Глава 12. День третий.

На следующий день мы почти не разговаривали. Сегодня меня посетила семья Уизли чуть не всем составом. Я чувствовал оживление и радость в голосе Джинни. Что еще мне нужно было, чтобы пережить время до полудня? Джинни становилась все веселее день ото дня. Ее любимый гриффиндорский мальчик медленно, но уверенно шел на поправку, впереди маячила главная церемония в жизни каждой девушки. Я решил не накручивать себя попусту и воспринимать как лечение, так и самого Снейпа как нечто из мерзкого, но неизбежного ряда проблем.

— Добрый день, сэр.

Я открыл дверь лаборатории и вошел, принюхиваясь к незнакомым запахам.

— Кому как.

Ну, чего другого от него можно было и не ждать. И на том спасибо.

Прошел, сел в кресло у стола. Он приблизился. Молча, не произнося ни слова, расстегнул одну за другой пуговицы на моей рубашке и долго вертел мою шею так долго и небрежно, что я стал побаиваться, как бы он не свернул мне голову. Я терпел, иногда втягивая в себя воздух и кривясь от особо нежного его движения.

— Каким образом вы принимаете ванну, Поттер?

Вопрос застал меня врасплох. Застегивая после осмотра пуговицы, я на миг даже замер.

— Что?

— Как вы моетесь? Вам кто-то помогает? В душе вы один?

Я удивленно почесал подбородок и поднял брови.

— Один…

— Кто-то видит вас обнаженным, когда вы выходите из душа, переодеваетесь, что угодно?

— А кто может меня видеть?

— Не знаю. Мне все равно. Мадам Помфри, мисс Уизли, хоть портрет Дамблдора. Кто видел вас обнаженным последний раз?

Меня начало это раздражать. Какого дементора он ко мне пристал?

— Никто! Я не расхаживаю голым по школе!

Он поставил на стол какой-то предмет и отвернулся к нему. Мне показалось, что он листает страницы книги.

— Прекрасно. В таком случае раздевайтесь.

— Чтоооо? Зачем?

Он еще несколько мгновений листал книгу, будто не замечая даже моего изумления, потом развернулся и голос стал жестким.

— Вы же не ребенок, Поттер. Если я говорю — раздевайтесь, значит — раздевайтесь!

— Но зачем?

Мысль о том, что мне придется снять с себя одежду посреди кабинета перед этим явно сумасшедшим, меня отнюдь не радовала.

— Мне дольше объяснять вам. У меня нет на это времени.

Ну, конечно! Объяснять некогда, раздевать меня есть когда!

Я пожал плечами, и выдернул уже заправленную в брюки рубашку. Только привел все в порядок после его осмотра! Ему мало.

Когда последняя пуговица была расстегнута, он шагнул ко мне. Я расставил руки в стороны, как делал обычно, показывая свою полную отрешенность от процесса, но он быстро прижал их обратно к телу. Взял с двух сторон раскрытые половинки рубашки и медленно стянул ее с моих плеч. Я поежился. В кабинете все же было прохладно.

Несколькими движениями, не вынимая мои руки из рукавов, опустил ее до самого пояса брюк и оставил меня таким полусвязанным в собственной рубашке стоять посреди кабинета.

Короткие надавливающие прикосновения пальцев пробежались по груди. Я дернул плечами. Он приподнял мои руки в плену рубашечных пут, в нескольких местах коснулся боков. Я вздрагивал, когда его пальцы касались ребер, втягивал живот и недовольно поводил плечами.

Зашел мне за спину, вновь несколько коротких прикосновений к коже, в разных местах. Я ощущал, как по спине от холода, напряжения и его прикосновений бегут мурашки.

— Одевайтесь.

Я послушно потянул на себя рубашку. Медленно застегнул все пуговицы и поправил на запястьях манжеты.

— Есть что-то новое? — я все же не удержался от вопроса.

— Я буду периодически осматривать вас на предмет выявления сомнителных пятен, — его голос уже звучал из другого конца кабинета.

— Каких еще пятен? Это все? Больше мне раздеваться не нужно?

Он фыркнул.

— Ну, только если вы не страдаете эксгибиционизмом, Поттер. Нет, мне достаточно того, что я видел.

— Так о каких пятнах вы говорите? Синяки?

