Критика холистического и метафизического взгляда на общество 49 страница

Разрабатывая идеальную конструкцию равномерно функционирующей экономики, мы предположили, что все факторы производства используются таким образом, что каждый из них оказывает наиболее высоко оцениваемые услуги из тех, что он фактически может оказать. Никакое дальнейшее изменение направлений использования любого из этих факторов не может улучшить состояние удовлетворения потребностей в существующих условиях. Эта ситуация, в которой невозможно прибегнуть ни к какому изменению размещения факторов производства, описывается системой дифференциальных уравнений. Однако эти уравнения не дают никакой информации о человеческих действиях, посредством которых достигается гипотетическое состояние равновесия. Они говорят только о следующем: если в состоянии статического равновесия m единиц а используются для производства р, а n единиц а для производства q, то никакие дальнейшие изменения пропорций использования имеющихся в нашем распоряжении единиц а не смогут привести к приращению удовлетворения потребностей. (Даже если мы предположим, что а совершенно делимо и будем считать единицу а бесконечно малой величиной, будет серьезной ошибкой утверждать, что предельная полезность а одинакова в обоих вариантах использования.)

Состояние равновесия идеальная конструкция в чистом виде. В изменяющемся мире ее невозможно реализовать. Она отличается от сегодняшнего состояния так же, как и от любого другого осуществимого положения дел.

В рыночной экономике именно предпринимательская деятельность постоянно перетасовывает меновые отношения и распределение факторов производства. Предприимчивый человек обнаруживает расхождение между ценами на комплиментарные факторы производства и ожидаемыми им будущими ценами на продукцию и пытается воспользоваться этой разницей для своей выгоды. Разумеется, будущая цена, которую он имеет в виду, не является гипотетической равновесной ценой. Ни один действующий субъект не имеет никакого отношения к равновесию и равновесным ценам; эти понятия чужды реальной жизни и деятельности; они являются вспомогательными инструментами праксиологического рассуждения, у которого нет других интеллектуальных способов постижения безостановочной неугомонности деятельности, кроме как противопоставить ее понятию абсолютного покоя. Для рассуждения теоретика каждое изменение является шагом вперед по дороге, которая при условии, что не появляется новых исходных данных, в конечном счете ведет к состоянию равновесия. Ни теоретики, ни капиталисты и предприниматели, ни потребители не в состоянии на основании знания существующего положения дел сформировать мнение о величине равновесной цены. Но в этом мнении нет никакой необходимости. К переменам и нововведениям человека побуждает не призрак равновесных цен, а ожидание определенных значений цен на ограниченное количество изделий на дату планируемой продажи. Начиная реализацию определенного проекта, предприниматель имеет в виду только первый шаг преобразований, которые приведут к состоянию равновесия, при условии, что не произойдет никаких других изменений в начальных данных, кроме тех, которые стимулируются его проектом.

Но для применения уравнений, описывающих состояние равновесия, требуется знание о последовательности расположения ценностей потребительских товаров в состоянии равновесия. Эта градация является одним из элементов этих уравнений, которые предполагаются известными. Однако руководителю известны только его текущие оценки, а не его шкала ценности в гипотетическом состоянии равновесия. Предположим, что он полагает, что относительно его текущих оценок распределение факторов производства является неудовлетворительным и желает их изменить. Но он ничего не знает о том, каковы будут его оценки в тот момент, когда равновесие будет достигнуто. Эти оценки будут отражать обстоятельства, сложившиеся в результате успешных изменений в производстве, провозглашенных им самим.

