русски, что по‑английски…

Заметив в выражении лица Нинки уверенность, Филя тоже успокоился. Нет, сказать‑то ей об отключенном мобильнике придется, и серьезно, чтоб не строила дурочку из себя, а так все должно быть в порядке. Кто‑нибудь из тех типов, что продефилировали уже сегодня перед ним, обязательно захочет, как выражается эта сволочная публика, «свежатинки».

Не верил Филипп Кузьмич Агеев, капитан спецгруппы особого назначения Главного разведывательного управления Генштаба Министерства обороны в то, что здесь, по уютным уголкам четырех комнат с удобными лежаками в них, совсем и не случайные посетители – попарно – беседуют о высоких материях и возвышенных чувствах. Вот не верил – и все!..

Нинка прошла мимо, не кивнув, не поздоровавшись, но обернулась. И теперь уже Филя подмигнул ей с одобрением. По поводу ее решимости или достаточно вольного костюма, это уж пусть сама думает.

– Чего ты оглядываешься? – одернула ее Юлия, выглядевшая сегодня так, что в памяти Фили всплыли широко известные строчки из Есенина насчет «задрав штаны, бежать за комсомолом».

Конкретно подобные чувства и должны испытывать мужики при виде такой фигуры, излучающей сплошной секс. Ох и дуры же девки! Пороть их некому, в смысле, ремнем да по заднице, да похлеще, чтоб соседские мальчишки слышали… И, словно отвечая на уже заданный вопрос консьержки, Филя с изрядной долей хвастовства громко сказал:

– А у меня, теть Варь, все всегда под контролем!

– Дядька чудной! – довольно громко ответила Юлии Нина.

– Натурщик чей‑нибудь, наверное. Я ж тебе говорила, что тут одни художники, и они приглашают к себе, за деньги, конечно, разных людей, чтобы те им позировали, понимаешь?

– И что, надо так смешно одеваться?

– Ну… смотря какая задача. Могут и тебя пригласить, им часто бывает нужна натура. Предпочитают обнаженную, это ты сама, как начинающая художница, должна знать…

Разговор удалился. Но Филя уже смог для себя сделать вывод о некоторых особенностях характера соблазнительной девушки Юлии, чтобы угадать, что зря она все‑таки прихватила с собой совсем молоденькую Нинку. Ох зря!.. А может, она и в самом деле рассчитывает на свои силы и возможности?

Посмотрим, сказал сам себе Филя и поспешил в мастерскую Зиги, чтобы не упустить минут первого знакомства…

Начало не представляло интереса. Но Филя заметил, что каждый, входя, сразу подходил к высокому, с благородной внешностью дипломата какой‑нибудь крупной европейской державы Хлебникову и передавал тому конверт. На маленьком круглом столике перед ним стоял ящичек, напоминавший избирательную урну, с которой в прежние времена агитаторы ходили в день выборов по квартирам немощных стариков, когда те не могли идти на избирательные участки по причине нездоровья. Вот в эту урну, но только отделанную изящно, посетители и опускали свои конверты. И мужчины и женщины – поблажек не делали никому.

Степан Яковлевич Хлебников каждому и каждой вежливо пожимал руку и в свою очередь делал широкий жест, показывая, что, мол, вот это все к вашим услугам. Кресла и банкетки, расставленные и по периметру, и в центре большого помещения, столики со всякой всячиной а‑ля фуршет.

Нинка, как увидел Филя, тоже подошла и опустила в щель свой конверт. Если быть точным, сперва Юлия, а потом уже и она.

За Ниной в очереди никто не стоял. И Хлебников со словами: «Милости прошу, любезные дамы и господа!» – не отпуская руки Нины, подвел ее к небольшому – на два места – диванчику и усадил, а сам сел рядом.

