Белинский о мастерстве актера

...Кстати: мы сказали, что актер есть художник, сле­дователы-го, творит свободно, но вместе с тем мы ска­зали, что он и зависит от драматического поэта. Эта свобо­да и зависимость, связанные между собою неразрывно, не только естественны, но и необходимы: только через это соеди­нение двух крайностей актер может быть велик. Как всякий художник, актер творит по вдохновению, а вдохновение есть внезапное проникновение в истину. Драматический поэт, как всякий художник, выражает своим произведением известную истину, и каждый образего есть конкретноевыражение из­вестной истины, следовательно, актер может вдохновляться
только истиной, и, следовательно, чем выше поэт, тем вдохно веннее должен быть актер, играющий созданную им роль, так как чем глубже истина, тем глубже должно быть и проникно­
вение в нее, а следовательно, и вдохновение. Поэтому мы не верим таланту тех актеров, которые всякую роль, каким бы поэтом она ни была создана—великим или малым, превос­
ходным или дурным,—играют равно хорошо или могут иг­рать хорошо плохую роль. Хорошо декламировать — другое дело, но декламировать роль и играть ее — это две вещи со­
вершенно разные, и если превосходный актер может быть и превосходным декламатором, из этого отнюдь не следует, чтобы превосходный декламатор непременно долженствовал
быть и превосходным актером. Все, что ни выражает своей игрой актер, все то заключается в авторе; чтобы понимать автора, нужен ум и эстетическое чувство; чтобы уразумение
автора перевести в действие, нужен талант, гений. Поэтому, если характер, созданный поэтом, неверен, не конкретен, то как бы ни была превосходна игра актера, она есть искусничаиие, а не искусство, штукарство, а не творчество, исступление, а не вдохновение.

Если актер скажет с увлекающим чувством какую-нибудь надутую фразу из плохой пьесы, то это опять-таки будет фиглярство, фокусничество, а не чувство, не одушевле­ние, потому что чувство всегда связано с мыслью, всегда разумно, одушевляться же можно только истиной, больше ничем.

Впрочем, известно, что великие актеры иногда превос­ходно играют нелепые роли: мы сами это видели, и еще не­давно: Мочалов прекрасно сыграл пошлую роль Кина в пош­лой пьесе Дюма «Гений и беспутство». Но это нисколько не опровергает нашей мысли; во-первых, он сыграл ее так хорошо, как хорошо можно сыграть нелепую роль, то есть относительно хорошо, и в целой роли на него было скучно смотреть, хотя он показал крайнюю степень искусства; во-первых, если у него были в этой роли два-три момента истин­но вдохновенных, то эти моменты были чисто лирические, субъективные, в которых он, пользуясь положением предста­вляемого им; лица, высказал не дюмасовского Кина, а самого себя; и которые нисколько не были связаны с ходом и харак­тером целой драмы, и к которым, наконец, он привязал свое понятие, своему известное, значение и смысл.

«Сочинения В. Г. Белинского», СПБ, 1906 г., т. I, стр. 867—868,

¹ Я здесь разумею одни смешные или уже слишком посредствен­
ные роли и не говорю о ролях высшей художественной комедии, в
которой актер непременно должен понять автора, чтобы успеть. До­
казательством этого может служить игра Щепкина в «Венецианском
купце» и «Матросе», где нет чисто высокого и гре много комического,
но где, при всем том, совсем не до смеха. То же доказывает его же
игра в чисто комической роли Фамусова, в которой актер глубоко
понял поэта, и, несмотря на свою от него зависимость, сам является
творцом.

Дата добавления: 2015-08-17