Поход на власть.

Начало 1920 года, наряду с тягчайшими трудностями стратегическими, осложнено было сильным походом на власть.

Шел он с двух сторон.

Генерал Врангель, получив назначение формировать ка­зачью конную армию, прибыл в Екатеринодар, где имел ряд совещаний с кубанскими деятелями. На этих совещаниях были выработаны общие основания формирования трех ку­банских корпусов, во главе которых должны были встать генералы Топорков, Науменко и... Шкуро.

Предназначение генерала Шкуро представилось мне до­вольно неожиданным.

После освобождения Шкуро от командования корпусом, в силу неприемлемости его для генерала Врангеля, Шкуро по личной его просьбе предоставлено было ставкой объехать кубанские станицы и поднять сполох. Популярность его среди кубанцев сохранялась, а отрицательные стороны его деятельности в глазах казачества не были одиозны.

13 декабря барон Врангель послал телеграмму кубан­скому атаману с копией в ставку: до сведения его дошло, будто Шкуро начинает формировать нештатные доброволь­ческие части на Кубани. Барон просил задержать эти формирования до прибытия в Екатеринодар с его планом орга­низации командируемого туда генерала Науменко.

Генералу Шкуро было предоставлено подымать казаче­ство, а не вести формирования (Военное управление в Ростове без ведома ставки назначило в помощь ему офицера генерального штаба), и потому моим штабом от­правлена была на его имя соответственная телеграмма. Ме­стопребывание Шкуро не было точно известно, и служба связи отнеслась с исключительным вниманием к пожела­нию генерала Врангеля, разослав телеграмму эту в целый ряд попутных станиц. Всюду, где появлялся генерал Шку­ро, ему вручали телеграмму, содержание которой, довольно резкое, становилось известным и подрывало его престиж. Он протелеграфировал в ставку о своей обиде, бросил «угова­ривание» и вернулся в Екатеринодар. Дальнейшие эпизо­ды так излагаются генералом Шкуро:

«Мой поезд остановился напротив поезда генерала Вран­геля. Прошло несколько минут, как адъютант мне доло­жил, что меня желает видеть генерал Шатилов. Я приказал просить. С генералом Шатиловым я был давно знаком, но за время гражданской войны нам как-то не приходилось встре­чаться. После взаимных приветствий генерал Шатилов за­говорил о моих отношениях с генералом Врангелем. Сказал, что все недоразумения, которые произошли между нами, вы­званы исключительно тем, что генерал Врангель был неправильно информирован о моей, работе и деятельности, что теперь ввиду тяжелого положения на фронте и общей опас­ности нам всем надо объединиться для спасения общего де­ла, а затем просил, чтобы я зашел к генералу Врангелю. Не задумываясь, я ответил полным согласием и выразил готов­ность явиться к генералу Врангелю немедленно.

Спустя немного времени я пошел к генералу Врангелю. Будучи приглашен в салон, я там застал генералов Науменко и Шатилова. Генерал Врангель очень любезно принял меня, наговорил массу любезностей и просил помочь ему в той тяжелой работе, которую он на себя принял. Вскоре за­шел только что прибывший с фронта генерал Улагай, но он был совершенно болен и сейчас же ушел. В тот же день он свалился от тифа и долго проболел. Когда ушел и генерал Науменко, то генерал Врангель начал расспрашивать о настроениях казачества на местах, о степени популярности ге­нерала Деникина среди казачества и офицерства и вскользь несколько раз бросил мысль, что главное командование со­вершенно не понимает обстановки и всех нас ведет к гибе­ли и что против этого надо бороться и искать какой-либо выход. Так как время было близко к рождеству, то, помню, генерал Врангель сказал, что он хочет ехать на два-три дня в Кисловодск немножко отдохнуть, а также чтобы повидать­ся с терским атаманом и генералом Эрдели. Собираясь так­же выехать в Кисловодск, где была моя семья, я предложил генералу Врангелю и генералу Шатилову с супругами встре­тить у меня сочельник. Генералы очень любезно согласи­лись.