– Как вас зовут, милая девушка? – услышал Филя и сделал запись чуть тише, не дай бог, услышит еще – кто‑нибудь из тех, что проходят мимо мастерской, по коридору. Надевать наушники он не спешил, потому что должен был параллельно слышать и то, что происходит в коридоре. Вдруг к Зиге захочет кто‑то зайти. И, зная от консьержки, что у Веселовского живет какой‑то родственник художника, вломится без стука и разрешения. У нетрезвых русских живописцев такое постоянно случается, и нечаянное вторжение может испортить то, чем он так долго занимался.

Филипп наблюдал происходящее во всех четырех комнатах, где пока ничего неприличного не было, пары беседовали, потягивали из бокалов какие‑то напитки. Создавая для себя некое уединение, мужчины брали от стены сложенные ширмы, легко раздвигая и расставляя их по своему усмотрению, и получались уютные гнездышки, отлично фиксируемые камерами сверху. Остроумный человек этот Степка!

Вероятно, в число условий встреч входили также и обещания гостей не заглядывать за чужие ширмы. Ну а звуки – это уже частное дело каждого. Кстати, вполне возможно, что страстные вздохи или недвусмысленные вопли в одном закутке ловко провоцировали то же самое занятие в другом. Ну, короче говоря, созданы все условия для самого пошлого, свального греха.

А Хлебников между тем задал Нине вопрос и теперь терпеливо, с ласковой улыбкой хищного зверя ожидал ответа.

– Зовут меня Нина.

И поехало, как при заполнении анкеты для служебной деятельности как минимум в правоохранительных органах.

– Год рождения?

Нина помолчала и ответила, словно нарочно прибавляя себе годы:

– Девяносто первый.

– Паспорт у вас с собой?

– Да вы что, Степан Яковлевич?! – с неподдельной искренностью удивилась Нина. – Я его с собой никогда не таскаю. Ни здесь, ни в Англии.

– А чем вы занимаетесь в Лондоне?

– Учусь в колледже. Вообще‑то не в Лондоне, а в Кембридже. Это, как говорится, несколько в стороне.

– И когда заканчиваете?

– В будущем году, – после новой, почти незаметной паузы ответила Нина.

Филипп усмехнулся: пожалуй, для того, чтобы скрыть свой истинный возраст, даже и он лучше бы, то есть правдивее, интонации не придумал. Молодец, девочка. А старый козел должен купиться. Иначе зачем бы он затевал доверительную беседу с новенькой?

– Скажите, Нина, а каким образом вы попали в Англию? У вас там родственники?

– Нет. У папы был один знакомый… Он уехал из этой страны. Давно уже, лет пять назад.

И снова Филя отметил, что Нинка умница – «эта страна» прозвучала правдиво и, как ни странно, достаточно современно, особенно в молодежной среде, бредящей Америкой.

– И это вы с его, значит, помощью?

– Фактически да. Его жена преподает у нас славистику как факультатив. Ее ценит руководство. Ну а я, как бы… – она хихикнула, словно от неловкости, – как бедная родственница.

– Смотрите, как вам повезло… – В голосе Хлебникова прозвучало поощрение. – А родители ваши кто?

– Мама – музыкант, но больше не концертирует, преподает что‑то в музучилище. А папа – он, увы, пенсионер. Пострадал и теперь дома еле ходит.

– А где пострадал, если не секрет?

– Да какой тут секрет? О нем даже в газетах год назад писали… Он пострадал во время теракта. В одном детском доме здесь, в Москве, на окраине где‑то, хотели заложников захватить, а папа с другими милиционерами пострадал при взрыве. Теперь инвалид первой группы.

– А кем он был, ваш папа?

– Почему был? – «обиделась» Нина. – Он есть. Не ходит только, плохо говорит. Почти не слышит. А служил он в прокуратуре. Но вы, наверное, хорошо знаете, как бывает в жизни? Пока ты при хотя бы маленькой власти, все перед тобой заискивают, а как случится беда, напрочь забывают. Так что папа теперь один, никто к нему не ходит, да и он тоже никого видеть не хочет.

