Глава IV. Это был тот самый момент, когда всем нутром, каждой своей мыслью Кристиан

Это был тот самый момент, когда всем нутром, каждой своей мыслью Кристиан почувствовал, что остался один. С надеждой он поглядел на стаю чаек в небесах - и понял: его птица больше не вернётся. Фея мудрости предпочла его покинуть. Превозмогая едкую горечь на душе, мальчик набрал в грудь побольше воздуха и шагнул в кажущийся чёрной пропастью парадный зал чертога.

Голубоватое свечение со стороны выхода слабо очерчивало контуры зала и заставляло Кристиана отбрасывать длинную и почти прозрачную тень. Здесь было не теплее, чем снаружи; мальчик поёжился то ли от холода, то ли от зябкого, тягучего страха, что с насмешливой ненавязчивостью обволок тонким, как паутина, слоем его сердце. Если ещё там, под открытым небом, чертог казался живым чудовищем, то теперь Крис ощущал себя поглощённым, потонувшим в чреве этого монстра; и, хотя зал и был открыт всем ветрам, подросток скоро понял, что не может больше дышать свободно. Каждый шаг был преодолением внутреннего ужаса, с каждой секундой Кристиан дышал всё чаще и всё сильнее оттягивал ворот рубахи. И, тем не менее, скиталец не давал себе роскоши остановиться или повернуть обратно: некое ниоткуда возникшее осознание влекло его всё дальше и глубже в нутро замка. И уже неважно, что даже звуки собственных шагов, гулом отталкивающиеся в темноте от каменных стен, заставляли вздрагивать и беспокойно оглядываться, ища неожиданной опасности - подросток просто не мог не идти. Он не обнаружил на стене ни одного факела - да что там, даже о лучине не приходилось и мечтать! Крис шёл, вытянув перед собой руки, шёл, ощупывая стены и всё же надеясь отыскать хоть самый никудышный источник света. Впрочем, иногда ему везло: кое-где обвалившийся, испорченный дырами и трещинами потолок открывал доступ пасмурному небесному освещению: это давало подростку возможность хотя бы увидеть, в какой комнате он находится. В такие моменты мальчик даже с интересом разглядывал пустые ржавеющие доспехи рыцарей и закопчённые флаги с гербами, то, сохранив остатки гордости, свисающие со стен, то, уже устав от жизни, как попало раскиданные по полу и заляпанные чёрт-те чем. Кристиан запомнил, что прошёл уже две или три трапезные, несколько каминных и кухню; порой он замечал ещё и характерные силуэты в промежуточных коридорах: глаза его, наконец, привыкли к темноте.

Мальчику казалось, что замок бесконечен; он точно не знал, куда должен прийти, лишь инстинктивно определял направление своего хода. Непроизвольно все мысли занимал путь, отвлекая от болезненной тоски и предательского одиночества. Он брошен - и всё же идёт, идёт вперёд не останавливаясь. И неизвестно, что ноет больнее - усталые ноги или всё же душа.

Иногда Крис ловил себя на мысли, что бы фея сказала о том или ином его шаге. Он старался гнать прочь размышления об её предательстве, но это представляло для него немалую сложность. Усталая обида разлилась в его сердце в сочетании с полным непониманием: как и зачем она это сделала? А небо в потолочных брешах неумолимо темнело, сменяя оттенки, словно маски. В какой-то момент посыпался снег - один их тех последних весенних снегов, что, как прощальное письмо, посылает отступающая зима. Снежинки замирали в спутанных волосах подростка - однако нельзя сказать, что от этого ему стало холоднее. Напротив, это будто бы успокаивало - словно сама зима решила оплакать разочарование Кристиана вместо него самого. Под одной из брешей в каком-то просторном зале мальчик даже встал и поддался искушению освежить разум, подставив лицо этому летучему серебру. Он стоял так минут пять, иногда слизывая снежинки с горячих губ и смаргивая с век и ресниц. Отдохнув, подросток огляделся и понял, что стоит посреди оружейного зала. Бесплотные железные рыцари ютились по углам с копьями и пиками; на стенах висели видимо трофейные мечи, сабли, мушкеты, арбалеты, кинжалы с изысканными рукоятями и ещё какое-то причудливое огнестрельное оружие с узким дулом. Кристиан в жизни не держал в руках ничего опаснее охотничьего лука, однако быстро смекнул: «Оружие, наверняка, зачаровано. Уж если мне не удавалось одолеть Зло простым кинжалом, то колдовской меч уж точно принесёт мне победу!» Недолго думая, мальчик осторожно снял со стены самый (как ему казалось) острый и крепкий меч и замахнулся им в воздухе - но покачнулся и упал под тяжестью клинка на холодный пол. С трудом поднялся, вновь схватил оружие и до самых сумерек приноравливался к мечу, изучал его, учился управлять им и разить противника. Несколько железных рыцарей обратились в груду металла, гербы были изодраны в клочья, а затянутое тучами небо приобрело бледно-сиреневый цвет. Снег лениво падал сквозь прохудившийся потолок, а в свете сиреневого заката поблёскивали клинки и доспехи. Мальчик неистово фехтовал, меч играл в его руках слегка неуклюже, но яростно и эффективно. На секунду перед глазами появилось свежее лицо, обрамлённое седыми волосами… ей бы это не понравилось, он понимал это явственно. Вдруг закралась мысль: а не это ли она хотела сказать, когда говорила о неподходящем оружии? - но тут же была задушена вездесущей внутренней горечью, - А не всё ли теперь равно?

- Она меня предала, - прошептал Кристиан, сузив глаза и опустив голову, - ни единому её слову не верю… - и нанёс сокрушительный удар последнему бесплотному рыцарю: шлем с забралом полетели на пол и по отдельности раскатились в разные стороны.

