РАССКАЗЫ 3 страница

− Чего вы хотите? –

Они поняли:

− Леди, мани! – она развела руками. Жесты красноречивы:

− Но у меня столько нет мани, мне самой надо!

− Леди, мани! – толпа нищих сжималась. Отчаянье и надежда в глазах нищих сменилась ненавистью к этой белой, ухоженной женщиной, почему-то повторяющей: «Хинди, руси – бхай!»

Она, наверно, сохранила бы жизнь, швырнув свою сумочку «во чрево» толпы. Но она, вжавшись спиной в скульптурную композицию и как бы образовав одно целое с ней, вцепилась в свое кровное, готовая отстаивать его до последнего дыхания. Чувство надвигающейся катастрофы возникло из ничего, и при первых прикосновениях женщина закричала:

− Оставьте меня в покое! Бандиты! Полиция! По-мо-ги-и-ите!

Визг терзаемой жертвы и рычание голодной своры слились воедино. В советской группе обратили внимание на крики отчаянья:

− Там что-то произошло! – И все бросились к месту происшествия.

Толпа рассосалась так же быстро, как и собралась. Срочно прибывший наряд полиции обнаружил на священных ступенях храма Матангешвар Махадев еще агонирующее окровавленное тело с прилипшей по иронии судьбы к «одному месту» памяткой советского туриста.

УКРОТИТЕЛЬ

Студенты-геодезисты, приехавшие на практику в Гурзуф, поселились на Пролетарской. Она тянется от Генуэзской крепости до воинской части, меж старых средневековых стен, кое-где торчали скалы, видавшие многое...

Хозяйка дома была женщина строгая: "шаг влево, шаг вправо", не то чтобы расстрел, но... В 00-15 калитка закрывалась на замок, а кто загулял, то «пусть пьяный спит в углу двора на собачьей подстилке вместе с огромным кобелем по кличке "Люпус", что значит - волк.

Это был огромный, серый свирепый пёс. По словам самой "Мари Ванны", он вырвал у сожителя её переносицу, когда тот полез спьяну к нему целоваться. "Мариванна" была во гневе, а у него возникла потребность в ласке...

Пес всегда с подозрением относился к посторонним, а когда у него в миске была еда, яростно бросался на проходящих, хрипя и брызгая слюной. Перспектива провести ночь с ним рядом никого не радовала, и поэтому студенты старались не напиваться.

В воскресенье утром Лёва Кац, удивительно похожий на льва-Бонифация из мультика "Каникулы Бонифация", сбегал на пляж и через несколько часов вернулся радостный:

− Мужики! Я с такой мадам познакомился! Вечером иду в ресторан!.. Друзья засмеялись:

−Лёва, какой ресторан? У тебя, кроме протёртой "джинсовки" и кроссовок, ничего нет. Ты больше похож на «БИЧа»*⁾, чем на денди! Там таких, как ты, и в туалет не пускают.

Лёва "опустил крылья" и загрустил, потом вдруг оживился:

− Мужики, мы же друзья! У Женьки есть костюмчик белый, у Константина туфли, у Даната − рубашка с галстуком, у меня носки... Я одет!

Друзья переглянулись:

− Лёва, ты это серьёзно? Пролетаешь Лёва!

Лёва заканючил:

− Ребята, ну, выручайте! Может, это судьба?

− Лёва! Ты каждый раз это нам сообщаешь, но раньше на "вязку" ходил в своей "робе"! Что с тобой? Неужели серьёзно?

− Ребята!", − Лёва закатил глаза, она такая! − он показал руками, какая она, − необыкновенная!..

− Да, попал ты, Лёва! Ладно, ради дружбы... Оденем мы тебя! Но учти... Испортишь одежду − утопим! И еще, − когда будешь есть мороженое, снимай штаны!

− Замётано!

Лёва засуетился, быстро переоделся, потом вдруг опять загрустил:

− Мужики, откройте кредит, до стипендии, а то у меня "лавэ" − ноль.

Все опять засмеялись:

− Лёва, ты хочешь на чужом паровозе въехать в рай? Может и медовый месяц прикажешь нам за тебя провести? Так мы согласны!

− Я подумаю!, − ответил шуткой на шутку счастливый Лёва, получив "четвертную" и убегая.

К вечеру прошёл неожиданный дождь. Женька забеспокоился:

− Как бы "жених" коленки не испачкал, скоро день рождения!..