– Но ведь какие‑нибудь, может, просто чисто человеческие, приятельские связи у него остались? Так же обычно не бывает, чтоб с глаз долой – из сердца вон, верно?

– О господи! – почти по‑взрослому вздохнула Нина. – Какие там связи?! Их у папы и раньше не было, иначе отчего б его мама неудачником называла? А теперь сама его с трудом в нашу районную поликлинику провожает.

– Да‑да, я могу только посочувствовать… Человеческая неблагодарность не знает границ… А фамилия у вас какая, может, я тоже слышал?

– Турецкая. Нина Александровна Турецкая меня зовут. И я всегда гордилась своим папой.

Сказано это было настолько по‑детски непосредственно, что только по идиотизму либо злому умыслу можно было поверить, что девочке шестнадцать. Нет, тут едва к четырнадцати подходит. И следовательно, остается опасность того, что какого‑нибудь слишком уж ретивого посетителя сайта знакомств устроит сексуальная связь именно с малолеткой. Тем более что внешне выглядит Нинка очень привлекательно. В маму пошла, а ростом – к отцу тянется. То есть наживка что надо. К сожалению, ибо Филя был против такого риска. И вообще, нельзя привлекать детей…

– Да, по‑моему, я что‑то слышал. Кажется, фамилия знакомая. Была в газетах, – авторитетно подтвердил свои соображения художник. – А что, Ниночка, – ага, началось! – ваши родители разве не против того, чтобы вы посещали клубы подобного рода? Нет, поймите, я не в том смысле, что у меня здесь творится что‑то непристойное, вовсе нет! Но… вы же меня наверняка понимаете, что встречи взрослых людей, страдающих от одиночества, иной раз, возможно, даже и помимо их воли, выливаются в некую любовную связь. Я понятно говорю?

– А чего ж тут непонятного? – по‑взрослому удивилась Нина. – Между прочим, у нас, в Британии, подобные сайты пользуются успехом. Не столько у молодежи, сколько у лиц среднего возраста. Но там мне не понравилось, я не люблю контроля. Даже от родителей.

– Что, так строго? – пришла очередь удивляться Хлебникову. – Ну, если хотите, давайте я поговорю с вашей мамой. Она как, следит за собой? Еще не превратилась в унылую сиделку?

– Мама у меня красавица, – тихонько теперь вздохнула Нина, затаенно так. – Я, когда вырасту, очень хочу быть на нее похожей. Жалко, что она не музицирует уже, ее очень любили слушать… Она у меня высокая, стройная, фигура – во! – Нинка показала большой палец. – Но строгая, этого тоже не отнимешь…

– Ну разве это такая уж неразрешимая проблема? – усмехнулся Хлебников. – Вот, передайте вашей маме мою визитку. – Он достал из наружного кармана пиджака карточку и протянул ее Нине, та взяла, прочитала и, улыбнувшись, спрятала в свою сумочку, которая висела у нее на плече.

– Я, наверное, не совсем то сказала, что хотела. Не в маминой строгости дело, понимаете? И даже не в той внутренней дисциплине, которую нам прививают в колледже, а в том, что это – не рекомендуется! – последнее слово Нина произнесла по слогам. – А проверить, насколько ты следуешь… или же не следуешь рекомендациям, у нас там пара пустяков. Поэтому мы и не любим. А здесь я услышала от Юли, что у вас эти сайты пользуются огромным спросом, вот и решила посмотреть, как это здесь делается, чтобы потом рассказать своим… ну, коллегам, вы понимаете?

– И еще как! – поощрил Нину художник. – А сами вы как относитесь? У вас бывали увлечения? Вероятно, на танцульках, с мальчиками, да? Ведь возраст у вас такой, когда, как говорится, все хочется узнать сразу, правда? Остренького, перчику, пикантности, верно?

– Но ведь это же так естественно… – ловко ушла от прямого ответа Нина.

«Еще раз – молодец, – отметил Филипп. – Ну, уж теперь‑то уж этот сукин сын просто обязан клюнуть на такую приманку».

