Глава 10. Первые результаты.

— Фух, Гарри, наконец ты пришел в себя! — теплая рука скользнула по моему лбу, прошлась по волосам.

Я с трудом открыл глаза. Здесь Гермиона. И Джинни. Хотя я их не вижу.

— Мы так беспокоились за тебя! Ты пролежал вот так, не приходя в себя, несколько часов. То ли спал, то ли потерял сознание.

Я попробовал сесть, но они обе мгновенно уложили меня обратно.

— Тебе не стоит вставать! Как ты себя чувствуешь?

Я попробовал пошевелиться и тут же застонал.

— Что такое, Гарри? У тебя что-то болит?

Я попытался выжать из себя улыбку.

— У меня… все болит…

— Еще бы! Бедный!

Руки Джинни, я узнаю ее прикосновения в своей темноте. Ловлю ее руку и прижимаюсь губами.

— Сегодня все еще пятница? Сколько сейчас времени?

— Почти шесть вечера.

Я тихо охнул. Я отправился в лабораторию в двенадцать… Лаборатория. Внезапно, словно волной застигнутого судорогой пловца, меня накрыло воспоминаниями. Лаборатория. Боль. Невыносимо. Я кричу. Снейп.

Дальше вспоминать просто не хотелось.

— Как ты это выдержал, Гарри?

Я невольно обернулся на голос.

— Выдержал что?

— Ну… это лечение…

Я все же попытался сесть. Боль во всем теле была такая, будто по мне целую ночь топталось стадо кентавров. Выкручивало каждую косточку и тянуло каждую мышцу.

— Мммм…

— Тебе не стало лучше после него, так ведь? Еще рано говорить о результате, конечно. Профессор Снейп сказал…

— Ты уже знаешь, что он жив, Гермиона?

— Конечно! Вся школа знает! По крайне мере те, кто сейчас здесь.

Я тихо застонал.

— Он ведь никому не показывался…

— Ну, ты ведь знаешь, что такое секрет в Хогвартсе…

— Знаю…

Джинни поправила одеяло вокруг моих ног.

— Я ведь сейчас в своей комнате? В госпитале?

— Конечно.

— Как я пришел сюда?

Девушки бросали друг на друга косые взгляды. Я понял это по тишине, которая повисла между нами троими.

— Профессор Снейп принес тебя…

Я опустил голову и закрыл глаза ладонью.

— Что он говорил?

— Ничего не говорил. Я спросила у него, как ты, но он так на меня зыркнул, что я не рискнула больше что-то говорить. Он не так давно ушел.

— Не так давно? Значит, я недавно здесь?

— Нет, ты здесь часа четыре.

— Но ты говоришь — он недавно ушел… Он что, сидел здесь после того, как принес меня?

Опять повисшая тишина. Меня начинало это раздражать.

— Да, Гарри. Он положил тебя сюда, долго изучал твои шрамы на лице, на шее, приподнимал веки, светил маленьким таким фонариком тебе в глаза…

— Ты была тут?

— Он прогнал нас. Обеих. Я поглядывала из-за ширмы. Но потом он меня застукал и выгнал вон. — Джинни тихо засмеялась.

Почему-то мне было совсем не смешно. Воспоминания этого полудня не давали мне покоя. Ощущение чего-то липкого, грязного не отпускало, заставляя внутренности болезненно сжиматься. Я знал, в чем причина, но не хотел говорить об этом даже с самим собой.

— Может, ты поспишь, Гарри?

Я мотнул, было, головой, но тут же передумал. Спать не хотелось абсолютно, а вот побыть одному — более чем. Кивнул и для пущей убедительности изобразил зевок.

— Да, пожалуй. Выжат, как лимон. Надо отдохнуть.

Девушки пожелали мне хорошо выспаться и вскоре исчезли за дверью моей комнаты. Я же остался лежать на спине, делая вид, что смотрю в потолок. Разницы все равно не было никакой.

Сколько прошло времени, не знаю. Столько мыслей носилось в голове, что, казалось, мне просто не вынести их противоречия друг с другом.

— Он спит, профессор…

Только когда за ширмой раздались шаги, я понял, что говорили обо мне. Но закрыть глаза и принять позу спящего уже не успел.

Шаги. Я научился различать их уже давно. Не просто узнавать человека, а и представлять траекторию его движения, приблизительные жесты.

Он.

Внутри все стянулось, как дернутый за внутреннюю нитку клубок пряжи.

Что ему еще нужно от меня?

Молчит. Ни слова, ни приветствия.

Подошел. Мои глаза открыты. Да, я не сплю.

Кончики пальцев коснулись моего лба. Я резко дернул головой и вытащил руки из-под подушки.

— Зачем вы пришли?

В ответ — молчание.

Обошел вокруг кровати, посмотрел и поставил обратно какие-то бутылочки на тумбочке рядом. Тихонько звякнуло стекло.

Я взвился и резко сел в кровати, морщась от боли во всем теле.

