Мир как Воля и представление 1 страница

Покажется странным, но Воля в качестве компонента психологическим систем встречается достаточно редко, хотя ни один психолог не брался и не возьмется отрицать ее значения для психики человека. Объяснение этого феномена, думаю, следует искать в невыявленности и универсальности самой природы воли. Она, как Дух Святой, невидима, вездесуща, веет, где хочет и потому плохо уловима в сети психологических методик.

Особо наглядно неявное, но мощное участие воли в создании психологических сис- тем можно изучать на примере типологии Карла-Густава Юнга. С одной стороны, Юнг заявлял, что в его типологию «воля и память... не включены», но на самом деле воля яв- лялась главным дифференцирующим началом юнговской типологии.

Уже вошло в быт и стало общеупотребительным деление по Юнгу на интравертов и экстравертов, и при этом повсеместно данное деление принято понимать так, что экстра- верт — это обращенный во вне, очень контактный человек, тогда как интраверт — чело- век, необщительный, обращенный внутрь себя. Но это — «кухонный» Юнг. На самом деле, экстраверт не человек, обращенный во вне, а человек ЗАВИСИМЫЙ извне, а ин- траверт — наоборот. Вот несколько характерных цитат из типологии Юнга:».. бессозна- тельные притязания экстравертного типа имеют, собственно говоря, примитивный и ин- фантильный, эгоцентрический характер...Экстравертный тип всегда готов отдать себя (по-видимому) в пользу объекта и ассимилировать свою субъективность — объек- ту...Опасность для экстраверта заключается в том, что он вовлекается в объекты и совер- шенно теряет в них себя самого...Психическая жизнь данного личностного типа разыгры- вается, так сказать, за пределами его самого, в окружающей среде. Он живет в других и через других — любые размышления о себе приводят его в содрогание. Прячущиеся там опасности лучше всего преодолеваются шумом. Если у него и имеется «комплекс», он находит прибежище в социальном кружении, суматохе и позволяет по несколько раз на дню быть уверяемым, что все в порядке. В том случае, если он не слишком вмешивается в чужие дела, не слишком напорист и не слишком поверхностен, он может быть ярковыра- женным полезным членом любой общины.»

Проблема экстравертности и интравертности не в мере общительности, контактно- сти, а в мере ЗАВИСИМОСТИ или НЕЗАВИСИМОСТИ индивидуума, т.е. она — про- блема ВОЛИ. И фактически деля человечество на экстравертов и интравертов, Юнг по- делил его на людей с высокостоящей Волей и Волей, стоящей низко, а уже только потом выделил из экстравертов и интравертов людей мыслительного типа, сенсорного, эмоцио- нального и интуитивного, т.е. развил свою типологию, выводя типы из волевой базы че- ловека. Однако, не принадлежа к людям волевым, сам Юнг постарался максимально за- камуфлировать личную проблему и, создавая свою типологию, спрятал проблему воли за расплывчатой терминологией и, как уже цитировалось, даже официально вывел волю за пределы своей типологии. Произошло то, что и обычно происходит в психологии, когда психолог высоконаучно решает не чужие, а свои психологические проблемы, выдавая такие решения за универсальные.

Хотя бесспорным извинением Юнга может послужить то, что Воля — наиболее скрытный элемент человеческой психики, и нет в мире ничего, на что можно было бы указать как на очевидный плод Воли, тогда как следов Эмоции, Логики, Физики сколько угодно. Но нет в жизнедеятельности человека ничего, что бы не наполнялось Волей, не отражало бы место Воли в порядке функций индивидуума. Но все это только тайно, под- спудно. Например, об египетских пирамидах принято говорить, как о величайших творе-

ниях рук человеческих,однако рабскому труду предшествовала мысль египетских инже- неров, но и это еще не все, рукам и мысли предшествовала воля фараона. Фараон сказал:

«Я хочу пирамиду!»- и с этого все началось: инженеры и рабы явились лишь производ- ным невидимой фараоновой воли.

Воля — скрытый от глаз психический компонент, поэтому только те, кто ощущает в себе избыточность волевого начала, т.е. обладатели 1-й Воли способны более или менее явственно различать в себе глуховатый, глубинный бас Воли за хором пронзительных дискантов других функций. Один из таких людей, Лермонтов, писал: «Воля заключает в себе всю душу, хотеть — значит, ненавидеть, любить, сожалеть, радоваться, — жить, одним словом. Воля есть нравственная сила каждого существа, свободное стремление к созданию или разрушению чего-нибудь, отпечаток Божества, творческая власть, которая из ничего созидает чудеса.»