Явился Лёва за несколько минут до контрольного времени. "Мари Ванна" по-матерински беспокоившаяся «за этих балбесов», ожидала, сидя на веранде, появления последнего, листая журнал. Скрипнувшая калитка отвлекла её о

При свете уличного фонаря было видно, как Лёва героически пытается преодолеть расстояние от улицы до крыльца. Он делал несколько шагов, хватался за штакетник или ветку, чтобы не рухнуть... Восстановив равновесие, он снова упорно пытался достичь заветного крыльца, наивно полагая, что сломленная магнитными бурями хозяйка, давно лежит в своей постели и смотрит свои беспокойные сны...

Он уже стоял одной ногой на крыльце, освещаемый лампочкой над входом. Вид у него был явно не респектабельный: растрёпанный, с грязью на руках, коленках и локтях, и белый костюм был уже не белым...

Лёва протянул уже было руку к дверной ручке, когда дверь сама отворилась, и грозный голос МариВанны прозвучал в ночной тишине, подобно раскату грома:

−Куда?!

Лёва молча ткнул пальцем куда-то в глубину дома, мимо МариВанны.

− Через мой труп! Вон!, − и рукой указала в угол двора, − на собачью подстилку.

Это было для Лёвы "контрольным выстрелом"... Колени его подкосились, он попятился и, зацепившись ногой за бордюр, рухнул на мокрую цветочную клумбу... Долго ворочался, сминая "хозяйскую красоту". Наконец, встал на четвереньки и неуверенно зашлёпал на заслуженное место.

Кобель, почуяв запах спиртного и услышав странные звуки, грохоча цепью, вылетел из будки и стал рваться к Лёве, захлёбываясь от лая. Он метался на подозрительно

позванивающей, натянутой, как струна, цепи. Глаза его горели дьявольским светом, а огромные белые, в палец длинной клыки, от которых превращалась в порошок любая кость, хищно поблескивали в фонарном свете.

Предвидя ужасное, МариВанна простонала проснувшимся квартирантам, хватаясь за своё "больное" сердце:

− Скорую!..

Лёва, приблизившись почти вплотную, к яростно лающему псу, кое-как встал на гнущиеся ноги, неуверенной рукой схватил метлу из колючей иглицы и стал тыкать ею в морду уже охрипшего кобеля... Тот пытался грызть метлу, кололся, отскакивал, вновь бросался вперёд и снова натыкался на колючки... Лёва при этом незлобно и пьяно бормотал: −Люпус! Не груби! Будь умницей, я тебя сегодня вынужден потеснить.

Пёс, не испытывавший до сей поры подобного унижения, понемногу стал пятиться, в голосе его появились визгливые нотки...

Все квартиранты уже давно высыпали из дома и, боясь подойти близко, ждали развязки. Женька, владелец белого костюма, увидев, во что он превратился, возмущённо процедил сквозь зубы:

− Ну, Лёва! Если тебя не загрызёт Люпус, сам тебя загрызу!..

Наконец, пёс был затолкан в будку. Лёва ещё некоторое время тыкал туда метлой и, когда оттуда послышался истошный вой, отбросил метлу и произнёс победное:

−Ну, теперь ты мой!

Он встал на четвереньки и полез в будку... Какое- то время из неё слышались звуки борьбы, пьяное бормотание и жалобный вой собаки. Вдруг пёс пулей вылетел вон, порвав жалобно звякнувшую цепь, с её огрызком перемахнул высокий забор и с воем скрылся в темноте... Из будки не доносилось ни звука. А возле дома остановилась машина "Скорой помощи"... Доктор в белом халате и с чемоданчиком, торопливо вошёл во двор и спросил:

− Кому нужна помощь?

− Мне! Мне! − простонала МариВанна, − и, наверное, ему! Она показала пальцем в сторону собачьей будки.

Сделав ей "сердечный" укол, доктор пошёл туда. Кто-то посветил вовнутрь... Лёва сладко спал, свернувшись калачиком, а когда луч света упал на его лицо, пробормотал:

− Выключите свет! Экономьте электроэнергию!

Доктор усмехнулся:

− Я думаю, этому товарищу помощь не нужна, он сегодня уже никого не укусит!

Лёва неделю ходил мрачный, с чёрным "фонарём" под глазом, и долгами в душе. МариВанна, оклемавшись, простила его:

− Хорошо, что живой!..