— Зачем вы пришли сюда?! — если он сейчас не ответит, клянусь Мерлином, я запущу в него наугад любой вещью с тумбочки.

— Мне нужно ваше разрешение на посещение комнат в школе, Поттер?

Бессильная ярость рвала меня на части. Мне хотелось задушить его собственными руками. Я уже представил свою траекторию движения — как вскакиваю, бросаюсь на него, нахожу горло…

— Вы различаете более светлое пятно в той стороне, где находится окно, Поттер?

Я его даже не слышал. Рука сама скользила по краю кровати. Где-то рядом лежала книга. Я вовремя пришел в себя, и сбросил ее на пол. Успокойся.

Что? Окно?

Я повернул голову влево. Окно?

Застыл. Повернул голову вправо. Снова влево. Вправо. Мерлин, я различаю границу света! Очень, очень смутно, но где именно окно я могу сказать с четкостью! Мерлин!

— Как я понял, различаете.

Я повернул голову на голос и что есть мочи всматривался в темноту перед собой, щурясь от напряжения.

— Нет, Поттер! Не делайте этого! Никакого напряжения глаз! Вы сведете на нет весь эффект!

Даже если бы он меня сейчас ударил, это не возымело бы такого действия, как простые слова, произнесенные им с хорошо улавливаемым волнением.

Я закрыл глаза и прижал к лицу ладони. Нет-нет, я буду делать все, что нужно!

— Значит, эффект все же есть. Хотя на кожных покровах это никак не отразилось…

— Зачем? — я поджал к животу колени и уткнулся в лежащие на них руки.

Он молчал. Прошел к окну, сделал разворот, я слышал, как скользнула по полу за ним мантия.

— Поттер, вы невнимательны. Это могло стоить вам больших проблем.

Теперь молчал я.

— Я сказал вам отбросить стакан. Как можно дальше. В сторону. Вы же держали его в руке до последнего.

Что мне надо было сказать ему? Что мне было невыносимо больно? Ярость против него сдулась, как попавший в куст шиповника надувной шар. Я видел грань света и темноты, а это говорило о многом. И я бы даже внимал его словам с благоговейным трепетом, надеясь на выздоровление, если бы не врожденное упрямство и какая-то старая накопившаяся злость.

— Я отвел руку.

Все, что я мог сказать. Я не нападаю, но и не особо оправдываюсь.

— Я просил вас отбросить, а не держать на расстоянии. Если бы сильный спазм застал вас в таком положении, вы раздавили бы стакан в руке. А контролировать глубину проникновения осколков вашу ладонь мне, извините, некогда было. Пришлось бы извлекать их пинцетом и сращивать кожу. К чему еще эти проблемы?

Я тяжело сглотнул. Как обычно — сухая, официальная речь, продуманные действия, никакого лишнего риска. В этом весь Снейп. Слаженно и четко.

Он прошелся по комнате, не глядя на меня, не говоря ни слова. Я знал, что не могу промолчать, но любые слова казались бредом, будучи произнесенными вслух.

— Тогда зачем вы сами создаете их?

Новый порыв злости, накатившей, едва стоило мне вспомнить разочарование и гнев, вызванные его предательством, придал мне сил. Я решил бить его же оружием — едкостью.

Он остановился, перевел на меня внимательный взгляд и сухо проговорил:

— Что я создаю, мистер Поттер?

— Проблемы. Зачем вы сделали это?

Он несколько мгновений молчал, разглядывая меня.

— Что именно вы имеете в виду?

Я поднял голову и перевел невидящий взгляд туда, где должно было быть его лицо. По моим расчетам, он поймает это взгляд на себе, и создастся иллюзия того, что я смотрю на него в упор.

— Вы знаете, что я имею в виду!

Он не двигался, не отходил прочь, не менял позы. Любое появление смущения или неудобства с его стороны сказало бы мне о том, что ему так же неловко. Но он не шевелился.

— Поттер, вы когда-нибудь видели тело, содрогаемое спазмами? Настолько сильными, что они могут привести к вывихам суставов, к удушению собственным языком, к перелому шейного отдела позвоночника от резкого и внезапного откидывания головы? Вы осознаете, что, приняв зелье, почти сразу стали давиться рвотными спазмами, потому что ваш желудок сжало в лепешку?

Я вновь тяжело сглотнул. Он хочет сказать, что я мог удавиться собственным языком?

— Если бы ваш рот не был приоткрыт хотя бы немного, риск того, что вы подавились бы собственной рвотой, был один к пяти. Западение языка при бессознательном состоянии и непрекращающихся судорогах — явление тоже не редкое. Мои кости сегодня ноют не меньше, чем ваши, — он все более распалялся, едва заметно повышая голос, — потому что все мои силы ушли на то, чтобы контролировать ваше тело. Вы не помните того, что, почти потеряв сознание, вывернули шею так далеко, что я слышал хруст шейных позвонков?

Меня начинало знобить от нервного напряжения, которое я испытывал с каждой минутой все сильнее. Он хочет сказать, что я вчера едва не свернул себе шею?

