Альберт эйнштейн

1) ЛОГИКА («догматик»)

2) ВОЛЯ («дворянин»)

3) ЭМОЦИЯ («сухарь»)

4) ФИЗИКА («лентяй»)

Много странного было, на первый взгляд, в характере Эйнштейна. Он, например, мог жениться на девушке только потому, что ему понравился ее голос. Милева Марич была невзрачна, хромонога, и «однажды один из сокурсников сказал Эйнштейну, намекая на ее хромоту: «Я никогда бы не отважился жениться на женщине, не вполне здоровой». Эйнштейн тихо ответил: «Почему бы и нет? У нее милый голос.»«И женился.

В этом отношении Эйнштейн напоминает Роксану из ростановского «Сирано де Бержерака». Она, как мы помним, способность глубоко и сильно говорить о чувствах ставила много выше внешней привлекательности. И как водится в таких случаях, причина подобных предпочтений в психическом типе Роксаны и Эйнштейна. При 3-й Эмоции и 4-й Физике чувствительность автоматически превалирует над чувственностью.

Повышенная чувствительность 3-й Эмоции, функции ранимой, вместе с тем требует известной сдержанности в проявлении чувств и не без удовольствия одергивает их из- лишне бурные проявления. Однокашник Эйнштейна вспоминал: «... то была одна из тех сложных натур, которые умеют скрывать под колючей оболочкой исполненное нежно- сти царство своей интенсивной эмоциональной жизни. Случай повелел, чтобы этот мыс- литель раскинул свой шатер в романтическом стане семейства Винтелер, где он чувство- вал себя счастливым. Тогда, так же как и сейчас, он испытывал просто органическую потребность исполнять песни Шумана «Орешник». «Лотос»...всех названий мне уже не припомнить. Этой музыкой наслаждался и Гейне, его излюбленный поэт. Часто бывало, что едва отзвучит последний аккорд, а Эйнштейн своей остроумной шуткой уже воз- вращает нас с неба на землю, намеренно нарушая очарование.

Эйнштейн ненавидел сентиментальность и даже в окружении людей, легко прихо- дящих в восторг, неизменно сохранял хладнокровие.»

Язва по 3-й Эмоции Эйнштейна была столь глубока, что он открыто выступал про- тив романтизма — течения, всеми «сухарями» осуждаемого, но не всеми осуждаемого открыто. Он говорил: «По-моему, в философии, так же как в искусстве, романтика — это своего рода незаконный прием, к которому прибегают, чтобы, не слишком утруждая себя, добиться более глубокого восприятия». Более того, Эйнштейн отрицал необходимость красоты в науке, тем самым засушивая даже ту сферу человеческой деятельности, что суха по самой своей природе.

«Эйнштейн» — тип классического ученого, именно такого, каким привык пред- ставлять себе ученого обыватель: вечно погруженный в мир идей (1-я Логи- ка),забывающий о хлебе насущном (4-я Физика), равнодушный к красоте (3-я Эмоция).

«Эйнштейн» нередко выглядит карикатурой на ученого, действительность, конечно, на- много сложнее, но в основных своих внешних параметрах карикатура верна.

* * *

По обыкновению 1-х Логик Эйнштейн всем ролям предпочитал роль одинокого мыслителя. Он сам писал, что «для ученого идеальным было бы место смотрителя маяка,

«и возражения друзей, будто человеку для творчества необходимо общество, не поколе- бали его позиции.

Тяга к одиночеству у Эйнштейна была двуприродна. Интеллектуальная автоном- ность 1-й Логики сочеталась в нем с закоренелым индивидуализмом 2-й Воли. О «дво-

рянской» сути своего характера он писал: «Мое страстное стремление к социальной спра- ведливости и чувство социального долга всегда находились в странном противоречии с явным отсутствием потребности в тесном общении с отдельными людьми и целыми кол- лективами. Я самый настоящий индивидуалист и никогда не отдавал безраздельно свое сердце государству, родине, друзьям и даже собственной семье, я был к ним привязан, но всегда испытывал неослабевающее чувство отчужденности и потребности в одиночестве; с годами это только усиливается... Человек такого склада, разумеется, частично утрачива- ет непосредственность, беззаботность, но зато он обретает полную внутреннюю незави- симость...»

Вообще, анализируя характер Эйнштейна, приходишь к выводу, что автономность и независимость его ума неотделима от автономности и независимости нрава, то и другое сливается в его натуре и предстает взорам посторонних как единое целое. Однокашник Эйнштейна писал: «Насмешливая складка в уголке пухлого рта с чуть выпяченной ниж- ней губой отпугивала филистеров, отбивала у них охоту к более близкому знакомству. Условности для него не существовали. Философски улыбаясь, взирал он на мироздание и беспощадно клеймил остроумной шуткой все, что носило печать тщеславия и вычурно- сти... Он бесстрашно высказывал свои взгляды, не останавливаясь перед тем, чтобы ра- нить собеседника. Все существо Эйнштейна дышало такой отважной правдивостью, ко- торая в конечном счете импонировала даже его противникам».

