Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава восьмая Оперативные мероприятия

Пролог Звонок другу | Глава первая Большие сомнения | Глава третья Первое знакомство 1 страница | Глава третья Первое знакомство 2 страница | Глава третья Первое знакомство 3 страница | Глава третья Первое знакомство 4 страница | Глава третья Первое знакомство 5 страница | Глава третья Первое знакомство 6 страница | Глава третья Первое знакомство 7 страница | Глава третья Первое знакомство 8 страница |


Читайте также:
  1. III. ОРГАНИЗАТОРЫ МЕРОПРИЯТИЯ
  2. III. ОРГАНИЗАТОРЫ МЕРОПРИЯТИЯ
  3. V. ПРОГРАММА ФИЗКУЛЬТУРНОГО МЕРОПРИЯТИЯ
  4. VII. Мероприятия по организации безопасной эксплуатации техники
  5. VIII. Порядок оформления выезда участников на выставочно-конкурсные европейские мероприятия
  6. XXV. Мероприятия инженерно-технического обеспечения
  7. XXV. Мероприятия инженерно-технического обеспечения охраны

 

Макс, честно мог сказать Александр Борисович, огорошил его.

Ну, то, что суперхакер быстро влез во все необходимые ему файлы, тут и проблем с вопросами не было – привычное дело для аса‑компьютерщика. Разобрался он и с перепиской Юлии Осиповой и Роберта Брентона, скачал то, что представлялось ему интересным с точки зрения общей информации. И выяснил следующее.

Во‑первых, у них любовь‑морковь. И если судить по текстам посланий, всерьез и, как говорится, надолго, что как‑то не очень соответствует тому, о чем Максу уже рассказывал Филипп Кузьмич, рисуя портрет Юлии Осиповой для ориентировки. И тем не менее. Этот Роберт Брентон, англичанин, тридцати двух лет, но выглядит молодо, длинные темные волосы, как у битлов во времена их расцвета, проживающий в Лондоне, адреса своего он нигде не указывает, но сообщил, что владеет крупной фирмой, производящей какие‑то электроприборы и вообще бытовую технику. Есть название. Что еще? Как говорится, влюбился с первого взгляда. Мечтает соединить судьбы, привезти девушку к себе в Лондон, нарожать детишек и вести спокойную семейную жизнь, отдыхать на Гавайях, куда летает довольно часто, несколько раз в году. Слог посланий почти литературный, что заставляет невольно сомневаться в способностях этого Боба писать столь возвышенным стилем. Но многим, особенно молодым женщинам, нравится. Выдает в авторе человека высокой культуры. Ответы Юлии Осиповой тоже поражают неестественной пылкостью и искренностью. Ну, трудно поверить, что девушка садится за клавиатуру, еще не отойдя душой и телом от посещения публичного дома, и сочиняет нежнейшие послания горячо любимому ею человеку – в другую страну, по сути, в другой мир. Да и человека‑то этого она знает только по его же словам. А если он ей врет напропалую? А если он не свою фотографию поместил в сайте? А если он – вульгарен и лыс и просто развлекается, как какой‑нибудь старый импотент, слюнявя послания наивной девушки, тоже мечтающей поскорей отдаться ему и построить счастливую семью? Бред же какой‑то!

Теперь, во‑вторых. Макс не был бы самим собой, если бы поверил хоть одному слову этого «сочинителя». Кстати, переписка идет у них на английском, и ответы Юлии указывают на хорошее ее знание языка этой страны. Но Макса интересовала названная фирма «Mode of life electrical». И он полез в глубину. Фирму, естественно, отыскал, а затем забрался и в ее файл. Досье было прекрасным, с фотографиями руководителей. Да, был там назван в качестве управляющего и Роберт Брентон. И фотография его имелась, но… Тому Брентону было за пятьдесят, он был совершенно седой и имел благородную внешность английского лорда. Никаких длинных волос и прочей битловской атрибутики.

Макс уже не мог остановиться в своем розыске. Он проник и в досье управляющего. Тот был женат и имел двух взрослых дочерей, сыновей у него не было, тем более полного, что называется, однофамильца.

Вот с таким досье он и пришел к Турецкому, зная, что у Александра Борисовича, отправившего Нину учиться в Англию, несомненно, есть там и соответствующие связи, пользуясь которыми можно уточнить все данные на молодого Роберта Брентона, владельца, похоже, не принадлежащей ему фирмы «Мод оф лайф…».

Новость была просто очаровательной. Ну и что же делать будем теперь? Ломать себе голову дальше или послать всех к черту, открыть профессору Осипову тайну его дочери, и пусть уж он сам разбирается со своими проблемами? Серьезный, между прочим, вопрос.

Но пока «Глория» станет его решать, у этих молодых, судя по тому нетерпению, которым «кипят» оба, могут случиться неприятности. Не в том смысле, что до Брентона дойдут слухи о странном для невесты поведении его подруги, хотя у разъяренного Хлебникова или того из его коллег, кто остался еще на свободе, руки‑то развязаны, а месть может оказаться действительно отвратительной и непредсказуемой. Сайт в их полном распоряжении, и они наверняка контролируют встречи и послания своих «клиентов». А к Юлии Осиповой у того же Хлебникова тем более может найтись масса серьезнейших претензий. Все‑таки две ее «протеже» оказались на поверку не теми, за кого себя выдавали. Тут и на подставу похоже! А загнанный в угол зверь вдвойне опасен. Девушка и сама, похоже, не до конца понимает, в какую ловушку угодила и куда она так настойчиво затягивала свою подругу Наташу, даже сердилась, когда та отказывалась. Ну а Нинка – это другое дело, ее она вести туда не хотела. Но, вероятно, проговорилась Хлебникову, а тот немедленно клюнул: еще бы, такой кадр! Для его посетителей извращенцев – самый цимес! Он же видел, что Нинка врет про свой возраст, но не остановился. А потому что понял: заступиться за нее некому. Он бы и маму использовал.