Кто-то сочтет слова Лермонтова преувеличением, но на самом деле никакого пре- увеличения в них нет. Могу сказать больше — положение Воли на ступенях функцио- нальной иерархии сильно влияет на правовые нормы человека, целиком формирует этику (неписаное право), индивидуальную картину общества и мироздания. Вообще, будучи одной из функций и подчиняясь в своем действии тем же принципам и закономерностям, что и остальные, Воля одновременно является невидимым стержнем всего порядка функций.

Соответственно, 1-я Воля — вся как бы монолог, избыток, результат, индивидуа- лизм. 2-я Воля — вся как бы диалог, норма и процесс. 3-я Воля — вся как бы заком- плексованность, тотальная уязвимость. 4-я Воля — вся как бы воск, зависимость и все- ядность. Поэтому, не отменяя ничего из сказанного прежде, обращу особое внимание: положение Воли в функциональной иерархии имеет решающее значение для психики человека. И хотя под словами «характер», «личность», «Я» мы обычно понимаем сумму психических свойств индивидуума, на самом деле — это в первую очередь Воля, а уже потом, как довесок, остальные функции.

В зависимости от положения Воли на ступенях функциональной иерархии общест- во подразделяется на «царей» (1-я Воля), «дворян» (2-я Воля), «мещан» (3-я Воля). «кре- постных»(4-я Воля).

«Царь» (1-я Воля)

1-я Воля — прирожденный лидер. Говорят, лидерами не рождаются, а становятся. Однако эта, как и множество других расхожих истин, не выдерживает проверки опытом. Лидерами именно рождаются, причем не только у людей, но и у животных. Например, цыплята едва вылупятся, а уже знают кто из них кто, кто, как говорят биологи, особь-

»альфа», и она сама знает, что она — «альфа», и первая шествует к кормушке, милостиво разрешая остальным, от «беты» до «омеги», двигаться вслед за собой. И установленный порядок клевания уже никогда не меняется.

Складывается впечатление, что волевой порядок функций существует не только у цыплят, но даже у комаров. Позволю себе в этой связи небольшое лирическое отступле- ние сугубо личного характера.

Довелось мне одно время служить ночным сторожем. Здание, которое я сторожил, было давней постройки, с теплыми, влажными подвалами, где комары размножались беспрепятственно с ранней весны до поздней осени. Так что для наблюдения над нравами и образом жизни комариного народа времени и материала у меня оказывалось больше чем достаточно.

Так вот, лежа во тьме на раскладушке и вслушиваясь в ночное пенье комарья, я за- метил, что комары не так однолики, как это выглядит во время загородных прогулок: они, мол, как завидят человека, так все прямиком бросаются пить его кровь. Опыт ночного сторожа убедил меня, что картина сложнее, что в характере и поведении отдельных осо- бей есть существенные различия.

Одни комары, видимо, с 4-й Волей, появлялись в моей комнате как бы случайно, поначалу лишь робко двигаясь вдоль стен, изображая праздных зевак, интересующихся исключительно архитектурой. Потом, так же, вроде без плана и личного интереса, кома- ры начинали кружить, то приближаясь, то удаляясь и в явных колебаниях приближаясь вновь. Однако обычно стоило махнуть в их сторону рукой, как они сами, сразу согласив- шись с безнадежностью дальнейших попыток, улетали.

Другие комары, вероятно, с 3-й Волей, поначалу бывали столь же робки, но прояв- ляли гораздо больше настойчивости в достижении своей цели. Долго и последовательно сжимая облетами круг, они не успокаивались, пока не усаживались на меня. Следовал хлопок ладони, и, если он не приканчивал кровопийцу, то комар возвращался на исход- ную дальнюю позицию, и осторожная, смертельно опасная охота на меня возобновлялась. Но однажды я почувствовал, что моей персоной заинтересовался не простой комар.