Будучи студентом, Эйнштейн, получив вместе с другими студентами инструкцию с описанием задачи и метода ее решения, бросал инструкцию в корзину и выполнял реше- ния по-своему. Однажды разгневанный профессор спросил своего ассистента: «Какого вы мнения об Эйнштейне? Ведь он делает все не так, как я велел?» Ассистент ответил: «Это правда, господин профессор! Но его решения верны, а методы, которые он применя- ет, всегда интересны.» Кто возьмется судить в этом случае, что от независимости харак- тера (2-й Воли), а что от эгоизма ума (1-й Логики)?

Неприхотливость в быту и бессеребрянничество Эйнштейна сделались легендой. Он отказывался от бесценных скрипок, превращал в книжные закладки банковские чеки с множеством нулей, был анекдотично небрежен в пище и одежде, и, думаю, нет нужды говорить, что все эти особенности поведения Эйнштейна восходят к его 4-й Физике.

* * *

Наверно, по справедливости этот психический тип кроме имени Эйнштейна должен был носить второе имя, имя Бердяева. Дело в том, что Бердяев был не просто «эйнштей- ном», но человеком, как мало кто глубоко и честно глядящим в себя, и его книга «Само- познание» является выдающимся памятником исповедальной литературы. Любопытст- вующих я отсылаю к этой книге, а пока приведу лишь несколько очень выразительных цитат, исчерпывающе описывающих «эйнштейновский» порядок функций. Бердяев пи- сал: «Я замечал малейшие оттенки в изменении настроений. И вместе с тем эта гипер- чувствительность соединялась во мне с коренной суховатостью моей природы. Моя чувствительность сухая. Многие замечали эту мою душевную сухость. Во мне мало вла- ги. Пейзаж моей души иногда представляется мне безводной пустыней с голыми скалами, иногда же дремучим лесом. Я всегда очень любил сады, любил зелень. Но во мне самом нет сада. Высшие подъемы моей жизни связаны с сухим огнем. Стихия огня мне наиболее близка. Более чужды стихия воды и земли. Это делало мою жизнь мало уютной, мало радостной. Но я люблю уют. Я никогда не испытывал мления и не любил этого состоя- ния. Я не принадлежал к так называемым «душевным» людям Во мне слабо выражена, задавлена лирическая стихия. Я всегда был очень восприимчив к трагическому в жизни. Это связано с чувствительностью к страданию. Я человек драматической стихии. Более духовный, чем душевный человек. С этим связана сухость. Я всегда чувствовал негармо-

ничность в отношениях моего духа и душевных оболочек. Дух был у меня сильнее души. В эмоциональной жизни души была дисгармония, часто слабость. Дух был здоров, душа же больная. Сама сухость души была болезнью. Я не замечал в себе никакого расстрой- ства мысли и раздвоения воли, но замечал расстройство эмоциональное. « Безуко- ризненный диагноз «эйнштейна», поставленный самому себе:1-я Логика, 2-я Воля, 3-я Эмоция.

В автобиографической книге Бердяева много примеров и на 4-ю Физику. Вот неко- торые из них: «Близкие даже иногда говорили, что у меня есть аскетические наклонно- сти. Это неверно, мне, в сущности, чужд аскетизм. Я с детства был избалован, нуждался в комфорте. Но я никогда не мог понять, когда говорили, что очень трудно воздержание и аскеза.. я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим путем; был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать... Жизнь в этом мире поражена глубоким трагизмом... Мне свойственно состояние тоски.. У меня никогда не было чувства проис- хождения от отца и матери, я никогда не ощущал, что родился от родителей. Нелюбовь ко всему родовому — характерное мое свойство. Я не люблю семьи и семейственности, и меня поражает привязанность к семейному началу западных народов. Некоторые друзья шутя называют меня врагом рода человеческого».

* * *

Для полноты картины хорошо бы было привести пример на «эйнштейна»-

политика. И по счастью, свежий и очень выразительный пример такого политика имеется

— это Джордж Буш.

Джордж Буш, на мой взгляд, один из лучших президентов США за всю их историю. Еще в пору вице-президентства он обратил на себя внимание невозмутимостью, кор- ректностью, деликатностью и лояльностью поведения. Он играл в команде Рейгана и вел себя строго в соответствие со своим местом в команде и правилами коллективной игры. Когда же пришел его черед занять Белый дом, Буш, не меняя ничего в духе рейгановской администрации (у обоих была 2-я Воля), многое переменил во внешности и системе при- оритетов.

