Мир как Воля и представление 6 страница

Однако «мещанин» не был бы самим собой, если бы, ощущая комфортность рас- творения своей ранимой личности в толпе, одновременно втайне не бунтовал против нее и не стремился вырваться. Утрата индивидуальности — мечта и боль 3-й Воли. Писатель Замятин под впечатлением революции 1905 года писал невесте: «Да ведь это почти сча- стье! (...) Когда что-то подхватывает, как волна, мчит куда-то и нет уже своей воли — как хорошо! Вы не знаете этого чувства? Вы никогда не купались в прибое?» А спустя 15 лет тот же Замятин опубликовал пророческий роман-антиутопию «Мы», насквозь пропитан- ный диким ужасом перед наступающей социалистическое обезличкой.

* * *

Отдадим должное, «мещанин» талантлив, как никто. И на то есть минимум три причины. Во-первых, положение остальных функций на ступенях психической иерархии дает ему силу и раскованность в любом виде творчества. У «мещанина» барахлит мотор творчества — Воля, но зато весь набор инструментов для разных операций: интеллекту- альных, художественных, материальных — вполне свободен. Во-вторых, тонкость психи- ческой организации 3-й Воли в целом придает этому творчеству изысканный и рафини- рованный оттенок. В-третьих, 3-я Воля талантлива уже потому, что она скрытно, но бе- шено и ненасытно честолюбива. Наконец, самое главное, типичная для «мещанина» не- приязнь к себе и окружающим, критический взгляд на мир являются идеальным творче- ским стимулом, позволяющим находить недостатки, недоделки, возможность перемен там, где другие Воли, более благодушно взирающие на мир, их просто не видят.

Может показаться, что есть некое противоречие в утверждении о возможности та- ланта при отсутствии сильного личностного ядра. Но на самом деле никакого противоре- чия здесь нет. Бердяев писал: «Андрей Белый, индивидуальность необыкновенно яркая, оригинальная и творческая, сам говорил про себя, что у него нет личности, нет «Я». Ино- гда казалось, что он этим гордится. Это только подтверждало для меня различия между индивидуальностью и личностью». Совершенно верно замечено. Яркость индивидуума

— это еще не гарантия сильной личности, и могучий талант совсем не обязательно тож- дественен могучему «Я». Или, как гениально выразилась Фаина Раневская: «Талант, как прыщ, может и на заднице вскочить.»

Вместе с тем и таланту «мещанина» есть предел, невидимо очерченный его же 3-й Волей. При всей смутности панегирической терминологии, не способной отделить даро- вание от таланта, а талант от гениальности, можно с уверенностью сказать, что путь гени-

альности, подлинного откровения — не «мещанская» стезя. Дело в том, что творчеству 3- й Воли непременно сопутствует элемент «попсовости», коньюнктурности, т.е. внутрен- ней развернутости к мнению толпы, элемент страха перед общественной оценкой, гирей висящей на его руках. Каким бы радикалом в искусстве, науке или на производстве не выглядел «мещанин», он всегда знает, что он не один, но в некой толпе и исполняет оп- ределенный социальный заказ. Неспособность к подлинной независимости — беда 3-й Воли не только в быту, но и в творчестве, плоды которого в высших своих проявлениях пусть блистательная, но «попса».

* * *

Внешняя сторона душевного облика 3-й Воли хорошо передана в одном описании Гоголя, сделанном его современником: «Во всей фигуре было что-то несвободное, сжа- тое, скомканное в кулак. Никакого размаха, ничего открытого нигде, ни в одном движе- нии, ни в одном взгляде». Характерные для 3-й Воли внутренняя несвобода и скомкан- ность духа, проявляющиеся в мимике и пластике, действительно очень типичны.

Но особенно заметен взгляд, он, как и во всех других случаях, — наиболее яркая внешняя примета 3-й Воли. Точнее, неуловимость его. Мера скрытности взгляда у 3-й Воли бывает разная, в зависимости от глубины язвы по Третьей. Часто описываемые в литературе «бегающие глаза» — достаточно редки, они — удел и примета крайней степе- ни уязвления Воли. Чаще у «мещанина» такое выражение глаз, какое описал Горький, рассказывая о Есенине: «От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце. Беспокой- ный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то, вдруг, неуверенно, смущенно и недоверчиво. Мне показалось, что в общем он настро- ен недружелюбно к людям.» Добавлю, что типичен для 3-й Воли нетвердый, неуловимый, как бы, уплывающий взгляд. Обычно на эту неуловимость взгляда не обращаешь внима- ния (мало ли что может привлекать чужой взгляд, кроме твоей собственной персоны) и только потом, некоторое время спустя обнаруживаешь, что после продолжительного об- щения с человеком, так и не можешь сказать — какого цвета у него глаза.