Легко, стремительно влетев в комнату, он без колебаний и лишних раздумий прямо уст- ремился на меня. Безапелляционная прямолинейность его поведения создавала впечатле- ние, что он не имел и тени сомнения в своем праве сосать мою кровь. Я, категорически не согласившись с этим и в то же время не найдя в себе душевных сил для открытой борьбы, трусливо накрылся одеялом. Комар, деловито треща крыльями, подлетел и уселся на одеяло. Не берусь объяснять, откуда взялось это чувство, но казалось, что это крошечное существо буквально меня попирает. Недолго постояв так, как бы обозревая свои владе- ния, он стал перепархивать с места на место, неспешно погружая свой длинный носик в складки и ямки одеяла, в тщетной надежде добраться-таки до моих вен. Я лежал ни жив- ни мертв, хотя сомневаться в толщине одеяла не было причин. Но тут царственный комар допустил промах: по раздраженно-паническому треску его крыл я понял, что мой мучи- тель переусердствовал и провалился в одну из складок одеяла. Боже, кто бы знал, с каким наслаждением я, Эверест в сравнении с комаром, давил это крошечное, но крайне само- уверенное создание. Позднее, конечно, пришел стыд за наслаждение, при этом испытан- ное, но я до сих пор не могу с полной уверенность сказать, что борьба тогда была нерав- ной. Вот какой эффект может вызвать явление 1-й Воли, даже если она из другого, несо- поставимого уровня и мира.

К данной сугубо личной истории прибавлю сходно звучащий исторический анек- дот. Когда назначенный главнокомандующим Итальянской армией, еще никому не из- вестный, генерал Бонапарт прибыл в ставку, первым делом он решил собрать военный совет. Скоро в кабинет командующего вошли не уступавшие в звании Наполеону офице- ры — красавцы, богатыри, рубаки, на фоне которых маленький, худой, желтолицый Бо- напарт явно не смотрелся. Командующий встретил их со шляпой на голове, не стали об- нажать голов и другие генералы. В ходе разговора Бонапарт снял шляпу, они последовали его примеру, но через минуту он снова надел шляпу и так при этом посмотрел на окру- жающих, что никто не решился повторить его жест. Позднее, когда военный совет закон- чился, богатырь, храбрец Массена пробормотал: «Ну нагнал на меня страху этот малый.» Вот еще один, может быть, не столь мистичный пример явления 1-й Воли.

* * *

Главное, с чего следует начать анализ психологии 1-й Воли, заключается в том, что она рождается с двухслойной картиной мироздания. В подсознании «царя» весь космос и все его элементы выстроены в простую иерархию из двух ступеней: верха и низа. Все

сущее поделено на горний и дольний миры, небо и землю, на избранных и званных, на власть и народ, на пастырей и пасомых, домохозяев и домочадцев и т.д. При этом замеча- тельной особенностью психологии 1-й Воли представляется то, что она от рождения чув- ствует себя причастной ни к какой-то иной, а именно к высшей, элитарной, исключитель- ной, избраннической ступени этой двухступенчатой модели. Толстой писал: «Есть во мне что-то, что заставляет меня верить, что я рожден не для того, чтобы быть таким, как все». И спустя десятилетия Толстому вторил Сальвадор Дали: «Еще с самого нежнейшего воз- раста у меня обнаружилась порочная склонность считать себя не таким, как все прочие смертные.»

Предчувствие 1-й Волей своего избранничества — не просто смутное ощущение, тайно живущее в человеке, — это программа, характер, образ и смысл жизни индивидуу- ма. Оно — нечто, воплощающееся во всем, что делает, думает и чувствует «царь».

Принадлежность к высшему из двух миров вносит некоторые коррективы в пред- ставления 1-й Воли о нормах права и этики. «Царя» ни в коем случае нельзя назвать су- ществом аморальным, он чтит закон и не любит нарушать сложившиеся в обществе нор- мы, но некоторая раздвоенность, связанная с двухступенчатой картиной мироздания, в этике и праве 1-й Воли присутствует. Безусловное исполнение всех правил, по ее мне- нию, необходимо для существ, принадлежащих ко второму, низшему миру. Что касается существ высшего мира, то для них соблюдение норм права и морали должно, но не безус- ловно, а постольку-поскольку, и есть ситуации, когда высшая целесообразность дозволяет их нарушение. Мотивировки здесь находятся самые разные, но в итоге всегда оказывает- ся, что конечная цель аморализма 1-й Воли — власть, карьера, самоутверждение. Поэто- му, когда Лютер говорил, что «Церкви ради и для пользы дела нечего бояться и крепкой доброй лжи», а Ленин писал, что ради победы мировой революции «надо....пойти на все и всякие жертвы, даже в случае надобности — пойти на всяческие уловки, хитрости, неле- гальные приемы, умолчания, сокрытие правды..»., то, в лучшем случае, оба впадали в самообман — все это было нужно лично им ради удовлетворения собственного честолю- бия.