А огромный, злобный пёс по кличке "Люпус - Волк" при виде Лёвы вздрагивал и, жалобно скуля, уползал в будку, оставляя за собой мокрую полосу. После этого случая Лёва получил пожизненное прозвище "Укротитель"...

*⁾ БИЧ – бывший интеллигентный человек

«ПЕРЕДАЙТЕ ЕЙ, ЧТО ОНА ВЕДЬМА!…»

Выгуляв детей на набережной Ялты, покатав на каруселях, Алексей возвращался домой. Отвыкнув в своем поселке от многолюдия, он как-то не рассчитал время и последний троллейбус показал ему "хвост".

Пока они продирались сквозь толпы отдыхающих, младший уснул на руках, старший семенил рядом, держась за карман отцовских брюк и канючил:

−Папа, я устал!..

−Потерпи, ты мужчина. Скоро мы будем дома.

У троллейбусных касс народу было невпроворот. Какая-то красивая женщина, удивительно сердобольная, купила им билет на отходящий алуштинский. Места их оказались рядом, Алексей, усаживаясь со спящим сынишкой, извинился:

−Мы, Вас тут немножечко потесним.

Женщина улыбнулась и, с любопытством поглядывая на Алексея, ответила:

−Я переживу, усаживайтесь поудобнее.

Старший остался стоять, держась за ручку сидения, набычился и пробубнил:

− Я, тоже, сидеть хочу!..

− Хорошо, бери на руки Славку и садись.

− Да-а... Он тяжелый!

− А как по-другому?! Потерпи, ты мужчина!

− Я мальчик еще!

− Ну, дружок, из мальчиков иногда вырастают мужчины... Если они не канючат.

Соседка, с улыбкой наблюдавшая за препирательством отца и сына, засмеялась, потом как-то жалобно попросила:

− А Вы, дайте мне, младшенького, а старшего возьмите.

− Ну, если это Вас не затруднит и если Вы этого хотите.

− Очень хочу!..

Алексей осторожно передал спящего сына на руки молодой женщины. Она приняла его, как берут тысячелетнюю китайскую вазу и бережно прижала его к своей груди. В глазах её было столько нежности и счастья, что Алексей даже отвернулся. Нечестно заглядывать в чужую душу без разрешения... " Мадонна с ребенком! Удача − такое увидеть сегодня, вживую..."

Старший, довольный забрался на колени отца и, ухватившись руками за дужку сидения, как за баранку, громко закричал:

− Поехали!..

Люди в троллейбусе засмеялись:

− Поехали! Зачем нам два водителя?!

Младший, разбуженный криком братишки, открыл сонные глаза. Увидев незнакомое лицо над собой, попытался освободится, но женщина склонилась к его уху и прошептала:

− Мандаринку будешь?

Минуточку подумав, кивнул:

Получив её, он устроился поудобнее на теплых руках "хорошей тёти" и, засыпая, пробормотал:

− Я с мамой поделюсь, − чем немало удивил рядом сидящих. Женщина достала, из пакета другой плод и протянула старшему мальчику. Тот поблагодарил и по-деловому стал очищать мандарин от кожуры.

− Пап, выброси в окошко, − попросил он, протягивая отцу кожуру.

− Нет уж, дорогой, это − в карман, выбросишь в урну, когда приедем. Дома же ты не бросаешь мусор, где попало.

− Это не дом: возразил малыш.

− Сынок, Крым − это наш общий дом, мы здесь живем, это наша Родина.

− А кто бросает, они плохие?

− Они обыкновенные, но не воспитанные.

Женщина удивленно вслушивалась в диалог отца и сына.

Троллейбус дёрнулся и поехал, все облегченно вздохнули: «Теперь продует... Жарко... "

Соседка какое-то время смотрела в окно, потом повернулась к Алексею:

− Да, грязновато у Вас... Не убирают.

Перед окном проплыл огромный стенд с надписью: "Чисто не там, где убирают, а там, где не бросают".

−Вот Вам и ответ. Отдыхающих миллионы, и каждый старается что-нибудь оставить после себя...

Сын, сидевший на коленях отца, жевал дольку мандарина. Отец обратился к нему:

− Сынок, может, ты тоже со мной поделишься?

Женщина встрепенулась и поспешно потянулась к пакету:

− Что ж это я?!