— Синяки, залеченные и полузалеченные, сбивают с толку. Но без них вы курс не закончите.

— А что вы искали на мне? Какие пятна?

Он остановился посреди кабинета. Несколько секунд молчал.

— Вы помните руку Дамблдора?

В прохладной комнате я резко ощутил, как меня обдало жаром.

— Вы хотите сказать…

Перед глазами поплыли сиреневые круги. Он что, планирует и меня отправить с Башни Астрономии? Мне грозит то же, что и Дамблдору?

— Я не хочу ничего сказать. Рука Дамблдора пострадала после влияния темной магии. Вы знаете это не хуже меня.

— Но при чем тут я?

— Зеркало — вещь не настолько безобидная, как вам кажется. Это не просто отражение красивых картинок. Ему сотни лет. И в нем, как и во многих древних магических предметах, скрыто не только доброе и светлое. Дамблдор ведь говорил вам, что многие, смотревшие в него подолгу, сходили с ума?

— Да…

— А энергия, которую выделяет человек, стоящий у Зеркала, им самим очень активно поглощается. Можно сказать, Зеркало питается высвобождаемыми наружу эмоциями людей, подходящих к нему. И это не всегда радость. Если человек, день за днем видящий в зеркале погибших родных, несбыточные мечты, страшные тайны, в итоге сходит с ума, зеркало тянет в себя и это. Понимаете о чем я?

— Откуда вы это знаете?

— Не забывайте, Поттер, что я вел не только Зельеварение в этой школе. Темная магия, предметы, напичканные ею, проявления темных сил. Одним словом то, что принято в Хогвартсе называть Защитой.

— И вы считаете, что вместе с проклятием Зеркала мне могло достаться в подарок и это?

— Будем считать, что я не исключаю такой возможности. Потому важно наблюдать за вашей кожей. Сейчас вы чаще, чем когда бы то ни было, подвергаетесь разрушающему воздействию со стороны. А значит — вдвойне уязвимы. Ваша кожа ежедневно получает порцию кровоподтеков, ушибов, и потому весьма склонна к новообразованиям гораздо в большей мере, чем всегда.

Меня замутило. Еще этого не хватало для счастья!

— И каковы мои шансы? Это реально?

— Я не могу сейчас ничего сказать. Мне нужно понаблюдать за вами какое-то время. Если эксперимент закончится удачно, возможно, нам удастся избежать этого.

— Возможно?

Он сделал несколько шагов в мою сторону.

— Поттер, я не Мерлин. И даже не Слизерин. В таких вещах я могу только предполагать.

Я опустил голову. Неужели все настолько плохо? Неужели, вынырнув из одного болота, я тут же попаду в другое? И вот из этой топи мне уже не выбраться. Если Дамблдор не смог…

— Зелье готово.

Я набрал воздуха в грудь. Выдох получился рваным, напряженным.

— Расслабьтесь. В таком напряженном состоянии лечение не поможет, — в протянутой ко мне руке был зажат кубок с восстанавливающим.

Я открыл было рот, но решил, что стоит промолчать. Он все знает не хуже меня.

Запах ягод, его рука под моей, раскаленные плети боли. Я приоткрыл губы, не в силах более сопротивляться крику, и последнее, что осталось в моей голове — благодарность за то, что его губы примкнули к моим, проникая в меня, впитывая мою боль.

* * *

С трудом, очень медленно, открываю глаза. Сознание уплывает куда-то, мысли разлетаются в голове, как игроки в квиддич после выпуска снитча. Не могу поймать ни одной.

Я лежу на спине. Все тело ломит от невыносимой боли. Поднимаю ресницы, смотрю вверх. Надо мной — перекрытия и балки хогвартских стен. Где-то высоко-высоко. Камни, дерево, лепнина у самого края стены, железный крюк с подвешенной чашей. Зеленоватое пламя магического огня. Я смотрю на все это, не ощущая ничего, без единой мысли в голове.

Правая рука затекла, я ее почти не ощущаю. Левая лежит на моей груди. Очень медленно затихает пульс, и я перестаю слышать только гудение крови в ушах. Откуда-то издалека доносится бой часов. Я осторожно облизываю губы. Кривлюсь. Вкус металла. Запах резаных обветренных яблок.

Осторожно смежаю веки снова. Проваливаюсь в поверхностный полусон едва ли на несколько минут.