Мы соединили наши поезда, и 23 декабря все вместе вы­ехали. По дороге я долго беседовал с генералом Врангелем, который настойчиво доказывал мне, что вся общественность и армия в лице ее старших представителей совершенно из­верились в генерале Деникине, считая его командование пагубным для дела и присутствие генерала Романовского на посту начальника штаба даже преступным; что необходимо заставить во что бы то ни стало генерала Деникина сдать командование другому лицу, и что с этим вполне согласны, и что он уже переговорил об этом лично с донским и кубан­ским атаманами, с председателями их правительств, а также с командующим донской армией генералом Сидориным и его начальником штаба генералом Кельчевским, с кубански­ми генералами Покровским, Улагаем и Науменко, с видны­ми членами Кубанской рады и Донского круга, со многими чинами ставки и представителями общественности, и что все вполне разделяют его, Врангеля, точку зрения, и что теперь остановка только за мной и за терским атаманом, а тогда, в случае нашего согласия, мы должны предъявить генералу Деникину ультимативное требование уйти, а в случае нуж­ды не останавливаться ни перед чем.

Я ответил, что я пока не могу дать своего согласия, что это слитком рискованный шаг, который может вызвать крушение всего фронта.

Затем я ушел, условившись вечером в сочельник встре­титься у меня на даче в Кисловодске. 24 декабря утром, подъезжая к Пятигорску, я приказал отцепить свой вагон, а сам тотчас же поехал к терскому атаману генералу Вдовенко. Генерал Врангель также до вечера оставался в Пя­тигорске. Рассказав ему (генералу Вдовенко) все подроб­но, я спросил, как он думает поступить. На это атаман от­ветил: «Думаю, что это все не так, тут чувствуется какая-то провокация. Во всяком случае, полагаю, что подобная ге­неральская революция преступна и нас всех погубит. Этого допускать нельзя, и я сейчас же экстренным поездом отправлю председателя Круга Губарева к донскому атаману и к главнокомандующему. К вечеру мы все будем знать точно всю обстановку. Ты же никоим образом не соглашайся на ту роль, которая тебе подготавливается, а если придется действовать энергично, я тебе помогу». Немедленно после этого я поехал в Кисловодск.

Генерал Врангель оставался еще несколько часов в Пя­тигорске. Вечером часам к 8 приехал в Кисловодск генерал Врангель, которого я встретил на вокзале с почетным кара­улом, а оттуда поехали ко мне генералы Врангель и Шати­лов с супругами. За обедом обменялись все очень любезны­ми тостами, но никаких серьезных разговоров не поднимали. Вскоре пришел генерал Эрдели. Тотчас же генерал Врангель и генерал Эрдели уединились в. соседнюю комнату и о чем-то долго и горячо говорили. Затем все ушли, а утром совершенно неожиданно генерал Врангель потребовал паро­воз и выехал. Мы условились, что по приезде в Екатеринодар, через два дня, мы снова обо всем переговорим».

Посещение бароном Врангелем терского атамана гене­рала Вдовенко описано в записке последнего следующим образом:

«24 декабря 1919 года вместе с генералом Шатиловым приехал ко мне генерал Врангель.