3-я Воля знает, что с глазами у нее не все в порядке и иногда прибегает к разного рода маскировкам. Чаще всего в таких случаях пользуются черными очками. Практика эта давняя, заведенная еще тогда, когда черные очки носили только слепые. Про одного даровитого эмигрантского поэта рассказывалось: «...он был прекрасным оратором. И это несмотря на чрезвычайно невыигрышную внешность — внешность слепца. Отсюда и черные очки, скрывающие его кажущиеся слепыми глаза. Он, впрочем, отлично видит. Он сам, должно быть, сознавал странное впечатление, производимое его глазами, и нико- гда не снимал черные очки.

Ведь глаза — зеркало души. Но его глаза вряд ли были зеркалом души. Это были странные, неприятные глаза, производившие на многих просто отталкивающее впечатле- ние. В них совсем не отражалась его душа — душа поэта.

Его черные очки, впрочем, были иногда и полезны. В метро и в автобусах, даже в часы наплыва, для него всегда находилось сидячее место: уступи место слепенькому».

Есть изобретения и поинтересней черных очков. Почти гениальный выход из поло- жения нашел Сталин. Трубка. Постоянно манипулируя с трубкой: то набивая ее, то вы- чищая, то прикуривая ее, постоянно гаснущую, — он мог сколько угодно скашивать глаза

— неуловимость взгляда в этом случае всегда выглядела вполне естественно.

Другая надежная внешняя примета 3-й Воли заключается в кислом, отчужденном, злом выражении, которое чаще всего натягивает на свою физиономию «мещанин». Что, надо признать, очень портит обычно привлекательные по своим чертам лица «мещан». Маркиз де Кюстин точно описал это выражение на красивом лице Николая I. Он сооб-

щал: «При первом взгляде на государя невольно бросается в глаза характерная особен- ность его лица — какая-то беспокойная суровость. Физиогномисты не без оснований ут- верждают, что ожесточение сердца вредит красоте лица.»

Лексика 3-й Воли, видимо, по аналогии с внутренним состоянием, носит заметно сниженный характер, она богата жаргонными, блатными словечками и просто матерщи- ной. Вообще, у 3-й Воли особый талант ругателя, обидчика, хама. Никто так не даровит на оскорбление словом, как «мещанин». Мне приходилось знавать одного православного митрополита, который одной фразой посылал в нокаут почти незнакомых ему людей. 3-я Воля — тончайшая психическая мембрана, и сочетание этой мембраны с пристрастием к низкому, бранному, беспощадному слову делает «мещанина» страшным противником в словесных баталиях.

Очень надежной приметой 3-й Воли можно считать заметно сниженные формы об- ращения «мещанина» к близким. Разумеется, в зависимости от языка и народа формы эти разняться. Что касается русских «мещан», то они любят обращаться к близким, либо сниженной формой имени (Нинка, Петька и т.д.), либо по фамилии (вспомним, хрестома- тийное чеховской попрыгуньи — «Дымов!»).

* * *

По своим вкусам «мещанин» (простите за тавтологию) — классический мещанин. Его имманентная зависимость от чужого мнения, от окружения, от общества делает «ме- щанина» заложником моды, причем, моды в ее самой банальной, самой обезличенной форме. И это заложничество не только не тяготит 3-ю Волю, но подчас способно доста- вить ей подлинное удовлетворение. Помню, как поразили меня первые впечатления от армии одного моего приятеля, когда он почти с воодушевлением рассказывал: «Пред- ставляешь? Я лысый, и все вокруг меня лысые. Я в зеленом, и все в зеленом. Мне так это понравилось...» Самое поразительное, что данное признание мне довелось услышать из уст профессионального художника.