— Если вам нужно это объяснять, Поттер, я объясню. Не сделай я вчера с вами того, что мне пришлось делать, последствия были бы весьма печальны. Если вам станет от этого легче, мои руки были заняты сдерживанием ваших судорог, и я не мог предотвратить удушение иным способом, кроме того, который я избрал. И если вам настолько противны мои действия, я приму меры завтра же. Любой предмет, который вы не сможете перекусить силой сжимаемых челюстей, с успехом заменит мою помощь. К тому же, во избежание вашего близкого контакта со мной я могу использовать Petrificus Totalus как обездвиживающее средство для вас. Не ручаюсь, что при этом перекрывающее действие зелья не вызовет разрывов связок и вывихов суставов, но с ними можно будет справиться позже с помощью обычной исцеляющей магии.

Я ощущал, как мои глаза округляются и челюсть медленно тянет вниз. О чем он говорит? Мерлин великий, находиться в обездвиженном состоянии, когда мое тело будет терзать невыносимая болевая судорога? От одной мысли об этом меня неимоверно затошнило, и я едва сдержал крупную дрожь по всему телу.

Он быстро прошел мимо, огибая кровать.

— Я советовал бы вам поспать, Поттер. Восстанавливающее будет делать свою работу, если вы избегните активной деятельности этим вечером. Не забывайте о том, что процедуру необходимо повторять в течение пяти дней. В противном случае последствия могут быть действительно фатальны. Принимаемое зелье — разновидность сильного яда, который имеет обратное действие при нарушении системы приема. Спокойной ночи, мистер Поттер.

Я слушал, как затихали за дверью его негромкие шаги, и сжимал в кулаке простыню, терзаясь от смеси гнева, потрясения, боли и стыда.

* * *

Спать. Конечно, отдыхать стоило. Но я прекрасно знал, что заснуть попросту не смогу. Столько мыслей в моей голове роилось только после победы, когда улеглась волна отчаяния, засохли на могилах свежие цветы и наросла тонкая кожа на чуть стянутых ранах наших потерь. Мир строился заново. Я не мог сказать, почему именно и что вселило в меня такую уверенность, но ощущение прилива свежей крови не проходило с тех пор, как я впервые услышал его голос под сводами старой школы. И дело было даже не в нем самом, а в каком-то непонятном для меня чувстве искупления. Будто с его появлением что-то простилось мне из того, что висело на моей шее со дня победы. Я не мог вернуть погибших в семьи, восстановить утраченное, но эту свою внутреннюю дыру я внезапно закрыл, а ведь именно этой заплаты не хватало мне тогда для успокоения собственной совести. Но одновременно возникли и другие чувства. Чувства тянущихся за мной из прошлого хвостов, чувства продолжения некого сражения за место под солнцем.

Он вновь прочно занял свое место в моей жизни. Сейчас место было совсем не таким, как раньше, но о том, что он мой учитель, хоть и бывший, забыть мне все же не удавалось.

Сейчас появилась хотя бы призрачная надежда на то, что все же какое-то спокойствие в моей жизни будет. Сегодня я увидел слабый, но реальный сдвиг к лучшему, забрезжил рассвет в моем кромешном аду темноты и безысходности. Мне было ужасно стыдно, но я даже мало связывал этот рассвет именно с его работой. Как будто это было само собой разумеющимся — он пришел, положил на алтарь моего благополучия все, как делал это всегда, не требуя ничего взамен. Если честно, я привык к этому за много лет.

Мои мысли потекли в другую сторону, и я вновь задумался о нем. Ощущает ли он что-то вообще? Разочарование, боль, горечь? Что не дает ему спать по ночам? Какие мысли роятся в мозгу? Чего он на самом деле хочет для самого себя?

Внезапно появившаяся в голове интересная мысль увлекла меня надолго — а что бы в Зеркале увидел Снейп? Мою мать? Себя уверенным, обеспеченным, имеющим собственное дело, владельцем частной лаборатории пусть где-нибудь в том же Париже? Что составляет его тайное желание? И почему, спрашиваю себя в две тысячи триста шестьдесят седьмой раз, я увидел тогда в Зеркале именно его? Почему смотрел на него с таким признанием и… я боялся сам себе сказать это, но тогда в моих глазах была именно нежность. Что означало это невозможное для нас чувство? Что я увидел тогда? И почему именно так? Неужели я просто увидел свое будущее — то, что я буду благодарен ему за собственное спасение? Я просто терялся в обилии мыслей, одна мешала другой, все вместе противоречили третьей. Я уже не знал, что мне думать. Стоит все же положиться на волю случая и плыть по течению. Слишком много изменилось в моей жизни за последнее время, слишком большим количеством потерь получено нынешнее хрупкое полуспокойствие, чтобы рушить все снова. Я закрыл глаза и почти мгновенно забылся тяжелым сном.

17.01.2013

Дата добавления: 2015-08-17