А что касается Брентона, то без веских аргументов в пользу его честности и открытости может служить лишь подробнейшее досье на него. А не то, что он вывесил на форуме. И кто это может сделать? Макс недвусмысленно намекал на Питера Реддвея, руководителя международной школы по подготовке специалистов по борьбе с террором. Школа эта размещается в Германии, у подножия Альп, в Южной Баварии, в маленьком курортном городке Гармиш‑Партенкирхен. В свое время, сразу после организации этой школы, Александр Борисович даже преподавал там основы следственного дела. Считался заместителем Питера и до сих пор сохранял с ним дружбу. Иногда ездил, встречался, нередко и Пит, бывший кадровый разведчик США, то есть враг номер один, был заместителем директора ЦРУ, приезжал в Россию. Теперь все у них было давно позади, и сезон вражды, как говорил Реддвей, закончился. Не все в Штатах, правда, разделяли его точку зрения, но Питер помогал всегда другу Алексу, даже звал его продолжить в школе совместную работу по воспитанию уникальных кадров.

В свою очередь, у Пита были верные друзья в Англии, иначе как бы Нинка с такой легкостью поступила в Кембриджский колледж? Эта байка про отдаленную родню в Англии могла произвести впечатление только на такого мерзавца, как Хлебников, у которого глаза уже затягивала пелена порочной похоти. Умный бы и трезвомыслящий на такую удочку не клюнул. Или уж, во всяком случае, хорошо и не раз бы проверил. И тем не менее…

Значит, Пит!

– Поступим так, – предложил Александр Борисович Максу. – Ты прямо сейчас составляешь подробнейшее – из того, что есть, – досье на этого типа, я звоню Питу и объясняю на пальцах ситуацию. Затем мы кидаем ему досье и умоляем о помощи, мол, чистая душа гибнет от неразделенной любви или что‑то еще в этом роде. Сроку даем ему… вчера, да, именно так, Питер поймет и примет на себя ответственность. А работать быстро он умеет и других заставлять тоже. И затем ждем. И больше никаких шагов пока не предпринимаем, поскольку они могут быть чреваты. Не для нас, естественно, а для Юлии. Согласен?

Макс кивнул и положил пальцы на клавиатуру. А Турецкий взял трубку мобильника. Не надо телефонный номер вспоминать, не надо старательно тыкать в маленькие кнопки бесчисленное количество раз, боясь ошибиться и промазать, чтобы потом набирать все заново, – ничего не надо, вызвал в меню Пита и нажал кнопку.

И Реддвей откликнулся, хотя для него это было рановато, в девятом часу он еще завтракает – обильно и плотно. Чтобы дотерпеть до ланча. И чтобы потом уже, к пяти, усесться за обед. Ну а ужин – это так, если друзья навестят или что‑нибудь испортит настроение еще днем.

Питер отозвался так громко, будто стоял тут же, в «Глории», за дверью.

– Хелло, Алекс! Тебя приветствует твой старый друг! – он всегда сразу брал на себя инициативу, и Турецкий каждый раз смеялся по этому поводу.

Однажды рассказал даже случай, который был с его коллегой, следователем еще во время работы в Московской городской прокуратуре, в середине восьмидесятых.

Тому позвонил кто‑то, то ли свидетель, то ли просто знакомый и что‑то стал бесконечно долго объяснять. Уж коллега весь измаялся, стал жестами и мимикой показывать, как ему надоел этот абонент, а тот все трещал в трубку. А аппарат в кабинете был один, и Турецкому тоже надо было срочно куда‑то звонить, чтобы назначить встречу. В общем, один беспомощно разводит руками, а другой злится. И тут коллега нашелся. Он даже просиял, ввергнув разъяренного Турецкого в изумление. Он вдруг бесцеремонно перебил своего абонента и сказал совершенно серьезно. «Я понял вас, понял. Но вы должны меня извинить. Я вам из телефонного автомата звоню, а тут уже очередь, в окошко стучат. Давайте я вам попозже перезвоню. Не возражаете? Ну, пока!» – и швырнул трубку с облегчением, сказав: «Звони быстро, а то этот придет в себя!» Господи, как же они потом хохотали, представляя обалдевшего мужика, который звонил в прокуратуру!

Пит, выслушав тогда байку Алекса, тоже хохотал, как безумный, но манеру свою не оставил.

– Пит, дружище, – спокойно сказал Турецкий, – ты даже не представляешь, как я рад, что ты мне позвонил. Ты мне тоже очень нужен.

У той телефонной трубки возникла пауза, которую взорвал хохот Реддвея. Отставного генерала, между прочим.

– Как это? – продолжая хохотать, подбирал русские слова Пит. – Ты меня съел?

– Не всегда, старина, чаще у нас говорят: уел. Этот глагол имеет один подлинный смысл и другой – как бы хулиганский. При случае объясню разницу.

Но Пит потребовал немедленно, иначе он не доживет до ланча. И Турецкий, проверив, плотно ли закрыта дверь, тихим голосом сообщил в Германию, что глагол «уеть», от которого и происходит «уел», на жаргоне означает то же самое, что… ну и так далее. Пит попросил короткую паузу, чтобы не забыть. У него была специальная книжечка, куда он вносил русские идиомы, образные выражение и прочее, чем интеллигентный, образованный человек может блеснуть в обществе.

– Ну, слушаю тебя, Алекс, выдавай свою нужду, так? Я чувствую, что просто позвонить старому товарищу ты не можешь, у тебя служба. Итак, я к твоим услугам. Но только скажи сперва, как себя чувствует Вячеслав после тяжелой потери, я ему соболезновал, так?

– Все так, Пит, и он благодарен тебе за память. А речь у нас пойдет вот о чем…

И Александр Борисович изложил существо своей просьбы. Реддвей слушал молча. И только когда Турецкий иссяк, спросил:

– То, что ты рассказал, я могу получить немедленно?

– Естественно, старина, пока мы будем разговаривать, к тебе придет факс, давай мне его номер, диктуй.

И пока Александр Борисович рассказывал Питу, что Грязнов зверушек охраняет на Дальнем Востоке, что он с радостью пригласит Пита к себе в тайгу и покажет, как разгуливают на свободе тигры, тот получил послание из «Глории». И, пробежав его глазами, сказал, что займется этим делом сразу, как закончит завтрак. Даже предложил на всякий случай, поскольку обстоятельства странные и труднообъяснимые с точки зрения логики, обратиться в Европол. Он имел в виду новую европейскую организацию, созданную по типу всемирного Интерпола. У Реддвея и там оказались свои старые знакомые. А посоветовал именно их, наверное, потому, что у «европейцев» более подробные досье на представителей преступной среды. Турецкий ответил, что будет премного благодарен, если Пит поможет. Реддвей «запнулся» на «премного», пришлось и это объяснять, вспоминая «милостивых государей», «сударынь» и прочую изысканность российских салонов и канцелярий типа: «со всем нашим почтением, примите и проч., эт цетэра, эт цетэра…».