Или вот еще одно чрезвычайно выразительное признание, сделанное в интервью известным поп-певцом Джордж Майклом. На вопрос, почему в его доме такая скучная мебель, он ответил: «Я предпочитаю скучную мебель. Кто знает, может быть, рядом с каким-нибудь бесценным предметом я бы выглядел совершенно заурядным. В моей ме- бели не должно быть больше характера, чем во мне самом.» Настоящее откровение, оше- ломляющее по полноте, емкости и точности изложение вкусовых пристрастий 3-й Воли. Как, впрочем, вкусов вообще. Вспомним, в доме гоголевского Собакевича мебель крича- ла: «И я! И я — Собакевич!» Наши вкусы — это мы в своем материальном выражении, и все к чему прикасается наша рука носит отпечаток нашей психики.

«Крепостной» (4-я Воля)

«Крепостные» — самые милые люди на свете. В их поле дышится легко, как ни в каком другом. И не без причины. К примеру, душа 1-й Воли бетонными надолбами сво- его «Я» на дальних подступах встречает всякого праздного посетителя. 2-я Воля более доступна, но проникновение в ее каучуковую суть так же имеет неясно читаемые, но ясно ощущаемые границы. Поле души 3-й Воли размыто и дает о себе знать не столько твер- достью, сколько разлитым в воздухе нервным электричеством.

Иное дело, 4-я Воля, ее поле можно проходить насквозь, въезжать на танке — со- противления не будет. Потому так легко дышится в поле «крепостного» — оно разряже- но. Про Дарвина с его 4-й Волей вспоминали так: «Кому хоть раз посчастливилось сидеть с ним за одним столом...в тесном кругу добрых друзей, а особенно если соседкой его ока-

зывалась милая женщина, тот не скоро такое забудет. С ним каждый чувствовал себя лег- ко и просто, он болтал, весело смеялся, оживленно поддевал, подразнивал, но не обидно, а лишь забавно и даже лестно; притом к гостю он всегда относился уважительно и неиз- менно старался вовлечь нового человека в общий разговор».

Внешне 4-я Воля практически ничем не отличается от 2-й Воли. Ей присущи те же естественность и простота поведения, уважительность и деликатность обращения, безмя- тежность и открытость взгляда. Право, я и сам не берусь отличать «крепостного» от

«дворянина» при шапочном знакомстве. Впрочем, как уже говорилось, при всем своем сущностном различии Вторая и Четвертые функции внешне почти не отличимы.

* * *

Картина мироздания, живущая в душе 4-й Воли, практически повторяет соответст- вующую картину 1-й Воли, т.е. космос — это иерархия, состоящая из двух ступеней: верхней и нижней. Разница в том, что «крепостной» автоматически помещает себя не на верхнюю, как «царь», а на нижнюю ее ступень, отводя себе роль пасомого, подчиненного, ребенка.

Отсюда одна из характернейших примет 4-й Воли — ее безвременная детскость, которую, в силу искренности и простодушия, не хочется называть инфантилизмом. В принципе, и 3-я Воля инфантильна, но она пытается маскироваться под взрослого и тем отталкивает. 4-я Воля не маскируется и тем очень располагает к себе, хотя есть в ее пове- дении черты, вызывающие недоумение и оторопь. Например, Жан-Жак Руссо, попав под одеяло к мадам де Варанс, и там продолжал называть ее «мамочкой», хотя характер от- ношений очевидно противоречил такому обращению.

Безграничная исповедальность — ахиллесова пята и характернейшая из примет

«крепостного». Толстой долго страдал от того, что не способен писать с той искренно- стью, с какой написана «Исповедь» Руссо. И страдал напрасно. Толстому, с его 1-й Во- лей, просто не дано было писать с такой бесшабашной откровенностью, на которую спо- собна только 4-я Воля. А легко дается исповедальность ей потому, что у «крепостного» отсутствует чувство личностного самосохранения, не дорога Воля — опора личности, удар по которой мог бы серьезно потрясти его существо. Например, император Клавдий способен был публично сказать на суде об одной из свидетельниц: «Это отпущенница моей матери, из горничных, но меня она всегда почитала как хозяина, — говорю об этом потому, что в моем доме и посейчас иные не признают меня за хозяина, «- и нисколько при этом не смутиться. И не смутиться потому, что гласности предавалось то, что ему, императору и так было известно: он не личность и, что самое важное, не личность, нис- колько не обеспокоенная своей безликостью.