Сохранились принципы коллегиальности, «делегирования ответственности», стремление к консенсусу, работы не на себя, а на свое дело. Знающие люди говорили о Буше: «Он председательствует, но не ведет за собой..» «... он рожден для этой роли. Но большую часть своей жизни он провел, работая на других. Создается впечатление, что теперь, когда он стал высшим должностным лицом в государстве, он работает на само президентство в качестве президента.» Вместе с тем, многое переменилось с приходом Буша в Белый дом. При Рейгане «официальные встречи, организованные сотрудниками Белого дома, превращались в приветственные, а не деловые. Как правило, президент встречал группу глупым анекдотом, вслед за тем зачитывал по карточке-шпаргалке вы- сказывания, которые должны были поднять его авторитет. Когда говорили его гости, он хрустел леденцами и с пониманием кивал головой. Потом было «спасибо», «благослови вас Бог» и «давайте сфотографируемся».

Про Буша рассказывали иначе: «Буш — серьезный слушатель и задает серьезные вопросы. Шпаргалки и организованное фотографирование ушли в прошлое. ««На смену политикам, набранным Рейганом... Буш привел деятелей совсем иного толка. Места в его правительстве заняли очень компетентные и обладающие, как правило, самыми широки- ми связями и опытом люди. Для них на протяжении всей политической карьеры идеоло- гические пристрастия практически всегда играли второстепенную роль. Прагматизм и профессионализм — вот два основных качества, которыми, как считают американские наблюдатели, «в избытке» обладают те, кто во главе с Бушем составляет ядро новой ад- министрации.»

Разницу в манерах этих двух президентов, очевидно, определило различие в поло- жении Логик на ступенях их порядка функций. Логика — слабость Рейгана, являлась основной силой Буша и разносторонняя компетентность окрашивала все, что делала его администрация. Вообще складывается впечатление, что Бог ворожит Америке по- особому. Президентство Буша — явное тому доказательство. Надо же Ему было так под- гадать, чтобы в самый опасный за послевоенную историю период, период распада Вар- шавского договора, Советского Союза, краха коммунистической идеологии, кризиса в Персидском заливе у руля американского государства оказался самый подготовленный для этой миссии президент. Оглядываясь сейчас назад, невольно поражаешься с каким умом, тактом и хладнокровием вышла Америка из этой всемирной передряги.

Особенно показательна с точки зрения психософии война в Персидском заливе. Как мы помним, человек конфликтует в соответствии со своим порядком функций, последо- вательно, сверху вниз пуская их в дело. Соответствующим образом вел себя по отноше- нию к Ираку и Буш. Только когда стала очевидна бесполезность мирных средств воздей- ствия на агрессора, он ударил, но ударил в соответствие со своим порядком функций: холодно и беспощадно (3-я Эмоция + 4-я Физика).

Хладнокровие 3-й Эмоции Буша сказалось и на результатах выборов в президенты на второй срок. Не положительно, разумеется. Американцам надоел президент, лишен- ный обаяния, с натянутой улыбкой, произносящий умные, но донельзя скучные речи. Хотя мы теперь понимаем, что Буш в силу 3-й Эмоции только выглядел бесчувственным, а не был им. Но... Буш пытался объясниться с публикой по этому поводу, говоря: «Ко- нечно, президенту приходится переключаться с вопросов внутренней политики на вопро- сы внешней, а затем вновь на внутренние, все время. Иногда, как, например, сегодня с этим исполнявшим песню таиландским парнишкой-инвалидом из Бангкока, меня захва- тывает эмоция момента, и эмоции выходят наружу. Когда я смотрел на счастливое лицо этого брошенного родителями на улицах Бангкока слепого паренька, который те- перь пел на южной лужайке, я должен признаться, что у меня был спазм. Но затем нача- лось заседание Совета национальной безопасности, и думать о пареньке на лужайке было уже нельзя. Нужно было сконцентрироваться на важных вопросах национальной безо- пасности. Но такова жизнь. Это часть моей работы.» Однако американцы поленились вникать в сложности душевной организации президента и выбрали другого, пообаятель- ней, играющего на саксофоне. Бушу ничего не осталось, как утешать себя простым, оче- видным, но мало действенным доводом: «Пудинг таков, каков он на вкус, а не таков, ка- ким он выглядит.»

* * *

Сугубый рационализм и засушенность душевной организации «эйнштейна» как бы исключает плодотворность деятельности этого типа на культурной ниве. Однако много- численные изображения самого Эйнштейна со скрипкой в руках уже намекают на чаще скрытую, но интенсивную эстетическую жизнь.

