РАССКАЗЫ 1 страница

ЗИМА В ГУРЗУФЕ

Надо честно признать, что Творец благоволит нам, крымчанам: вёсны на зависть, лето желанно всем, осень – золотая, лучше не скажешь. И вот, наконец, после многочисленных скучнейших зим, это белое чудо! Настоящая русская зима! С холодно-голубым на рассвете, или кремовым под лучами заката снегом. Сосны с придавленными к земле лапами − неделю валит снег. Уже до колен и -15…

Отсюда «быстрый лёд», смех, радость, упоение скоростью и слёзы − непременный атрибут счастья…

Эта зима так хороша, что даже я – седеющий домосед, не удержался и, одевшись потеплее, вышел подышать и полюбоваться на горку, на которой на протяжении полувека в снежные дни творится священнодействие, а именно: люди воскресают в буквальном смысле этого слова. Ещё вчера субъект с опухшей синюшной рожей валялся под забором, нецензурно огрызаясь на замечания, а сегодня – весёлый, летит на санках или тазике с горы. Это тоже пьянит, ещё как!

Я остановился под фонарём, задрав голову. Мимо проносились катающиеся, мне было не до них; снежинки кружились в своём дивном танце в свете лучей фонаря и, ложась на моё лицо, таяли, превращаясь в капли…

Возможно, это были слёзы блаженства − реквием далёкой, но яркой юности. Из нирваны меня вывел один из саночников, не справившись с управлением, или по умыслу, подсёк мне ноги и они, как мне показалось, взлетели выше моей головы.

Я перелетел «злоумышленника» и грохнулся на лёд под ноги и полозья ликующей толпы. Не уверен, что грохот услышали все, но в моей голове ощущение взрыва было явным. Огненный шар, подобно шаровой молнии, возник перед глазами и стал медленно, пока я катился в состоянии гроги, распадаться на множество жёлтых искр, которые, в отличие от снега, устремлялись вверх и тоже кружились. Поскольку, лёжа на спине, быстро не поедешь, катающиеся спотыкались и падали на меня в большом количестве. Вниз приехала куча-мала, которая с громким хохотом расползлась.

Весёлый «злоумышленник», тот самый из под забора, помог мне подняться, нахлобучил на голову мою мокрую шапку, которая теперь походила на дохлого кота, и сказал: «Дядя, на катке вы со своим «песком» только портите нам кайф. Здесь или кататься надо, или на дереве сидеть, а не щелкать клювом. Детишкам войны лучше сидеть у телевизора в тёплых тапочках, или лежать под боком у бабушки, если есть порох в пороховницах!..»

Поблагодарив нахала, я двинулся домой, судорожно цепляясь за забор. Поминутно подскальзываясь и повисая на заборе, как бражник, сопровождаемый смехом и язвительными советами. Отойдя подальше от горки, успокоившись и придя в себя, я вознегодовал, и решил, что если снег продержится до Масленицы, не смотря на «песок», тряхну стариной, обороняя снежный городок. Больно мне хочется в отместку залепить большим снежком этому умнику в глаз!.. Чтоб знал: есть ещё у нас «порох в пороховницах» и «ягоды в ягодицах»!

БРИГ "МЕРКУРИЙ"

Здравствуй, юный друг! Я рад нашей встрече. Я не буду учить тебя жить, так как сам не знаю, как правильно. Но одно я знаю точно, что надо жить честно, чего бы это тебе не стоило.

Какое это было лето! Чудо! Не очень жарко. Вначале лета прошли сильные грозы, трава поднялась выше пояса, озера переполнены, воздух пьянил ароматами медоносов, в горах до

июля лежал снег, а в ласковом море метались косяки рыбы, спасаясь от сотен дельфинов, которые выпрыгивали из воды вслед...

У тебя, наверное, возникнет мысль: "Вот сочиняет! Когда это в Черном море было очень много дельфинов и рыбы?" Даю тебе честное благородное слово, что все так и было,.. тогда. Спроси об этом своих бабушек и дедушек. Ты же им веришь.

Удивительно, но человек устроен так, что постоянно разрушает среду своего обитания. Он не может спокойно видеть летающих птиц, он начинает беспричинную пальбу. Он не может видеть зеленеющие леса, хватается за топор и начинает рубить направо и налево, превращая все в пустыню.