Обозначим сегодняшний день через D1, а день, когда установится равновесие, через Dn. Согласно этому мы назовем следующие величины, соответствующие этим двум дням: шкала ценности благ первого порядка V1 и Vn, совокупное предложение[Предложение это совокупный запас, в котором все наличное предложение конкретизировано по классам и количествам. Каждый класс охватывает только такие статьи, которые имеют в каком-либо отношении (например, в том числе относительно их место- расположения) одинаковую важность для удовлетворения потребности.] первичных факторов производства О1 и Оn, совокупное предложение всех произведенных факторов производства P1 и Pn, сумму О1 + Р1 как М1, а сумму Оn + Рn как Мn. Наконец, обозначим состояние технологического знания через Т1 и Тn. Для решения уравнения требуется знание Vn, Оn + Рn = Мn и Тn. Но сегодня мы знаем только V1, О1 + Р1 = М1 и Т1.

Недопустимо предполагать, что значения этих величин для D1 равны значениям для Dn, потому что состояния равновесия нельзя будет достигнуть, если произойдут дальнейшие изменения начальных данных. Отсутствие дальнейших изменений в начальных данных, что является необходимым условием для установления равновесия, касается только таких изменений, которые могут помешать приведению обстоятельств в соответствие с действием тех элементов, которые уже действуют сегодня. Система не может достигнуть состояния равновесия, если новые элементы, проникающие извне, отклоняют ее от тех траекторий, которые ведут ее к установлению равновесия<$FРазумеется, мы можем допустить, что T1 равняется Тn, если мы готовы предположить, что технологическое знание достигло своей конечной стадии.>. Однако пока равновесие еще не достигнуто, система находится в постоянном движении, которое вносит изменения в исходные данные. Движение к установлению равновесия, не прерываемое возникновением каких-либо изменений в исходных данных, приходящих извне, само по себе представляет собой последовательное изменение исходных данных.

Пусть Р1 является набором величин, которые не соответствуют сегодняшним оценкам. Он является результатом действий, которые направлялись прошлыми оценками и располагали технологическими знаниями и информацией о наличных ресурсах первичных факторов производства, отличающихся от настоящего состояния. Одной из причин того, почему система не находится в равновесии, является как раз тот факт, что Р1 не приведено в соответствие с условиями сегодняшнего дня. С одной стороны, существуют заводы, инструменты и запасы других факторов производства, которые не существовали бы в условиях равновесия, а с другой стороны, для того, чтобы установилось равновесие, необходимо произвести другие заводы, инструменты и запасы. Равновесие возникнет только тогда, когда эти возмущающие части Р1, насколько их еще можно использовать, будут изношены и заменены тем, что соответствует состоянию остальных синхронных данных, а именно V, O и T. Действующему субъекту необходимо знать не положение дел в условиях равновесия, а информацию о самых подходящих методах преобразования путем последовательных шагов P1 в Pn. Относительно этой задачи уравнения бесполезны.

С этими проблемами нельзя справиться, просто устранив P и положившись только на О. В самом деле, способ использования первичных факторов производства однозначно определяет количество и качество произведенных факторов производства, промежуточных продуктов. Но информация, которую можно получить таким путем, относится только к условиям равновесия. Она ничего не сообщает нам о методах и процедурах, которые следует использовать для достижения равновесия. Сегодня мы сталкиваемся с запасом Р1, который отличается от состояния равновесия. Мы должны принимать во внимание реальное состояние, т.е. P1, а не гипотетические условия Рn.

Гипотетическое состояние равновесия появится, когда все методы производства будут приведены в соответствие с оценками действующих субъектов и с состоянием технологического знания. Тогда можно будет работать в самом подходящем месте с помощью самых подходящих технологий. Сегодняшняя экономика совсем иная. Она работает с другими средствами, которые не соответствуют равновесному состоянию и которые нельзя учесть в системе уравнений, описывающих это состояние в математических символах. Знание обстоятельств, которые будут существовать в условиях равновесия, бесполезно для руководителя, которому приходится действовать в существующих обстоятельствах. Все, что он должен узнать, это как наиболее экономичным образом распорядиться средствами, имеющимися у него сегодня, которые являются наследием эпохи, характеризовавшейся другими оценками, другим технологическим знанием и другой информацией о проблемах месторасположения. Он должен знать, какой следующий шаг ему совершить. Здесь уравнения ничем не могут помочь.

