Путь, которого они не знали

Тот маленький домик на Ву-фэмили Бридж-стрит, кото­рый Хадсон сделал местом своего обитания в Нинбо, стоит до сих пор. Чтобы добраться из поселения до этого несколь­ко отдаленного места, нужно пересечь широкую реку и вой­ти в город с восточной стороны через Солт Гейт. Затем нуж­но пройти около мили, минуя все главные улицы, до района озер, между древней пагодой и северо-западным углом го­родской стены. Отсюда маленький каменный мостик, пере­кинутый через один из многочисленных каналов, ведет к уз­кой улочке, в конце которой другой мост покрывает расстоя­ние через два больших полотна воды, сначала озера Солнца, а затем озера Луны. Со слегка приподнятой арки каждого из этих мостов можно увидеть маленькую улочку и поток жиз­ни, который водоворотом устремляется в храм, магазины и дома, а потом обратно.

Если пересечь канал и повернуть налево, там до сих пор стоит низенькое двухэтажное сооружение — впереди кото­рого располагается обычный магазинчик, а позади — не­большой дворик, — предназначенное стать первым зданием и миссионерским пунктом Китайской внутренней миссии. Этой зимой доктор Паркер использовал дом в качестве шко­лы для мальчиков и медпункта и был рад предоставить свое­му бывшему коллеге свободу делать все что угодно с про­сторным чердачным помещением наверху, о котором годы спустя Хадсон Тейлор говорил:

Я прекрасно помню, как вывел свои инициалы на снегу, который за ночь собрался поверх моего одеяла в большой верхней комнате, похожей на амбар. Сейчас эта комната разделена на четыре или пять меньших по размеру поме­щений, каждое из которых с удобством отделано. Черепич­ная крыша китайского дома может защитить от сильного дождя, но не может так же хорошо защитить от снега, кото­рый пробьется внутрь через щели и трещины. Но несмотря на дефекты постройки, маленький домик был хорошо при­способлен для работы с людьми, и там я с благодарностью поселился, находя, что пространства для утреннего, днев­ного и вечернего служений достаточно.

Единственными иностранцами в южной части города были мисс Элдерсли со своими помощницами и супруги Джонс из одной с ним миссии. Джонсы снимали незанятый дом в полуиностранном стиле, принадлежавший пресвитерианам-американцам, и изо всех сил старались овладеть язы­ком и адаптироваться к местной жизни.

Несмотря на всю занятость у себя дома, почти в миле от Джонсов, Хадсон Тейлор находил время частенько заходить и помогать своим друзьям, и чем чаще он их видел, тем боль­ше его поражало их посвящение и душевное расположение. С его помощью Джонс вскоре смог начать регулярные собра­ния, и много раз они вместе отправлялись проповедовать в городе и его окрестностях.

Тем временем миссис Джонс тоже нашла помощницу в лице младшей из сестер, проживающих с мисс Элдерсли. Когда новая семья поселилась возле них, эта веселая, привле­кательная девушка предложила свою помощь занятой мате­ри. Они навещали друг друга так часто, насколько это было возможно. В совершенстве владея языком, мисс Дайер была способна извлечь максимальную пользу из времени, которое они могли уделить его изучению. Несмотря на юный возраст (ей не было еще и двадцати) и сильную занятость в школе, ее удовлетворял только один вид деятельности — спасение че­ловеческих душ. Для нее миссионерская работа заключалась не только в том, чтобы преподавать, а в том, чтобы приво­дить людей к Христу.

«Именно это и привлекло мое внимание, — говорил Хад­сон Тейлор много позже. — Она была духовным человеком, и ее работа доказывала это. Уже тогда она была настоящей миссионеркой».

Было невозможно, чтобы молодой англичанин, живущий один на Бридж-стрит, не встречал мисс Дайер время от вре­мени у своих друзей. Невозможно было и то, чтобы она его не привлекала. Она была такой искренней и естественной, что вскоре они стали близкими знакомыми. К тому же во всех важных вопросах их взгляды были очень схожи, и неза­метно для него самого она стала заполнять в его сердце мес­то, которое раньше пустовало.