Когда видит изобилие рыб и другой живности в реках и озерах, он вылавливает все, не думая о завтрашнем дне... Поэтому на земле все больше пустынь. Может ты когда-нибудь сможешь ответить (если задумаешься), почему человек разумный поступает так опрометчиво?

Но я отвлекся, я хотел рассказать о том далеком времени, когда твои родители были такие, как ты...

Двор дома Шурки под огромной виноградной беседкой постоянно был переполнен ребятней, которую сюда тянуло, как магнитом. Вот Шурка кого-то стрижет, рассказывая веселые истории, от которых друзья покатываются от смеха. Без ушей никто не оставался, но порезы были. Вот он шьет всей компании плавки с завязочками сбоку. Вот сужает брюки − дань моде.

Эти "дудочки" надеть еще было можно, но снять!..

Кто это там хохочет? Двое помогают упавшему стащить с

него для "портного" полуфабрикат. А уж вечером, когда морской бриз приносит прохладу и на синем небе загораются звезды, вся ребячья округа собирается на поляне у огромной

кучи могучих корневищ, завезенных кем-то на дрова и забытых. Время и погода очистили корневища от грунта и коры, и на фоне звездного неба в трепетном свете костра они смотрелись таинственно-жутковато.

Ребятня рассаживалась на пнях, как скворцы после перелета через море, а Шурка рассказывал им прочитанное или придуманное так вдохновенно, что и сам удивлялся, а порой начинал верить в придуманное... Родители близлежащих домов, обеспокоенные долгим отсутствием своих чад шли на поиски и с удивлением обнаруживали их всех вместе и в полной сохранности.

− Санька, − любопытствовали они поутру, − что ты им такое рассказываешь? Они как заколдованные. На что Шурка отвечал:

− Я и сам не помню. Просто придумываю.

И вдруг он исчез, но не совсем, а заперся в своем сарае, что-то строгал и стучал, никого не звал к себе и никому ничего не объяснял. Неприкаянные друзья пытались выведать у Ванюшки, Шуркиного братишки четырех лет, тайну, соблазняя его лакомствами. Тот брал приманку, отправлял ее в рот. А на вопрос: "Вань, что Шурка делает? − хитро улыбаясь, отвечал − "Сиклет!" Чем повергал любопытствующих в еще большее уныние...

Только через неделю Шурка позвал к себе Василия, верного дружка. Он открыл дверь и, пропуская его вперед, как-то смущенно сказал: − Вот!

На стапелях стоял настоящий корабль. Если бы вы видели Васькины глаза. Как блюдца! А в них восхищение и счастье. Он на цыпочках, как бы боясь спугнуть видение, подошёл к верстаку и стал трогать и гладить черные борта, сияющие медные пушечки, паруса, свинцовый киль:

− Это ты все сам?

Он смотрел на Шурку, как на Бога.

− Сам!

− И пускать будем?

− Будем.

− Когда?

− Завтра

− Ура-а-а-а-а! − вполголоса прокричал Васька и убежал рассказывать.

Уже через час вся округа знала о корабле, так восторженно обрисовал Васька Шуркино творение.

− Завтра в шесть утра, чтобы родители не помешали. И не галдеть!

Спалось плохо. Ещё не было шести, когда Шурка вышел за калитку, "может кто явился помочь" и вздрогнул от неожиданности: вся команда была в сборе и тихонько сидела на стеночке. Прижав палец к губам, Шурка на цыпочках вернулся, взял в руки тяжелый корабль и выскользнул за калитку. Дружное "ах!" было высшей похвалой корабелу. А уж когда отошли метров на пятьдесят от дома всех прорвало:

− Дай! Ну, дай! Ну, дай понести! А пушки стреляют? А он не перевернется? Мачты вон какие! А флаг Андреевский? А кто он, этот Андрей?

− Первозванный.

− А что это за корабль?

− Бриг. Бриг "Меркурий". В память о русском восемнадцатипушечном корабле черноморского флота под командованием капитана-лейтенанта Казарского. За ним гнались турецкие корабли "Селимия" и "Реал-бей", а он в Босфоре вступил с ними в неравный бой и своими восемнадцатью пушками против ста восьмидесяти четырех

устроил им такую трепку, повредил их корабли и ушел от

преследования. Им за это памятник поставили, "Потомкам в

пример", флагом кормовым наградили, "георгиевским"...

− Откуда ты Шурка все знаешь?

− Дед мой, Влас, служил в Севастополе на "Очакове". Он рассказывал.