Предположим, что изолированной страной, экономические условия которой соответствуют условиям Центральной Европы в середине XIX в., правит диктатор, хорошо знакомый с американской технологией наших дней. У этого руководителя в целом сложилось представление о том, к каким целям он должен вести экономику страны, вверенной его попечению. Несмотря на это даже исчерпывающее знание условий сегодняшней Америки не принесет ему никакой пользы для решения проблемы последовательного, шаг за шагом преобразования, самым подходящим и целесообразным путем, данной экономической системы в целевую систему.

Даже если ради поддержания дискуссии мы предположим, что вдохновение свыше позволит руководителю без помощи экономического расчета решить все проблемы, связанные с наиболее выгодной организацией всех видов производственной деятельности, и что точный образ конечной цели, к достижению которой он должен стремиться, имеется в его голове, все равно остаются важные проблемы, которые нельзя решить без экономического расчета, поскольку задача руководителя не начинать с самого начала цивилизации и не открывать экономическую историю на голом месте. Элементы, с помощью которых он должен действовать, это не только естественные ресурсы, не тронутые прежде. Это и капитальные блага, произведенные в прошлом и не адаптируемые или не полностью адаптируемые для использования в новых проектах. Именно в этих предметах материальной культуры, произведенных в обстоятельствах, которые характеризовались оценками, технологическим знанием и многими другими вещами, отличающимися от характеристик дня сегодняшнего, воплощено наше богатство. Их структура, качество, количество и расположение имеют первостепенную важность при выборе всех последующих экономических действий. Некоторые из них могут быть абсолютно непригодны для любого вида дальнейшего использования; они должны оставаться неиспользуемыми мощностями. Но большая их часть должна использоваться, если только мы не хотим начать все заново с крайней нищеты и лишений первобытного человека и хотим выжить в период, отделяющий нас от того дня, когда перестройка производственного аппарата в соответствии с новыми планами будет завершена. Руководитель не может просто возвести новое здание, не заботясь о своих подданных на протяжении периода ожидания. Он должен постараться максимально использовать каждую часть уже имеющихся капитальных благ.

Не только технократы, но и социалисты всех оттенков постоянно повторяют, что реализация их честолюбивых планов обеспечивается огромным богатством, накопленным до этого. И в то же время они игнорируют тот факт, что это богатство в значительной степени состоит из капитальных благ, произведенных в прошлом и более или менее устаревших с точки зрения наших сегодняшних оценок и технологического знания. По их представлениям, единственная цель производства состоит в том, чтобы преобразовать производственный аппарат таким образом, чтобы сделать жизнь более изобильной для последующих поколений. Современники для них являются просто потерянным поколением, людьми, основная цель которых должна состоять в том, чтобы трудиться ради будущего. Однако реальные люди совсем другие. Они хотят не только создавать лучший мир, в котором будут жить их внуки, но и сами наслаждаться жизнью. Они хотят наиболее эффективным способом использовать те капитальные блага, которые имеются сейчас. Они стремятся к лучшему будущему, но хотят достичь этой цели самым экономичным образом. Осуществление этого желания не может обойтись без экономического расчета.

Считать, что состояние равновесия можно вычислить посредством математических действий на основе знания условий неравновесного состояния, было бы серьезной ошибкой. Не менее ошибочно было бы считать, что такое знание условий гипотетического состояния равновесия может принести какую-либо пользу человеку в его поиске наилучшего из возможных решений проблем, с которыми он сталкивается в своем каждодневном выборе и деятельности. Поэтому нет необходимости специально подчеркивать, что вымышленные цифры уравнений, которые каждый должен решать каждый день заново, чтобы на практике использовать этот метод, лишают смысла всю эту затею, даже если она и была разумной заменой экономическому расчету рынка[По поводу этой алгебраической проблемы см.: Pareto. Manuel d'??й??conomie politique. 2nd ed. Paris, 1927. P. 233 f.; Hayek. Collectivist Economic Planning. London, 1935. P. 207214. Поэтому создание электронных вычислительных машин не оказывает никакого влияния на нашу проблему.].