– А скажите еще вот что, Ниночка, вам так, по жизни, кто больше нравится? Я имею в виду возраст мужчины? Неопытные юнцы? Или зрелые люди, способные доставить партнерше особое наслаждение?

– Я понимаю, о чем вы… – Нина, как бы задумавшись, опустила голову. И тут же просто, ах, как посмотрел на ее опущенную головку это поганый сатир! Он прямо сочился желанием. – Знаете, честно говоря, как‑то я даже и не думала. Да и весь мой опыт – ха‑ха, сами представляете! Нет, не знаю. Но я пришла не за этим, меня сам принцип интересует…

– Так одно другому не мешает, Ниночка, – почти пропел Хлебников и погладил ладонью ее плечо. Нина не отшатнулась, и это придало ему наглости. Он привстал, рукой обхватив девочку за талию, поднял и сказал, распрямляясь во весь рост: – Для начала я вам советую, дорогая, потихоньку, не привлекая к себе внимания, пройтись по салону, в ширмах имеются щели, сквозь них прекрасно видно, чем занимаются наши гости. Походите, посмотрите, никто вас заставлять заниматься сексом не собирается, но иногда – уж поверьте! – такая небольшая эмоциональная встрясочка бывает организму просто необходима.

– Хорошо, я, пожалуй, последую вашему совету.

И Нина пошла в другое помещение. Филя немедленно «переместился» туда, но его внимание привлек больше Хлебников. Проследив, что девочка вышла, как опытная манекенщица, покачивая бедрами, он выхватил из кармана мобильник и нажал вызов.

– Слушай сюда! – заговорил он быстро и тихо, оглядываясь при этом. – Тут такой кадр, что закачаешься! Бегом, если не хочешь упустить… Да не волнуйся, я уже проверил, никого за ней нет. Да и привела ее Юлька, а ты ее знаешь. Вот так, бегом!.. Оттянешься, наконец, за все твои страдания…

Он сладострастно засмеялся, спрятал трубку в карман и пошел, мягко ступая, в соседнее помещение. Наверное, захотел посмотреть на реакцию Нины. И заодно уж угостить ее каким‑нибудь напитком. Нечто, напоминающее бары, имелось в каждом помещении – столики с бутылками, бокалами и блюдами с мелкими бутербродами. Ну и фрукты в вазах.

Филя решил, что пора готовиться к штурму. Вернее, к тому, что будет именно штурмом, но выглядеть должно как глупое недоразумение. И тогда все пройдет как по маслу. А видеозапись окажется прекрасной уликой. И как ее сделать таковой, Александра Борисовича, оказывается, совсем уже «поплохевшего» здоровьем, учить было не надо…

Филипп вмиг узнал его. Не мог не узнать. Несмотря на то что на роже этого вполне благопристойного господина никаких следов недавней стычки не было, да и не могло быть, разве что тот оцарапал «портрет», падая на землю, но это же такие мелочи, которые не замечаются. Филя помнил, что этот тип, лишенный им и документа и денег, не был лохом и вполне мог дать сдачи. Это ведь там, в темноте, будучи уверенным в том, что какой‑то козел из местных выпивох не способен ответить, он ринулся без всякого предупреждения в атаку. И схлопотал классический апперкот. А здесь положение его будет выигрышнее. Так что надо подумать, как действовать. Да к тому же он не один там, еще мужиков хватает, правда, будут ли они готовы вступиться за товарища, без порток‑то? Тем не менее действовать придется безошибочно. А что, здесь же Колька рядом! Ура!! Это ж он проводил девочек сюда!

И Филя вмиг выхватил мобильник. Щербак ответил ленивым, сонным голосом. Но через полминуты проснулся и сказал, что выходит. Филя, бросив все, кинулся к нему навстречу, крикнул тете Варе: «Это ко мне! Мой компаньон!» – и Щербак был немедленно пропущен. А еще через несколько минут они оба уставились в экран, переключаясь с камеры на камеру.