Алексей возразил:

− Это ни к чему, мне важно, чтобы он со мной поделился... Жлобам в жизни неудобно.

Ребенок замер, как бы раздумывая. Потом поспешно затолкал мандарин в рот и, почти не пережёвывая, проглотил... Закашлялся. Сок брызнул через нос и рот на спинку сидения.

− У меня больше нету, − сдавленно оправдывался сын.

− С тобой все ясно! Так и умереть можно, от жадности, Подавиться и умереть.

Наступило неловкое молчание...

Чтобы как-то его скрасить, Алексей обратился к спутнице:

− Вы, как я понял отдыхаете? Из глубинки?

− Да, но почему Вы так решили?

− Есть отличие: общительность, отсутствие пирсинга, табаком не пахнете и это..., − Алексей кивнул головой на спящего сына, − Вы издалека?

− Да, из Тюмени.

− Как там... в Тюмени?

− Скучно...

Алексей недоверчиво глянул на собеседницу:

− С Вашей-то внешностью и скучно? Трудно поверить...

Женщина улыбнулась как-то грустно:

− Спасибо за комплимент. В Тюмени женщин и мужчин 10 к 1. Да и те никуда не годные, большинство испитые. Вот и получается − работа, работа, работа... И никакой надежды... Раз в год − в Крым... А так хочется семьи, детей, уюта... Мне уже тридцать, еще немного и всё... Как я завидую Вашей жене!.. Она самая счастливая женщина на свете!..

Неожиданно Алексей расхохотался, молодая женщина несколько обиженно и удивленно спросила:

− Что я сказала такого смешного?

Успокоившись, Алексей извинился и ответил:

− Вот здесь Вы не угадали, она вечно чем-нибудь недовольна.

− Что же ей еще надо? – воскликнула женщина.

−Кто знает? Надо у нее спросить... может, ждала от неба лучшей партии, другой жизни, а может, как у цыган: "не бьет, значит, не любит"

− Дикость какая-то...

Антонина (так звали эту необыкновенную женщину) помолчав, высказала предположение:

− Может, Вы сильно выпиваете? Бездельничаете? Или...?

Алексей понимающе усмехнулся:

− Нет, с этим все в порядке, почти не пью, только в хорошей компании. В единственный выходной − "каруселили" с джигитами. Ну, а в последнее Вы и сами не верите...

− Ну, знаете! Передайте ей, что она... ведьма!

Алексей снова расхохотался, уткнувшись лбом в спину сына:

− Хорошо, я это ей непременно передам... При случае...

Троллейбус остановился: "Гурзуфская тропка!"

− Нам на следующей, − объявил Алексей, и еще... Улыбайтесь почаще, это завораживает... У Вас все устроится. У меня в том нет ни тени сомнения, раз Вы этого так страстно хотите.. Вспомните мои слова... Нам выходить возле артековской стеллы... Спасибо за помощь!..

Похоже, эти слова были ударом для Антонины, лицо её вдруг задергалось. Она торопливо заговорила, неожиданно перейдя на «ты»:

− У меня такое ощущение, что я знаю тебя всю жизнь.

Может, это из прежней жизни... Может, ещё когда-нибудь встретимся.

Антонина осторожно и с сожалением передала Алексею спящего сына, на прощание поцеловав ребенка в потный лобик. Потом вдруг порывисто наклонилась к Алексею и торопливо, сбиваясь, заговорила:

− Алексей, если тебе когда-нибудь станет невыносимо... Тюмень, пр. Нефтяников, дом 145, кв. 17, Колот Антонина. Пиши... Приезжай в любое время, даже с детьми!.. И как-то неловко поцеловав Алексея в щеку, поспешно отвернулась к окну.

Алексей с детьми стоял на остановке. Троллейбус медленно покатился. Проплыло окно с заплаканным лицом Антонины и прижатой к стеклу ладонью. Ребенок замахал

руками. Алексей одобряюще кивнул и улыбнулся. Глянув по сторонам, благополучно перешел дорогу по переходу, поднялся по ступенькам. Всё, мы дома...

Старший сын, отдохнув, бежал впереди, хвастаясь встречной ребятне, как они катались на каруселях. Алексей был задумчив. Последняя фраза озадачила. Зря он не поцеловал Антонину в ответ. Она этого заслужила, может и желала, но это уже черта... Допустимо ли перейти?