Часть шестая. ДЕФОРМИРОВАННАЯ РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА

XXVII. ГОСУДАРСТВО И РЫНОК

1. Идея третьей системы

Частную собственность на средства производства (рыночную экономику или капитализм) и общественную собственность на средства производства (коммунизм, социализм или планирование) можно четко охарактеризовать. Каждая из этих двух систем экономической организации общества поддается точному и недвусмысленному описанию и определению. Их невозможно перепутать друг с другом; их нельзя смешать или соединить; от одной из них к другой не существует никакого плавного перехода; они несовместимы. По отношению к одним и тем же факторам производства может существовать только либо частный, либо общественный контроль. Если в структуре системы общественного сотрудничества лишь некоторая часть средств производства подлежит общественному контролю, в то время как остальные контролируются частными индивидами, это не ведет к появлению смешанной системы, соединяющей социализм и частную собственность. Система остается рыночным обществом, если только обобществленный сектор не обособляется полностью от необобществленного и не ведет строго автаркичного существования. (В последнем случае есть две системы, независимо сосуществующие рядом, капиталистическая и социалистическая.) Государственные предприятия, функционирующие в системе, где существуют частные предприятия и рынок, социалистические страны, обменивающиеся товарами и услугами с несоциалистическими странами, также интегрированы в систему рыночной экономики. Они подчиняются законам рынка и имеют возможность пользоваться экономическим расчетом[См. с. 244245.].

Если кто-либо рассматривает идею помещения рядом с этими двумя системами или между ними третьей системы общественного сотрудничества с разделением труда, то он всегда может отталкиваться только от понятия рыночной экономики, и никогда от понятия социализма. Понятие социализма с его жестким монизмом и централизацией, наделяющей правом выбора и действия только одну волю, не допускает никаких компромиссов и уступок; эта конструкция не подлежит никакой коррекции и изменению. Иное дело система рыночной экономики. Здесь дуализм рынка и власти государства сдерживать и принуждать допускает различные идеи. Люди задаются вопросом о том, действительно ли столь необходимо и целесообразно государству держаться вне рынка? Не должно ли государство взять на себя задачу вмешиваться и корректировать функционирование рынка? Разве не могут существовать другие системы социальной организации, не являющиеся ни коммунизмом, ни чистой и свободной рыночной экономикой?

Таким образом, люди напридумывали множество третьих решений, систем, которые, как заявлялось, так же далеки от социализма, как и от капитализма. Эти авторы голословно утверждают, что эти системы являются несоциалистическими, поскольку они стремятся сохранить частную собственность на средства производства, и что они не являются капиталистическими, поскольку они устраняют недостатки рыночной экономики. Поскольку научный подход к данной проблеме по необходимости нейтрален по отношению к любым ценностным суждениям и не осуждает ни одну черту капитализма как неправильную, вредную или несправедливую, то эти эмоциональные рекомендации интервенционизма бесполезны. Задача экономической науки анализ и поиск истины. Она не призвана хвалить или осуждать, ориентируясь на какие-либо эталонные предвзятые постулаты и предрассудки. Относительно интервенционизма у нее есть только один вопрос: как он работает?

2. Интервенция

Есть две модели осуществления социализма.

Первая модель (мы можем назвать ее ленинской, или русской) является чисто бюрократической. Все заводы, цеха и фермы формально национализированы (verstaatlicht*); они являются департаментами правительства, которыми руководят гражданские служащие. Каждое производственное подразделение находится в том же отношении к вышестоящей центральной организации, что и местное почтовое отделение к ведомству министра почт.