Он боролся с желанием видеть ее и делал все возможное, чтобы прогнать ее образ из своих мыслей, но тщетно. Он глубоко осознавал свое призвание трудиться во внутренних районах страны и чувствовал, что для этой работы должен быть свободен от привязанности к жене и дому. К тому же его будущее было весьма неопределенным. Возможно, через несколько недель или месяцев, путь в Сватоу для него будет снова открыт. Разве не ожидал он ежедневно от Господа во­дительства, думая о нуждах того региона? И даже если это не будет на юге Китая, он все равно надеялся и ставил цель вплотную заняться работой первопроходца, а эта деятель­ность может стоить ему жизни. Нет, лелеять мечты, воз­никающие сами собой при взгляде на любимое лицо, — не для него. Но как ни странно не смотреть он не мог и жаждал взглянуть снова.

Не было недостатка и в других аргументах. Какое он имел право думать о женитьбе, не имея ни дома, ни дохода, ни перспективы таковых, которые он мог бы предложить ей с ним разделить. Хотя он и был полномочным представителем Китайского евангелизационного общества, это вовсе не оз­начало, что можно рассчитывать на финансовую поддержку этой организации. Он месяцами не пользовался своим кре­дитным письмом, зная, что КЕО находится в долгу. Господь восполнял его нужды главным образом через Бергера, кото­рый время от времени оказывал финансовую поддержку Хад­сону и стал его помощником на всю жизнь. Но и это могло закончиться. По крайней мере, на это уж точно нельзя было рассчитывать. А что скажет она и те, кто за нее отвечает, на то, чтобы жить в Китае только верой, получать по вере даже дневное пропитание?

Да, было абсолютно ясно: он был не в том положении, чтобы думать о женитьбе; он должен подавить свой сердеч­ный голод, который временами угрожал захватить его пол­ностью. И в некоторой степени ему удалось повернуть свои мысли в другом направлении благодаря событиям, происхо­дящим на юге.

Ибо, как гром среди ясного неба, пришли вести, что Англия снова вовлечена в войну с Китаем. Вдруг в мгновение ока британцы раздули крошечную искру в пламя, а китайцы, не осознавая, чем все закончится, посмели осудить и даже воз­мутиться их высокомерным поведением. Но это означало войну, если столь неравную борьбу можно назвать войной. Уже через сорок восемь часов британское оружие грохотало у ворот Кантона.

Все это произошло ранней осенью, но только к середине ноября новости об этом стали достигать северных портов. Впервые услышав об этом и увидев, как мстительно кантон­цы, находящиеся в Нинбо, относятся к атаке на их родней город, Хадсон Тейлор сразу же подумал о Бернсе. Как хоро­шо, что он не в Сватоу, беззащитный перед яростью этих го­рячих южных людей. Теперь стало ясно не только почему его друг был вывезен из Сватоу, но и почему он сам был задер­жан как раз накануне своего отъезда.

Но вслед за чувством благодарности за спасение его друга пришли более печальные размышления о мотивах и значе­нии войны. Он не мог не знать, что в течение четырнадцати нелегких лет Англия оказывала на Китай давление аргумен­тами в пользу легализации ввоза опиума. Что, несмотря на отказ императора Дао-гуана допускать «струящийся яд» по какой бы то ни было цене, контрабандная торговля опиу­мом продолжалась, нарушая договорные права. Хотя во вре­мя первой войны попытка заставить китайцев принять их точку зрения не удалась, в определенных кругах уже давно хотели начать вторую. И несмотря на то, что британский

адмирал на время приостановил военные действия, неиз­бежным исходом такого одностороннего конфликта должно было стать унижение Китая и триумф опиумной политики Англии.

Что касается немедленных результатов, то в тот момент они имели другую направленность. Жители Кантона, пребы­вая в состоянии эйфории по поводу предполагаемой победы над британским флотом, применяли жестокие меры против ненавистных иностранцев. Они не могли знать, что, хотя ад­мирал Сеймор и удалился из Кантона, выводя войска из рас­положенных по берегу реки крепостей, сэр Джон Боуринг послал за подкреплением, и Англия примет решение воевать, несмотря на то, что большинством голосов парламент выра­зил неодобрение по этому поводу. Во всем этом они видели только свой шанс отомстить и, вполне естественно, извлека­ли из него все, что могли. Например, в Кантоне были подож­жены китайские фабрики, и за голову каждого иностранца назначили награду.