__________________

Прошло 10 лет... Нет, больше... И однажды ярчайшей весной у троллейбусной кассы в ожидании своего рейса с повзрослевшими сыновьями Алексей обратил внимание на женщину с девчушкой. Женщина внимательно его разглядывала. Ну, что с того, разглядывает, так и разглядывает, Алексей тоже часто разглядывал приятных женщин. Он улыбнулся и кивнул ей в ответ. Затем

отвернулся и стал что-то горячо обсуждать с сыновьями,

Когда снова бросил взгляд на женщину, увидел − она по-прежнему смотрела в его сторону. "Это не с проста" − Алексей потер лоб. " Где-то я её видел, может, в доме отдыха "общались". Нет, этих я хорошо помню.

«Где же? Где же? Это что- то мимолетное». И вдруг щелкнуло, и "памяти бегущая строка" выдала: Тюмень, пр. Нефтяников, дом 145, кв. 17, Колот Антонина.

Алексей снова улыбнулся и помахал женщине рукой, потом показал пальцем на "младшенького", который был теперь на голову выше его, и показал, как качают маленьких. Женщина понимающе кивнула, обняла за плечи девочку и послала воздушный поцелуй Алексею... Тот показал большой палец, мол − "о кей".

Обьявили посадку. Алексей приложил руку к сердцу, поклонился, прощально помахал рукой, она ответила тем же. Девочка непонимающе посматривала на какие-то сурдо-жесты взрослых, а когда троллейбус скрылся спросила:

− Мама, а это кто?

Мать улыбнулась:

− Это доченька, волшебник...

− Мамочка, мамочка!.. Таких волшебников не бывает!

− Бывают, доченька. Всякие бывают. Этот − самый настоящий!..

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС ГРЕЧЕСКОЙ ГАЛЕРЫ

Мужчина вышел из маршрутки «Симферополь – Ялта» на остановке «Гурзуф – тропка». Плечо его оттягивала большая спортивная сумка. Он перешёл трассу, остановился на пригорке, сбросил сумку… Долго стоял, разглядывая утренний посёлок. Туман расползался по улицам. Казалось, что домики и деревья стоят в молоке. Мужчина, скрестив руки на груди, шумно и с удовольствием дышал. Лицо его выражало блаженство. Бриз шевелил его длинные седые вьющиеся волосы. Ноздри его античного носа дрожали, как у хищного зверя, пытающегося уловить в струях Эола нужную…

Вздохнув полной грудью, он подхватил сумку и с удивительной легкостью запрыгал вниз по ступенькам, ведущим в посёлок. Радость возвращения несколько омрачала увиденное сверху. Исторические места Гурзуфа были застроены: Болгота и Суук-су – места захоронений тысячелетней давности. Набережную, где целовались, танцевали и пили вино, тоже застраивают. Наверно, это неизбежно… Герострат прославился тем, что сжёг храм Артемиды. Будем помнить и проклинать и новых Геростратов. Кажется, только «Пролетарка»* ещё держится. Видны зелёные дворики, скалы, серпантин некогда мощёной брусчатой дороги. «Как там матушка?» Ей уже восемьдесят два. Наверно, стоит у калитки, ждёт. Уже скоро…

Мужчина шёл быстро, почти бежал, в то же время замечая изменения; здесь был пустырь − сейчас двухэтажные гаражи. Смотрятся неплохо. Вот развалины казармы, жалкое зрелище – огромный мусорник. Болготу «крутые» освоили. Дом с

претензией, но архитектура чуждая. Эти «наполеончики» ростом 1,64 с каблуками, возводят себе шестиметровые потолки, широченные лестницы и холлы, а потом снуют по ним, как крысы в чулане. Почему, как?! Они и есть крысы, сожравшие народный пирог. Да, ладно. Господь им судья. Нам их не достать, они сами друг друга изведут, как пауки в банке.

Мусорник оставался на том же месте, что и тридцать лет назад, только отходов в «…надцать» раз больше. Контейнеры были перевёрнуты, среди всякой дряни и вонючих объедков копошились собаки и бомжи. Немало не смущаясь идущего рядом человека, они деловито обсуждали качество добытого. Мужчина отвернулся, чтобы не смущать «старателей». Он был далёк от того, чтобы читать мораль, увещевать или спасать сломленных жизнью. Наверное, это Божья воля и грехи вождей. Пушкин тоже был разочарован в народе. Мужчине вспомнилось стихотворение гения «Я вышел рано до рассвета…». Он прочёл его про себя и уже прошёл мусорник, когда хриплый пьяный голос окликнул его:

−Александр, дружище, привет! Сколько лет, сколько зим я тебя не видел! Вот так встреча!