Мальчику больше не было холодно: пот струился с него ручьями, он дышал прерывисто и устало. Заткнув оружие за пояс, он поплёлся в тусклом лунном свете в соседнюю комнату: это оказалась опочивальня. Постель была устлана мехами - словно и не была заброшена столетия назад, а лишь только-только была убрана какой-нибудь толстой добродушной горничной. Напротив, кровати висела картина: судя по силуэту в лунном свете (что в этот раз струился из окна, ибо потолок был идеально цел), чей-то портрет. Скинув меч на пол, мальчишка без памяти повалился на кровать и, закутавшись в меха, мгновенно заснул.

***

Он сидел на коленях посреди Зачарованного озера и дробил мечом лёд. От крохотных, распылённых в воздухе кристалликов крошка вырастала до весьма увесистых осколков - однако тоньше корка льда не становилась. Мальчик не понимал, зачем он это делает: пора было Корень рубить, а он по замёрзшей воде лупит. И всё же не мог уйти с места или прекратить бессмысленное действие, причём сам не знал, почему. Просто было ощущение, что вот ещё немного - и лёд поддастся, расползётся по тяжёлой воде, а Кристиан наконец найдёт то, что так долго искал. И неважно, что пальцы трескались и немели от холода и едкого металла рукояти - необходимо было закончить дело. Над ледяным озером сияла луна - белоснежная и ослепительная, она мастерски создавала ощущение иллюзорности происходящего; но Крису этого было будто бы не понять, для него эта чудная иллюзия была реальнее любой реальности.

Внезапно ему в голову пришла идея. Встав с колен, Кристиан замахнулся мечом и, вложив все возможные и невозможные силы, обрушил удар на ледяную кору. Меч вошёл в замёрзшую воду со скрипящим хрустом, и вдоль поверхности змеями заползли разломы и трещины. Мальчик почувствовал, что задрейфовал, но, как ни странно, это его нисколько не испугало и даже не удивило. Он просто смотрел, как толстые, плотные пластины льда расходятся в стороны, а на поверхность воды всплывает пронзённое мечом смуглое и бескровное тело принцессы Луны…

Подросток, тяжело дыша, в испуге вскочил с ложа. Простыни были влажны от испарины, но холодный и чуть затхлый воздух привёл мальчика в чувство. «Какой дурацкий сон я опять увидел! - подумал Кристиан, - Что за чертовщина такая?!» Встав окончательно и размявшись, отгоняя последнюю дымку сна, мальчик вновь взял в руки меч. Теперь держать его было куда проще - вчерашние тренировки не прошли даром. Подросток улыбнулся: за окном сияло солнце - первое, кажется, за эту весну. Вчерашний снег благополучно растаял. Мальчик желал поделиться своей внезапной радостью с феей… и тут всё веселье испарилось: сердце Криса упало, как только он припомнил вчерашний день. Она улетела. И не вернётся, наверное, уже никогда. Мрачная завеса туч спустилась на его душу; он горестно опустился на кровать, понурив голову, глотая подступившие слёзы. Подняв глаза, мальчик увидел портрет, висящий на стене. Написанный, видимо, неким старым мастером, он являл собой лик девицы с жидкими волосёнками и унынием на челе на монотонном тёмном фоне. Прямо на него с картины взирали непропорционально большие для такого лица бирюзовые глаза. Кристиан отпрянул, завидев их: он не мог не узнать эти внимательные и пронзительные очи, что так часто с иронией или укором смотрели на него в пути. Это было единственное сходство изображённой девы с его Сократической феей; однако если глазам феи хотелось верить, если их видеть было счастьем, то на лице унылой девицы они смотрелись издевательски гротескно, до отвращения лживо - так, что погибали все лучшие помыслы и самая светлая память. Мальчик отвернулся и гневно ударил кулаком по перине - но мягкое сопротивление пуха взбесило его ещё больше. Он снёс меховые покрывала на пол, рубанул мечом деревянное основание полога - он с сухим треском рухнул на ложе, - изорвал все ткани и, снова рухнув на кровать, с пылающей ненавистью взглянул на портрет. - Это всё ты виновата, - процедил Кристиан, судорожно вдыхая ноздрями воздух - после чего резко встал и, замахнувшись мечом, оборвал верёвки, на которых держалась картина; холст упал прямо на остриё меча, который прорезал в нём широкую и уродливую дыру. - Ты же обещала, - разрезая картину, говорил Крис. С каждым ударом оружия лик девы становился всё менее узнаваемым, но ярость мальчишки не утихала. Вскоре была в нескольких местах перерублена деревянная рама - теперь изорванный холст, смявшись в складки у самого основания, небрежно валялся на холодном полу, и лишь проклятые глаза можно было явственно различить среди того месива, в которое уже превратился портрет.

- Ты же обещала, - уже громче повторил Кристиан, - обещала, что останешься! Говорила, что не улетишь - так где ты теперь?! - правый бирюзовый глаз пронзило остриё, - Ты просто обманула меня! Предательница, предательница!!! - и с мучительным криком мальчик чиркнул клинком от одного глаза к другому. Черта со стороны смотрелась как рваная рана. Кристиан опустил голову - и упал на колени перед изрезанным холстом, когда увидел, насколько глубже и темнее стала тень у его сердца. Развернув лоскуты бывшей картины, он увидел то, чего точно не ожидал: полотно представляло собой один лишь сумрачный фон, и ни контура, ни фигуры от самого портрета не осталось. В мысли мальчика врезалась неожиданная догадка: только что он убил саму Обиду.

Дата добавления: 2015-08-27