− А пушки как, по очереди стреляют?

− Это просто: берешь нитку в клей опускаешь, сверху порохом посыпал, высохнет − вот тебе и "бикфордов шнур". Нитку к запальным отверстиям прижимаешь, поджигаешь и плывет корабль, стреляя из всех орудий.

Так оно и было. Бриг "Меркурий" под российским трехцветным флагом с двухглавым орлом под всеми парусами, палящий из пушек картечью, мчался к другому берегу озера, а мы неслись вокруг босиком, чтобы подхватить его там. Целый день, позабыв про еду и отдых, поджариваясь на солнце, участвовали мы в этой регате.

Событие чрезвычайное, поскольку по прошествии полувека все помнится до мелочей и даже выражение лица гипсового капитана, привязанного к грот-мачте. А уж выражения лица родителей, не поставленных в известность, не поддается описанию, да и бог с ней, той трепкой, за удовольствие надо платить.

"Корабль под арест и за дела!" − и только в конце лета перед школой бриг "Меркурий" снова увидел воду.

− Шурка, давай мы его в море пустим! Как он в море?

И вот уже орава несется на "пушку" (камень в «Артеке» возле башни), когда в шторм волна ударяется в выемку камня, раздается хлопок, как выстрел, водяная пыль повисает словно дым...

Сегодня тихо. Между бунами места достаточно, "Меркурий" хорошо вынес волну... К вечеру посвежело, пора уходить.

−Давай последний раз пустим и пойдем.

Кто "зевнул" в суете? Но под всеми парусами бриг "Меркурий" скользнул мимо буны и, подхваченный порывом

ветра, рванулся в открытое море...

−Прыгайте-ее-ее! Доганяйте!", − кричали мальчишки.

Прыгали, плыли, пытаясь догнать уплывающее сокровище. Где там! Усталые и продрогшие возвращались пловцы, стараясь не смотреть в глаза корабелу, еще долго с башни были видны белые паруса, взлетающие на гребень волны.

Вечером, собравшись у костра в любимом месте, все молчали. Неожиданно Шурка улыбнулся и сказал:

− Что мы, как на похоронах? Может, так оно и лучше. Пусть плывет. Интересно, куда его унесет ветром? В Турцию? А может через Босфор в Средиземное море, мимо Африки, Греции, через Гибралтар и в океан. Пусть разнесет славу о русском флоте, салютуя из всех своих пушек.

Много воды утекло с тех пор. Ходят слухи, что бриг "Меркурий" видели на рейде города Севастополя. Похоже, он хотел причалить. Но на флагштоках города чужие флаги и он снова ушел в открытое море. Может быть не навсегда?

Дорогой друг! Возможно, ты проезжал через город-герой Севастополь, город русской Славы. Не видел ли ты, стоит ли еще там памятник капитану I-го ранга Казарскому Александру Николаевичу, герою русско-турецкой войны 1828-29 гг., отличившемуся при взятии Анапы и Варны, флигель-альютанту в свите Николая I, Кавалеру ордена Святого Георгия IV степени?

Потомкам в пример...

МУСТАФА

Мустафа! Ты ведешь себя недостойно! Мустафа, сын мой, ты слышишь меня? Зайди в дом, не позорь мои седины и забери с улицы свою женщину. Мне стыдно слышать вашу ругань. Зейнаб! Вы с мужем не почтительны к возрасту… Отсюда все беды. Почему вы унижаете свою дочь, мою внучку, что она вам сделала?

Мустафа, ты кричишь, как женщина… Она опозорила вас, нарушила обычай, без согласия вышла замуж, а еще за христианина?! Мустафа! Ты всегда соблюдаешь наши обычаи? Скажи мне.

Вот ты вчера с соседом целый день пил водку, закусывал непотребным…И после этого ты называешь себя правоверным мусульманином? Ах, у тебя было плохое настроение! Не гневи Аллаха! А твой сосед! Он татарин, женился на украинке, взял ее фамилию и отказался от своих предков! Тебя это не смущает?

Эмине не дождалась вашего разрешения!? Но ответь мне честно; ты бы дал согласие на свадьбу... Вот видишь! Никогда! Но ты же ей обещал. И три года откладывал. Выходит, ты лжец?