Макс непочтительно хихикал, стряхивая с броды крошки чипсов.

Наконец Реддвей вернулся к предложению посетить Вячеслава, сказал, что обязательно обдумает такую возможность в ближайшее время, и телефонная беседа завершилась. Турецкий смог облегченно вздохнуть, поскольку каждая такая «встреча» требовала немалого напряжения и просто чудовищной фантазии, с которой можно было бы объяснить иностранцу то, чего не понимаешь сам до конца. Но дело было сделано. Турецкий услышал мужские голоса за дверью и встал. Пришли Голованов со Щербаком.

Пора было переходить к насущным проблемам, то есть сиюминутным.

Наташа произвела на сыщиков благоприятное впечатление. Скромная, милая девушка, ну, одежда несколько вольная, так ведь мода ж, а она молодая, чего стесняться, если есть что показать людям? Эта мысль сквозила даже в случайных, не имеющих отношения к делу репликах. Стали обсуждать в деталях уже предложенный Филей вариант действий. То, что надо обязательно спровоцировать преследователей, и двух мнений ни у кого не было. Собственно, речь могла идти лишь об обеспечении безопасности девушки. А для этой цели двоих вполне достаточно. У одного просто больше времени уйдет. И опять же надо учитывать, что до применения оружия дело не дойдет. Хотя как раз в этом пункте у Севы было особое мнение.

Он напомнил, что не так давно, при расследовании одного из ограблений валютного обменника было выяснено, что преступники пользовались очень похожими на настоящие макетами пистолетов иностранных марок, отличить которые от боевых мог бы разве что специалист, однако поражение наносилось мощными разрядными устройствами, электрошокерами, поступающими на вооружение во многие охранные структуры на важных объектах. То есть задача упрощалась: испугать и уложить. А стрелять, поднимать шум совсем ни к чему. И это обстоятельство следовало иметь в виду. Достаточно простого контакта, чтобы тебя вырубил сильный электрический разряд. Значит, и тактику действий надо строить соответственно.

Пока шло обсуждение, Наташа внимательно прислушивалась к сотрудникам, которые всерьез обсуждали, как, например, удобнее «обесточить», «обездвижить» нападающего, причем в подробностях, словно мальчишки, собравшиеся играть в казаки‑разбойники. Такого она еще не видела и не слышала. Но понимала, что шуточками, хоть мужчины и хохмили по поводу тех или иных ощущений, особенно когда прикладываешь не ты, а тебя, здесь и близко не пахло. Просто вот такой она была – их мужская работа, когда надо защитить слабого. А в данном случае ее, Наташеньку, такую славную и красивую. И ведь ни за что делали, не за плату какую‑нибудь, а из дружеских, что ли, побуждений.

А может быть, это разговор с Вячеславом Ивановичем Грязновым, с генералом, так подействовал? Все же близкие люди, вместе «пашут», вместе, как показывает жизнь, и на смерть идут, просто кому‑то на время больше везет. И вот она, сама о том не думая, как бы вступает в это потрясающее братство настоящих мужчин. И далекий Сережа Николаев ей уже казался самым желанным на свете. Потому что и на него тоже ведь распространялась их забота. А как генерал о нем говорил! А как он спрашивал у Александра Борисовича, что тот думает о ней? И как Филя немедленно, не задумываясь, дал ей прекрасную оценку. И совсем не потому, что ночью она его так… нет, правда, любила, – слишком много навалилось впечатлений, да еще и рюмка перед сном, и он потряс своей силищей, о которой она, как женщина, даже как‑то раньше никогда и не думала. Хватало простых ощущений и тепла и обычной ласки, как кошку гладят. Иногда так хочется, чтобы тебя погладили… пожалели… В больнице своя атмосфера, там не до любви, хотя некоторые ухитряются, устраиваются. Но это и от безысходности, и от пустоты в собственной душе, когда и дело твое тебе не нравится, и люди, что окружают ежедневно, и вообще, пошло бы все к черту…

Вот странно, размышляла она, затевая флирт в Интернете, честно говоря, даже и не думала, что настанет миг, когда она поймет, что у нее родилось в душе новое чувство. Что это чувство способно резко изменить ее жизнь, направить ее в совершенно другую сторону. Скажи ей кто раньше, что надо оставить мать с отцом и ехать на край света к незнакомому, хотя и приятному молодому человеку, который летает на самолете и пишет стихи, не поверила бы. Больше того, отказалась бы! Зачем ей это? А события последних дней, когда она поняла, что просто чудом избежала действительно страшной для себя судьбы, что ей хватило сил остановиться и отказаться от попыток Юльки затащить ее в тот салон, Наташа поняла, что это и есть ее первый шаг к новой жизни. Но, самое главное, пожалуй, в том, что она теперь не одна, ей есть кого попросить о помощи, есть кому верить.

Наверное, слишком уж отчетливо отразились ее мысли на милом лице, потому что, услышав тишину вокруг, она подняла глаза и увидела, что четверо мужчин прервали обсуждение и смотрят на нее, улыбаясь.

– Ну что, Наташенька, – сказал Турецкий, – мы‑то решили вроде, а твое мнение пока не выслушали. Ты что скажешь? Не испугаешься? Или ты настолько ушла в свои мысли, что пропустила? Так можно повторить.

– Я думаю, Сан Борисыч, – сказал Филя, – что сегодня девушке надо бы еще отдохнуть, а я съезжу туда, погляжу, как и что. Утром Наташа звонила родителям, никаких звонков не было, но исключить их нельзя. Кроме того, они могли узнать, что у нее выходной в больнице, и зря не станут пока соваться туда. Значит, станут караулить у дома. Вот и проверим. А потом отыграем первый вариант. Я думаю, что даже можно усилить впечатление, если они там окажутся. Привезти ее, ну, скажем, на твоем «пежо» или на джипе. В смысле, даму доставили по назначению. Какова логика? Нам не досталась, а какому‑то фраеру – пожалуйста? Точно усилит впечатление. Непременно клюнут. Нет, квартиру взламывать не станут, но караулить будут…

– И кстати, – добавил Щербак, – дважды битый и оказавшийся в результате в больнице Зыкин Григорий Иванович обязательно свяжет этот факт и со своим возможным ограблением, и с налетом на бордель не известных никому людей, и с появлением там девчонки, из‑за которой и разгорелся сыр‑бор. То есть целый комплекс ощущений, я бы сказал, – произнес он и ухмыльнулся.

