Александр твардовский

1) ВОЛЯ («царь»)

2) ФИЗИКА («труженик»)

3) ЭМОЦИЯ («сухарь»)

4) ЛОГИКА («школяр»)

«Твардовский был престраннейший поэт, Не написавший о любви ни слова.

Он мне бурчал: «Уж вам под сорок лет, А машете своею пипкой снова,» -

писал Евтушенко, отмечая, сам того не ведая, едва ли не самую характерную черту занятой в поэзии 3-й Эмоции — отсутствие любовной лирики при очевидном лирическом даре и вообще тяги к выражению страстей и просто сильных чувств. Пафос Твардовский в свое творчество не пускал и не выносил у других. Всякая, излишне чувствительная, порожденная 1-й Эмоцией поэзия была ему не по нутру.

3-ю Эмоцию Твардовского ранило все крикливое, вычурное, безвкусное, даже цвет носок мог серьезно влиять на его отношение к человеку. Виктор Некрасов вспоминал:

«Какие-нибудь красные носки или излишне пестрый галстук могли сразу же его настро- ить против человека. Так же, как и ходкие жаргонные выражения... Вообще пошлость, в любых ее проявлениях, даже самых утонченных, — а это тоже встречается как высшая форма обинтеллигентившегося мещанства, — была ему противопоказана. Я видел, как на глазах терялся у него интерес к человеку, который мог при нем сказать «вы знаете, я ча- сами могу стоять перед «Мадонной» Рафаэля», или что «прекрасное остается прекрасным даже в руинах, Парфенон, например...»

Между прочим, неприязнь «твардовского» к позе, патетике, пафосу иногда прини- мает анекдотичные формы. Например, однажды Мольтке, великий прусский военный стратег и «твардовский» по психотипу, ехал на поезде вдоль Рейна. Вечерело. Адъютант, глядя в окно, прокукарекал нечто в том духе, что Рейн особенно хорош при заходе солн- ца. Мольтке в ответ, едва глянув на реку, пробормотал: «Незначительное препятствие»...

Эта, едва ли не оскорбительная для немецкого сердца фраза Мольтке-

»твардовского» из творчества Твардовского же очень понятно выводится и оправдывает- ся:

«Да, есть слова, что жгут как пламя, Что светят вдаль и вглубь — до дна, Но их подмена словесами

Измене может быть равна.

Вот почему, земля родная, Хоть я избытком их томим, Я, может, скупо применяю Слова мои к делам твоим.

Сыновней призванный любовью В слова облечь твои труды,

Я как кощунства — краснословья Остерегаюсь, как беды.»

Алкоголь — одно из немногих средств, умягчающих каменную снаружи душу

«твардовского», на короткий срок стаскивающих кольчугу с его уязвленной чувствитель- ности. «Цари» вообще редко и умеренно пьют, Твардовский пил часто и неумеренно, поэтому в мемуарах сохранились картины, изображающие его в расслабленном состоя- нии и... после расслабления. Вот одна из них: «Было несколько встреч в баре на Пушкин- ской... Твардовский сидел один. Перед ним стояла водка в стакане, кружка пива и тарелка с ломтиком красной рыбы. К рыбе он за весь вечер не притронулся.

Если в редакции Александр Трифонович был со мной корректен, суховат и я не ощущал его истинного отношения, то теперь вдруг почувствовал какое-то непроизволь- ное движение теплоты, интереса к себе...

Мы остались вдвоем...

Он говорил, как отец прощался, как его увозили...

И в голосе была открытая боль, что меня поразило, ведь он и старше меня, и разлу- ка с отцом произошла давно, двадцать лет назад, а у меня тринадцать лет назад, но я ду- мал об отце гораздо спокойнее. Боли не было, засохла и очерствела рана. А он плакал....

О чем он плакал? О безвозвратном детстве? О судьбе старика, которого любил? Или о своей собственной судьбе, столь разительно отличной от судьбы отца? С юных лет слава, признание, награды, и все за то, что в талантливых стихах воспел то самое, что сгубило отца. Он плакал, не замечая меня, наверно, и забыл, что сижу рядом...

На другой день зачем-то пришел в «Новый мир», сидел в зальчике, разговаривал с Зинаидой Николаевной. Было начало дня. Вошел Твардовский в шубе, суровый, насу- пленный. Зинаиде Николаевне процедил «Добрый день», мимо меня прошел, как мимо стула, поглядел в упор, не видя. Я пробормотал «Здрасте», да так и остался с разинутым ртом...Ну зачем мне понадобилось после прекрасного вечера лезть ему на глаза в «Новом мире»?