Заниженная самооценка — несравненный, бесценный дар. Она делает жизнь «кре- постного» как ни у кого легкой, безоблачной, а психику такой устойчивой, что даже вре- мя, непременно оставляющее зарубки на нашей душе, развинчивающее психический ме- ханизм, над 4-й Волей не властно. Когда твердая основа личности отсутствует, порка — непременная спутница жизни, не более эффективна, чем порка болота.

* * *

Семья — первая из общественных ячеек, которой «крепостной» раз и навсегда пе- редоверяет свою волю. Возраст, положение в обществе никак не влияют на его место в семье, он до конца дней чувствует себя ребенком своих родителей и даже не пытается со временем стать с ними на одну ногу. Два моих приятеля, уже успевшие пожить и посе- деть мужчины, по сию пору скрывают от родителей свое пристрастие к табаку, будто

ничего не изменилось с той счастливой детской поры, когда их могли наказать за найден- ные в кармане сигареты.

Дальше — школа. Здесь «крепостной» выделяется примерностью своего поведения. Юный Сережа Костриков (Киров) потрясал учителей своим «поведением примерным, даже беспримерным», а однокашникам запомнился тем, что, попав в школу, направо и налево говорил «Спасибо!», за что и был прозван «Спасибо».

На примере уже взрослого Кирова хорошо видна и та опасность для «крепостного», что таится в его покорности, детскости и искренности. Когда группа делегатов XYII cъезда КПСС пришла к Кирову и предложила ему пост главы партии, он не только наот- рез отказался, но и сообщил об этом визите Сталину, чем подписал себе и им смертный приговор.

Так повести себя могла только 4-я Воля и никакая другая. Если, к примеру, с пред- ложением верховной власти обратились бы к 1-й Воле, она, не задумываясь, ответила бы:

«Конечно, давно пора!» — и кинулась бы в бой. 2-я Воля энтузиазма по этому поводу не выказала бы, но согласилась бы, обусловив свое согласие волеизъявлением большинства съезда. 3-я Воля отказалась бы, но и сообщать Сталину о предложении не стала бы, а на- чала бы тайный зондаж на предмет свержения тирана в будущем. Киров пошел своим путем, путем 4-й Воли, и можно сказать, что его гибель была психотипически предопре- делена.

Пример Кирова еще не предел самоубийственной раболепной психологии 4-й Воли. Случается холопство «крепостных» приобретает прямо патологические формы, доводит их до заболевания, в психиатрии именуемого «помешательство вдвоем». В начале XIX века в Берлине был зафиксирован следующий случай: «Больная — пожилая женщина, убежденная в том, что некий высокопоставленный чиновник собирается на ней жениться, привила эту идею своему мужу; оба были помещены в Шаритэ, где больная вскоре умер- ла, а муж ее совершенно поправился». Врачи поначалу пытались объяснить этот случай некой «психической инфекцией», но разлет в географии данного явления скоро положил домыслам конец. Появилась монография Режи «Помешательство вдвоем», в которой дру- гими словами было сказано о явлении нам теперь известном, предмете разговора — 4-й Воле, которая в приведенном примере, конечно же, была у мужа и которую, стоящая вы- ше Воля жены, довела до помешательства.

4-я Воля — зомби, но живой, теплый, в отличии от классического зомби — ходяче- го мертвяка. Поэтому проблема зомбирования лежит не в области психотронного оружия, оно бесполезно, и опыты спецслужб показали, что психику можно ломать, но манипули- ровать с ней нельзя. Практически все попытки манипулировать с мозгом человека, напо- минают мне потуги ломом поменять файлы на жестком диске (кто знаком с компьюте- ром, знает что это такое). Еще более не готово современное знание к зомбированию, по- скольку даже место локализации Воли в мозгу не известно, не говоря о способе воздейст- вия на него (попытки нацистских врачей отыскать некие «кристаллы воли» в районе ги- пофиза закончились провалом). Из сказанного не следует, что зомби невозможны, еще как возможны, они есть, их много, другое дело, что вычленение их из общественной мас- сы требует серьезной психологической работы и тонкой интуиции.

