Доказанная теорема

Заключительное слово

За годы школьной работы пришел к убеждению, что урок литературы может больше, чем сама литература, если это человекоформирующий урок.

Было время, когда рассуждал: главное — обучать! обу­чать! Воспитание будет. Оно, дескать, вытекает из тех зна­ний, которые даем. И давал. Все больше и больше, а вы­текало — все меньше и меньше. Затем понял: обучение и воспитание — как молния на куртке, обе стороны засте­гиваются одновременно. Несколько лет работал с «мол­нией», пока не сломалась, зацепившись за обучение. Сно­ва задумался. Урок литературы, стало быть, не «кувшин», из которого вытекает, и не «куртка». Это... Впрочем, на­деюсь, что об этом читателю удалось узнать из прочитан­ной только что книги. Узнать и о тех маленьких секретах, без которых никакие концепции, структуры, методы реали­зованными быть не могут. Ведь словесник не только объясняет, воспроизводит, он еще и трактует, т. е. ищет свою правду, ибо только свое открывает книгу для всех. Без секретов тут нельзя.

С чем безоговорочно надо согласиться? В «чистом» ви­де литературное знание уже не работает, и практики хорошо понимают это. Нужны мостики между книгой и жизнью, книгой и теми, кто читает ее,

приобщается к ней, — учениками. По этим мостикам идут к нам великие, а мы — к ним за советом, поддержкой и дальше: к зна­нию (!) тех, кто помог, поддержал. Изначально за крите­рий работы взял не методическую установку на то, это, другое, а отношение ученика к предмету. В какой-то сте­пени, а точнее, на каком-то этапе оно важнее самого пред­мета. Ведь литература универсальна в том смысле, что каждая судьба находит здесь свой отклик. По этой причи­не всежеланна и вседоступна. Если у кого-то она не «по­шла» (а таких еще немало), значит, не тем путем пошли мы сами. Значит, надо менять и себя, и путь, т. е. ориен­тацию. Мой главный ориентир — ученик. Не к книге, а к нему с книгой иду, уверовав, что нет таких проблем, ко­торые не могла бы решить литература, т. е. урок.

Как воспитывать книгой, не разрывая учебных связей с нею, а, наоборот, укрепляя и расширяя их, — об этом, в сущности, шел разговор, в конечном счете — о новой методике, о новых подходах к уроку. Теорема, которую доказывал и доказал, в следующем: всякий ученик может и хочет учиться, если ощутил практическую (!!!) пользу и ценность того, чем занимается. Тут-то и рождается нечто большее, чем само знание! — отношение к нему. Сможешь ли помочь другому знанием Пушкина — важнее того, на­сколько ты его сам знаешь. Посмотрим правде в глаза: урок, а тем более экзамен этого отношения не воспиты­вают, потому и девальвируется знание. Зачем оно? — во­прос, которым мучаются школьники. К тому же литерату­ру преподаем, точно упаковываем чемодан, когда в запасе нет другого. Набиваем и так и сяк, и тем, и этим, аж рем­ни трещат, а затем — ручки обрываются. И слава богу! Иначе бы грыжей кончилось. Неудивительно, что литера­туру в основном знают те, кто в душе ненавидит ее, а если любят, то не благодаря, а вопреки нашим стараниям.

Ошибочно и безответственно утверждать, будто «глав­ное в уроках литературы сама литература» (см.: Литера­тура в школе.— 1987. — № 3. — С. 21). Установка, в об­щем, не нова: «опредметить» и в итоге смазать духовную работу с человеком, «выгнать» его с урока литературы (литературой!) и тем еще дальше отодвинуть нас от кни­ги, книгу от нас и каждого из нас друг от друга. Нет, урок литературы — это все (!!!), а не только книга. Иначе на­плодим, с одной стороны, пронырливых и ловких «боро­датых карликов», с другой — ко всем и ко всему безучастных инфантилистов, которых, что называется, голыми руками

Бери. И потом, (приглядитесь) — за «трепетные прикосновения» к литературе ратуют главным образом те, кто на самом деле не прикасается к ней никак. Сегодня уже не кому-то за нас, а нам самим решать — где Пушки­ным соизмерить себя, а где себя — Пушкиным! Урок, от которого напрямую зависят человеческие судьбы, иначе расставляет акценты в иерархии ценностей. И как бы ни возмущались оторванные от нужд и запросов жизни бес­плодные эстеты, на их истошно-надрывное «нет, нет, нет» спокойно и твердо ответим «да, да, да». Еще больше, чем экономике, уроку литературы нужна революционная (!) перестройка, ибо самый последний ответ, самый конечный результат здесь не за учеником, а за человеком: по-люд­ски хорошим, общественно значимым, пытливо читающим.

Если все начинается с учителя, с чего начинается он сам? Я попытался рассказать и об этом в книге. В чем-то она дневник судьбы, где биография преломилась в профес­сии, и больше — определила ее. Уже написано пять книг, не считая этой. В сущности, пять «рождений»: творческого задания («Урок продолжается...»); контакта с учеником («Искусство общения»); контакта с книгой («Роман Шоло­хова «Поднятая целина»); урока («Рождение урока»); массового читателя («Шаги навстречу»). «Путь к уче­нику» — еще одно рождение: гуманистической кон­цепции литературного образования. Еще раз повторюсь: на всеприятие не рассчитываю. Каждый опыт уни­кален. Кого-то можно повторить, другого только про­должить. Найди, читатель, свое и возьми, но снисхо­дительно отнесись и к тому, чего не принимаешь: без него, может, не было бы и того, что взял.

Дата добавления: 2015-08-26