Знающие, о чем речь, засмеялись. Охранника действительно пришлось увозить в больницу по причине серьезной травмы половых органов. А как это получилось, почему, как сказали муровцы, интересовавшиеся в клинике диагнозом насильника, им никто со всей определенностью ответить не мог. У врачей было впечатление, что пациент сунул свой «прибор» в работающий вентилятор. Зачем, это другой вопрос. Правда, вовремя опомнился, но положения дел это уже мало меняло. Ну, узнали и узнали, и ладно, закрыли тему. Тем более что Щербак смотрел на товарищей, знакомых с ситуацией, наивными и невинными глазами, которые как бы вопрошали: «А зачем он первый драться полез?» И никто не мог возразить против такого аргумента – а что, в самом‑то деле?

Но здесь, понимали сыщики, не только обида за товарища двигала его коллегами по отделу вневедомственной охраны, нельзя было исключить, что они тоже были участниками «игрищ» у Хлебникова. «Крышевали», просто развлекались на халяву, что менты вообще очень любят, оправдываясь малой зарплатой. Мол, на проститутку денег жалко, ну так мы им «ленинский субботник» устроим, пусть обслуживают бесплатно и всех! Иначе ради чего работаем? Жизнью своей порой рискуем? Очень логично. И никогда эти продажные твари от своего права устанавливать собственные правила игры не откажутся, иначе это будут просто не они. Раньше хоть боялись, а теперь – чего? «Слабода, блин!..» Вот поэтому, скорее всего, и будут «пасти» до упора.

Турецкий, слушая коллег, кивал, что‑то отмечал для себя в блокноте. Он‑то хорошо понимал, что «запаковать» «отморозков» совсем не так трудно, как представляется, но дальше‑то что? Сдавать в Службу собственной безопасности? Позвать ОМОН? Так ведь не утаишь, вмиг разнесут известие, что «намечается»… И те уйдут в подполье. И снова примутся сторожить, когда, по их мнению, напряжение спадет. А вообще, чего они все хотят от Наташи? Что она им, дорогу в неположенном месте перешла? Или тот же Зыкин большие виды на нее имел, а у него сорвалось? Или это хлебниковская затея – затащить девушку во что бы то ни стало, заставить заниматься проституцией? Но ведь Хлебников уже на нарах парится… А с Наташей в присутствии стольких мужчин начистоту не поговоришь…

Нинка сегодня утром заявила, что больше ни в каких подобных акциях она участвовать не будет. И если юриспруденция напрямую связана с такого рода испытаниями, она себе выберет другую профессию, слава богу, хватает… Турецкий и Ирина переглянулись, покивали и промолчали – сами виноваты. Хотя ничего страшного, по идее, и не произошло, потрясение для девочки оказалось слишком сильным. Ира, конечно, успокоила дочь, посмеялась над визиткой, которую та передала ей, но ощущение того, что ты опустился во что‑то поганое, вонючее, которое никак не хочет отмываться, осталось. Ну и хватит экспериментов. На том и покончили. Зато за совершенный подвиг во имя справедливости Александр Борисович уже твердо пообещал дочери, что еще в этом году, только поближе к концу лета, они обязательно слетают к дяде Славе. Ну вот, что и требовалось доказать, как писали в школьных тетрадках. Нинка загорелась идеей. И теперь она точно не отстанет. Ирина тихо радовалась, что конфликт исчерпан, и, судя по ее настроению, готова была отпустить папу с дочкой хоть на край света, только бы они не морочили ей голову.

Кстати, вспомнил Турецкий, там же еще Загоруйко, участковый проходит… Надо бы узнать про него. И вообще, подумал он, пора посетить Володю Яковлева, чтобы этак непринужденно, в спокойной обстановке посмотреть видеоматериалы из хлебниковской мастерской, почитать, что говорят задержанные, и послушать, какие виды у следствия.

А между прочим, тут и Костя Меркулов мог бы оказать свое давление. Помнится, он проявил заинтересованность по поводу просьбы своего старого приятеля Семена Осипова. Но то были слова и пожелания удачи, пусть‑ка теперь и сам подключится, а то ведь ненароком, глядишь, и выплывет какой‑нибудь компромат на Юленьку. Девочка‑то, хоть и выкинули ее до появления ОМОНа с муровцами, все‑таки завязла там. И уж если выручать, так надо выручать до конца. Неизвестно, как еще папаша на фокусы дочери посмотрит. Большой вопрос.

Или ничего пока не говорить? Наташа наверняка про нее много знает, но как сделать, чтоб она здесь говорила, а с подругой молчала? Это ж фактически невозможно – в их‑то возрасте. А может, поручить Филе, он‑то, кажется, нашел уже общий язык, проказник этакий. Или действительно только кажется? Вполне вероятно, что на ее настроение подействовала сама обстановка, в которой она оказалась, люди, доброжелательность, которую она вряд ли так уж часто встречает по жизни. Вот и держится, словно во взвешенном состоянии. Понимая при этом, что речь идет именно о ее жизни, а не о каких‑то посторонних вещах. Люди и не от таких событий взрослеют… А реакция девочки на речи Славки была просто отличная, вот тут уж никак нельзя было обвинить ее в неискренности…

Наташа видела, как с пристальным вниманием на нее смотрит Александр Борисович, но теперь, зная от Фили о том, что с ним произошло и кто он вообще, она не могла отделаться от чувства, что ей просто здорово повезло. И наверное, Юльке, хоть она и змеюка подколодная, тоже повезло, что ею занимаются такие люди, как Турецкий, Филя, его товарищи. Они ж ведь не из‑за нее, Наташи, за дело взялись, а именно из‑за Юльки. Если б она только знала. Спросить?

И девушка решилась. И сформулировала свой вопрос таким образом, что всем стало ясно: она прекрасно отдает себе отчет о том, что происходит и, главное, почему. Этим вопросом она и им облегчила задачу. А спросила‑то совсем без задней мысли:

– Александр Борисович, я все думаю, что вы делаете это ради Юльки? Даже дочку свою туда отправили на разведку. А я – так, сбоку припека, но вы меня ни о чем не расспрашиваете, хотя могли бы. Почему? Не верите еще?