Зейнаб! Ты любишь своего мужа? Любишь… а разве дочь твоя – красавица Эмине − не любит своего? Они дружили с детства, они всегда вместе, и никто не видел, чтобы они ссорились. Они, как голуби! Ты кричишь, что у тебя теперь нет дочери и чтоб ноги ее не было в твоем доме, потому что она поступила по-своему. Но разве не ты говорила везде и всем с гордостью, что у Эмине твой характер, а ведь ты поступаешь всегда, как сама считаешь нужным! Вот и выходит, что вы хотите наказать свою дочь за то, что сами привили ей. Разве это справедливо? Аллах все видит!

Если вы хотите Эмине счастья, постарайтесь понять ее, или хотя бы… Оставьте их в покое. Они не пропадут без вас, я знаю. Полсвета живут в смешанных браках и земля не разверзлась. Бог един для всех! Так записано в Коране. И мусульмане почитают христианских святых: Ису, Марьям, Мусу. Мы постимся и молимся, и в наших верованиях больше сходства, чем различий.

Это Джибрил 24000 раз являлся к Мухаммеду и диктовал ему Коран. Так в чем провинились перед вами христиане? Там, где злые люди не нашёптывают глупым, народы живут мирно и дружно. И то, что молодые венчались в храме, говорит о чистоте их помыслов. Все вершится на небесах. Так говорит муфтий, он знает…

Вот свершилось, наконец, все рады за молодых. И только вы, самые близкие люди, погрязшие в предрассудках, проклинаете их. Опомнитесь! Не грешите! Не убейте в них любовь и веру в справедливость. Это говорю вам я – отец, бабай Алим!

Мустафа, ты мог бы родиться от другой женщины… Мы любили друг друга. Но у нас в семье было двенадцать детей, и мы были бедны. Ее отец не дал согласия. И я женился на твоей матери. Теперь ее нет, и я могу говорить. А моя первая любовь так и не вышла замуж, так крепка была ее любовь ко мне. Не надо далеко ходить. Она живет на соседней улице. Это старая Джамиля ханум. Какая была красавица! Она всегда улыбается тебе как сыну, делает подарки твоим детям. А по ночам тихо плачет. Ты этого желаешь для своей дочери?! Подумай хорошенько. Но не думай долго. Жизнь коротка.

И еще Мустафа. Ты не спрашиваешь, почему я и те, кто воевал, ставят свои дома среди чужих по вере? Не спрашиваешь? Потому что я провел с ними четыре года в окопах, ел из одного котелка, укрывался одной шинелью. Вместе смотрели смерти в глаза, горевали, теряя товарищей. У этого народа огромная душа. Мы вместе радовались нашей победе, я подчеркиваю, − нашей. Если бы мы не победили, нас уже не было бы как народа. Помни об этом!

За эти четыре года я не был унижен ни разу, и за шестьдесят послевоенных лет я не забыл своих товарищей, а они меня. Мы стали братьями. Так же думает Мемед-ака, так думает Джафер-ака, так думает Искендер-ака, так думают все, кто воевал за Союз. Так думаю я − твой отец. Знай об этом.

Эти люди не сбиваются в злобную стаю и не следуют баранами за своими вожаками в пропасть. Они великодушны, терпеливы до неприличия, но не надо их дразнить, иначе быть беде! Подумай об этом, сын мой! Но не долго, можешь не успеть. История − тому подтверждение.

Да пребудет с нами Аллах! А что до обид, Мустафа, то народ здесь ни при чем. Сталин и Берия − грузины. Ленин по деду − одесский еврей − Бланк. Да и всё его окружение − «наши люди». Русский народ пострадал больше всех из-за своей беспечности и доверчивости.

Сколько людей погибло в лагерях! Если б ты только знал!

Слава Аллаху, что ты ничего не знаешь, иначе не захотел бы жить!

Во имя жизни…, услышь меня, Мустафа! Впрочем, на все воля Аллаха.

Я – РУССКИЙ

Артур Караев был признанным авторитетом среди сельских подростков. Ещё бы! В их доме на стене висела целая галерея портретов героических предков. Со времен Крымской войны хранились ордена, медали всех времён и истории награждения.

Вот портрет смуглого офицера с аксельбантами, с медалью за оборону Севастополя на груди. Вот два казака в длинных черкесках с лихо закрученными усами, с георгиевскими крестами, опирающиеся на обнаженные шашки. Красный командир с орденом Красного знамени за бои с Колчаком. Офицер с пустым рукавом кителя с орденом «Красной звезды» и "Отечественной войнаы 1й степени" − это прадед.