Беседа происходила в присутствии П. Д. Губарева, ко­торый случайно был у меня. Предложение генерала Вран­геля заключалось в том, что у донцов и кубанцев возникла мысль о коренной реорганизации власти на Юге России. Власть эта мыслилась как власть общеказачья, и что, по мнению генерала Врангеля, обстановка требовала создания такой власти, а между тем генерал Деникин на создание такой власти не соглашается. Себе генерал Врангель отводил место командующего казачьими армиями — донской, кубанской и терским корпусом. На вопрос, как же мысли­лось дальнейшее существование Добровольческой армии, ге­нерал Врангель подтвердил, что хотя генерал Деникин и гро­зит увести Добровольческую армию, но этого не будет, и ар­мия, безусловно, останется, ибо недовольна генералом Де­никиным. По словам генерала Врангеля, выходило, что на признание его, Врангеля, своим вождем кубанцы уже согла­сились, согласие у донцов обеспечено и остановка только за терцами. Надо сказать, что генерал Врангель очень волно­вался, поэтому почти после каждой фразы обращался к ге­нералу Шатилову; «Не правда ли, Павлуша?» Я высказал сомнение, чтобы эту идею, идею смены революционным пу­тем командования на Юге России в такой тяжелый для ар­мии момент, разделяли бы войсковые атаманы и командую­щий донской армией. Все это только послужит усилению развала и поможет большевикам. «Терек на это не пой­дет»,— сказал я. И этим беседа кончилась.

Почувствовав интригу, я в тот же день командировал П. Д. Губарева к донскому атаману и командующему дон­ской армией, чтобы он установил истину и доложил бы обо всем главнокомандующему, а затем бы заехал и на Кубань. Для официального Дона все это было новостью. На Кубань Петр Дементьевич не заехал, а потому я и не знал, как ду­мала официальная Кубань, но для меня стало ясно, что и на Кубани эта идея не имела успеха».

В те же дни бывший помощник генерала Врангеля по должности главноначальствующего Харьковской областью и будущий его министр внутренних дел господин Тверской собирал в Кисловодске видных общественных деятелей и ос­ведомлялся, может ли генерал Врангель в случае переворо­та рассчитывать на поддержку общественных и финансовых кругов. Ответ получил отрицательный.

Между тем, как оказалось, с возглавлением казачьей группы бароном Врангелем вышло недоразумение и на Ку­бани. Заместитель атамана Сушков и председатель Кубан­ской рады Скобцов отнеслись к такому предположению совершенно отрицательно, заявив, что «если это случится, то казаки не пойдут в полки, так как генерал Врангель поте­рял свой престиж на Кубани». Они просили генерала Науменко «принять меры, чтобы барон сам отказался от этой мысли». Науменко поручение исполнил.

Скобцов по этому поводу пишет:

«Генерал Врангель просил о свидании, которое и было назначено на первый или второй день рождества. Мы были вдвоем с Сушковым. Генерал Врангель прибыл совместно с генералом Шатиловым...

Предупрежденный генералом Науменко, генерал Вран­гель... предупредил нас своим заявлением, что он решил от­казаться от поручения главнокомандующего и срочно выез­жает в Новороссийск.

В ответ на его предложение воспользоваться услугами его штаба при формировании частей мы указали, что это уже дело специалистов военных, которых мы назначим из природных кубанцев».

Поезд ставки перешел 27 декабря в Тихорецкую, и в бли­жайший день туда прибыли генерал Врангель и председа­тель Терского круга П. Д. Губарев; последний с поручени­ем от атамана Вдовенко и генерала Эрдели — выслушать его доклад ранее генерала Врангеля. Губарев сообщил мне почти дословно то, что изложено выше в позднейшей запис­ке генерала Вдовенко, причем финал разговора описывал более образно:

— Выслушав генерала Врангеля, Герасим Андреевич (Вдовенко) ударил по столу кулаком и сказал: «Ну, этому не бывать». После чего разговор сразу пресекся.

Через несколько минут после ухода Губарева в мой ва­гон вошел барон Врангель, и первыми его словами были:

— Ваше превосходительство, Науменко и Шкуро предатели. Они уверили меня, что я сохранил популярность на Кубани, а теперь говорят, что имя мое среди казачества оди­озно и что мне нельзя стать во главе казачьей конной армии...