Мужчины удивленно переглянулись и уставились на нее. Потом перевели взгляды на Турецкого: интересно, что он ответит?

– Ты не припека, ты живой человечек, который мог по неосторожности угодить в лютую беду. И все. И забудь. Пока ты с нами, тебе ничего не грозит. Это первое. А второе вот что. Да, как ты заметила, мы с женой действительно попросили дочку – ей, к слову, шестнадцать исполнится только глубокой осенью, так что риск, конечно, был. Но небольшой, потому что рядом, за дверью, стояли Филипп с Николаем, а я им полностью, стопроцентно доверяю. Между прочим, сегодня утром Нинка нам с матерью заявила, что больше туда ни ногой. Никогда. Она потом в юридический собирается. И говорит, если будет такая работа, изменю профессию. Значит, стресс все‑таки был. Но ничего, это иногда полезно для нормального развития. Ты ж вот тоже была, но решила вовремя поставить точку. И никто тебе не помогал, скорее наоборот, не так ли?

Наташа молча кивнула.

– Вот видишь? А теперь нам и Юльку выручать как‑то надо. А это нелегко. Вот скажи, ты ее подруга или вы просто так, приятельницы и не больше?

– Была подругой, это точно. Но теперь, после этого… не знаю. Что‑то в душе повернулось. Но, наверное, хотелось бы остаться… Я ничего не знаю. Или еще не знаю, у меня в голове полный сумбур.

– Это понятно, – улыбнулся Турецкий. – Так вот, если очень хочешь остаться для нее близкой подругой, ты должна будешь дать нам клятвенное слово, что выполнишь нашу общую просьбу. Если хочешь, даже приказ, и пусть это тебе не покажется неожиданным. Ты готова?

– А что я должна сделать? – уже с беспокойством спросила она.

– Тебе это сделать будет совсем не трудно. Так даешь слово? Или заканчиваем разговор? Ты взрослый человек или еще ребенок, как моя Нинка?

– Взрослый. – Она настороженно улыбнулась, словно ожидая какого‑то подвоха.

– Так даешь?

– Даю. – Она решительно кивнула.

– Тогда запомни крепко‑накрепко: ни словом, ни полсловом ты не скажешь Юлии ничего из того, что ты здесь слышала, о том, что с тобой происходило и еще происходит, и ничего не знаешь, что произошло с ней. Ни‑че‑го!

– Что, и все? – удивилась она. – А я думала…

– Вот и умница. Думать надо обязательно. Но только в жизни бывают ситуации, когда за слабого человека обязан думать сильный, ты понимаешь? И потом, даже самый красивый и самый сильный, как ему кажется, человек способен на слабость, думая, что ничего страшного, пронесет. Нет, милая, не проносит. И чаще всего очень плохо кончается. Я понятно изложил нашу общую просьбу, ребятки? – обратился он к коллегам.

– Лучше не скажешь, – ответил Филя и посмотрел на Наташу.

А та смотрела на него, и губы ее тронула совсем легкая, почти незаметная улыбка. Но он‑то заметил. Потому что после этого у нее губы самопроизвольно вытягиваются в трубочку, как бы посылая воздушный поцелуй. Но губы не вытянулись, потому что девушка сказала:

– Я обещаю молчать. За меня можете не беспокоиться. Я даже и не знаю, чем смогу отплатить за ваше добро…

– Это очень просто, – усмехнулся Турецкий, – всегда оставайся самой собой. А на Дальний Восток мы, я не исключаю, можем полететь вместе. Нинка просится, а я уже сегодня пообещал. Так что будешь ты у нас под крылом. С родителями‑то хоть говорила?

Наташа мелко затрясла головой из стороны в сторону.

– Боюсь…

– Не страшно, научим… – весело сказал Турецкий и уже серьезным тоном добавил: – Все, поговорили, начинаем работать. Сева, я хочу подъехать в МУР и посмотреть все материалы. Не сделали ли мы где‑нибудь случайной ошибки. Ты – координатор. При нужде подключайся к ним. Филипп – по коням. Николай – в качестве поддержки. Девочкой ни в коем случае не рисковать. А по… ну, вы меня поняли? Как только придут материалы из Германии, я имею в виду – по Англии, ставим вопрос кардинально. Ко мне что‑то есть?

– Нет, – вразнобой ответили трое, поднимаясь.

– Дайте мне вашу лапку, Наташенька. – Он аккуратно поднес ее пальцы к губам, чмокнул и подмигнул. – Все будет хорошо.

И, прихватив папку с бумагами, пошел к двери, от нее повернулся и еще раз подмигнул Наташе.

– А что, – с интересом спросил Филя, критически разглядывая смущенную девушку, – тебе довольно часто генералы ручки целуют? Не смущайся, все правильно. Сиди тут, а я буду звонить. Ты тоже позванивай родителям, интересуйся, не было ли звонков, обо всем сразу докладывай Севе. Всеволоду Михайловичу. А я буду с ним на постоянной связи. Сев, если у нас затянется, накорми обедом, ладно?

– Да уж, наверное, я сам бы не догадался. Хватит трепаться, валите отсюда!

И Филипп с Николаем со смехом покинули помещение агентства.

– Ну, кто мне звонил? – спросила Наташа, входя в квартиру. – Папа, мама, познакомьтесь, пожалуйста, это Филипп Кузьмич, мой личный телохранитель! – Последнее она произнесла даже отчасти с вызовом, вот, мол, смотрите, какая я!

Родители Филе понравились с первого взгляда – простые, нормальные люди, которым не исполнилось еще и пятидесяти лет, почти его ровесники. Отец – Евгений Симонович, работал бухгалтером в небольшой фирме, мать, как уже говорила Наташа, – учительницей в школе. Нормальная трудовая семья. И дочь они воспитали в тех же традициях: уважения к труду, обязательности и чистоплотности и духовной, и физической. Поэтому Наташа еще на лестнице быстренько меняла свой наряд, входя в квартиру. Нормальная юбка, кофточка, все – неброское, недорогое. Но ведь хочется же чем‑то выделяться, особенно когда у тебя фигурка на загляденье, ноги, что называется, от ушей и смазливое личико натуральной блондинки. Но, судя по неброской также и обстановке в двухкомнатной квартире, нарядами своими Наташа особо похвастаться не могла. Ну, разве что эти шортики с кружавчиками. Но дома она в них не появлялась, побивалась негативной реакции мамы, строгая все же.