Снова открываю глаза. В ресницах путаются какие-то радужные блики, похожие на детские мыльные пузыри. Руку колет мелкими иголочками. Я не могу ею пошевелить.

Крюк над головой. Большая металлическая чаша, отблеск зеленоватого света на стене. Я смотрю на нее долго. Очень долго. Не могу понять, почему.

Голову пробивает резкой вспышкой боли. Я снова кривлюсь, сжимаю зубы. Пережидаю. Снова открываю глаза.

Мерлин великий! Наконец до меня доходит…

Взгляд скользит по стенам…

Я готов дотянуться и расцеловать каждый камень в кладке надо мной, пустую запыленную бутыль на краю шкафа с книгами, этот металлический крюк в стене! Просто потому, что я их вижу!

Периодически на глаза набегает белесый туман, я долго моргаю, пугаясь, что все вернется снова, но уже через мгновение снова жадно оглядываюсь.

Не поворачивая головы, пытаюсь пошевелить пальцами правой руки. Они придавлены чем-то тяжелым, и рукой я двигать не могу. Но мне некогда смотреть на свою руку. Я счастливо, по-идиотски счастливо улыбаюсь во весь рот. Шрамы не дают моим губам нормально растянуться в улыбке, и я смеюсь только глазами. Смеюсь, моргая от застилающих глаза переливающихся цветами радуги слез. Смеюсь беззвучно, дрожа всем телом…

Понимаю, что это все же не сон. Опускаю взгляд вниз, вправо. Замечаю растрепанные черные пряди волос прямо у себя под боком. Чуть поворачиваюсь в ту сторону. Кажется, проходит вечность, прежде чем под все появляющимися перед моими глазами торчащими прядями я замечаю бледное лицо. Он. Шевелю пальцами и понимаю, что на них лежит.

Снейп. На полу возле дивана, на котором лежу я, щекой на моей ладони. Растрепавшиеся волосы закрывают лоб и нижнюю часть лица.

Я хочу вытащить свою руку, занемевшую до бесчувственности, но он даже не замечает моего движения.

Осторожно поворачиваюсь на бок. Сердце щемит болью. Он сидит прямо на каменном полу на пятках, левая рука лежит безвольно ладонью вверх на колене, кончики пальцев правой я вижу под его волосами, между моей ладонью и его щекой. Понимаю, что пальцы замерли на моем запястье, на месте пульса, и голова уже просто упала сверху на руку.

Смотрю на его лицо. Вижу его в первый раз. Неестественная бледность, серая дымка кругов под глазами, заострившийся кончик носа с почти плоской, чуть более широкой посредине спинкой, подрагивающие ресницы, мелкая сеточка морщин вокруг век с тонкими голубоватыми прожилками. Я не могу забрать свою руку. Я не могу нарушить его хрупкую уверенность в том, что все нормально. Я просто лежу и смотрю на него.

Почему-то так спокойно, почти уютно. Я не помню, когда последний раз было так. Ощущение того, что сейчас, потом, всегда, будет все хорошо, что будущее есть, и оно такое…

Уже не радостно, от ликования в текущем моменте, а мягко, легко, понимая и соглашаясь, улыбаюсь одними уголками губ, не сводя взгляда с его лица.

У меня, у нас всех все будет. Обязательно. Настоящее, будущее. Будет хорошее, теплое, как в кресле под клетчатым пледом с кучей яблок, как масло и мед на свежем кусочке хлеба, как запах дождя и роса на утренней траве. У нас все будет… Все закончилось. Именно сейчас я почему-то отпускаю опасность, войну, боль. Мне хорошо и я думаю о том, как будет хорошо и спокойно там, в жизни, дальше, в семье, которую я обрету, в моем доме.

Он шевелится, двигает затекшей шеей. Приподнимает голову. Я смотрю ему в лицо, и меня дергает от неприятного понимания — быть может, я слишком многого жду от жизни? На его губах — запекшаяся кровь. Я смотрю на подзатянувшиеся вместе со свернувшейся кровью ранки, и понимаю — это после моих зубов. Видимо, я поранил его, когда он пытался приоткрыть мой рот, может, даже разжать мои губы. Возможно, я даже сильно прикусил ему губу. Сейчас мне легко, мне не нужно шарахаться и контролировать себя. В душе поселилось спокойствие момента, когда все получается, когда понимаешь, что будет только лучше.