Из-за всего происходящего, конечно, возникал серьезный вопрос: до чего дойдет желание отомстить? Как насчет других портов и поселений и особенно Нинбо, где немалую часть населения составляют кантонцы? Прежде они довольствова­лись одними угрозами, но будет ли (и может ли) так долго продолжаться?

Всюду поползли самые пугающие слухи. В случае войны с Китаем, возможно, единственным портом во владении ино­странцев останется Шанхай. Уже сейчас требовалось позабо­титься о том, чтобы снять там жилье. Поскольку пароходы ходили туда регулярно, уехать было несложно, а потом так же просто было вернуться обратно весной или летом.

Таким образом, Хадсон Тейлор, осевший на три месяца в Нинбо, снова должен был переезжать. По всей видимости, никто не был так свободен, чтобы сопровождать отъезжа­ющих, к тому же, знание шанхайского диалекта облегчало ему эту задачу. Он мог быть так же полезен в Шанхае, как и в Нинбо, а это важно, если потребуется задержаться.

Лично сам он многое бы отдал, чтобы в то время остать­ся в Нинбо и охранять безопасность той, которую он любил. Мисс Элдерсли не хотела уезжать, и ее юные помощницы решили остаться с ней. Она как раз передавала управление школой Американской пресвитерианской миссии, потому что чувствовала, что будет мудро сложить с себя эту ответ­ственность. Из Пинанга прибыл родственник сестер Дайер, и в руки мисс Элдерсли должно было быть передано шестьде­сят школьниц со всеми их школьными делами. Было не вре­мя для ненужных перемен, и, приняв все возможные меры предосторожности для себя и своих коллег, мисс Элдерсли осталась, чтобы закончить работу.

Но Хадсону Тейлору было нелегко оставить их именно тогда и в такой ситуации. Старшая сестра недавно была по­молвлена с его другом Бэрдоном и, следовательно, ее было кому защитить. А младшая была, несомненно, одинока и именно поэтому вызывала в его сердце более глубокую лю­бовь и сочувствие. Само собой разумеется, он не осмеливал­ся показать это. У него не было причин думать, что это ее утешит, да и разве он не пытается ее забыть? Он мучительно переживал, оставляя свой маленький домик на Бридж-стрит и не зная, увидит ли он когда-нибудь его или ее.

В свое отсутствие юный миссионер полагался на Бога, осо­бенно в вопросе своей глубокой и растущей любви к той, ко­торая, как ему казалось, никогда не будет с ним. Он думал, он надеялся, что разлука поможет ее забыть, что его любовь к ней можно будет контролировать, если ее не будет рядом. Но случилось все наоборот. Молча, но неуклонно любовь все больше завладевала его внутренним естеством. Раньше он любил более или менее по-мальчишески, но сейчас все было по-другому. Его осиял свет, по яркости превосходящий сол­нечный. Он затопил все его существо. Казалось, что все, о чем он думает, что чувствует и делает, пронизано ощущени­ем той другой жизни, которая стала частью его собственной. Он не мог мысленно отделить себя от нее, и, сознательно на­ходясь в Божьем присутствии, он чувствовал общность с ее духом и еще больше жаждал видеть ее рядом с собой.

Она отвечала всем требованиям его разума и сердца, явля­ясь не только воплощением его идеала женственности, но и будучи преданной работе, которой он посвятил свою жизнь. Как тот, кто, положив руку на плуг, не осмеливается обер­нуться назад, он мог быть уверен, что она будет помогать, а не мешать в его служении. Но, тем не менее оставался старый вопрос: как жениться с такими перспективами в будущем? И, пожалуй, еще более серьезный вопрос: что скажет на все это она?

О ее мыслях и чувствах, если таковые были, он ничего не знал. Она всегда была добра и приятна, но так она вела себя со всеми, хорошее настроение ее никогда не покидало. Вероятно, она не хотела замуж. Гораздо более достойные мужчины, чем он, пытались ее завоевать, но не смогли! Какой шанс может иметь он при всей своей бедности и незначительности?