Все это что-то напоминало. Я не сразу догадался — чаплинский миллионер!»

Параллель с миллионером из знаменитого фильма Чаплина абсолютно верна. Алко- голь для 3-й Эмоции — прекрасное средство эмоционального раскрепощения. Но, как всегда это бывает со спиртным, вместе с концом его действия, кончаются и чувства, и прежде распахнутые настежь ворота души с похмелья запираются еще плотнее.

Вместе с тем именно 3-я Эмоция сделала Твардовского великим поэтом. Только она могла с такой пронзительной простотой и безыскусностью описать солдатскую судьбу, страшную в своей будничности работу войны, описать тихо, без надрыва и от того еще страшней и выразительней. Позднее, когда Твардовский стал главным редактором «Ново- го мира», простота, безыскусность, «безстильность» стали программными для эстетики журнала, и один из его заместителей мог прямо заявлять: «Для меня нет ничего ненавист- нее стиля.»

Однако, если уж в чье-то творчество влюблялся Твардовский, то влюблялся без па- мяти:»...он говорил, что литературу надо любить ревниво, пристрастно. «Мы в юности литературные споры решали как? Помню, в Смоленске в газете затеялся какой-то спор о Льве Толстом, один говорит: «А, Толстой — дерьмо!» — «Что, Толстой дерьмо?» — не думавши разворачиваюсь и по зубам. Получай за такие слова! Он с лестницы кувыр- ком...»«В этом коротеньком эпизоде — весь Твардовский со всем своим порядком функ- ций. Что бы за Толстого «не думавши» бить по зубам, нужно непременно иметь: 1-ю Во- лю, 2-ю Физику, 3-ю Эмоцию и 4-ю Логику.

* * *

«Увы, за рубежом меня куда меньше знают как поэта, чем как редактора некого прогрессивного журнала,» — жаловался Твардовский. Однако в этой жалобе было много лукавства, в его собственной системе ценностей политика стояла на первом месте (1-я Воля), а поэзия на третьем (3-я Эмоция), и политический уклон, которым явно грешил

«Новый мир» при Твардовском, явился результатом бессознательного, но не случайного выбора психотипа его главного редактора. Юрий Трифонов писал: «Один мой приятель, литератор, в конце пятидесятых годов всегда спрашивал, когда речь заходила о каком- либо романе, о рассказе или повести: «Против чего?» Скажешь ему, что пишешь мол, рассказ или повесть, он сразу: «Против чего?» Все лучшие новомирские произведения, напечатанные за последние годы, очень четко отвечали на этот вопрос.»

Твардовский и сам иногда не считал нужным скрывать откровенно политический подтекст своих литературных симпатий. Тот же Трифонов вспоминал: «Вы прочитаете скоро повесть одного молодого писателя...»- говорил он, загадочно понижая голос, будто нас в саду могли услышать недоброжелатели, — «Отличная проза, ядовитая! Как будто все шуточки, с улыбкой, а сказано много, и злого...»

И в нескольких словах пересказывался смешной сюжет искандеровского «Козлоту-

ра».

Там же в саду летом я впервые услышал о можаевском Кузькине. Об этой вещи

Александр Трифонович говорил любовно и с тревогой. «Сатира первостатейная! Давно у нас такого не было...»

При всей ироничности своего мироощущения (3-я Эмоция) неядовитых шуток Твардовский не любил и считал их ниже своего достоинства печатать. В нем был некий сановитый (1-я Воля) подход к поэзии, и однажды он сильно обидел Заболоцкого фразой, по конструкции составленной также как фраза, которой укорял Евтушенко, — «Не ма- ленький, а все шутите.» К слову будет сказать, что «цари» вообще слишком серьезные и сановитые люди, чтобы воспринимать юмор. Смех, шутки, юмор вольно или невольно способствуют иерархическому перевертыванию (см. на эту тему работы М. Бахтина), чего гордая, кастовая душа 1-й Воли очень не любит. Поэтому отсутствие чувство юмора

— одна из самых твердых примет «царя».

Но продолжим. Политик душил в Твардовском поэта, и происходило это даже то- гда, когда он сталкивался с поэзией, тождественной по эстетическому кредо. Твардовский не принял Иосифа Бродского, исключительно в силу аполитичности последнего, хотя муза Бродского, воспитанная на той же эстетике 3-й Эмоции, была родной сестрой музы Твардовского.