Скажу больше, можно назвать трех ««эйнштейнов», не просто посвятивших искус- ству свою жизнь, но ставших величайшими в мировой истории живописцами. Читатель будет удивлен, но это: Андрей Рублев, Леонардо да Винчи и Жорж Сера.

О Рублеве практически ничего не известно, о Леонардо — очень мало, о Сера — немногим больше, чем о Леонардо. Но если рассортировать по известной нам схеме био- графические крохи, а главное, поставить рядом их, несопоставимые по времени и про- странству, произведения, то типичная «эейнштейновская» картина психической органи- зации всех трех выстроится сама собой.

1-ая Логика. Произведения всех трех отличаются превосходящей всякое обыкно- вение интеллектуальной наполненностью. Анализ композиций Рублева, Леонардо, Сера

показывает математическую выверенность каждой точки, детали, линии, т.е. демонстри- рует чрезвычайную крепость головы художника, видную уже из того, как он строит ком- позицию. То, что Леонардо был великим ученым и инженером, а Сера завистники ругали

«химиком», «математиком» лишь подтверждают выводы, следующие из анализа их осо- бого композиционного дара. Сера крестиком пометил одно характерное высказывание в статье из журнала «Ар»: «В искусстве все должно быть сознательным», — и нет сомне- ния, что под ним подписались бы и Рублев, и Леонардо.

2-ая Воля. Все трое ученичествовали недолго, быстро превзошли учителей и скоро нашли самостоятельную дорогу в искусстве. Хотя у Рублева и Леонардо учителя были на зависть — Феофан Грек и Перуджино. Все трое явились крупнейшими реформаторами живописи своего времени, но школ своих не создали и не похоже, чтобы стремились к этому. Для произведений Рублева, Леонардо, Сера характерны статичность и внутренний покой персонажей, природы, они как бы омываемы тишиной и мирным одиночеством самодостаточного человека. И все это — явные приметы «дворянской» психологии, силь- ной, независимой, творческой, покойной, уверенной в себе.

3-ья Эмоция. Живопись Рублева, Леонардо, Сера — это не живопись чувств, а жи- вопись настроений, т.е. материй гораздо более тонких, нежели те, что обычно представ- ляет живопись. Крайней сдержанностью отличается жестикуляция и мимика персонажей, какого-либо бурления не наблюдается и в видах природы, запечатленных на холстах этих художников. Хотя только улыбка «Джоконды» окрещена была «загадочной», на самом деле все творчество Рублева, Леонардо и Сера загадочно в своей невыразимости, нефор- мулируемости тех состояний, что, существуя на уровне ультразвука, лишь угадываются в их произведениях. Всякие попытки описать настроения «Джоконды», «Звенигородского Спаса», «Моста Курбвуа» обречены, потому что слов, адекватно передающих их неж- ность, тонкость и сложность просто не существует в природе.

4-ая Физика. Вместе с тем, если сильно упрощая и огрубляя, попытаться сформу- лировать типичное для творчества всех трех настроение, назвать их эмоциональную до- минанту, то это будет печаль. Как уже говорилось, «лентяи» — народ ослабленный ви- тально, и предпочтение отдает темноокрашенным эмоциям. Солнце на полотнах Сера и Леонардо если и светит, то не греет. Цвет в живописи всех троих сложен и не ярок, объе- мы не сочны по лепке, тела лишены силы и либидо, что естественно для иконописной традиции времен Рублева, но совершенно чуждо для традиции Ренессанса и импрессио- низма.

Какого-либо психологического портрета Рублева история нам не оставила. О Лео- нардо современники иногда упоминали как о человеке крайне сдержанном в своих чув- ствах — и только. С Сера же один случайный его попутчик сделал небольшой психоло- гический портрет, который мы с известными поправками можем перенести на Рублева и Леонардо, а равно на всех, занятых в искусстве «эйнштейнов»: «Обладающий чувством собственного достоинства, скромный и простой, однако до такой степени проникнутый мыслью о необходимости и достаточности науки и химии в искусстве, что это приводило в изумление.»

* * *

Разумеется, «эйнштейн», трудясь на культурной ниве, не только в живописи готов заявить свой своеобразный талант. Но чтобы не растягивать повествование, только упо- мяну, что великолепным образцом «эйнштейна»-поэта был Николай Заболоцкий. Читайте его стихи, в них все сказано. Я же приведу лишь одно четверостишие Заболоцкого, в котором поэт с безукоризненной точности назвал в себе Низ и Верх:

«Сквозь рты, желудки, пищеводы, Через кишечную тюрьму

Лежит центральный путь природы К благословенному уму».

* * *

Тонкие черты лица, худоба, небрежность в одежде — характерные приметы облика

«эйнштейна». Прическа короткая неухоженная, взгляд печальный ироничный. Мимика и жест почти бесцветны.

Дата добавления: 2015-08-27