Если бы кто-то знал, если бы был кто-то, с кем он мог по­делиться своими внутренними надеждами и опасениями, ему было бы легче во время первых месяцев в Шанхае. Но толь­ко в марте 1857-го, благодаря самым неожиданным обстоя­тельствам его друзья — семья Джонс, с которыми он жил, — стали чувствовать его сердечные муки. С самого начала они его полюбили, а во время проживания в Шанхае очень с ним сблизились. Но полностью осознали, каким человеком был Хадсон Тейлор только тогда, когда миссис Джонс, заботясь о больных, сама заболела оспой и вынуждена была передать все заботы по хозяйству и о своих детях юному коллеге. Своей за­ботой о маленьких он завоевал глубокую родительскую бла­годарность. А за время нескольких недель выздоровления они дружно молились и прониклись такой взаимной симпатией, что его скрытая любовь (Хадсон сам не знал, каким образом) уже перестала быть тайной для его ближайших друзей.

К его большому удивлению, они выразили по этому по­воду удовольствие. Они не только были далеки от того, что­бы его отговаривать, но, напротив, благодарили Бога за них. Они никогда не видели двух людей, более подходящих друг другу! Было абсолютно ясно, что ему следует делать даль­ше, а остальное доверить Тому, Кому принадлежат и его, и ее жизни.

Итак, вопрос, который жег его сердце долгие месяцы, сле­довало перепоручить письму. Мистер Гоу как раз возвращал­ся в Нинбо и любезно согласился передать письмо в нужные руки. Теперь Хадсону Тейлору оставалось только ждать, пока придет ответ, — неделю, десять дней, две недели. Как долго это казалось!

Несмотря на все свои молитвы по этому поводу, как мало он был готов к тону и содержанию ответа. Почерк был, не­сомненно, ее, ясный, красивый почерк, который был ему так хорошо знаком. Но в ее ли это было духе? Короткая и ли­шенная всякого сочувствия записка просто сообщала, что то, чего он желал, было абсолютно невозможно. Она просила его (если он наделен хоть какими-то чувствами, свойствен­ными джентльмену) воздержаться от того, чтобы в дальней­шем беспокоить ее на этот счет.

Если бы он только знал, с каким страданием были напи­саны эти слова, его собственные переживания значительно бы уменьшились. Но та, кого он любил, была далеко. Видеть ее он не мог, писать после такой просьбы не отваживался и не имел никакого понятия о ее тяжких обстоятельствах. Именно тогда мягкое, невысказанное участие его друзей, супругов Джонс, стало для него таким большим утешением. Не будь их, он едва ли смог бы это вынести, и видя, как они счастливы вместе, он постоянно вспоминал о счастье, кото­рое потерял.

Тем временем далеко в Нинбо другое сердце было еще в большем одиночестве и растерянности. Ибо любовь, кото­рую испытывал Хадсон, не была ошибочным увлечением: это была настоящая любовь, дарованная Богом. Как бы это ни казалось невозможным Хадсону, эта любовь была взаим­на со стороны той, которая всегда казалась такой далекой. Мария Дайер была глубокой и нежной натурой. Будучи с дет­ства одинокой, она выросла, страстно желая иметь сердеч­ного друга. Своего отца она почти не помнила, а с матерью, которую она глубоко любила, ее разлучила смерть, когда ей было десять лет. После этого оставшиеся сиротами Мария, ее брат и сестра воспитывались у дяди в Лондоне, где большую часть времени они проводили в школе.

Затем от мисс Элдерсли поступило приглашение ехать в Китай, где ей нужен был помощник в школу. Предложив свои кандидатуры, сестры руководствовались не столь­ко стремлением взяться за миссионерскую работу, сколько осознанием того, что их родители, вероятно, очень бы этого хотели. Несмотря на свою молодость, они уже немного обу­чались преподаванию, и поскольку были самостоятельны и не хотели расставаться, мисс Элдерсли пригласила их обоих. Для младшей сестры путешествие в Китай запомнилось тем, что она обрела полный мир с Богом. До этого она старалась быть христианкой своими собственными усилиями, все вре­мя чувствуя, что ей не хватает того, что «одно только нужно» (Лк. 10:42), и тщетно пытаясь этого достичь. Теперь ее мыс­ли обратились к Христу и его искупительной жертве как к единственному основанию прощения и принятия, которого достаточно самого по себе и которому никакие молитвы или усилйя ничего не могут прибавить. Постепенно ей станови­лось ясно, что она искуплена, прощена и очищена от греха, потому что Он пострадал вместо нее. Бог принял Христа как заместительную жертву и Спасителя, и она не могла посту­пить никак иначе. Просто и доверчиво, как маленький ребе нок, она отвернулась от всего и всех и стала держаться за сло­во от Бога. «Ибо нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе» (Рим. 8:1). И в доказательство этому «сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы [здесь и сей­час] дети Божьи» (Рим. 8:16).