Николай проверил работу монитора и сказал, что все в том салоне Филя сделал верно. Сам он был признанным мастером своего дела, и поэтому запись шла без запинки. А в принципе, ничего нового, чего не знали бы эти двое нормальных, здоровых и бывалых мужиков, они не наблюдали. Кто‑то разговаривал, а кто‑то уже перешел от слов к делу. Наблюдать это дело было и заманчиво, и противно, как все противоестественное, ибо ни стыда, ни совести гости Хлебникова, похоже, отродясь не имели. И уж о какой там любви рассуждать‑то, когда вполне респектабельные пары совокуплялись чуть ли не по‑собачьи – нервно и торопливо, а самое неприятное – уж как‑то очень некрасиво, что ли. Вот уж действительно, салон!

– Скажи еще: великосветская тусовка! – ухмыляясь, заметил Щербак. – И часто они так? Это ж, я смотрю, у тебя не работа, а сплошное издевательство над собственным организмом. Как тебя, эй, Филлистрат? Ну хоть самому‑то оттягиваться после такого напряжения есть с кем?

Но Филя шутки не принял, и Щербак перестал хихикать. Настала очередь Агеева подробно объяснить старому своему товарищу все по тому же Афгану, какова здесь расстановка сил, кто главный, кто опасен, а кто, вероятно, предпочтет под шумок смыться.

– Номера машин ты, надеюсь, переписал?

– А как же! – ответил Николай и потянулся с долгим зевком. – Ну, ладно, раз тебе так интересно, наблюдай дальше и подавай команду, а я пока немного покемарю, ладно? Разморило на проклятой жаре… Эти еще… – И после паузы лениво спросил: – А хозяин фатеры, он где сейчас?

– На Старом Арбате портреты пишет. Либо в Измайлове.

– Вот пусть меня напишет, я жинке подарю. У нее скоро день рождения, и я все думал, чего бы ей купить? Наверное, лучше портрета любимого мужа ничего быть не может, а, Филь? Ну, чего молчишь?.. Интересненькое? – и добавил строгим, командирским голосом: – Капитан Агеев!

Филя дернулся, посмотрел на Щербака невидящими глазами и приложил палец к губам. Николай подался ближе к экрану. Они смотрели на Нину, которая прошлась по одному помещению, разгороженному ширмами, перешла в другое, в третье и делала это спокойно, не кидаясь к щелям между цветастыми створками, как советовал ей Хлебников. Просто медленно шла, будто выполняя необходимую, но неприятную работу. Но не столько на ней было сосредоточено внимание Агеева и Щербака. Они наблюдали, как за девочкой, словно бы случайно, двигался из комнаты в комнату тот самый Гриша Зыкин.

– Это его ты? – нейтрально спросил Щербак.

– Ага…

– Крепенький парнишечка, – спокойно констатировал Николай, – можно, я его на себя возьму?

– Зачем? – не отрываясь от экрана, спросил Филя.

– А давно уже не дрался, – простодушно ответил Щербак. – Так ведь и забудешь, как оно делается. А, Филь? Ну, уступи товарищу!

Филя вздохнул:

– Что для дружка сердечного не сделаешь! Ладно, бери, пользуйся. Кстати, у него загривок – слабое место.

– А по морде?

– Еще не пробовал.

– Слышь, а если ему попробовать «колесико» заделать, как?

Это была «коронка» Щербака. Противник, уверенный в себе, прыгает тебе навстречу, чтобы нанести сокрушающий удар сразу двумя кулаками, а его встречает… пустота, после чего его ноги взлетают вверх, а сам он с размаху раскладывается навзничь. Немало душманов в свое время купились на этот прием. И никто из них так и не мог понять, что же произошло. Но, самое главное, все они после приземления становились тихими и сговорчивыми. Впрочем, там, в горах, – ненадолго, живых врагов после себя не оставляли, это было весьма чревато. Законы войны, а они все были людьми этой оказавшейся никому не нужной войны… А здесь? Ну, полежит. Полечится. Почки там, то, другое. Зато больше никогда не захочет девчонок «шшупать», как говорил, бывало, дед Щукарь, – уже польза отечеству.