Он смотрит на меня внимательно, я вижу, как глаза постепенно теряют сонную растерянность, как строится камень за камнем кладка его невозмутимости, закрывающая его от меня. Но меня даже это сейчас не трогает. Я улыбаюсь так незаметно, почти одними глазами, протягиваю к нему руку и провожу большим пальцем по ссохшейся полоске бурой крови на его нижней губе.

Он не отталкивает мою руку, не шарахается от меня, просто молча смотрит мне в глаза. Я легонько опускаю ресницы на одно мгновение, и мягко улыбаюсь ему.

Вижу, как его взгляд перебегает от одного моего зрачка к другому, как он ловит скоординированность и направленность моего взгляда, как понимает, что я вижу его, вижу его лицо, уверенно и целенаправленно протягиваю руку к его губам. На миг мне становится до изумления тепло. Я протянул бы руки и обнял бы его за шею. Просто так. Потому, что мне хорошо, как не было очень-очень давно. Мир обрел краски и форму. Я снова живу полноценно. Я уже не обделенный жизнью инвалид на обочине жизни. Я снова тот самый Гарри Поттер.

Он отводит взгляд и встает, медленно и осторожно распрямляя затекшие ноги. Дыхание против воли вырывается из груди судорожными рывками. Я понимаю, что это вздох облегчения, и сейчас, зная, что я в безопасности, он вновь закроется своей непроницаемой ширмой.

Я изучаю его со спины с нескрываемым интересом. Он и впрямь изменился. Волосы сильно отросли, и он явно не занимался ими давно — пряди разной длины лежали на плечах чуть волнистыми космами, несколько седых побивалось сквозь черную материю нитями люрекса.

— Вам лучше отдохнуть хорошо этой ночью. Я увеличил дозу вещества, влияющего именно на восстановление зрения, и это дало незамедлительный эффект. Но большая концентрация этого вещества будет ощутимо влиять на вашу координацию и внимание. Потому я сейчас позову сюда Помфри, чтобы она проводила вас. И мой вам совет — выспитесь сегодня хорошо. Вам понадобятся силы.

— Но…

Я открываю рот, чтобы возразить, но он, не глядя на меня, не поворачиваясь ко мне лицом, перебивает мою только начавшуюся речь.

— Пожалуйста, не спорьте. Ни у вас, ни у меня сейчас нет на это сил. Просто сделайте то, что я говорю.

— Профессор, можно я просто останусь здесь?

Я смотрю на его чуть сутулую спину, прямо между лопаток, ожидая ответа. Сама мысль о том, что нужно сейчас вставать, куда-то идти, перебираться в другое место, где я буду спать, мне неприятна. Я не хочу куда-то идти. Я открыл глаза и увидел именно эту комнату, эти предметы. Я хочу смотреть в этот потолок, осознавать, что я снова вижу этот мир своими глазами…

— Нет. Вы должны отдохнуть для завтрашнего лечения. Здесь вам не место.

Я беззаботно и радостно улыбаюсь деревянным балкам над головой и почти не воспринимаю его слова. Мне хочется отмахнуться, как ребенку, исследующему лужу на предмет глубины и не слышащему предупреждение взрослого о простуде. Теперь все будет хорошо. Почему я не верил? Разве я мог остаться на всю жизнь слепым? Этого просто не могло быть! Это было временно, как наваждение. Я же не собирался быть слепым всегда. Это только на время, это было уже так давно, до того, как я уже вот столько счастливых минут изучаю стены.

— Профессор, мы пойдем завтра к Зеркалу с вами? Ведь я могу видеть! Одежду можно просто трансфигурировать, и мы можем попробовать…

— Нет.

Как он умеет поднять настроение! Просто обнадеживает каждым словом!

— Но почему? Разве не это было нашей целью?

Он оборачивается нарочито медленно, прокручиваясь вокруг себя на одном каблуке, и салютует мне зажатой в руке колбой.

— Курс, Поттер. Мы не закончили курс.

— Но мы же его закончим! Почему нельзя попробовать сейчас?

Я приподнимаюсь на диване, но вдруг резко уезжаю назад, на подушки спинки, и долго сосредоточенно моргаю.

