Русалка

Тиха летняя ночь. Ясны звёзды хороводы водят. Месяц рогатый на светлых красавиц поглядывает, подружку себе выбирает.

Шепчутся нежно голоса:

- Любишь ли ты меня, Марусечка?

- Люблю, Ванечка.

- А замуж за меня пойдёшь?

- Пойду...

Прильнуло сердце к сердцу, смешалось дыхание.

Сама не своя от счастья ходила Маруся, вдовы дочка. Не кто-нибудь сватал её, сам Ванька, кузнеца сын - первый на селе жених. Высокий, статный, лицом приятный, речью бойкий - давно запала на него дума девичья. Ничем вроде не выделялась Маруся, из толпы девушек: бедна была мать, приданного богатого дать не могла, красивых нарядов не шила, янтарных бус не покупала, а вот заприметил робкую голубку ясный сокол.

Родители Ивана слышать про такую невестку и не желают.

- Ты чего, сынок, в дом безродную тащишь? На кой она тебе? - удивлялся отец.

- Ладно бы красавица была, а то так себе, - подхватывала мать. - Не пройтись, не поговорить, как следует не умеет. Позор от неё один будет. Молчит только, как рыба, глазища в пол опустит и ни гу-гу. Тьфу ты. То ли дела Наталка. Огонь-девка.

Запали те слова в душу Ивана, стал он на Марусю другими глазами смотреть - посматривать. А Наталка так вьюном и вьётся, мелким бисером рассыпается. Толстые чёрные косы, как змеи диковинные вокруг стана вертятся, лицо румяное горит, как зорька, глаза вострые, весёлые сверкают из-под тонких бровей, а голос чистый, звонкий, льётся, как ручеёк весной. Огонь-девка. И то сказать - дочь мельника. Не голытьба какая-нибудь. Забыл Ванька Марусю, раздумал жениться.

Бьётся, мечется Маруся. Горе её лихорадкой сжигает, тоска горло холодной рукой сдавила - не вдохнуть, ни слова толком молвить.

- Поплачь, доченька, поплачь, милая, - уговаривала вдова единственную свою отраду. - Легче станет.

Но как плакать, если слёз нет? Если свет белый в одночасье не мил стал?

На исходе лета засватали соседку Наталку за Ваньку, кузнеца сына.

Встала как-то ночью Маруся, к образам подошла, но не идёт молитва - забылась совсем. Душит горе, тоска камнем давит. Вышла девица из избы и бегом на речку. Катятся тяжёлые волны, берега подмывают. Замерла Маруся, на воду взглянуть боится.

- Иди домой, - шепчет ей ветерок. - Страшно!

- Иди домой, - скрипят старые ивы. - Страшно!

- Ко мне, ко мне, - шумит река.

Маруся в воду бултых, только её и видели. Сгинула вдовья дочка.

***

Тиха летняя ночь. Ясны звёзды хороводы водят. Хорошо-то как!..

В чистом поле русалки бегают, песни поют, а то в горелки играть вздумают. Визг, шум, хохот.

Шепчутся тихо голоса:

- А тебя как звали?

- Марусей. А тебя?

- Агашей люди величали.

- Ты как сюда попала, Агашенька?

- Как батюшка помер, совсем не стало мне житья от мачехи и сестрицы сводной. Поедом меня ели, проклятые. Я и утопилась. А ты?

- Милый бросил, на другой жениться вздумал.

- Не грусти, Маруся, у нас жизнь вольная, весёлая. Улыбнись!

- Не могу, Агаша. Ваня из сердца не идёт, все думы о нём. Слёзы горючие и на этом свете по нему лью.

- Так нельзя, сестра! Отомстить тебе надо, тоска и пройдёт.

- Это как же, Агаша?

- А как я своей мачехе отомстила? Утопила и её, и дочку - обе они чертям достались. Долго этих змеюк я ждала-караулила, боялись они к реке ходить. А тут как раз лето выдалось жаркое, на солнце словно на сковороде раскалённой. Ну и заявилась сестрица моя к реке, купаться. В воде-то хорошо, прохладно. Я поначалу и подобраться к ней не могла, всё она у берега плескалась, а потом осмелела, на серёдочку заплыла. А я тут как тут, за ноги её схватила, да на дно и утащила. Её потом долго искали, в камышах нашли уж всю раздутую. Мамаша её так выла - голосила, что все мавки от смеха животики надорвали. А потом мачеха сама повадилась на реку ходить, всё по берегу бродила, дочку звала. Я к ней и вышла. Она хлопнулась на колени, орёт дурниной, прости, мол, Агашенька, не губи. Я её за руку взяла, да в воду и завела. Утопила, значит и её, - русалка залилась весёлым смехом, словно хрустальные колокольчики зазвенели. - Утопи и ты своего неверного. Пусть другой не достанется! Кто до смерти довёл - сам умереть должен - это по закону!