Мужчина от неожиданности остановился и сразу же пожалел об этом. Из мусорной кучи к нему спешило, высоко задирая ноги, чтобы не упасть, огромное «чудовище» с взлохмаченной немытой шевелюрой и бородой. Нос был свёрнут и «смотрел» в сторону. Над глазом − рваный синий шрам, тело перекошено, из-за плеча торчал горб. Пьяные глаза «чудовища» счастливо светились. Оно вытирало руки о грязную и страшно измятую одежду, источающую ужасные «ароматы». Ком тошноты подкатил к горлу мужчины. «Чудовище", похоже, хотело задавить его в объятиях. От одной

только мысли об этом мужчина чуть было не потерял сознание. Он предупредительно выставил вперёд руку и поспешно, но твёрдо произнёс:

−Друг! Давай без поцелуев!

«Чудовище" жадно схватило руку и стало её радостно мять и трясти.

−Александр! – вещало пьяное существо, − если бы ты знал, как я рад! Слёзы умиления стекали по грязному лицу, оставляя дорожки. Свободной рукой оно размазало их и хрипло захохотало…

«Как старая ворона!» − подумал мужчина.

−А мы с тобой в школе учились, на «чаше»**⁾ боговали!

−Ты, наверно, выглядел иначе!

Чудовище смутилось, потупилось:

−…М - м- да! Меня теперь никто не узнаёт!

Мужчина пожал плечами. Руку удалось отстоять. Встречу надо было заканчивать. Поправляя сумку на плече, он сухо спросил:

−Чего тебе от меня надо – то? Я тороплюсь!

«Чудовище» жалобно и смущённо пролепетало:

−Выкати за встречу, − глаза его на какое-то время мгновенно погасли – и за прошлое…».

− Показывай, где?

Счастливое «чудовище», подхватив мешок с бутылками и объедками, засеменило впереди, неуверенно перебирая заплетающимися ногами в драных кроссовках. Вслед от зловонной кучи неслось нестройное:

−Вот чёрту подфартило! За что?».

Там, где Александра мотало, он часто вспоминал Гурзуф, «Чеховку», море, отчаянные прыжки со скал, травмы; и всё это ради оваций и благосклонности дев… А ночные оргии с вином

и гитарой?!.. Те девы уже давно матроны, но они никогда не забудут «чашу» и не расскажут близким – это их тайна (алмаз прошлого).

«…Если бы камни могли говорить!» − изрекла однажды при случайной встрече «Она». За пять минут до отправления поезда разгладились все её морщины, глаза… Если бы видели её глаза! Ей снова было двадцать. Как она читала Пьера Гонсара, наставника короля Карла IV, прижавшись к Александру!

«Если мы во храм пойдём,

Преклоняясь пред алтарём

Мы свершим обряд смиренно,

Ибо так велел закон!

Пилигримам всех времён восхвалять

Творца Вселенной…».

Он ей вторил:

«Если мы в постель пойдём,

Ночь мы в играх проведём,

В ласках неги сокровенной,

Ибо так велел закон!

Всем, кто молод и влюблён,

Проводить досуг блаженный…».

Далее они читали вместе:

«Но, как только захочу,

К твоему припасть плечу,

Иль с груди сорвать покровы,

Как монашка, всем мольбам

Ты ответ даёшь суровый.

Для кого ты сберегла

Нежность юного чела?

Чтоб женой Плутона стать,

Чтоб Херосу их отдать

У Стигийского предела…

Час пробьё,т спасенья – нет,

Глаз твоих померкнет свет,

Ляжешь в землю Ты сырую,

И тогда я мертвый сам,

Не признаюсь мертвецам,

Что любил тебя живую…

То, чем нынче ты горда

Всё истлеет без следа:

Щёки, лоб, глаза и гу-у-бы!

Только жёлтый череп твой

Глянет страшной наготой

И в гробу оскалит зубы…

Ты, живи, пока жива,

Дай любви её права!