Благодаря этому настоящему обращению и его плодам ее миссионерская деятельность началась совершенно по-другому. Это было уже не благотворительное предприятие, кото­рому она посвятила себя из уважения к родителям, это стало естественным и даже необходимым выражением большой и растущей любви к Тому, Кто был ее Спасителем, Господом и Царем. Он изменил для нее все как в земной жизни, так и в вечности, и самое меньшее, что она могла сделать, — пол­ностью посвятить себя на служение Ему. С неизвестными ей миром и любовью в сердце она начала свою трудовую и час­то непростую жизнь в школе мисс Элдерсли.

Девушка ее возраста и особенно с такой задумчивой и лю­бящей натурой была бы одинока на таком посту. Поэтому дружбой своей сестры она, несомненно, очень дорожила, и в миссионерском кругу в Нинбо для нее нашлось несколько преданных друзей. Но ее сердце никогда не находило товари­щей в тех вещах, которые были наиболее значимыми.

А потом приехал он — молодой миссионер, который с самого начала произвел на нее впечатление тем, что так же, как она, жаждал святости и близости Божьей, желал быть по­лезным для Него. Он был не такой, как все. Он не был более одаренным или привлекательным, хотя был весел и приятен и обладал мягким чувством юмора. В нем было то, что при­носило ей душевный покой, и она чувствовала, что ее пони­мают. Казалось, он жил в таком реальном мире, и у него был такой настоящий, великий Бог. Хотя она его почти не видела, ее утешало, что он был рядом. Она была чрезвычайно удив­лена, обнаружив, как сильно она по нему скучает, когда всего через семь недель он уехал.

Поэтому она так же сильно обрадовалась, как и удиви­лась, когда из Шанхая ему1 пришлось вернуться обратно. По­жалуй, именно тогда ее глаза открылись на чувство, которое она начинала питать к нему. По крайней мере она осозна­ла это чувство, и ее нежное и искреннее сердце не пыталось скрывать его от себя самого и от Бога. Она никому не рас­сказывала о Хадсоне, потому что другие никогда не видели в нем того, что видела она. Им не нравилось, что он носит китайское платье и полностью отождествляет себя с местны­ми жителями. Она обожала его китайское платье или, скорее, качества характера, которые оно отображало. Он был беден и щедро давал нищим — как все это было ей близко, как она это понимала! Его желание достичь неимоверного количест­ва нуждающихся людей многие считают пустой мечтой? Но почему, ведь это же бремя его сердца. Она бы тоже хотела так жить, хотя для женщины это кажется еще более невозмож­ным. Она много молилась за своего друга, хотя внешне ему ничем себя не выдавала. К ней пришла любовь всей ее жиз­ни, и никто, кроме Бога, об этом не знал.

А потом он уехал снова, уехал, чтобы быть полезным дру­гим. И она не знала, было ли ему тяжело ее покинуть. Но все- таки в его отсутствие она молилась о том, чтобы быть более похожей на него, более достойной его любви, если ей было суждено ее завоевать.

Проходил месяц за месяцем и вот наконец письмо! Не­смотря на всю неожиданность этой радости, огромной и чу­десной радости, она не была удивлена, это был только тихий отблеск того, что сияло внутри. Все же она не ошиблась. Они были созданы друг для друга, их двоих Бог избрал, чтобы идти по Его пути вместе.

После первых радостных излияний благодарности Мария поспешила найти свою сестру, которая лучше всех все пой­мет. Потом нужно рассказать мисс Элдерсли, а затем живу­щей в северной части города миссис Рассел, их бывшей опе­кунше и коллеге по работе. Она страстно желала поведать сестрам новость, надеясь, что ее помолвка будет одобрена, как и помолвка мисс Буреллы. Но ее возмущению не было предела, когда она услышала следующее:

«Мистер Тейлор! Молодой, нищий, без связей и вообще никто. Как он осмелился даже подумать об этом? Конечно, ему надо отказать, причем раз и навсегда».