С двухступенчатой картиной мироздания в сознании 1-й Воли связана еще одна любопытная, многих обманывающая черта поведения «царя»: его мнимый демократизм. Дело в том, что 1-я Воля действительно относится к окружающим ровно, не различая чинов и званий. Однако источник этого явления не в природном демократизме, а в про- стоте живущей в ее душе картины: есть только верх и низ — а более сложные иерархиче- ские построения произвольны и лукавы.

Формально,1-я Воля — сторонница равенства. Но равенства своеобразного, где все уравнены не в правах, а в бесправии перед ней. Интересно в этой связи наблюдать «эга- литаризм» 1-й Воли на примере императора Павла I. С одной стороны, Павел постоянно ругал русских аристократов «якобинцами», потому что те претендовали на, пусть услов- ное, но все-таки равенство с ним (царь — первый среди равных). А с другой стороны, аристократия крыла Павла «уравнителем и санкюлотом», так как он не различал среди подданых чинов и званий, с одинаковым азартом подвергая порке всякого, кто подвер- нется под руку. Однажды, когда Павлу попытались выразить соболезнование по поводу смерти канцлера Безбородько, он очень «эгалитарно» ответил: «У меня все безбородьки». Это — равенство «по-царски». Поэтому неудивительно. что русская аристократия скоро устала от такого «равноправия» и отправила царя-»санкюлота» в мир иной. Жизнь богаче двухступенчатой модели мира, богаче «царского» представления о равенстве, и насилие над обществом в духе элементарного противопоставления верха низу часто жестоко мстит «царю».

Предчувствие своей принадлежности к высшему миру не только подчиняет себе всю личность 1-й Воли без остатка, но буквально корежит, насилует ее. Жизнь «царя» изначала трагична, потому что ощущая себя цыпленком-»альфой», он заставляет себя вести в соответствии со своими ПРЕДСТАВЛЕНИЯМИ о поведении «альфы», иногда вопреки собственным, внутренним склонностям и потребностям. Беда заключается в том, что 1-я Воля дозволяет расположенным ниже функциям реализовываться только в «цар- ственных», иерархически приподнятых формах, тогда как, скажем, Вторая функция от природы последовательная демократка и по своей склонности к процессу и богатству выражения совершенно чужда каким-либо аристократическим потугам.

Чтобы стало понятней, приведу в пример Наполеона. При 1-й Воле он имел 2-ю Физику. А 2-я Физика, как уже говорилось, прекрасная любовница, она привносит в секс процессионность, силу, гибкость, многогранность, естественность, заботливость. И веро- ятно, Наполеон с его 2-й Физикой, предаваясь любовным утехам с графиней Валевской, был именно таким. Но не всегда он был таким, и не со всеми. Став императором, Наполе- он завел себе за правило насиловать жен своих министров, причем, проделывал это с го- сударственной думой на челе, небрежно и не отстегивая шпаги. Бог ведает, из каких тай- ников своей корсиканской памяти выкопал он воспоминание о праве первой ночи, да это и несущественно, существенно то, что проделывая все необходимые в таких случаях ма- нипуляции, даже не отстегивая шпаги, он насиловал не только жен своих министров, он прежде всего насиловал собственную сексуально сильную и богатую природу. Зачем же? Насилия над 2-й Физикой от Наполеона требовала его же «царственная» 1-я Воля. То, что такое самоистязание необходимо совершать при посредстве жен министров и при шпаге

— лишь индивидуальное убогое представление о формах, в которых должен свершать свой секс государственный муж высшего призвания.

Даже суперпроцессионную Третью функцию 1-я Воля заставляет кривляться и дву- рушничать, ставя ее действие в зависимость от общественного мнения. Про Льва Толсто- го, имевшего 3-ю Физику, т.е. Физику до болезненности заботливую и жалостливую, соб- ственная жена с горечью писала: «Если бы кто знал, как мало в нем нежной истинной доброты и как много деланной по принципу, а не по сердцу, в биографии будут писать, что он за дворника воду возил, и никто никогда не узнает, что он за жену, чтоб хоть ко- гда-нибудь дать ей отдых, ребенку своему воды не дал напиться и 5-ти минут в 32 года не посидел с больным».