Но глаза твои так строги…

Ты б с досады умерла

Если б только поняла,

Что теряют недотроги…

Ты, как лань, бежишь тревожно…

О, позволь руке скользнуть

На твою нагую грудь,

Иль пониже…

Если можно…

Прощальный поцелуй длился вечность − до третьего звонка. Поезд трогалсяся. Александр помогал ей вскочить на подножку. Он ещё некоторое время бежал рядом, держа её за руку, потом отпускал, пожав в последний раз.

Многие провожавшие с весёлым изумлением смотрели на немолодую женщину со сбившейся причёской, плачущую навзрыд, пытавшуюся дотянуться рукой до прошлого. Слёзы лились ручьём, размывая дорогую косметику, и стекали на соболя, которому повезло видеть нечто. Соболю слёзы были привычными, они его не трогали – ведь он был каменным…

−Здесь! – сказало «чудовище», показывая на вывеску «Магазин «Крымские вина», которыми здесь и не пахло, зато «пахло» дешёвым «пойлом».

Зайдя внутрь, они подошли к прилавку, и Александр, обращаясь к молоденькой продавщице, произнёс

−Два по 200 водки!

Брови девушки взметнулись вверх, она загадочно усмехнулась, мол: «что может связывать бомжа и денди». Рассчитываясь крупной купюрой, Александр так холодно посмотрел на девушку, что она поняла – здесь лучше без эмоций.

Они подошли к свободному столику и, поставив свой стакан, Александр сказал:

−Пей!.

Существо выпучило глаза:

−А потрандеть? Растянуть удовольствие?

−Я тороплюсь, пей. На вот, ещё возьмёшь!»

Бомж страшно дрожащими руками схватил стакан и вылил содержимое в себя.

Александр положил полусотенную купюру на стол и, прижимая пальцем, чётко произнёс:

−Это тебе!.. Иди!.

Переполненное чувством благодарности существо схватило деньги и его руку, которую Александр не успел убрать со стола и стал её неистово трясти. Тут, к своему ужасу, Александр увидел на грязной руке еле заметную наколку

в виде маленькой греческой галеры.

Открытие сразило Александра, как молния Зевса. Лицо несчастного задёргалось, он положил руку Александра на стол и сдавленно произнёс:

−Прости!.

Торопливо отошёл, повернулся и хрипло крикнул:

−Ну, прости!

Бомж исчез… Александр с резко постаревшим лицом взял стакан с водкой и тщательно, не торопясь, под возмущённые реплики: «Шикует гад!», «Дал бы хоть руки подставить», промыл руки, вытер их платком, задумчиво разглядывая у себя между большим и указательным пальцем маленькую галеру, плывущую в неведомое…

Вернувшись к прилавку, устало произнёс:

− Сто пятьдесят коньяку «Коктебель» и самую большую плитку шоколада! Это вам! – протянул он шоколад девушке, − и не судите строго, этот бомж в прошлом был кумиром всех женщин от 17 до 60. Я думаю, что вы в те времена сочли бы за честь провести с ним хоть одну ночь! Удачи вам!

Он вышел на улицу, провожаемый изумлённым взглядом продавщицы. Здесь у входа стояли пластмассовые столики. Было раннее утро, но некоторые столики были уже укомплектованы БИЧами. Александр сел за столик, поставил стакан перед собой и, уронив голову на руки, казалось, уснул. БИЧи глядели на него с недоумением, переговариваясь: «У кадра стакан коньяку, а он не пьёт! Может это уже лишнее?».

Один не выдержал, встал и на некрепких ногах подошёл: − Слышь, мужик, может тебе неохота или хватит? Не мучайся! Всегда поможем!

Александр сунул руку в карман, достал деньги, кинул БИЧу:

− Отвали!

Тот судорожно схватил деньги, сказал «Спасибо!» и поспешил к своим. Вслед ему Александр бросил:

−Помяни моего друга Жорку!

−Помянём!

«Горик! Горик! Что же ты наделал? Ты убил себя во мне!». Александр сидел долго. Откуда-то прилетела мушка-дрозофила, села на стакан, причастилась и утонула!

Память Александра выдавала «на гора» картинки прошлого: старую школу возле санатория Министерства обороны, в особнячке с парком, образы друзей, «Чеховку»***⁾, «чашу»…

Идея создать «Орден Галеры» принадлежала Александру. Он и эмблему в виде маленькой греческой галеры первый наколол между большим и указательным пальцем левой руки.

Дата добавления: 2015-08-18