Конец. Пыль дорог. 2 страница

- Да, скоро. Но я уже рассказал тебе всё, что хотел, больше мне нечего добавить, остальное ты со временем поймёшь сама.

- Значит, Вы тоже скоро исчезнете из этого мира навсегда?

- Не совсем. Пока в тебе будут живы мои слова - я буду рядом. - он мягко улыбнулся, всё так же, не отрывая взгляда от края небес, - Помнишь, вчера вечером я назвал тебе своё имя, и эту связь, что благословлена самим Богом, не так-то просто разорвать. Я не хочу, чтобы тебе было больно, ведь наша встреча тоже часть твоей дороги. Помни об этом, дитя моё, помни и улыбайся, чтобы ни случилось.

- А… какой вопрос Вам задал Сын Дорог?

- Ты так уверена, что мы с ним встречались?

- Мне кажется, что, прежде чем стать священником, вы много путешествовали, - я тяжело упёрлась локтями в колени и опустила подбородок на переплетённые пальцы.

- Это правда. Я был пилигримом… много лет. «Где скрыта истина?» - вот что спросил меня Сын Дорог.

- И вы нашли ответ?

- Да, все эти три дня я много думал, и, кажется, сейчас уже знаю ответ. Она скрыта там, где бессилен взгляд человека, где нет ни добра и ни зла, в твоей душе. Запомни эти слова, и если Сын Дорог вдруг спросит ответ, скажи ему за меня.

- Спасибо… за то, что учили меня.

- Не стоит меня благодарить, - священник медленно встал и направился по ступеням к дверям церкви, - ведь только благодаря тебе я нашёл ответ… Да, и пока не забыл - уходи из города. Немедленно. Пусть завтрашний рассвет застанет тебя как можно дальше от этих стен.

- Но почему?

- Я хочу, чтобы ты помнила меня живым. И пусть над моим телом не прольются чьи-то слёзы. Это уже неважно, ведь душа всё равно будет рядом с тобой. Уходи, дитя моё, я хочу помолиться. Твоя дорога всё ещё впереди…

И я ушла, забрав с собой его молитвы, чтобы уже никому их не отдать…

Говорят, горы Северного хребта неприступны. Говорят, на той их стороне край земли. А ещё говорят, что в центре этого безлюдного скалистого края есть высокая, словно достигающее небес копьё, гора под мифическим названием «Последний порог». Она покрыта толстым слоём снега и льда, там нет даже самой хилой тропинки, и к её вершине ещё не поднимался ни один смертный. Впрочем, последнее скорее связано с тем, что никому и не хотелось понапрасну рисковать головой: всё равно на той горе не растут колдовские травы, там даже не водятся опасные звери, чьими шкурами потом можно похвастаться перед друзьями. Поэтому и ходоков туда нет, кроме, наверное, безмолвных скитальцев, решивших покончить с собственной жизнью. Однако я выбрала этот путь вовсе не ради смерти, а ради встречи… той последней встречи, для которой прошла весь этот путь.

У меня был выбор. О да, ещё очень долго я могла бы блуждать по бесконечным дорогам, но, проснувшись на рассвете и почувствовав, что время окончательно утратило своё значение, а север и юг поменялись местами, я вновь увидела тропу ветров. Она была столь же призрачна, сколь и моё счастье, но она была, а значит, пути назад нет. Я так долго искала её, что в конце концов увидела в собственном сердце и, вновь услышав песню ветров, пошла на их зов.

Говорят, горы Северного хребта забирают себе души тех, кто дерзнул зайти в их пределы. Говорят, что там вечно холодно и одиноко. А ещё говорят, что на ведущей туда тропе часто появляется высокая мужская фигура в плаще цвета свободы. Но никто так и не смог его догнать, даже если бежал изо всех сил. Однако повторять прошлые ошибки я тоже не собиралась и, придя туда, лишь поклонилась матушке земле, быть может, прощаясь с ней, а может быть, приветствуя.

Не могу точно сказать, сколько лет или столетий я блуждала по земле в поисках ответа. Мне уже сложно вспомнить, какой сегодня год и когда в последний раз мне встречались знакомые лица. Я не помнила даже дороги назад, но всё ещё знала, что путь не окончен. Что озаряло мою душу - солнце или луна, - перестало быть важным, я лишь шла, не думая ни о чём, кроме встречи и о своем вопросе. Мне хотелось так много сказать Сыну дорог, хотелось напомнить ему об ответах моих побратимов, хотелось узнать истину о том, зачем был нужен весь этот путь… хотелось так много, что, казалось, ни одна душа не сможет этого вынести и уж тем более поднять этот груз к небесам. Но я шла вперёд к «последнему порогу» и, достигнув его, почувствовала облегчение, словно вышла из тёмного леса к тропинке, ведущей домой.

Я шла. Я карабкалась по камням. Я падала и вновь поднималась. Я сдирала кожу с рук и орошала снег собственной кровью. Я ловила пальцами ветер и смеялась ему в лицо, зная, что он уже не в силах мне помочь или помешать. Весь мой путь от подножия до вершины был пройден с вымученной улыбкой на губах. И даже когда я упала и больше не смогла подняться, когда из последних сил перевернулась на спину и устремила взор в такое близкое и недостижимое небо, я продолжала улыбаться. Может быть, чуточку горько, но всё-таки улыбаться. Не было ни боли, ни страха, ни разочарования. Я лежала на вершине «Последнего порога» и смотрела вверх, уже позабыв о том, что хотела увидеть край земли, а не бесконечный простор вселенной.