Вторая модель (мы можем назвать ее гинденбургской, или немецкой) номинально и по форме сохраняет частную собственность на средства производства и видимость рынка, цен, заработной платы и процентных ставок. Однако предпринимателей больше не существует, остаются только управляющие заводами (Betriebsf??ь??hrer** по терминологии нацистского законодательства). На первый взгляд, они играют важную роль в руководстве предприятиями, которые им доверены; они покупают и продают, нанимают и увольняют рабочих, вознаграждают их услуги, берут кредиты и выплачивают проценты и основной долг. Но в своей деятельности они обязаны беспрекословно повиноваться приказам, издаваемым высшим государственным органом по управлению производством. Этот орган (Reichwirtschaftsministerium* в нацистской Германии) указывает директорам заводов, что и как производить, по каким ценам и у кого покупать, по каким ценам и кому продавать. Каждого рабочего он назначает на должность и устанавливает ему заработную плату. Он постановляет, кому и на каких условиях капиталисты должны вверять свои средства. Рыночный обмен всего лишь имитация. Все ставки заработной платы, цены и процентные ставки устанавливаются государством; они являются ставками заработной платы, ценами и процентными ставками только внешне, а фактически они выступают количественными параметрами государственных приказов, определяющих должность, доход, потребление и уровень жизни каждого гражданина. Государство руководит всей производственной деятельностью. Директор завода подчиняется государству, а не потребительскому спросу и структуре цен рынка. Это социализм, внешне замаскированный терминологией капитализма. Сохранены некоторые ярлыки рыночной экономики, но значат они нечто совсем иное по сравнению с рыночной экономикой.

Этот факт необходимо подчеркнуть особо, чтобы не допустить смешения социализма и интервенционизма. Система интервенционизма, или деформированной рыночной экономики отличается от немецкой модели социализма как раз тем, что она остается рыночной экономикой. Власть вмешивается в действие рыночной экономики, но не стремится устранить рынок совсем. Она хочет направить развитие производства и потребления по пути, отличному от того, который определен свободным рынком, и желает достичь своей цели путем привнесения в работающий рынок приказов, команд и запретов, за проведением которых в жизнь следит стоящая наготове полицейская власть и ее аппарат насильственного принуждения и подавления. Но это изолированные акты вмешательства. Государство не ставит своей целью объединить их в интегрированную систему, которая будет определять все цены, заработную плату и процентные ставки, и тем самым взять все управление производством и потреблением в руки властей.

Система деформированной рыночной экономики, или интервенционизма нацелена на сохранение дуализма различных сфер деятельности государства, с одной стороны, и экономической свободы в условиях рыночной экономики с другой. Именно то, что государство не ограничивает свою деятельность сохранением частной собственности на средства производства и ее защитой от мошеннических посягательств, и характеризует ее как таковую. Государство своими приказами и запретами вмешивается в ход экономической жизни.

Акт вмешательства представляет собой декрет, прямо или косвенно изданный органом, возглавляющим административный аппарат сдерживания и принуждения общества, который заставляет предпринимателей и капиталистов использовать некоторые факторы производства иначе, чем они использовали бы, повинуясь диктату рынка. Этот декрет может быть приказом либо что-то делать, либо что-то не делать. Не требуется, чтобы декрет издавался непосредственно самим признанным верховным органом. Некоторые агентства могут присвоить себе право издавать подобные приказы и запреты и проводить их в жизнь с помощью собственного аппарата насильственного принуждения и сдерживания. Если признанное правительство терпимо относится к этому или даже поддерживает путем использования государственного полицейского аппарата, то дело обстоит так, что вмешательство осуществляется самим правительством. Если правительство выступает против этих агентств, но не может их остановить с помощью своих вооруженных сил, хотя и хотело бы, то наступает анархия. Важно помнить, что вмешательство государства всегда означает насильственное действие либо угрозу такового. Средства, которые государство расходует на какие бы то ни было цели, собраны посредством налогообложения. А налоги платятся, потому что граждане боятся оказать сопротивление сборщикам налогов. Они знают, что любое неповиновение или сопротивление безнадежно. Пока положение дел остается таковым, государство способно собрать деньги, которые оно желает израсходовать. В конечном счете государство это использование вооруженных людей: полицейских, жандармов, солдат, тюремных охранников и палачей. Основным признаком государства является то, что оно воплощает свои декреты путем избиений, убийств и заключения в тюрьму. Те, кто требует большего государственного вмешательства, в конечном итоге требуют большего принуждения и меньшей свободы.