* * *

4-я Воля — вернейшая супруга, лояльнейшая подчиненная. Но вот парадокс, имен- но «крепостной» часто выглядит со стороны страшным бунтарем и фрондером. Напри- мер, «мягкий, как воск», Бухарин считался едва ли не хроническим и почти официальным главой оппозиции Ленину, Молотов — единственный, кто открыто спорил со Сталиным, и это при том, что у обоих была 4-я Воля. Предполагаю, что объясняется этот феномен двояко. С одной стороны, в отличие от «мещанина» — лукавого раба, искательного и в

высшей степени чуткого к запросам хозяина человека, 4-я Воля — раба без лукавства, служащая с солдатской прямотой, нечуткая к хозяину, часто продолжающая двигаться прежним курсом после того, как босс уже сделал поворот. Отсюда и ножницы в поведе- нии, походящем на бунт.

С другой стороны, как говорил Томас Манн: «Добровольное рабство — это и есть свобода». Данный афоризм, как ни к кому, приложим к 4-й Воле. Добровольное и ис- креннее рабство дает ей право на свободное, прямое самовыражение остальных, стоящих выше функций, которое вполне можно принять за восстание, если бы оно имело хоть какие-то последствия.

Всерьез воспринимать бунт «крепостного» можно, только глядя на него издалека. Троцкий не зря называл фронду Бухарина «бунтом на коленях». Внутренняя свобода при выражении своего мнения у 4-й Воли никак не связана со свободой в принятии решений. Как жаловался Руссо в связи с семейными дрязгами: «Чтобы избавиться от всей этой су- етни, понадобилась бы твердость, на которую я не был способен. Я умел кричать, но не действовать, мне предоставляли говорить, но поступали по-своему.»

Жизнь 4-й Воли — жизнь щепки, брошенной в воду. «Крепостной» не хозяин себе, его судьбой целиком правят рок и инерция. Поэтому однажды, когда собеседник Молото- ва заявил, что тот стал коммунистом в результате некого последовательного и осознан- ного выбора, Молотов просто ответил: «Ветром занесло, вот и стал. Ветром понесло, по- несло, так и несет. А потом в ссылку попал — деваться некуда.»

Кроме простоты, открытости, беззаветности 4-ю Волю отличает искреннее нежела- ние брать на себя серьезную ответственность. Биограф «Битлз» о Ринго отзывался сле- дующим образом: «Он открытый, дружелюбный и, наверно, самый симпатичный из всех Битлз. Он совершенно не сосредоточен на себе «. И далее биограф приводит характер- ное для Стара высказывание. Признавая свой успех в фильме «Вечер тяжелого дня», Рин- го говорил: «После этого фильма я получил много предложений, и все на главные роли. Однажды я чуть было не согласился сыграть роль Ватсона в фильме о Шерлоке Холмсе, но потом решил, что это все-таки чересчур для меня серьезно. Не хочу браться за роль, где ляжет на меня основная тяжесть. По крайней мере пока. Представляете, какой был бы ужас — провалиться? А вот маленькие роли — это пожалуйста. Ведь тогда ответствен- ность не на мне.» Обратим внимание, роль Ватсона, конечно же, не роль Жюльена Сореля или Раскольникова, и тем не менее... В стремлении Ринго играть вторые роли, как в капле воды, отражается психология 4-й Воли, добровольно обрекающая себя на второстепен- ность, исполнительство, безвестность.

«Думаю, что никогда ни одно человеческое существо не было от природы менее тщеславно, чем я...»- писал Руссо, отмечая тем самым еще одну важную черту психики 4- й Воли, — искреннее отсутствие честолюбия. И, что интересно, история обычно идет

«крепостному» навстречу в этом вопросе, делая его редким и случайным гостем на звезд- ном небосклоне человечества.

4-я Воля и сама бывает несказанно удивлена, оказавшись на вершине общественной пирамиды или какой-либо серьезной структуры. Дарвин совершенно искренне писал:

«Поистине удивительно, что человек таких скромных способностей, как я, мог в ряде существенных вопросов оказать значительное влияние на взгляды людей науки.» Недо- умение Дарвина хочется разделить. Чинить произвол над чем-то уже сложившимся, т.е. реально творить, менять что-то в себе и других можно лишь, обладая соответствующим более или менее твердым инструментом — Волей. И когда она из поролона, проявление инициативы, индивидуальности, самостоятельности, новаторства действительно выглядят почти чудом.