- Утоплю, - решила Маруся. - Пускай Наталка в вдовах ходит!

***

Тиха летняя ночь. Ясны звёзды хороводы водят, переглядываются, пересмеиваются.

Умерла от горя вдова, мать Маруси. Заколотили добрые люди старый дом досками, а старуху на погост снесли, похоронили, как полагается.

У Наталки дочь родилась. Но не ладится в молодой семье. Ваня хмурый ходит, бледный, с лица спал совсем. На жену не глядит, жизни не рад.

Наталка и так, и этак к нему ластится, всё просит - упрашивает:

- Расскажи, Ванечка, что за печаль на сердце у тебя? Или не люба я стала? Или дочь родила не красавицу?

- Люба ты мне, Наталка. А дороже Алёнки у меня вовсе никого и нет. Маруся из головы не идёт. Снится стала. Словно иду я ночью к реке, а она там, на бережке стоит. Вся в белом, в волосы лилии водяные вплетены. "Что ж, так долго не приходил, Ванечка?" - говорит. А сама руки ко мне тянет. Я перекреститься хочу - не могу. Молитвы забыл. Ноги к утопленнице сами собой идут. Какие холодные у Маруси руки, Наталка. А раньше, помню, тёплая вся была, как воробушек. Виноват я в её смерти. Как дальше жить и не знаю. Хоть топись, право слово.

- Что ты, что ты! - запричитала - заплакала жена. - О дочери подумай! Обо мне! Сокол ты мой ясный, Ванечка! Забудь Маруську! Сама она во всём виновата - первую разве её жених бросает? Что ж, всем топиться что ли?

Ваня на слова жены только вздыхает, головой качает. Наталка за помощью к свекрам бросилась. Но и те не смогли вразумить сына. Кручинится парень и всё тут.

- Ты поласковей с ним будь, - учит мать сноху. - Пройдёт всё. Успокоится, забудет.

Только к реке жена и родители старались Ваньку не пускать. Мало ли чего удумает.

***

Лето красное! День долог, ночь сладка. Разнотравье цветёт, мошкара пищит, кусается, в рот да глаза лезет. Воздух горячий, сухой, дышать порой трудно становится. Ни дождичка, ни ветерка прохладного.

- Папка! Айда на речку, - канючит Алёнка. - Купаться хочу.

- Вот мамка придёт, с ней пойдёшь! - отмахивается отец.

- Ну, папка, ну айда... - не отстаёт девчонка.

Любит Ваня дочку, во всём ей потакает. Да и самому искупаться хочется, разгорячённое тело остудить.

- Ну, идём, идём, егоза, - соглашается Иван Прокопич.

На реке Ваня дочке говорит:

- Далеко не заплывай, возле берега плескайся!

- Хорошо, папочка! - кричит Алёнка и прыгает в воду.

Плещется девчушка, играет, визжит. Ваня за ней приглядывает. Сам уже окунулся и на бережке лежит, отдыхает. В сон его клонит...

Вдруг на солнце тучка набежала, тихо стало, только вода журчит. Вскочил Ваня, ищет Алёнку глазами. И видит: стоит посреди реки Маруся вся в белом, на голове венок из лилий, на руках его дочь держит.

- Что ж, ты так долго не приходил, Ванечка? - спрашивает русалка.

- Не губи дочку! - хрипит Иван, а сам перекреститься хочет, но рука тяжёлая стала, не поднять.

- Иди ко мне, - зовёт Маруся. - Я Алёнку тебе отдам.

Ваня в реку зашёл сначала по колено, потом по грудь. Мавка далеко стоит - не достать. Волны вокруг шеи уж плещутся, захлёбывается Иван. А Маруся смотрит, улыбается. Сомкнулись над головой неверного жениха тяжёлые волны, проглотила его река.

Алёнку Наталка на берегу нашла, еле живую от страха. Болела потом девочка долго и тяжело, так до конца и не оправилась, ущербная на ум стала. Рассказать куда папка делся, не могла, только про тётю с холодными руками повторяла. Ванька сгинул, забрала его таки Маруся. Наталка вдовой осталась, в бедности жизнь свою закончила. Свекры смерть сына не снесли, друг за другом в могилу сошли.

Тиха летняя ночь. Ясны звёзды хороводы водят. Месяц рогатый на светлых красавиц поглядывает, подружку себе выбирает. В чистом поле русалки танцуют, смеются, радуются - праздник празднуют. Водяной на Марусе женится! Вот будет гулянье, вот будет потеха!

Дата добавления: 2015-08-27