Примеры Наполеона и Толстого, на первый взгляд, свидетельствуют, что в связи с явлением 1-й Воли, все сказанное требует пересмотра. Результативная 1-я Воля, кажется, отменяет процессионность Второй и Третьей функций, и вся личность «царя» по образу Первой функции делается результативной. Однако это видимость: «царь» на самом деле не отменяет, а загоняет внутрь свою процессионность.

Обратимся за подтверждением этого тезиса к личности Ахматовой. У Ахматовой при 1-й Воле была 2-я Эмоция. А как сказано было прежде, 2-я Эмоция — прирожденный

«акын», поющий все, что видит вокруг. Сама Ахматова фактически признавалась в своем

«акыническом» понимании задач поэзии, говоря, что поэзия складывается из простых фраз типа: «Не хотите ли чаю?» Однако вопреки такой декларации, предполагающей обильное плодоношение, поэтическое наследие Ахматовой ни крупной формой, ни боль- шим числом произведений не отличается. Секрет такой сдержанности открыла как-то сама Ахматова, разбирая стихи Симонова. Тогда она сказала: «Мужественный боевой командир, вся грудь в орденах, плаксивым голосом считает женские измены: «Вот одна! А вот еще одна!» Мужчина должен прятать это в своей груди, как в могиле.» Обратим внимание: считая естественным поэтическое запечатление самых простых элементов быта, Ахматова находит непозволительным для мужчины рифмованное оплакивание

женских измен, но не в рифме, думается, находя беду, а в публичности поэтического юродства.

Суть в том, что Ахматова была не просто «акыном» по 2-й Эмоции, но по 1-й Воле

«царственным акыном», для которого не все дозволено в поэзии, но лишь то, что не роня- ет достоинства, не колет самолюбия автора и вообще восходит к иерархической припод- нятой системе тем и образов, ставящей поэта в исключительное положение над толпой. Принцип умолчания «царственного акынизма» точно изложен у Пушкина в «Борисе Го- дунове», когда царь Борис, наставляя сына, говорит:

«Будь молчалив, не должен царский голос На воздухе теряться по-пустому;

Как звон святой, он должен лишь вещать Велику скорбь или великий праздник».

Этот принцип был очень близок Ахматовой, недаром она сама в стихах называла слово «царственным». И малый объем ее наследия, кажется, подтверждает предположе- ние о сугубо элитарном подходе поэта к творчеству. А заодно, на первый взгляд, под- тверждает и прежде высказанную мысль, что 1-я Воля своими аристократическими за- машками отменяет процессионность и многогранность Второй функции (в данном случае 2-й Эмоции).

Все так, и все не так. Одна женщина, спавшая некоторое время в одной комнате с Ахматовой рассказывала, что «первые ночи она не могла заснуть, потому что Анна Анд- реевна во сне все время не то что-то бормотала, не то пела. Слов нельзя было различить

— только ритм, совершенно определенный и настойчивый: «Казалось, она вся гудит, как улей»«. Поразительное свидетельство, не правда ли? Изнасилованная ахматовской 1-й Волей в период бодрствования, 2-я Эмоция все равно прорывается в период беспамятства и проделывает положенную ей «акыническую» работу поэтического оформления всего пережитого за день, без деления на достойное и недостойное, низкое и высокое. Гудящая по ночам, как улей Ахматова — идеальный образ для воплощения мысли о неистребимо- сти в человеке процессионного начала, как бы его ни попирала избыточная 1-я Воля.

Однако и временное расслабление во сне не в состоянии компенсировать «царю» муки дневного самоистязания и снять общий трагический фон жизни. Как точно было сказано другим поэтом:

«Покой и тишь во мне

Я волей круг свой сузил... Но плачу я во сне,

Когда слабеет узел.»