* * *

О разных положениях Воли у разных народов будет еще отдельно сказано в связи с конкретными психотипами. Но саму по себе 4-ю Волю можно довольно уверенно припи- сать великому множеству, живущих в разных концах мира, народам. Общей для них при- метой можно считать то, что народы эти были вытеснены на периферию ойкумены: край- ний север, крайний юг, дальние острова, тундру, пустыню, джунгли, болота и т.д. Оказа- лись они в таких гиблых местах, думается, в силу массовой покладистости, из-за 4-й Во- ли. Любимые русским народом анекдоты о чукче — существе покладистом, робком, на- ивном и доверчивом — могут послужить весомым аргументом в пользу такого предпо- ложения.

* * *

Завершая на этом изложение принципов психософии, остается лишь перечислить психические типы, ею порожденные и чье детальное описание читатель найдет в сле- дующем разделе. Список же психотипов выглядит так:

ТОЛСТОЙ 1)ВОЛЯ	СОКРАТ 1)ВОЛЯ	АХМАТОВА 1)ВОЛЯ
2)ЭМОЦИЯ	2)ЛОГИКА	2)ЭМОЦИЯ
3)ФИЗИКА	3)ЭМОЦИЯ	3)ЛОГИКА
4)ЛОГИКА	4)ФИЗИКА	4)ФИЗИКА
ТВАРДОВСКИЙ 1)ВОЛЯ	НАПОЛЕОН 1)ВОЛЯ	ЛЕНИН 1)ВОЛЯ
2)ФИЗИКА	2)ФИЗИКА	2)ЛОГИКА
3)ЭМОЦИЯ	3)ЛОГИКА	3)ФИЗИКА
4)ЛОГИКА	4)ЭМОЦИЯ	4)ЭМОЦИЯ
АРИСТИПП 1)ФИЗИКА	ЧЕХОВ 1)ФИЗИКА	ДЮМА 1)ФИЗИКА
2)ЛОГИКА	2)ВОЛЯ	2)ЭМОЦИЯ
3)ВОЛЯ	3)ЭМОЦИЯ	3)ВОЛЯ
4)ЭМОЦИЯ	4)ЛОГИКА	4)ЛОГИКА
ЭПИКУР 1)ФИЗИКА	БОРДЖА 1)ФИЗИКА	ГЁТЕ 1)ФИЗИКА
2)ЛОГИКА	2)ЭМОЦИЯ	2)ВОЛЯ
3)ЭМОЦИЯ	3)ЛОГИКА	3)ЛОГИКА
4)ВОЛЯ	4)ВОЛЯ	4)ЭМОЦИЯ
БУХАРИН 1)ЭМОЦИЯ	АНДЕРСЕН 1)ЭМОЦИЯ	ГАЗАЛИ 1)ЭМОЦИЯ
2)ФИЗИКА	2)ЛОГИКА	2)ВОЛЯ
3)ЛОГИКА	3)ВОЛЯ3)ЛОГИКА
4)ВОЛЯ	4)ФИЗИКА	4)ФИЗИКА
ПАСТЕРНАК 1)ЭМОЦИЯ	РУССО 1)ЭМОЦИЯ	ПУШКИН 1)ЭМОЦИЯ
2)ВОЛЯ	2)ЛОГИКА	2)ФИЗИКА

3)ФИЗИКА 4)ЛОГИКА	3)ФИЗИКА 4)ВОЛЯ	3)ВОЛЯ 4)ЛОГИКА
БЕРТЬЕ 1)ЛОГИКА	ПАСКАЛЬ 1)ЛОГИКА	ПЛАТОН 1)ЛОГИКА
2)ФИЗИКА	2)ЭМОЦИЯ	2)ФИЗИКА
3)ЭМОЦИЯ	3)ВОЛЯ	3)ВОЛЯ
4)ВОЛЯ4)ФИЗИКА	4)ЭМОЦИЯ
ЭЙНШТЕЙН 1)ЛОГИКА	АВГУСТИН 1)ЛОГИКА	ЛАО-ЦЗЫ 1)ЛОГИКА
2)ВОЛЯ	2)ЭМОЦИЯ	2)ВОЛЯ
3)ЭМОЦИЯ	3)ФИЗИКА	3)ФИЗИКА
4)ФИЗИКА	4)ВОЛЯ	4)ЭМОЦИЯ

Дата добавления: 2015-08-27