Они смотрели на Филю с явным недоумением: телохранитель? С какой стати?

И он взял объяснение, как договорились еще в машине, на себя. Причина была проста и неприятна, к сожалению. Наташа стала невольной свидетельницей уголовного преступления, но ее заметили сообщники преступников и теперь наседают, требуют, чтобы она отказалась от своих показаний, угрожают. Но в настоящее время уже разработана, а в особых случаях применяется система физической защиты свидетелей, и он – Филипп Кузьмич в данном случае осуществляет охрану. Родители верили слабо, да и внешний вид у Фили не был впечатляющим. Значит, оставалось надеяться, что ничего не случится. А телохранитель? Странно…

Филя не стал возражать, он просто предъявил им свое удостоверение, на котором была его фотография в военной форме и с погонами капитана и вид был залихватский. Оставалось верить, тем более что имелся для проверки и телефон частного охранного агентства «Глория». Словом, поди разберись с этими судебными сложностями.

Наташа ушла в свою комнату, чтобы переодеться в домашнее, и мать отправилась за ней.

– Да кто он такой? – не могла она поверить сказанному.

– Ма, тут днями, когда я поздно возвращалась от Юльки, ну, помнишь? На меня какой‑то гад напал, уже у нас во дворе. Только ты никому, даже папе не говори. А Филипп Кузьмич его так отделал, что того увезли в больницу.

– А‑а‑а, так я же слышала разговоры на улице, будто кто‑то кого‑то… Значит, это с тобой? А чего молчала?

– А меня попросили пока не распространяться, пока они на преступников не выйдут. И вот теперь, кажется, вышли. Но ты молчи. А кто с работы звонил? Вот недавно.

– Незнакомый мужской голос, довольно грубый. Я подумала, что это какой‑нибудь санитар. Сказал, прямо как приказал, что, когда ты вернешься домой, чтоб сразу в клинику мчалась. Там запарка, сестер не хватает.

– Ну, понятно, это бывает, – кивнула Наташа. – Но я поеду только в том случае, если прикажет Сорокин. А нет – и не подумаю.

– А кто этот Сорокин?

– Заместитель главврача. По кадрам. Лишнее дежурство – лишние деньги, а за бесплатно я работать не буду. Всем платят.

– Неудобно, наверное, дочка, – покачала головой мать. – Это ж больница, люди живые, а ты…

– Удобно, – безапелляционно заявила Наташа. – Иначе на шею сядут. Так когда был последний звонок?

– А примерно час назад. И мужчина заметно нервничал. Сказал, что, если тебе неудобно с транспортом, он немедленно к дому машину пришлет, «скорую помощь».

– Ишь какие щедрые! – сдержанно сказала Наташа, а сердце сжалось в неприятном предчувствии. – Надо Филиппу Кузьмичу сказать.

– Может, не надо? – засомневалась Светлана Петровна. – Неудобно человека дергать по пустякам.

– Удобно, удобно, это его работа.

Она вышла на кухню, где отец сидел с Филей, и пересказала слова матери.

– Отлично, – просто отреагировал телохранитель. – Сейчас сделаем, что надо. Вы разрешите, Евгений Симонович?

Он придвинул к себе телефонный аппарат, быстро вскрыл крышку на дне – аппарат был не современный, старенький. Потом достал из кармана легкой куртки небольшие детальки, провода и наушники. И через две минуты надел наушники и подключил звукозаписывающее устройство. Достал мобильник и, когда пришел отзыв, сказал:

– Проверка.

Через полминуты раздался телефонный звонок. Филя поднял трубку, послушал голос. Кивнул, положил трубку на место и снял наушники.

– Все, порядок. Если позвонят, первым надену наушники я, а потом снимайте трубку. Ну, подождем. Думаю, скоро уже.

– А что будет? – с заметной тревогой спросил отец.

– Ничего страшного. Проверим. Услышим. Запишем разговор, а потом решим, что делать дальше. За дочку не бойтесь. Наверное, ей придется только выйти минутки на три, и потом она вернется. А работать будем уже мы.

– Все у вас так просто? – усомнилась мать.

– Несложно, во всяком случае. Я посижу, если позволите, а вы занимайтесь своими делами, не обращайте внимания.

– Так, может, чайку хотя бы?

– Спасибо, Светлана Петровна, с удовольствием…

Родители, чтоб не мешать, ушли в комнату и там затаились, как мыши. А Филя, чтобы занять время, начал рассказывать про одну особо запомнившуюся встречу с волками, когда группа разведки однажды переночевала в стогу вместе с волчьим выводком. И ничего не случилось. Волчица будто поняла, что эти чумазые вооруженные люди ни ей, ни волчатам зла не сделают. И лежали тихо, только носами сопели… Кому расскажешь, не поверит. Но Наташа поверила сразу, не могла почему‑то сомневаться. Может, от Фили особая энергия какая‑то исходила, кто знает.

Звонок прозвучал слишком резко. Наташа схватилась за трубку, но Филя показал ей: спокойно. Надел наушники, включил запись, посмотрел в окно и кивнул: поднимай.

Голос был неприятный. Не то чтобы наглый, но такой, будто говоривший не любил рассуждать, а только приказывал.

– Ну, явилась наконец? Где тебя носило весь день? Обыскались уже! Дуй в клинику!

Филя подмигнул ей: мол, как условились.

– И не подумаю, – ответила Наташа, – у меня выходной.

– Начальству наплевать. Приказ, а то уволят.

– Ну и пусть увольняют. Невелика потеря, на санитарок везде спрос, пойду в районку. В общем, пока Сорокин не позвонит и не попросит сам, никуда не пойду.

– Кто, говоришь? – В голосе прозвучала вроде бы некоторая растерянность.

– Кто слышал. И сам больше не звони, не хватает еще, чтоб санитары мне хамили. Все. – И Наташа бросила трубку, посмотрела на Филю. Тот показал большой палец и негромко произнес:

– Артистка, одно слово…

Стали ждать продолжения. По мобильнику позвонил Щербак, который в противоположном углу двора сидел в машине.

– Запись чистая. Между прочим, тут почти рядом стоит санитарная машина, ну, «Волга»‑универсал, с красным крестом, и какой‑то тип о чем‑то договаривается с водителем. Наверняка хотят сыграть. Давайте, я наготове. Как договорились. И порядок движения тот же. Увижу, скажу, сколько их. И будем действовать в соответствии.