Вот дед с товарищами на броне танка, молодой, веселый в выгоревшей под солнцем Афганистана полевой форме. Тоже − с орденом «Красной звезды» и медалью "За Отвагу". На голове − военная шляпа, та самая, которую теперь надевает Артур, когда играет с товарищами в войну. Есть на шляпе дырочка, выше звезды, куда вошла пуля "духа", и другая, − откуда она вышла, сбив шляпу на землю.

Эта пуля оставила шрам на голове деда и была причиной невыносимых головных болей. После госпиталя дед вернулся в Крым, к семье и привез на память эту шляпу. Отец Артура − Герой России. Он заслужил это звание во второй Кавказской войне. Он мог бы и не идти на войну, родители − один инвалид войны, другой − пенсионер, маленький ребенок, но пошел...

− Мама, − сказал он, − наши все воевали за Россию. Не проси!..

Приехав однажды на побывку, он рассказал, как привезли истекающих кровью товарищей в Моздокский госпиталь. Спешили и успели. Окрылённый мыслью, что теперь они спасены, вышел подышать чистым горным воздухом, взглянуть на горы, в которых воевал, со стороны. Не успел отойти сотню метров, как какая-то сила швырнула его на землю лицом в грязь. Ошалело отплевываясь, вскочил, оглянулся и снова упал, закрыв лицо руками, рыча по-звериному, нервы не выдержали. На месте госпиталя зиял дымящийся котлован, и никого в живых... Тогда он дал себе слово быть здесь до последнего...

Бабушка Артура – жизнерадостная стойкая женщина, в прошлом − заслуженная учительница, теперь метёт парк и моет общественный туалет − жизнь диктует…

Мать с отцом на предложения свекрови переехать в Крым на постоянное место жительства категорически отказываются:

− Мам, ну не могу я с утра до вечера слушать "державну мову" − это пытка!.. Я сойду с ума или разобью телевизор и радио. Знаешь, что я делаю в первую очередь, возвращаясь в Россию?... Сажусь у телевизора и слушаю русскую речь несколько дней подряд. Для меня это как музыка. Помнишь, раньше мы пели "Реве тай стогне... ", и " Цвіте терен", а сейчас не могу, ненавижу. В России надо мной смеются. Их бы сюда!..

Может, Артурчик, ты со мной поедешь? Я скучаю, и папа тоже.

− Нет, мама! А как же бабушка одна? Да и друзья у меня здесь. И собака Байкал. Лучше ты приезжай чаще.

− Чаще не получается, сынок... Крым для России сейчас заграница.

− Почему?

− Как тебе объяснить? Когда к власти приходят злые люди, они приносят беды… Ты не дерись часто, вон синяки какие!

− Я постараюсь. Когда выросту, тоже буду солдатом. Солдаты должны терпеть и не бояться!..

− Да, сынок, пожалуй, ты прав!..

Деда теперь нет. Но в день вывода войск из Афганистана пришли его друзья, смотрели фотографии, выпили, спели песню " Мы уходим...", помолчали, тепло попрощались с бабушкой. Ночью Артур проснулся от того, что кто-то тихо разговаривал

в комнате. Бабушка стояла перед портретом деда, как перед иконой, утирая слёзы:

− Как плохо без тебя, Витя… Ты бы гордился внуком!

Артуру стало не по себе, бабушка никогда, не плакала. Он натянул одеяло на голову и уснул... Ему приснилась война... Молодой и весёлый дед на танке под трехцветным российским флагом с двуглавым орлом, что стоит у портрета в их доме...

А на утро была война... Нет, не настоящая, а понарошку. Артур надел шляпу с дырочкой выше звездочки, собрал мальчишек и Любку – соседку. Она всегда была врачом. Играли в "Афган". Заминка произошла, когда стали делиться на "наших" и "духов". Колька Кананбаев вытащил спичку, бросил её на землю и сказал:

− Я не буду "духом"! Я русский!

Володька Наливайко засмеялся:

− Кому, как не тебе, быть "духом", чурка узкоглазая!

И сразу получил в нос... Колька набросился на него, как коршун, слёзы обиды брызнули у него из глаз... Они катались по траве, яростно дубася друг друга...

− Я русский! Слышишь ты, баран! У меня мама − Васильева!