– Ты как заходить‑то собрался? – поинтересовался Щербак. – Дверь‑то, между прочим, наружу, обратил внимание?

– Конечно, обратил, – смущенно ответил Филя. – Поэтому ни о каких ногах…

– А фомка у твоего дружка имеется?

– Не знаю, поглядим. В машине есть.

– В машине и у меня есть, – рассудительно заметил Николай, – так за ней же идти, а тут самое интересное пропустишь, глядишь, и представление может сорваться… Или сбегать?

– Погоди, у меня есть другой вариант. Спокойный. Ничего не взламываем, никого не пугаем. В общем, приготовиться!.. Так, Гриша пошел…

Нина уже подходила к последней двери, ведущей в передний зал, когда ее опередил Зыкин и, словно бы случайно, перекрыл своей коренастой фигурой дверь. Нина с любопытством посмотрела на него и что‑то сказала. Неудобно они стояли, микрофон далеко, а за ширмами раздавались охи и скрипы. Вот он положил ей руку на плечо и указал кивком на пустую банкетку, явно предлагая сесть. Нина попыталась движением плеча скинуть его руку, но Гриша держал крепко и постепенно, не торопясь, притягивал девушку к себе. Нина стала вырываться, извернулась, но он поймал ее поперек тела и, приподняв, легко понес к банкетке. Нина размахивала руками и дрыгала обнажившимися ногами. Громко закричала. Сумочка у нее сорвалась и осталась в стороне, за предпоследней дверью. Это, конечно, плохо, но главное – видеокамера работает.

Нинка продолжала отчаянно отбиваться, и тут опытный, видно, в подобных ситуациях Гриша, как в тот раз, ночью, ловко и довольно‑таки грубо зажал ей буквально пол‑лица широкой ладонью.

Запись продолжалась, а Щербак с Агеевым были уже у двери Хлебникова. Филя аккуратно, но без вызова постучал. Послышались шаги, и Хлебников спросил:

– Извините, кто? Я занят.

– Это я, Степан Яковлевич, – спокойно ответил Филя. – Можно вас на минутку? Коробок спичек не одолжите? У тети Вари, как назло, нет, а бежать…

– А, сосед? – похоже, даже улыбнулся Степан Яковлевич. – Заходите, прошу! А у меня к вам разговор есть.

Дверь гостеприимно распахнулась, и хозяин тут же отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом в грудь. Пока он ошалело глядел на Филю, Щербак одним прыжком ворвался в помещение справа, и оттуда, перекрыв сдавленные крики Нины, донесся почти звериный вой, а затем и грохот от падения тяжелого тела на пол.

Да, уж Филя‑то знал, что Колька обожает обставлять свои «драчливые» подвиги такими вот, дикими криками. Ну, как фрицы еще во время Отечественной войны на наши головы пустые бочки с самолетов швыряли. Вой, говорили, стоял такой, что и закаленные бойцы иной раз не выдерживали. Психологическая атака.

– Лежи! – Филя, сделав суровое лицо, погрозил лежащему в углу Хлебникову пальцем и отправился в соседнюю комнату.

Нинка со слезами на глазах, отчего потекла ее тушь («Тоже мне возрастная маскировка», – подумал Агеев), пыталась поправить на себе порванную блузку. В раж вошел насильник, слишком торопился, пожар у него бушевал, видишь ли. Вон лежит, как тихий такой покойничек. Николай даже ему руки на груди сложил – для большего правдоподобия. А из‑за ширм выглядывали испуганные лица мужчин и женщин.