* * *

Еще один трагический мотив жизни «царя» заключен в его волюнтаристском лозун- ге «Если захотеть, то все получится!» Трагизм тут заключен в самой нереалистичности лозунга, заведомом отказе от компромисса со средой, природой, миром, обществом, чу- жими волями и желаниями. «Если захотеть, то все получится!» — кричит 1-я Воля, писая против ветра, но брызги летят вовсе не туда, куда хочет Воля, а туда, куда дует ветер. И с этим скорбным разладом между жизненным, совершенно органичным лозунгом и средой обитания «царь» ничего поделать не может.

Ничто так не живит 1-ю Волю как власть. Кальвин, с юности не вылезавший из тя- желейших болезней, без всякого кокетства писавший в письмах «моя жизнь подобна не- прерывному умиранию!» захватив власть в Женеве, жил, жил, жил, хороня близких и соратников. Железными обручами Воли сжав разваливающийся организм, Кальвин, вдохновленный той властью, какой имел над согражданами, нечеловеческим усилием жил и работал так, что даже богатая Кальвинистская церковь до сих пор не в состоянии издать полное собрание его сочинений, так оно огромно.

1-я Воля любит власть, любит чистой, лишенной посторонних примесей любовью. Власть для нее не средство достижения богатства или реализации давних задумок, а цель, ценная сама по себе. Один из биографов Черчилля писал, что «если бы в то время Чер- чилля и Ллойд Джорджа спросили, зачем они пошли в парламент, то, будь они искренни, они бы ответили: «Чтобы стать министрами.» А зачем стать министрами? Оба с уверен- ностью могли бы сказать: «Для того чтобы стать премьер-министром.» А зачем? Чер- чилль на этот вопрос ответил бы: «Для того, чтобы быть премьер-министром.»

Жизненное кредо 1-й Воли идеально изложил один герой повести Тургенева «Пер- вая любовь». Привожу отрывок на данную тему полностью, настолько он выразителен и лапидарен, что добавить к нему практически нечего: ««Сам бери, что можешь, а в руки не давайся; самому себе принадлежать — в этом вся штука жизни», сказал он мне однаж- ды. В другой раз я в качестве молодого демократа пустился в его присутствии рассуждать о свободе…

-»Свобода,» — повторил он, -»а знаешь ли ты, что может человеку дать свобода?»

-»Что?»

-»Воля, собственная воля, и власть она даст, которая лучше свободы. Умей хотеть

— и будешь свободным, и командовать будешь».

Непоколебимая уверенность «царя» в своем праве на власть — сила и одновремен- но его ахиллесова пята. Дело в том, что судьба нередко при жизни лишает «царя» трона, и именно такого удара часто не выдерживает железная, но хрупкая 1-ая Воля. Один из со- временников того же Черчилля, посетив его, только что лишившегося министерского портфеля, писал: «До чего странные настроения бывали у него. Когда он на подъеме, у него полная самоуверенность, когда он внизу, он впадает в глубокую депрессию.» По счастью, молодой организм тогдашнего Черчилля выдержал удар. Но бывало и иначе, когда утрата власти и смерть оказывались соединенными знаком равенства. Вопреки мо- щи 2-й Физики, как свечи, сгорели Твардовский и Наполеон, первый после увольнения с поста главного редактора «Нового мира», второй — после окончательной потери импе- рии.

1-я Воля слишком крепка, поэтому гибкостью не отличается и очень хрупка. Инте- ресно, что проблема хрупкости 1-й Воли всерьез интересовала Софокла в период написа- ния «Антигоны», и вот к каким выводам он пришел: «… слишком непреклонный нрав

Скорей всего сдается. Самый крепкий, Каленный на огне булат скорее Бывает переломлен и разбит…

И самым мудрым людям не зазорно Внимать другим и быть упорным в меру. Ты знаешь: дерева при зимних ливнях, Склоняясь долу, сохраняют ветви, Упорные же вырваны с корнями.

Тот, кто натянет парус слишком туго И не ослабит, будет опрокинут,

И поплывет ладья его вверх дном .»

Конечно, гибель карьеры или отсутствие перспектив воспринимаются 1-й Волей трагически. Но стремления подняться вверх они не отменяют, а только стимулируют по- иск новых нестандартных путей карьерного роста. Отсюда — резкие, непонятные окру- жающим, перемены, которыми часто пестрит судьба «царя». Вот какую характерную историю на эту тему рассказал известный психолог Стивен Берглас. Однажды пришел к нему пациент, якобы испытывающий раскаяние из-за того, что жертвовал семьей ради работы. «Я предложил ему начать ходить в церковь с семьей,» — вспоминает Берглас.-

«Но вместо того, чтобы просто присутствовать на службе, он стал дьяконом. То есть вновь предпочел должность семейному общению.» К сказанному можно добавить, что и к психологу, и в церковь герой рассказа пошел только потому, что на прежней работе его карьерные возможности оказались исчерпаны.