Их растащили, исцарапанных и взъерошенных. У Володьки из носа сочилась красная юшка. Артур хлопнул Кольку по плечу и сказал твердо:

− Ты наш! А ты, Володька, в наказание будешь "духом", или уходи!

Никто не ушёл. Война началась. Всё происходило вокруг "Белого камня", там ещё озерцо у подножья. Баталия развернулась нешуточная!.. Вооружение разное: "Калаши" больно стреляли шариками, гранаты из мокрой глины, (шлёпнет в лоб – мало не покажется!). Ну, и конечно, сабли из веток шиповника, на всякий случай. Артур командовал. Если б вы видели, как сражался Колька Кананбаев за "наших". Взял "языка" в разведке, чуть сам не попал в плен, но отбился. Прыгнул в озеро и спасся...

Потом "духи" кричали, что он "убитым" убежал, его зарубили "саблями". Но Колька, раздевшись, показал синяки на боку, руке и ноге и доказал, что «ранения» были не смертельные. Пришлось "духам" согласиться... В общем, под командованием Артур "наши" победили. А как же иначе?

Больше всех, наград получил Колька. Награды эти из пивных пробок, (одна в одну), зажимали на рубахах... Впечатляет!.. Синяки и царапины не в счет!

Домой Артур пришел какой-то задумчивый, бабушка это заметила и спросила:

− Случилось - что?

− Бабушка, а мы − кто?

− Как это − кто? Мы люди.

− Я не про это. Мы русские?

Бабушка понимающе усмехнулась:

− Россия − это не только русские. Величие её в многонациональности. У великого русского поэта Александра

Сергеевича Пушкина дед − абиссинец, чернокожий, бабушка − фон Шабберх. Лермонтов отчасти шотландец. Колчак − калмык. И Даль, и Крузенштерн, и Врангели − пришлые. Кочубей и Гоголь − малороссы, у Ленина мать − еврейка, отец – чуваш. Александр Матросов − узбек, Анна Павлова, балерина, на половину − караимка. И так до бесконечности... Так что ты − русский, хотя в нас такой "коктейль". Ты, Артур, полноценный крымчанин. Мы воспитаны на русской культуре, в нас русский дух, нам есть чем гордиться, но каждый вправе выбирать Родину. А национальность − это условность. Бог всем судья.

Лицо Артура посветлело.

− Бабушка, а украинцы нам братья?

Бабушка долго вглядывалась в лицо внука, потом обняла и сказала:

− Орущие " Хайль!" на Крещатике − враги! А те, на броне танка с дедом − братья! Можешь не сомневаться...

ГОРОД ЛЮБВИ

В Ялте − осень, погода переменчивая. Ночью прошёл дождь. Дул холодный ветер, несущий листья и «крупу». Выйдя утром из дома, я глянул в сторону гор. Там уже выпал снег. Однако!.. Намек зимы.

Но нет худа без добра. Ветер унёс тучи, и солнце снова пригрело. Я спешил к друзьям на Средне - Слободскую, мимо синего моря, мимо храма Иоанна Златоуста, сияющего куполами…

Лето не отпускало, молодые целовались, где попало, мешая прохожим, которые обтекали их, как речка камушки. Отдыхающие по-прежнему без страха заходили в воду и нежились на солнце. Благодушно настроенный, я свернул в узкий переулок, и вдруг истошный детский крик послышался впереди. Я заторопился: может, нужна помощь? Свернув за угол, я увидел группу детей, возившуюся в углу между домом и пристройкой. Кто-то плакал и кричал: «Пустите!», другие смеялись и кричали: «В левую… Теперь в правую!»

«Ну, сорванцы, опять кого-то лупцуют». Приблизившись, и уже готовый крикнуть: «Прекратите безобразие!», я с удивлением увидел, что это были девчонки лет по десяти. И только один мальчишка. Он-то и орал, припечатанный к стене. «Разбойницы» держали его кто за руки, кто за ноги. И жертва выглядела, как распятие. До меня не сразу дошёл смысл происходящего, а когда, наконец-то, дошел, я чуть было не расхохотался; сдержавшись, замедлил шаг и стал наблюдать, что произойдет дальше.

Мальчишка извивался, плакал от обиды и кричал: «Дуры!.. Дуры!», а девчонки, намазав себе губы помадой,

целовали его в щеки, в лоб, в шею. Вдруг одна из них, должно быть заводила, закричала: «Целуйте его в губы!», что и сделали все по очереди.