Генерал Врангель считал поэтому дальнейшее свое участие в формировании невозможным. Свои взгляды на роль казачества и на продолжение борьбы он изложил в пред­ставленной мне тогда же записке, носившей дату 25 де­кабря:

«В связи с последними нашими неудачами на фронте и приближением врага к пределам казачьих земель среди ка­зачества ярко обозначилось, с одной стороны, недоверие к высшему командованию, с другой — стремление к обособ­ленности. Вновь выдвинуты предположения о создании об­щеказачьей власти, опирающейся на казачьи армии. За главным командованием проектом признается право лишь общего руководства военными операциями, во всех же воп­росах как внутренней, так и внешней политики общеказачья власть должна быть вполне самостоятельной. Собирающаяся 2 января в Екатеринодаре казачья дума должна оконча­тельно разрешить этот вопрос, пока рассмотренный лишь особой комиссией из представителей Дона, Кубани и Терека. Работы комиссии уже закончены, и соглашение по всем под­робностям достигнуто. Каково будет решение думы, покажет будущее. Терек в связи с горским вопросом, надо думать, займет положение обособленное от прочих войск. Отноше­ние Дона мне не известно, но есть основание думать, что он будет единодушен с Кубанью. Последняя же, учитывая свое настоящее значение как последнего резерва вооружен­ных сил юга, при условии что все донские и терские силы на фронте, а кубанские части, полностью в тылу, стала на непримиримую точку зрения. Желая использовать в партий­ных и личных интересах создавшееся выгодное для себя по­ложение, объединились все партии и большая часть старших начальников, руководимые мелким честолюбием.

Большевистски настроенные и малодушные поговари­вают о возможности для новой власти достигнуть соглаше­ния с врагом, прочие мечтают стать у кормила правления. Есть основания думать, что англичане сочувствуют созданию общеказачьей власти, видя в этом возможность разре­шения грузинского и азербайджанского вопросов, в которых мы до сего времени занимали непримиримую позицию.

На почве вопроса о новой власти агитация в тылу наших вооруженных сил чрезвычайно усилилась.

Необходимо опередить события и учесть создавшееся по­ложение, дабы принять незамедлительно определенное ре­шение.

Со своей стороны, зная хорошо настроение казаков, счи­таю, что в настоящее время продолжение борьбы для нас возможно, лишь опираясь на коренные русские силы. Рассчитывать на продолжение казаками борьбы и участие их в продвижении вторично в глубь России нельзя. Бороться под знаменем «Великая, единая, неделимая Россия» они боль­ше не будут, и единственное знамя, которое, может быть, еще соберет их вокруг себя, может лишь борьба за «права и вольности казачества»; и эта борьба ограничится в лучшем случае очищением от врага казачьих земель.

При этих условиях главный очаг борьбы должен быть перенесен на запад, куда должны быть сосредоточены все наши главные силы.

По сведениям, полученным мною от генерала англий­ской службы Киз, есть полное основание думать, что согла­шение с поляками может быть достигнуто. Польская ар­мия в настоящее время представляет собою вторую по чис­ленности в Европе (большевики, поляки, англичане). Есть основание рассчитывать на помощь живой силой других славянских народов (болгары, сербы).

Имея на флангах русские армии (северо-западную и но­вороссийскую) и в центре поляков, противобольшевистские силы займут фронт от Балтийского до Черного моря, имея прочный тыл и обеспеченное снабжение.

В связи с изложенным казалось бы необходимым при­нять меры к удержанию Юга Новороссии, перенесению главной базы из Новороссийска в Одессу, постепенной пе­реброске на запад регулярных частей с выделением ныне же части офицеров для укомплектования северо-западной армии (Северо-западная армия в это время была разоружена и интер­нирована на эстонской территории. — Авт), где в них огромный недостаток.

Генерал-лейтенант барон Врангель».

С тех пор правая оппозиция, главой которой считался барон Врангель, стала вести агитацию за разрыв с казаче­ством, за перенесение борьбы в Новороссию и возглавление там войск и власти генералом Врангелем. Это течение, на­ходившее отклик среди тылового офицерства и проникав­шее в армию, ослабляло импульс готовившегося решитель­ного наступления.

Дата добавления: 2015-08-20