«Санитар», видно, был не очень умен. Потому что раздался новый звонок, и уже другой голос, помягче, произнес:

– Это я, Наташа, Соркин… – фамилию произнес непонятной скороговоркой. – Мне сказали, что ты беспокоишься. Не надо, все будет оплачено по высшей ставке. Там к тебе отправил машину, она подойдет с минуты на минуту. Запиши номер… – И он продиктовал номер автомобиля. – Давай скорей, мы ждем. – Он говорил так быстро, что Наташа даже слова вставить не успела. Пошли короткие гудки.

Не приближаясь к окну, Филя посмотрел во двор и взял трубку позвонившего мобильника.

– Похоже, договорились, «санитарка» тронулась к вам. Думаю, их задача засунуть девчонку в салон и вывезти со двора, а там у них свой транспорт. Мы потом с этим водилой перекинемся. Будьте наготове.

Белая «Волга» подъехала к подъезду и остановилась. Зазвонил городской телефон.

Новый голос спокойно произнес:

– Наташу позовите.

– Я слушаю, – ответила она.

– Я подъехал, жду у подъезда.

– А кто вас послал?

– Главврач, – коротко ответил шофер.

– Так он же в отпуске, – соврала Наташа.

– Ну, значит, зам. Мне‑то один, извините, хрен. Приказано вас срочно доставить. Там операция какая‑то ответственная. Жду, короче.

– А вы не ждите, возвращайтесь. Мне все равно еще к папе на службу надо заехать, предупредить, чтоб не волновались. Я такси возьму.

– Твою мать! – выругался шофер. – То ехай, то не ехай! Некогда мне прохлаждаться туда‑обратно. Давай не упрямься, мы и к отцу заскочим, если недалеко. Словом, я стою.

– Ну, постой, – сказал Филя, снимая наушники. – Все, больше трубку не поднимай. Там Щербак сейчас маленько разберется в ситуации и даст знать, когда выходить. Где там моя сумочка‑то? – Он вышел в переднюю и принес оттуда свою сумку. Раскрыл, достал седую бороду на резинке, усы, баночку с клеем, шляпу и синий халат. А сумку вывернул наизнанку, и стала она похожей на ту, что носят почтальоны. – Давай сюда ненужные тряпки, бумажки и несколько старых газет. Начнем преображаться.

Этого Наташа не ожидала и смотрела теперь с живым интересом, как Филя ловко превращается в старика. А через минуту сумка была набита тряпками, и из нее торчали уголки газет, сложенных вчетверо. Много получилось «почты».

Позвонил Щербак:

– Их трое, считая водителя. Значит, по одному на прикус. Первый – почтальон. Я проезжаю мимо, девушка голосует и сразу прыгает в машину. Дверь на кнопку. Дальше – по программе.

– Мне переодеться? – возбужденным голосом спросила Наташа.

– Не надо, ты же торопишься. Пошли. Внизу считаешь до пяти и выбегаешь пулей. Поднимаешь руку. Перед «скорой» останавливается Николай. Прыгаешь в машину и тут же нажимаешь кнопку, блокирующую дверцу. Сиди в середине. Ни на что не откликайся, там – наша работа. И, повторяю, ничего не бойся, смотри, как на смешной спектакль.

– Да, тебе легко говорить…

– «Вам», девушка, «вам»!

– Ну да, вам… – Наташа вздохнула и крикнула в комнату: – Ма, я на минутку выйду к подъезду и сразу вернусь.

Опять звонок мобильника. Филя поднес трубку к уху.

– Один вошел в подъезд. Он – твой. Начинай бурчать про телеграмму. Второй прячется за «санитаркой», у него электрошокер. У твоего нет. А второй – мой. Девочка может спокойно оставаться дома и через пару минут выглянуть в окно. Начали работать.

Наташа, напряженно прислушивающаяся к разговору, удивилась. Как? А она?

– Сказано, через две минуты можешь выглянуть в окно. Не раньше. Кто их знает, может, у них оружие есть.

Филя оглянулся, быстро пригнул ее голову к себе и тихо чмокнул в макушку.

На площадку он вышел осторожно, так же тихо закрылась за ним дверь, без щелчка. Он прислушался: по лестнице никто не поднимался, значит, тот притаился где‑то внизу. И тогда, громко бурча себе под нос про новые порядки, когда ты с утра до вечера таскаешься с телеграммами и никто еще тебе не открывает, а ты, как ишак, волочешь тяжелую сумку, Филя вызвал кабину лифта и, когда та поднялась, поехал вниз. Дом этот старый, шахта лифта сетчатая, двери кабины стеклянные. Это хорошо, все видно.

На площадке первого этажа перед дверьми, отвернувшись к окну, стоял мужчина средних лет, так под сорок. И не то чтобы накачанный, но что‑то в нем было. Крупный, во всяком случае. Но сразу бросалась в глаза несоразмерно большая нижняя челюсть. Это его слабое место, вмиг оценил Филя. И одет он был в черную форму, поверх которой нелепо сидел несвежий, якобы белый халат. Да, видок, конечно, тот еще, но ведь на скоростях придумывали. Что оказалось под рукой. Высокие шнурованные ботинки, так называемые берцы, и этот халат. Даже дурной санитар так не оденется.

Мужик равнодушно повернулся к лифту, в зубах у него дымила сигарета. Филя шаркающими шажками, как ходят усталые старики, пронося набитую газетами сумку перед собой, вышел из лифта. Простонал:

– Молодой человек, простите, вы не из пятнадцатой будете?

– Нет, – грубым голосом отозвался тот.

«Понятно, кто ты», – сказал себе Филя.

– Ну что, ей‑богу, за люди пошли? Сами просят, а самих нет дома. А ты ходи туда‑сюда, как старый ишак…

В этот момент наверху громко хлопнула дверь, мужик резко обернулся и, скосив глаза, посмотрел вверх. Кабина поехала на верхние этажи…

Когда‑то, еще за гранью Афганской войны, Филя, совсем молодой и любознательный парень, поступавший после окончания школы в рязанское десантное училище, увез с собой из дома потрепанную книжку финского писателя Мартти Ларни «Прекрасная свинарка». Ее читали его приятели, знакомые девушки и хохотали. Решил и он похохотать. И правда, было смешно. Особо ему запомнилось, как книжная героиня выразилась по поводу глаз мужчины. Это, мол, зеркало его души. И там же к ней привязался ее пьяный начальник, короче, трахнуть захотел, а она сопротивлялась. И в конце концов не выдержала и врезала со всей нехилой своей силой «в мутное зеркало его души». Очень Филе понравилось, даже повторял не раз, проверяя позже суть сказанного на практике. И получалось вполне прилично.