И не кресло главного редактора толстого журнала сделало из Твардовского полити- ка. Он был им всегда. Вспомним слезы подвыпившего Твардовского при воспоминании о репрессированном отце. Так вот, у отца поэта были свои воспоминания о сыне. Он вместе с младшим сыном Павлом бежал из ссылки, сумел добраться до Смоленска и найти Алек- сандра. Далее произошло вот что: «Стоим мы с Павлушей, ждем. А на душе неспокойно: помню же, какое письмо было от него туда, на Лялю. Однако же и по-другому думаю:

родной сын! Может Павлушу приютит. Мальчишка же чем провинился перед ним, род- ной ему братик? А он, Александр, и выходит. Боже ты мой, как же это может быть в жиз- ни, что вот такая встреча с родным сыном столь тревожна! В каком смятении я глядел на него: рослый, стройный, красавец! Да ведь мой же сын! Стоит и смотрит на нас молча. А потом не «Здравствуй, отец,» а -»Как вы здесь оказались?!» — «Шура! Сын мой!» — го- ворю.- «Гибель же нам там! Голод, болезни, произвол полный!» — «Значит, бежали?» — спрашивает отрывисто, как бы не своим голосом, и взгляд его, просто ему не свойствен- ный, так всего меня к земле прижал. Молчу — что там было сказать? И пусть бы оно даже так, да только чтоб Павлуша этого не видел. Мальчишка же только тем и жил, что надеялся на братское слово, на братскую ласку старшего к младшему, а оно вон как обер- нулось! «Помочь могу только в том, чтобы бесплатно доставить вас туда, где были!» — так точно и сказал.»

Конечно, не вина Твардовского, что ему пришлось делать такой страшный выбор между родными и властью, но результат выбора следовало бы целиком отнести на его счет, если бы за Твардовского с самого начала все не решил психотип, его 1-я Воля. У человека нет ни вин, ни заслуг, есть лишь природа и случай.

Обычная для «царя» неровность отношения и поведения в полной мере была при- суща Твардовскому. Вот несколько цитат из воспоминаний Юрия Трифонова: «...когда я узнал Александра Трифоновича ближе, я понял, какой это затейливый характер, как он наивен и подозрителен одновременно, как много в нем простодушия, гордыни, ясновель- можного гонора и крестьянского добросердечия... был ровен, проницателен и как-то по высшему счету корректен со всеми одинаково: с лауреатами премий, с академиками, с жестянщиками. Та ровность и демократизм, которые были свойственны редактору «Но- вого мира» в его отношении с авторами, отличали Александра Трифоновича и в обыден- ной жизни... умел людей, которые ему были неприятны или которых он мало уважал, подавлять и третировать безжалостно: и ехидством, и холодным презрением, а то и про- сто бранью.» Такая вот противоречивая характеристика. К сказанному Трифоновым сле- дует добавить, что демократизм Твардовского был специфическим, «царским», т.е. он ровно относился к академикам и жестянщикам, потому что считал их равно ниже себя. Любовь Твардовского также отдавала монархизмом, Солженицын писал: «А.Т. в письме назвал меня «самым дорогим в литературе человеком» для себя, и он от чистого сердца меня любил бескорыстно, но тиранически: как любит скульптор свое изделие, а то и как сюзерен своего лучшего вассала.»

* * *

«Твардовские» — лучшие в мире бойцы. 1-я Воля не предполагает отступлений и дерется до последнего. Мощная, гибкая 2-я Физика легко держит удар, и ее нельзя сло- мать, ее можно только уничтожить.

У Трифонова сохранилось прекрасное описание купающегося Твардовского с очень точно воспроизведенным впечатлением от вида 2-й Физики: «Александр Трифонович был крепок, здоров, его большое тело, большие руки поражали могутностью. Вот чело- век, задуманный на столетья! Он был очень светлокожий. Загорелыми, как у крестьянина, были только лицо, шея, кисти рук. Двигался не спеша, но как-то легко, сноровисто, с си- лой хватался за ствол, с силой отталкивался и долго медленно плавал....на реке, от кото- рой парило, я видел зрелого и мощного человека, один вид которого внушал: он побе- дит!»