– Продолжайте, граждане, мы не за вами! – совсем сиплым голосом известного волка из мультика «Жил‑был пес», «успокоил» их Филя. – За вами сейчас другие приедут, так что вы не отвлекайтесь, деньги уплочены, заканчивайте, не стесняйтесь. – И тем же голосом продолжил: – А ты чего, сопля, здесь делаешь? Взрослые игры, да? А ну, марш домой, щас бате твоему доложу, он тебе покажет… любовь‑морковь, понимаешь… А этот как?

Филя кивком указал на лежащего охранника какого‑то банка, о ком так сильно пекся господин Хлебников. Потом подошел ближе, остановился над ним и, подумав, наступил каблуком на мошонку и сделал почти балетный пируэт. Визг, казалось, подбросил Агеева. Но он чинно сошел с тела и заметил, что надо бы проверить Хлебникова, как он сам‑то?

Втроем вышли из комнаты, вежливо притворив за собой дверь. Зачем же, мол, мешать людям?

– Ты‑то как? – озабоченно спросил Агеев у Нины.

– Нормально, только немного испугалась, что вы не успеете. Я ж не знала, что вы вдвоем. А этот – просто хам подзаборный! Девочка милая, иди сюда! А сам сразу – под юбку, гад такой…

– Ничего, все у нас зафиксировано в лучшем виде. Пойдет по сто тридцать пятой УК. А на «хате» ему покажут, как девочек насиловать. За него не беспокойся. Иди, подними свою сумочку… – И, когда она вернулась, спросил: – Зачем выключила‑то?

Нинка поняла, о чем речь, конечно. Потупилась.

– Чтоб не надоедали советами, дядь Филь. А то позвонят в неудобной ситуации, как оправдываться. Да этот же хам вырвал бы у меня трубку и все услышал. И что дальше? А так… – она хитро прищурилась.

«Ох, эти Турецкие, – подумал Агеев, – все одним миром мазаны…»

– Ну, ладно, я думаю, что тебе придется выслушать от папули, что он по этому поводу думает… Включи мобилу‑то.

– Не буду, – упрямо замотала головой Нинка. – Пусть дома говорит. При маме. А я посмотрю. И визитку ей, кстати, передам.

– Ну, думаю, это уже скоро, – ухмыльнулся Филя, представляя себе разборку в семье Александра Борисовича. – И вообще, отдай‑ка лучше мне эту визитку, я сам соображу, что с ней делать…

Хлебников, слышавший дикие крики, сжавшись в углу, испуганно округлил глаза, зачем‑то прикрывая руками голову. Думал, с ходу бить будут. Значит, понимал, мерзавец, что совершал пакости!

– Шо ж ты, гадина, творишь? – заговорил Филя, останавливаясь перед ним. – Да у нас, в Гомеле, за такую порнуху, знаешь, шо б с тобой сделали? Показать? Или словам поверишь, гнида паршивая. То‑то ж, я думаю, и чего тебя так соседи кличут? Чи ошибаются? Не, гляжу, гнида и есть… А ты шо тут нашла, – обрушился он на Нину. – Дяденька грошей пообещал, да? А лет тебе сколько? Небось и четырнадцати нету, да? Отвечай! – Но Нина лишь насупилась и опустила голову, а пальцы ее нервно теребили концы порванного платья. Теперь он повернулся к Щербаку: – А ты кого ждешь? Где ваши, из МУРа, чего задерживаются? Ты ж видишь, натуральный бардак накрыли!

– У меня салон! Я попрошу! – взвизгнул Хлебников и сделал попытку подняться. – Это частное владение! Я имею право! Я жаловаться буду! Вам это так не пройдет! – он на глазах смелел.

Филя обернулся к Щербаку и утвердительно кивнул. Тот подошел к Хлебникову, приподнял его, ухватив одной рукой за отвороты пиджака вместе с галстуком, прикинул что‑то и коротким ударом в лицо швырнул обратно, на пол. Похоже, тот временно отключился.

– Пусть отдохнет, – поощрительно заметил Филя и сказал Нине: – Ты, наверное, пока гуляла тут, видела, где Юля?