Вот и сейчас старичку почтальону с седой бородкой и усами, в мятой шляпе, надвинутой на лоб, с тяжелой сумкой через плечо, удалось остановиться так, что «мутное зеркало» оказалось почти рядом. Филя поднял голову, слушая, что там наверху. Мужик машинально тоже задрал голову и немедленно получил ошеломляющий удар в подбородок снизу. Даже не икнув, он стал тихо оседать на пол. Разбивать «мутное зеркало» не потребовалось. Вообще, говорят, бить зеркала – это к несчастью.

Нет, Филя не дал ему упасть и удариться головой о плитки пола, еще голову ненароком разобьет. Он просто обхватил его под мышки и потянул вниз по лестнице, к выходу. Ботинки мужика безвольно стучали по ступенькам…

А Щербак, увидев затаившегося мужика, который поглядывал в сторону подъезда, как бы страхуя товарища, проезжая мимо, навстречу «скорой помощи», остановился рядом с ним почти впритирку и высунул в открытое окно руку с незажженной сигаретой.

– Извини, товарищ, огоньку не найдется? – спросил он.

– Нет, вали отсюда, – буркнул тот.

– А это что? – удивленно спросил Щербак, и, когда тот автоматически обернулся, сильная рука ухватила мужика за ворот и со всей силой дернула его к машине. Не ожидавший такого хода, тот врезался всей физиономией в стойку двери. И тут же получил второй удар – дверью, отбросившей его затылком на «Волгу». Ну надо же, чтоб так неудачно!..

Щербак мгновенно опустил ноги на скорченное тело, лежащее между машинами, добавил весу, и когда водитель «скорой» высунулся в окно с криком:

– Эй, вы чего там – вашу мать! – машину мне курочите?! – он тоже получил удар в скулу. А Николай переместился на сиденье «Волги», держа в руке шоковую дубинку, отобранную у охранника.

– Не дергайся, пасть порву, – пошутил Николай, но шутка почему‑то не показалась водителю смешной. Держась рукой за челюсть, он испуганно смотрел на нового человека, как на колдуна, что ли, какого‑то. – Сколько тебе заплатили эти падлы, ну? – рявкнул Щербак, и тот побледнел. – Выходи из машины. Дернешься, задавлю, как вошь! – И тот полез вон.

А тут и Филя появился из подъезда. Ни бороды, ни усов у него уже не было, и еще он продолжал волочить за собой податливое тело в бывшем белом халате по ступенькам невысокого крыльца.

Утром здесь то ли дождь прошел, то ли дворник перестарался, но пологая вмятина в асфальте перед «санитаркой» была заполнена непросохшей водой. Филя подтащил к луже «своего» и опустил его задницей в воду. Повернулся к Николаю.

– А «твой» как?

– Отдыхает.

– А‑а‑а… Ну, давайте, поговорите, а я и «твоего» устрою рядом.

Спокойно так сказал, будто пустяками занимался.

– Мне… это… ехать надо, врачи там! – водитель показал в противоположный конец двора. – Отпустите, а?

– Деньги на бочку! – приказал Щербак. И тот поспешно достал кошелек и вытащил оттуда сотенную купюру, положил на радиатор своей машины. – Вот, это все… – сказал убитым голосом.

– Нет, не все, – возразил Николай. Он поднял голову, посмотрел на окно пятого этажа, заметил расплывчатый силуэт и помахал рукой. – Не все, брателла. Сейчас ты мне подробно расскажешь, а я запишу на магнитофон все, что они тебя просили сделать. И как ты, падла вонючая, за паршивую сотню согласился помочь им девчонку украсть. – И он вынул из кармана диктофон. – Ну?!

– Да что вы, никакой девочки! – в ужасе закричал он. – Сказали, тетка выйдет, вот ее и отвезти за угол всего… У них там свой транспорт. А сделать это, чтоб ее хахаль подумал, будто ее менты забрали, и носа не показывал. А она сама их просила! Сказала, что поорет для порядка, и все! Мамой клянусь! Да хоть сами спросите!..

– Нет, ну, что ты! У них уже не мы будем спрашивать, а сперва врачи, а потом следователь. В таком порядке. А как иначе с бандитами? Подскажешь?

– Н‑не знаю… – пробормотал водитель, и Николай понял, что он говорит правду, а если так, то пусть катится на все четыре стороны. Запись его голоса и признания есть, номер машины записан. Николай взял сотенную, скомкал ее и приказал: – Открывай пасть, говнюк! – И тот послушно открыл, будто у него челюсть сама отвалилась. И тогда Николай сунул ему в рот комок и приказал: – Глотай, а то убью! – И поднял электрошоковую дубинку. А тот проглотил. Чуть не подавился, а проглотил, ибо страх был сильнее логики. – Исчезай! – рявкнул на него Щербак. – И чтоб я тебя больше не видел!

Ох, с какой отчаянной радостью он рванул! Задним ходом! Вокруг всего двора!..

– Ну, – сказал Филя, усаживая второго охранника в лужу, спина к спине с первым. А руки он им сковал двумя парами наручников – крест‑накрест, правые руки вместе и левые тоже. – Вот теперь я могу с полным правом доложить Севе, что наши бандиты в буквальном смысле, сели в лужу. Пусть звонит Сан Борисычу и вызывает подмогу…

Наташа открыла окно и высунулась наружу.

– Сиди дома! – крикнул ей Филя. – Если понадобишься, позовем! – после чего достал трубку своего мобильника. Кивнул Щербаку: – Пошмонать их не желаешь? А еще можно их электрошокер опустить в воду и посмотреть, что будет. Но лучше потом, когда они очнутся и сумеют оценить мою фантазию.

– Ну и садист ты, Филипп Кузьмич. Давай звони, я здесь ночевать не собираюсь.

– Я тоже. Тихо‑то как, – заметил Филя. – Даже скучно…

 


Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава седьмая Щекотливые ситуации| Глава девятая Цена ошибки

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.057 сек.)