— Я же сказал вам — ваша координация напрочь нарушена. Вы не сможете сейчас и пары минут простоять ровно!

— Но…

— Не искушайте судьбу, Поттер. Закончите курс и стойте перед зеркалом сколько вашей душе захочется!

Я понуро опустил голову. Но тут же радостная улыбка озарила мое лицо.

— Тогда я встречусь с Джинни! Она с ума сойдет от радости!

Он повторил свой трюк с разворотом, только теперь смотрел на меня, низко склонив голову к плечу. Не понять смысла жеста было невозможно — "Поттер-вы-непроходимый-идиот!"

— Я же сказал. Никакой активности. Сытная еда и сон. Сон, Поттер. Никаких амурных дел.

Нет, он все же способен вывести из себя каменную горгулью!

— Я хочу увидеть свою девушку! Я могу видеть! Я хочу видеть ее лицо!

Он вздохнул так тяжело, что мне показалось — сейчас вздох перейдет в стон разочарования.

— Для свиданий будет утро! Не сводите на нет все лечение!

Я поджал губы и нахмурился. Слова слетели с губ раньше, чем я успел осознать их смысл.

— Профессор, вы любили?

Он повернулся настолько медленно, что по моей спине пробежали мурашки и враз обдало холодом. Ледяной взгляд черных глаз, будто полная торчащих щепок свежеразрубленная доска, прошелся по мне сверху донизу. Я раздосадовано моргнул и опустил глаза.

— Простите…

Мы никогда не вспоминали тот день. То, что он отдал мне тогда, за мгновения от смерти, не обсуждалось, и даже намеком ни один из нас не упоминал об этом.

Сейчас я ощущал себя предателем, вторгшимся в личное чужое, во что-то настолько интимное, что на руках остался налет прошлого, словно пыльца с крыльев бабочки.

Не говоря ни слова, я медленно встаю на ноги, падаю назад, снова встаю. После нескольких попыток, наконец, удерживаю хрупкое равновесие. Делаю шаг в сторону выхода. Я пойду в госпиталь сам, даже если для этого мне придется идти всю ночь, держась за стены.

— Никакой самодеятельности, Поттер. Сейчас я вызову Помфри.

Он ставит на стол колбу, вытирает руки каким-то темным материалом. Я слышу слова, произнесенные им скорее самому себе под нос, однако достаточно громко для того, чтобы я услышал их.

-Что вы можете знать о любви? Девятнадцатилетний мальчишка.

Я вспыхиваю. Сколько он будет считать меня ребенком? Мои щеки покрыты щетиной, а я все еще мальчишка?

— Что из того, сколько мне? У меня есть девушка, и я люблю ее!

Он насмешливо разводит руками. На губах играет легкая улыбка.

— Да ради Мерлина!

Но мне мало этого. Я разозлен как давненько уже не был. За кого он меня принимает?

— Вы считаете, что в девятнадцать рано любить? Считаете, что я еще ребенок? Что мне рано заводить семью?

— Семья — не показатель умения любить.

Я невольно делаю шаг вперед, раскидываю руки в стороны для балансировки, и замираю, удерживая равновесие.

— А что же по-вашему показатель? Возраст? Опыт?

Он вновь смотрит на меня, долго, испытующе. Я понимаю, что он не ответит мне, а если и ответит, то это будет очередное напоминание о том, что, не слушая его и пытаясь двигаться без опоры, я сейчас же упаду прямо на ковер.

Смотрит, потом разворачивается и уходит в соседнюю комнату, не закрывая за собой дверь. Я слышу, как он через камин зовет Помфри, и сжимаю кулаки от ярости.

Как я ошибался всего несколько минут назад! Все, что он ощущает, что заставляет его быть хотя бы немного человечным — чувство долга, профессиональная привычка преподавателя, ставшая за долгие годы второй натурой. Ничего он не понимает! Никаких чувств, никаких эмоций.

Помфри появляется из соседней комнаты и удивленно смотрит на меня.

— Поппи, я прошу вас забрать Поттера в госпиталь. Сам он идти не сможет.

Мадам Помфри коротко кивает, приближается ко мне и дает мне руку. Я недовольно сверлю взглядом спину зельевара.

— Можете воспользоваться камином в кабинете, — снисходит он до разрешения.

18.01.2013

Дата добавления: 2015-08-17