Это было уже слишком! Мальчишка обмяк и просто горько зарыдал. Слезы ручьем потекли по его измазанным алой помадой щекам, он больше не сопротивлялся.

Когда уставшие и счастливые девчонки, наиздевавшись вволю, наконец, отпустили его, бросился прочь, вытирая лицо рукавами рубахи и причитая: «Дуры вы, дуры! Обслюнявили всего, испачкали. Сумасшедшие!». В ответ − взрыв хохота и крики: «Мы тебя еще поймаем!»

«Да! Перспективка…!», − подумал я…

Отбежав на безопасное расстояние, мальчишка вдруг обернулся, видимо, найдя самое подходящее определение "экзекуторшам": «Террористки проклятые!», затем юркнул в свою калитку. В ответ снова взрыв хохота.

Я заспешил своею дорогою, улыбаясь своим мыслям. Прохожие провожали меня удивленными взглядами: «Что это с ним?». «А не скажу!» Проходя мимо дворика, куда юркнул мальчонка, увидел его, яростно оттирающего помаду с лица мокрым носовым платком. «Глупый ребенок! Пройдет всего лишь несколько лет, и ты сможешь отыграться с лихвой. Предполагаю, что у тебя будут возможности и желание на этой самой стене, этих самых повзрослевших девчонок распять. И, более того, они будут не против...

Лиха беда начало. «Подрастай, дружок! Удачи тебе!»

“HOMO HOMINI…”

(Человек человеку…)

«Собака − друг человека» − слышим мы часто и соглашаемся. В изречение Плавта, древнеримского поэта: ”Homo homini lupus est” (Человек человеку волк) − верим, особенно, сегодня. Ну, а собака собаке? Интересно…

Одинокая женщина, потеряв всех своих родных и собаку, прожившую в доме пятнадцать лет, чтобы скрасить одиночество, купила породистого щенка. Это стало для нее единственной радостью. В заботах и прогулках проходили дни. Щенок подрастал, превращаясь в красивого, ухоженного, умного пса…

Как то на прогулке к женщине с собакой прибился бесхозный щенок-подросток, худой и голодный. Таких величают «двортерьерами». Угощенный сухариком, он так и не отстал от гуляющих. Женщине достаточно было и одной собаки в доме, и по этой причине “двортерьерчик” остался за калиткой, где и провел ночь, трясясь от холода.

Сердце не камень… Обнаружив утром у калитки бродяжку с печальными, источающими надежду глазами, женщина, впустив его сказала:

−Ну, заходи! Что с тобой делать… Только жить будешь под лестницей.

Под лестницей, так под лестницей.…Это такая удача и счастье после холодной улицы обрести крышу над головой и чашку вкусной похлебки с сухариками.

Через пару месяцев по двору носилось безалаберное, длинноногое, лопоухое существо, задирающее всех вокруг. В нем еще жила память о воле. И поэтому, когда удавалось

выскользнуть за калитку, оно бегало голодное целый день. Явившись под вечер с высунутым языком, пёс виновато прошмыгивал к себе под лестницу, ложился и засыпал, во сне нервно взлаивая и дрыгая ногами.

Бим (именно так прозвала хозяйка приемыша), не был злым, но был у него один существенный недостаток: он любил дразнить кобеля из соседней усадьбы…Чем тот ему не угодил − тайна за семью замками.

На поводке хозяйка выводила только породистого пса. При слове «прогулка» он сам подходил и совал голову в приготовленный ошейник. Вид у него при этом был важный:

«Охрана!»

Бим всегда гулял вольно и, по всей видимости, испытывал чувство превосходства над собаками всей округи, а к соседскому кобелю − полное непочтение. Выскочив за калитку, Бим первым делом несся к соседней усадьбе и с разгона ударял лапами в гофрированное железо, ограждающее территорию. Железо гремело, а Бим, сунув нос в щель под забором, задиристо лаял. И начиналось… Бим бегал туда-сюда и заходился от лая, а за забором в бешенстве метался свирепый кобель, от бессильной злобы захлёбываясь ответным хриплым лаем, не в силах достать провокатора.

Иногда в ярости он подпрыгивал так высоко, что цеплялся лапами за верхний брус забора, и прохожие видели налитые кровью глаза на огромной квадратной башке и открытую черную пасть с белыми клыками в палец длинной, с которых падала пена. Люди отскакивали в ужасе, недовольно крича:

Дата добавления: 2015-08-18