В порядке первых двух функций «твардовский» совпадает с «наполеоном» (см.) и первым среди бойцов, лучше «наполеона», его делает 3-я Эмоция. Покой и холод, не по- кидающие «твардовского» в самой отчаянной схватке, парализуют противника, не позво- ляют ему считывать с лица «твардовского» очень важную для тактики боя эмоциональ-

ную информацию. Дерущегося «твардовского» лучше всего сравнить с медведем. Любой цирковой дрессировщик сразу скажет, что самый опасный зверь — это медведь. Опасен он потому, что ведя одинокий по большей части образ жизни, медведь не нуждается в специальных сигналах, оповещающих о его состоянии и намерениях, т.е. «эмоционально обделен», суховат, поэтому атаки его и последствия практически не предсказуемы. Точно таким же медведем можно считать «твардовского», существа сильного душой и телом и непроницаемого.

Железные нервы 3-й Эмоции данного психотипа прекрасное дополнительное ору- дие как в простой драке, так и в военной кампании. Недаром из среды «твардовских» вышли такие первоклассные полководцы как Нельсон, Мольтке, Жофрр.

* * *

О том как выглядит «твардовский», целиком посвятивший себя политике, дает представление краткое жизнеописание австрийского императора Иосифа II. В сокращен- ном виде выглядит оно следующем образом: «Программа Иосифа II была самым последо- вательным выражением системы просвещенного абсолютизма. Иосиф был одним из самых деятельных людей и, не щадя ни себя, ни других, совершенно изнурил себя рабо- той. Его бесчисленные путешествия были не триумфальными прогулками, а тяжелым трудом добросовестного ревизора. Входя во все самолично, он верил в свое призвание вывести Австрию из полудикого состояния путем реформ, идущих сверху. Вместе с тем, он следовал старой австрийской традиции укрепления внешнего и внутреннего могуще- ства государства, бюрократической централизации, объединения разноплеменного соста- ва монархии, попрания старинных вольностей феодального происхождения и подчинения церкви государству. В виде корректива произволу он допустил, однако, гласное обсужде- ние текущих вопросов в печати и открытую критику действий монарха (закон о печати 11 июня 1781 г.). Человеколюбивая деятельность его простиралась на всех обездоленных, начиная с притесненного крестьянства и кончая сиротами, больными, глухонемыми, не- законнорожденными. Тем не менее Иосиф был совершенно чужд сентиментальному и несколько отвлеченному благодушию чувствительного XYIII века... Похвалы со стороны модных писателей он не искал; во время наделавшего много шума путешествия его во Францию (1777) свидание его с Вольтером не состоялось. В 1781 г. он издал знаменитый указ о веротерпимости... Уничтожая привилегии магнатов и устанавливая равенство всех граждан, Иосиф признавал дворянство лишь как служилое сословие и допускал приток разночинцев в ряды чиновничества... Его политика возбудила всеобщее недовольство... На смертном одре, несмотря на тяжкие страдания, он продолжал заниматься государст- венными делами до последнего дня и умер 20 февраля 1790 г., с твердостью».

Все узнаваемо в этом жизнеописании. Последовательный централизм, сочетаемый с уравнительными тенденциями, — обычная для 1-й Воли политика. От 2-й Физики огром- ная трудоспособность и забота о нуждающихся. Веротерпимость и несентиментальность

— от 3-й Эмоции. Таков, собственно, и есть, занятый чистой политикой, «твардовский».

* * *

Обычно «твардовский» — плотный, приземистый человек с твердым, прямым, на- смешливым взглядом без блеска. Лицо круглое. Он осанист, церемонен, невозмутим. Жест спокоен, величав, уверен, точен. Речь ровна, напориста, иронична, монотонна. Втайне питает слабость к музыке, литературе, искусствам, а, выпив, не прочь сам спеть что-нибудь негромким, маловыразительным голоском. Мимика почти отсутствуют. Стрижка короткая и аккуратная, к окраске волос редко прибегают даже женщины. «Твар- довский» заботлив, домовит, рукаст, хотя не без высокомерия и иронии относится к про-

стым житейским заботам. Он очень любит природу, и домашние животные выглядят единственными существами, имеющими власть над этим отчужденным, жестким, холод- новатым человеком.

1) ЛОГИКА («догматик»)

2) ВОЛЯ («дворянин»)

3) ФИЗИКА («недотрога»)

4) ЭМОЦИЯ («зевака»)

Дата добавления: 2015-08-27