Нина кивнула.

– Сходи позови, только скоренько. А ты, Николай, звони в контору, пусть Сан Борисыч срочно связывается с Яковлевым. Это уже не по нашей, а по его части. Мы с тобой подождем, пока они подъедут… А ты чего ждешь? – шуганул он Нину. – Мне, что ль, идти? Твоя подруга… Если зла ей не желаешь, тащи ее сюда, и уматывайте по‑быстрому, пока ОМОН не прибыл и не навел здесь свой порядок… Вам это здорово надо?

Нина убежала и вернулась несколько минут спустя. Следом шла перепуганная Юлия. Щербак, только и услышал Филя, и горестно, и как‑то даже мечтательно вздохнул, увидев ее. И пробурчал:

– Вот же…ство…

– Вы девочку привезли? – строго спросил Филя. Юлия побледнела и неуверенно кивнула. – Забирайте отсюда и немедленно уматывайте! И чтобы мы вас больше не видели, ясно? Пошли вон отсюда! – заорал он грубым басом, и откуда только бралось!

И когда они пошли к двери, Нинка все‑таки обернулась и посмотрела на «грозного» дядю Филю с усмешкой, только что не подмигнула, а он подмигнул‑таки и поощрительно кивнул, показав большой палец.

Из двери, откуда пришла Юлия, выглянул мужчина, который, Филя его уже знал, приезжал одним из первых, на джипе. Он не вышел, только оглядел стоящих незнакомых ему людей, перевел взгляд на лежащего на полу с окровавленным лицом Хлебникова, сурово сдвинул брови и требовательно произнес:

– Что происходит?.. – Ему не ответили. И тогда он рявкнул тоже довольно грозно, видно, привык у себя к такому тону: – Кто эти люди?

У кого спрашивал?.. Щербак с Филей переглянулись.

– А это тебе сейчас ОМОН объяснит, – дружелюбно улыбнулся Филя. И тоже рявкнул: – Пшёл на место! Тебя вызовут! Будет тут еще каждый говнюк, понимаешь, вопросы спрашивать!..

Голова поспешно исчезла, дверь закрылась.

Щербак негромко засмеялся, отвернувшись от двери.

– Ну, ты даешь!

– А еще раз высунется, я ему в рыло вмажу, за то, что оказал сопротивление при задержании. До самого конца помнить будет!

– У него на машине номер‑то депутатский. Как бы не того…

– А я видел, на какой машине он приехал? Он мне корочки предъявлял? О своей неприкосновенности заявлял? Вот так: три раза «нет».

Больше из других комнат никто не показывался. Гости затаились. Вышедший в коридор Щербак подробно доложил Турецкому, что операция «Притон» подходит к завершению. Теперь дело за официальными органами. Пусть сами разбираются: законно или нет устраивать в доме художников бордель, законно или нет путем шантажа заставлять трудиться «на половой ниве» женщин и девушек, включая даже девочек, законно или нет зарабатывать деньги таким путем. Вот он, ящичек‑то, напоминавший старинную избирательную урну, полный конвертов. И надпись: «Добровольные пожертвования на строительство памятника певцу Марику Маринину». А вовсе не оплата услуг в публичном доме. Что ж, пусть сами посетители и объясняют свою благотворительность. Пленка все зафиксировала. И деяния, и разговоры. А вот незаконного вмешательства, то бишь несанкционированного проникновения в чужое жилище, этого не было, не потребовалось, просто подключились грамотно к уже работающим камерам, вот и весь фокус. Другое интересно, зачем камеры работали, когда гости сексом занимались? Хороший вопрос.

Да, впрочем, Александру Борисовичу и объясняться‑то особо не придется, чай, не чужой ему человек Владимир Михайлович Яковлев. Столько лет в замах у Грязнова ходил, академию закончил, двумя генеральскими звездочками обзавелся, кому ж и понимать‑то друг друга, как не генералам?..

Дата добавления: 2015-09-02