Привлечение внимания к этому факту не означает осуждения деятельности государства. В грубой реальности мирное общественное сотрудничество невозможно, если не оговорено насильственное препятствование и подавление антиобщественной деятельности непокорных индивидов и групп индивидов. Необходимо возразить против часто повторяемой фразы, что государство представляет собой зло, хотя зло необходимое и неизбежное. Для достижения цели необходимы средства, издержки ее успешного осуществления. Описывать их как зло с морально-нравственным оттенком этого термина было бы произвольным ценностным суждением. Однако перед лицом современных тенденций к обожествлению правительства и государства хорошо бы напомнить себе, что древние римляне, выбрав в качестве символа государства связку розг с топором посредине, были более реалистичны, чем наши современники, приписывающие государству все атрибуты Бога.

3. Ограничение функций государства

Различные направления мысли, гордо выступающие под помпезными названиями философии права и политической науки, предаются бесполезным и пустым размышлениям по поводу ограничения функций государства. Отталкиваясь от чисто произвольного предположения, описывающего якобы вечные и абсолютные ценности и принципы справедливости, они присваивают себе права верховного судьи над всеми земными делами. Они неверно истолковывают свои собственные ценностные суждения, сделанные на основе интуиции, считая их гласом Всемогущего или природой вещей.

Однако не существует вечных критериев того, что является справедливым, а что несправедливым. Природе чужда идея правильного и неправильного. Не убий определенно не является частью закона природы. Характерной чертой естественных условий является тот факт, что одно животное стремится убить других животных, а также то, что многие виды могут поддержать собственную жизнь, только убивая других. Представление о правильном и неправильном это человеческий механизм, прагматический прием, предназначенный для того, чтобы сделать возможным общественное сотрудничество в условиях разделения труда. Все нравственные правила и человеческие законы являются средствами достижения определенных целей. Не существует иного метода, чтобы оценить, хороши они или плохи, кроме как тщательно проверить их пригодность для достижения поставленных и преследуемых целей.

Одни авторы выводят справедливость института частной собственности на средства производства из понятия естественного права. Другие ссылаются на естественное право для оправдания отмены частной собственности на средства производства. Поскольку идея естественного права совершенно произвольна, то подобные разногласия не поддаются урегулированию.

Государство и правительство являются не целью, а средством. Причинение зла другим людям источник непосредственного удовольствия только для садистов. Признанная власть прибегает к сдерживанию и принуждению, чтобы обеспечить ровное функционирование определенной системы социальной организации. Границы применения сдерживания и принуждения и содержание законов, выполнение которых должно обеспечиваться полицейским аппаратом, обусловлены принятым социальным строем. Поскольку государство и правительство предназначены для того, чтобы заставить эту общественную систему надежно работать, то и определение границ государственных функций должно соответствовать этим требованиям. Единственный критерий оценки законов и методов проведения их в жизнь это то, насколько эффективно они охраняют общественный порядок, который желательно сохранить.