1-ая Воля — прирожденный лидер. Для нее управлять людьми так же легко и есте- ственно, как дышать. Обычно «царь» не говорит прямо: «Воли у меня в избытке, поэтому отдайте мне свою и следуйте за мной. Я отвечаю за все!» Но он, как никто, умеет вести себя подобно власть имущему, и люди невольно подчиняются, не столько видя, сколько чувствуя «царя», как цыплята чувствуют цыпленка-»альфу».

Оценка таланта 1-й Воли вести за собой людей может быть в зависимости от об- стоятельств двоякой. С одной стороны, этот талант как никогда ценен в период катаст- роф, бед, разбродов. Способность сцементировать общество и повести его за собой, даже если единение достигнуто не без насилия и цели темны — все равно благо, потому что просто позволяет обществу спастись и выжить. И наоборот. Во времена мира, покоя, со- гласия ничто так не вредит обществу, как талант лидера 1-й Воли, потому что он неотде- лим от монолога, авторитарности, подавления личности, от мертвящего единообразия поведения, мыслей, чувств.

Отец Маргарет Тэтчер, от которого она, вероятней всего, унаследовала свою 1-ю Волю, завещал дочери «никогда не следовать за толпой, не бояться отличаться от нее, а если необходимо — вести ее за собой». В этих словах отца будущего премьер-министра коротко и емко изложен не просто личный опыт и взгляд, а универсальная стратегия 1-й Воли в ее взаимодействии с толпой. «Царь» действительно никогда не смешивается с ней, не ездит в обозе, редко стоит на обочине движения и постоянно норовит оказаться в ее главе. Да и как не стремится ему во главу толпы? Ведь только при ее участии может быть реализован природный лидерский талант. Ведь не бывает короля без свиты, пусто небо без земли, и верх обнаруживает себя только при наличии низа. Так что стремление 1-й Воли во главу чего бы то ни было — не сказать, законно, но естественно, так как только в таком положении она по-настоящему реализуема.

И еще один вывод, обусловленный специфическими отношениями между «царем» и толпой: несмотря на весь свой закоренелый индивидуализм, он — существо очень об- щественное, очень зависимое, пребывающее с толпой в почти мистической, ипостасной связи, в состоянии нераздельности и неслиянности. «Живу напоказ, для людей,» — крях- тел Толстой и...продолжал такое показушное существование.

Вместе с тем, будучи существом зависимым, «царь», как никто, бесцеремонен в от- ношениях с теми, кто попал в зависимость от него, и нет в мире более последовательного и наглого насильника, чем 1-я Воля. Однако «царь» скорее диктатор, чем тиран, — не терпя прекословий, он все-таки слишком верит в свое природное право на власть, чтобы всерьез бояться конкуренции и ожесточаться в страхе перед ней.

* * *

1-ая Воля рождается лидером. Но, может быть, еще более, чем уверенным в своем праве на власть, рождается «царь», уверенным в своем праве на неповиновение. Время и обстоятельства не всегда способствуют реализации природного права 1-й Воли на власть, но праздник непослушания — это праздник, который всегда с тобой, праздник, который можно справлять каждый день, независимо от времени и обстоятельств. Поэтому 1-я Во- ля не всегда лидер, но всегда человек неуправляемый. Вспоминается, как кричал мой старинный друг, в очередной раз увольняемый с работы: «Пойми, мне нельзя приказы- вать!»

Неуправляемость — наиболее ранняя примета 1-й Воли. Дети-»цари» самые упря- мые, самые трудные дети на свете. Договориться с ними практически невозможно, наси- лие не действует, слезы бесполезны. Семи лет от роду Карл XII Шведский, будучи выве- ден из отцовского кабинета, потому что пришел час совещания министров, сначала долго и упорно стучал в закрытую дверь, а потом просто с разбега врезался в нее головой; окро- вавленного, без сознания мальчика, конечно, внесли в кабинет, хотя делать ему там было нечего.

Дата добавления: 2015-08-27