Вертикаль социально-экономической идентичности

В последнее время вопросы экономической и социальной идентичности обсуждаются достаточно активно, но в основном применительно к личностному, персональному уровню — скорее психологами. Могут они затрагиваться и на уровне групповом (например, проблема среднего класса). Применительно же к социуму, региону, стране и т. п. эта проблема рассматривается реже и менее рефлексивно.

Экономика новой России квалифицируется как рыночная. Но типология рынков обширна, и в какой разряд зачислить отечественное хозяйство, до сих пор не ясно. Более того, поскольку политическая конкуренция оказалась свернута, дискуссии о характере российского рынка почти исчезли из политического обихода и оперативной идеологии и переместились в специальную литературу. Какое-то их отражение можно найти и в программах политических маргиналов. О том, какой рынок в России есть и будет, страна узнает теперь не от политических конкурентов, уличающих друг друга в невежестве, доктринальных ошибках, а то и в продажности, не из статей в зачитываемых до дыр журналах, а из официальных источников, обсуждающих специфику нашего рынка редко и скупо, без лишней проблематизации. Эпитеты при этом в основном позитивные: рынок «государственно регулируемый», «социально ориентированный» и т. п. Удушающее регулирование, паразитарный окологосударственный бизнес, коррупция и административный террор, монополизм и государственное «крыше-вание», «экономика друзей и родственников» — все это признается, но лишь болезнью (даже старой и запущенной), а вовсе не основой складывающегося экономического порядка. Единственным идентифицирующим признаком из набора негативных признается нефтяная игла, зависимость от экспорта ресурсов, импорта товаров и технологий. Но проблема сырьевой ориентации почти не рассматривается в плане ее решающего влияния на идентичность политическую, социальную, культурную, даже характерологическую. Такое рассмотрение сразу бы высветило, насколько системными и укорененными являются для нас многие хронические «девиантности».

В социально-экономической идентичности индивида выделяют: экономическую самокатегоризацию, оценку собственного делового потенциала, социально-психологическую адаптированность к экономическим процессам, экономическую социализацию, представления о богатстве и субъективную шкалу благосостояния, представление личности о степени удовлетворения ее потребностей, удовлетворенность деловой и личностной самореализацией, экономическим благосостоянием... Все эти составляющие могут быть рассмотрены и на уровне «страны», ее общей социально-экономической идентичности — для анализа это очень полезно.

Начать можно с субъективной шкалы благосостояния. Как место, занимаемое Россией в списке стран мира, ранжированном по оси «богатство — бедность», соотносится с представлением населения о своем экономическом положении? Политическое, социальное и даже собственно экономическое значение этого вопроса трудно переоценить. Если при совершенном тождестве объективных реалий граждане одной страны ощущают себя совладельцами пристойного совокупного состояния, а другой — страдальцами, прозябающими на задворках, можно утверждать, что это две во многом разные политические, социальные и даже экономические системы с разным потенциалом развития — обстоятельство, которое часто недооценивают. Многие ошибки прогнозирования и стратегического планирования, социальной и информационной политики обусловлены тем, что гуманитарии не занимаются экономикой, а экономисты недооценивают гуманитарную составляющую своей дисциплины.

В данном случае желательно избегать крайностей: чрезмерного самоуничижения — и необоснованной удовлетворенности положением дел. И то и другое расслабляет. В первом случае руки опускаются, во втором не поднимаются. У нас эти настроения напоминают маятник или контрастный душ. Истерики девяностых сменились еще менее обоснованным благодушием: большинство более не ощущает себя гражданами нищей, падающей страны — даже те, кто из нищеты не выбрался и сам продолжает падать. Болезненным остается вопрос распределения национального богатства, но не его общего объема: «на всех хватило бы». В нынешних условиях такие настроения крайне опасны. Кризис 1990-х переживался на выходе из не менее жесткого кризиса советской экономики, кризис сегодняшний, сменивший стабилизацию, рост и радужные ожидания, переживается куда острее.

Не менее важна и другая составляющая социально-экономической идентичности — самооценка «делового потенциала» страны. Здесь также есть опасность завышенных ожиданий. Считается, что строить смелые планы — правильно и хорошо, особенно если это помогает политической мобилизации масс. Но в деловой сфере крайне важна именно адекватная оценка потенциала развития. Она ограждает от ошибочного распределения ресурсов и втягивания в неподъемную конкуренцию, от срывов, обваливающих и самооценку, и деловую репутацию.