Понятие справедливости имеет смысл, только когда относится к определенной системе норм, которая сама по себе полагается неоспоримой и не допускающей никакой критики. Многие придерживаются теории, согласно которой то, что является правильным, и то, что является неправильным, установлено с древних времен и на веки вечные. Задача законодателей и судов не в том, чтобы создавать законы, а в том, чтобы выяснять, что является правильным в силу неизменных представлений о справедливости. Доктрина естественного права бросила вызов этой теории, ведущей к несокрушимому консерватизму и окостенению привычных традиций и институтов. Позитивному (действующему) праву страны было противопоставлено понятие высшего права, закона природы. С позиций произвольных критериев естественного права действующие законодательные акты и институты стали определяться как справедливые или как несправедливые. Хорошему законодателю было предписано привести действующие законы в соответствие с естественным правом.

Фундаментальные ошибки, содержащиеся в обеих доктринах, вскрыты давным давно. Для тех, кто не введен ими в заблуждение, очевидно, что апеллирование к справедливости в спорах, касающихся разработки новых законов, является примером рассуждения в замкнутом круге. De lege ferenda* не существует такой вещи, как справедливость. Логически понятие справедливости может использовать только de lege late**. Оно имеет смысл, только когда одобряет или не одобряет конкретное поведение с точки зрения действующих законов страны. При рассмотрении изменений в национальном законодательстве, при переработке или отмене существующих законов или при написании новых законов стоит вопрос не о справедливости, а об общественной целесообразности и общественном благосостоянии. Абсолютного понятия справедливости, не относящегося к определенной системе социальной организации, не существует. Не справедливость определяет принятие решения в пользу определенной общественной системы. Наоборот, именно общественная система определяет, что должно считаться правильным, а что неправильным. Вне социальных связей не существует ни правильного, ни неправильного. Для гипотетического изолированного и экономически самодостаточного индивида понятия справедливого и несправедливого являются бессодержательными. Такой индивид может отличать только то, что является более целесообразным, от того, что является менее целесообразным для него самого. Идея справедливости всегда относится к общественному сотрудничеству.

Бессмысленно оправдывать или отвергать интервенционизм с точки зрения фиктивной и произвольной идеи абсолютной справедливости. Бесполезно размышлять по поводу точного разграничения задач государства с точки зрения предварительно сформулированных критериев вечных ценностей. Точно так же недопустимо выводить свойственные государству задачи из самих понятий правительства, государства, закона и справедливости. Именно в этом состоит абсурдность спекуляций средневековых схоластов Фихте, Шеллинга и Гегеля, а также немецкой Bergriffsjurisprudenz***. Понятия это инструменты рассуждения. Их никогда не следует рассматривать в качестве принципов, диктующих образ действий.

Подчеркивание того, что понятия государства и суверенности логически подразумевают абсолютное господство и тем самым не допускают никакого ограничения деятельности государства, представляет собой излишнюю умственную гимнастику. Никто не сомневается в том, что государство имеет достаточно силы, чтобы на своей территории установить тоталитарный режим. Проблема в том, является ли такой режим целесообразным с точки зрения сохранения и функционирования общественного сотрудничества. Относительно этой проблемы никакие изощренные интерпретации концепций и понятий не принесут никакой пользы. Ее должна решать праксиология, а не ложная метафизика государства и права. Философия права и политическая наука затрудняются отыскать причину, по которой государство не должно контролировать цены и не наказывать тех, кто нарушает установленные потолки цен, подобно тому, как оно наказывает убийц и воров. По их представлениям, институт частной собственности является всего лишь легко отменяемой привилегией, милостиво пожалованной всемогущим сувереном жалким индивидам. Не может быть ничего плохого в полной или частичной отмене законов, дарующих эту привилегию; против экспроприации или конфискации нельзя выдвинуть никакого разумного возражения. Законодатель волен заменить общественную систему, основанную на частном владении средствами производства, любой другой системой, точно так же, как он волен заменить один национальный гимн другим. Формула car tel est notre bon plaisir* есть единственная максима поведения суверенного законодателя.

Дата добавления: 2015-08-26