Тщетно Мария пыталась объяснить, как много он для нее значит. От этого было только хуже. Ее требовалось незамед­лительно спасать от такого глупого поступка. И ее добрая подруга с самыми благими намерениями взяла дело полно­стью в свои руки. Результатом стало письмо, написанное почти под диктовку мисс Элдерсли, в котором не только был положен конец всему, но и содержалась настойчивая просьба никогда не возобновлять обсуждение этого вопроса.

В полном замешательстве и с разбитым сердцем, бедная девушка не имела выбора. Она была слишком молода и не­опытна, и слишком робка в таких вопросах, чтобы проти­востоять решительности мисс Элдерсли, значительно под­крепленной ее друзьями. Убитая горем, сгорая от стыда, она могла только отдать все в руки Небесного Отца. Он знал, Он понимал. В последующие долгие одинокие дни, когда даже ее сестра встала на сторону мисс Элдерсли, Мария находила убежище в том, что для Бога нет ничего невозможного. Сно­ва и снова она повторяла себе: «Если Ему должно умертвить моего Исаака, я знаю, Он же может его восстановить».

У Хадсона Тейлора в его печали были сочувствующие серд­ца, у нее же — никого. И она не знала, пересекутся ли их пути когда-нибудь снова. Если он действительно к ней неравно­душен, то после такого отказа он, без сомнения, будет дер­жаться подальше от Нинбо особенно ввиду возобновления работы в Сватоу, в которой, как она знала, ему не терпелось принять участие. Вероятнее всего, он вернется к Бернсу. Без сомнения, он так бы и поступил, если бы действовал соглас­но первому порыву, а не держался твердо Божьего водитель­ства. Хотя он ничего не знал о ее чувствах и мало надеялся (если надеялся вообще) на более благоприятные обстоятель­ства, в глубинах своей тоски он добывал благословение, ко­торое должно было последовать. Об этом он писал сестре:

Нам не хватает терпения, и наш верный Бог посылает нам переживания, которые с Его благословением взращивают в нас это качество. Хотя нам иногда кажется, что мы устали сверх сил, Он всегда может и хочет помочь нам и поддер­жать нас. И если бы наши сердца были полностью подчи­нены Его воле, желая, чтобы только она совершилась, на­сколько бы меньше мы имели огорчений и насколько бы менее тяжелыми они нам казались.

В последнее время я сильно переживал, но главную при­чину моих страданий я нахожу в нежелании подчиниться Богу, в Котором моя сила, и доверчиво положиться на Него.

О, только бы мне желать исполнения Его воли всем моим сердцем... Искать Его славы взором! Все больше осознавать полноту нашего драгоценного Иисуса... Больше пребывать в свете Его лица и быть довольным тем, что Он дарует... всегда взирая на Него, следуя по Его стопам и ожидая Его славного прихода! Почему мы 'Его так мало любим? Не по­тому, что Он не живой! «Ты прекраснее сынов человеческих!» (Пс. 44:3). Дело не в том, что Он нас не любит... Свою лю­бовь Он раз и навсегда доказал на Голгофе. Как бы я хотел изнывать от любви к Иисусу, ежедневно, ежечасно желать, жаждать Его присутствия!.. Пусть твоя любовь к Нему все время растет, и твое сходство с Ним да будет для всех оче­видным. Не переставай за меня молиться... чтобы Бог вос­полнил всякую мою нужду, чтобы Иисус стал единствен­ным источником моего наслаждения, чтобы служение Ему стало единственным моим желанием, чтобы вся моя надеж­да покоилась в Нем.

Скорее всего, нет ничего удивительного в том, что одна из книг Библии, которая раньше мало для него значила, те­перь вдруг открылась ему в неожиданной красоте. Пожалуй, именно в те дни он начал глубоко понимать Песни Песней Соломона, когда любовь, неодолимо бившая в нем ключом, могла быть отдана только Богу. До этой поры он никогда не понимал, Кем может быть Господь для Своего народа и что Он жаждет видеть в Своих людях по отношению к Себе. От­крытие было чудесным, и оно только углублялось по мере развития радостных событий, которые приглушили боль Хадсона. Для тех, кто в последующие годы был близко зна­ком с ним, отличительной чертой Хадсона была его любовь к Песням Песней как способу выражения своего личного от­ношения к Господу.

Дата добавления: 2015-08-26