Кроме того, неадекватность представлений о богатстве и потенциале страны приводит к сдерживанию, а то и свертыванию назревших преобразований. В результате, даже если и удается достичь некой стабильности, она оказывается непрочной, поскольку зиждется скорее на распределении и потреблении, нежели на производстве и собственной активности экономических субъектов. Потенциально активная часть общества временно смиряется с принижением своей роли и низкой возможностью самореализации (во-первых, терпимо, а во-вторых, бесполезно выступать). Отсутствие вертикальной мобильности в экономике, в административной сфере и политике мало того что несправедливо — ведет к загниванию системы, к возникновению социальных пролежней.

Однако все эти рассуждения об идентичности останутся разговорами в пользу богатых, если не будет поставлен вопрос об инструментах, каналах и процедурах формирования «правильной» идентичности. Попытки утвердить ее посредством причитаний малопродуктивны: надо менять саму машину формирования идентичности, технику работы с сознанием общества.

Заключение

В условиях современной России идентичность приобретает особое значение. Очевидно, что без отчетливой идентичности институциональная структура общества не может быть стабильной, а развитие общества — устойчивым. Между тем в отличие от западных стран ни в Российской империи, ни в Советском Союзе процессы формирования нации-государства не получили достаточного развития и были замещены развитием имперской по своей сути политической структуры. В результате формирование российской нации оказалось чрезвычайно замедленным, и после распада СССР обнаружилось, что идентичность в России далеко не сложилась. Вслед за распадом СССР неизбежно последовал и крах советской идентичности, которая на протяжении семи десятилетий определяла психологию и массовое сознание подавляющего большинства жителей России. В условиях постсоветской России с ее незавершенной модернизацией и несформированностью нации-государства проблема поиска новой идентичности вышла на первый план.

Немалое воздействие на процессы складывания российской идентичности оказывает также развитие и использование информационных технологий, создающее основу так называемого “информацонного общества”. Это воздействие также является сложным и неоднозначным по своим последствиям. С одной стороны, разрушение информационных барьеров, существовавших на протяжении всего советского периода, привело к расширению информационного кругозора российских граждан, к освоению ими принципиально новых способов поведения и коммуникации, которые способствовали формированию новых элементов и составляющих идентичности. С другой стороны, средства массовой информации и в самой России, и за ее пределами, включая развитые западные страны, весьма далеки от объективности и часто используются в целях манипулирования общественным мнением. Наконец, в России заметное влияние оказывают объединение Европы и расширение Европейского союза на восток. Несмотря на всю сложность и противоречивость представлений о “европейской идентичности”, они постепенно утверждаются, что ставит перед россиянами вопрос о том, принадлежит ли Россия к “большой Европе” и являются ли граждане России европейцами.

В этом отношении современное российское общество находится на перепутье. В настоящее время, согласно социологическим опросам, большинство россиян (около двух третей) так или иначе поддерживают идею “особого пути” развития России в современном мире. В то же время понимание этого “особого пути” у различных людей различно, а у многих российских граждан оно является весьма аморфным и неопределенным. Нередко в этих представлениях трезвое понимание необходимости развития отношений с развитыми странами Запада сочетается с ярко выраженным недоверием в отношении применения западного опыта экономического, политического и культурного развития к условиям России. В каком направлении пойдет дальше эволюция идеологемы “особого пути” в российском массовом сознании, зависит от многих обстоятельств и факторов. В частности, важную роль скорее всего будут играть такие факторы, как международная политическая ситуация и экономическое положение внутри России.

Итак, устойчивое широкое распространение в современном российском обществе представлений об “особом пути” развития России, по моему мнению, не является случайным. Оно служит важным симптомом поисков российским обществом новой национально-цивилизационной идентичности, а также неудовлетворенности многих россиян ходом политического, экономического, социального и культурного развития страны. Несмотря на то, что подобные представления в целом не решают проблемы обретения новой национально-цивилизационной идентичности и часто носят противоречивый и аморфный характер, они являются фактом массового сознания, с которым следует считаться и который необходимо исследовать. Важно понять истоки этих представлений и возможные пути их трансформации в ходе модернизационного развития России.

Дата добавления: 2015-08-17