- Ну вот мы и встретились, девочка, - тихий знакомый голос заставил меня вновь вздрогнуть, и голубое небо вдруг стало серым. Лишь через несколько мгновений я поняла, что смотрю в бездонные глаза, которые невозможно забыть.

- Я пришла.

- Я ждал тебя. Тебе холодно?

- Нет.

- Хорошо, - мне показалось, что он улыбнулся той самой странной, неуловимой улыбкой. - Так из чего же состоит пыль дорог?

- Из несказанных слов, из непролитых слёз, из смеха и боли, и тихих шагов скитальца.

- Ты молодец…

- Подожди, - я не могла даже пошевелиться, но чувствовала, что мой голос удержал его лучше руки, - я принесла с собой ответы своих побратимов.

- Мне достаточно, что ты ответила на свой вопрос. Я ведь большего от тебя и не требовал.

- Они просили меня ответить тебе и на их вопросы.

- Я уже знаю их ответы, я слышал их в тот момент, когда они открывали тебе свою душу. Так что можешь не беспокоиться - ты уже сказала всё, что должна была сказать. А теперь позволь мне узнать: ты… счастлива?

- Да, - я позволила своей мятежной душе погрузиться в бездну его глаз и раствориться в ней, - я счастлива.

- Значит, всё было не зря, - его голос словно бы звучал отовсюду и постепенно заполнял меня, - не зря…

- Единственное, о чём я жалею, так это о том, что уже никогда не смогу рассказать обо всём своему учителю…

- Ты в этом уверена?!

И тут меня обступила темнота. Та всепоглощающая темнота, что уже даже не пугает, а принимает тебя в свои объятья подобно материи. Я не чувствовала тела, не чувствовала прежней боли и душевных терзаний, не чувствовала ничего, кроме темноты и пустоты, окутывающей и поглощающей меня. Всё потеряло своё значение: время, вечность, небо, дорога, счастье, потери - и даже души побратимов потеряли своё значение, отделившись и оставив меня одну. Лишь маленький огонёк сиял где-то вдалеке, протягивая мне свои лучи, словно руки. И я рванулась к нему, устремилась всем неистовством своей души, вдруг остро ощутив оковы веры, сжимающие моё сердце и не позволяющие окончательно раствориться в этой темноте. Огонек сиял и манил меня, а я летела сквозь пространство, протягивая к нему руки, словно желая согреться…

Скрипнула дверь. Я стояла на пороге небольшой комнаты, где перед ярко полыхающим камином в кресле сидел старик с длинной седой бородой. Его ноги были закутаны старым лоскутным пледом, а взгляд по-прежнему устремлён в огонь.

- Ты вернулась? - он медленно повернул голову и улыбнулся. И эта добрая улыбка согрела мою душу лучше всякого солнца.

А на подоконнике в старом невысоком подсвечнике стоял совсем крохотный огарок свечи, что потух сразу же, как только за моей спиной захлопнулась дверь.

- Я… дома…

Конец.

Она.

Она стояла перед полем… полем, усеянным трупами.

Кровь начала уже подсыхать и оттого казалась ещё более ужасной. Из-за своего обилия она представлялась чёрной, с каким-то отвратительным багровым отливом. Остывшие тела с уродливыми ранами валялись грудами и поодиночке. Мечи, копья и стрелы торчали везде: где-то целые, а где-то сломанные, словно обкусанные тем ужасным зверем, чудовищем, созданным людьми. И имя ему – Война. Ошмётки плоти, внутренностей, окровавленной одежды валялись везде, в глазах рябило от перекошенных яростью и предсмертной агонией лиц.

В о роны! Они летают везде, садясь на обломки мечей, на тела убитых людей, на трупы коней. Для них это пир, кровавый пир. Они клюют остывшую плоть, разрывая её своими крепкими клювами, выклёвывают глаза и радуются. О, как они радуются! Их гвалт напоминает шум самой битвы. Словно в карканье вплетаются крики и стоны загубленных душ, звон клинков, хруст ломающихся костей.

Она шла по этому ужасному месту, но ни одна капля крови не запятнала её белых туфель, ни одна пылинка не попала на подол белоснежного платья. И лишь резкие порывы ветра взмётывали её белые волосы. Она шла и грустно смотрела на сумрачное, затянутое тучами небо. Ни один лучик солнца не мог пробиться через эту смертельную пелену, и казалось, что так было всегда…

- Кто здесь? - вдруг раздался сдавленный и хриплый мужской голос.

Она обернулась и, торопливо обойдя огромную кучу трупов, увидела Воина. Он был ещё жив, но уже стоял на пороге «врат». Бледное, осунувшееся от боли лицо обрамлено гривой тёмно-русых кудрей, кое-где слипшихся от крови. В воронёной кольчуге торчали чёрные оперения пяти стрел. Побелевшие пальцы всё ещё судорожно цеплялись за рукоять меча… Это был уже конец…

«А ведь ему, наверное, только недавно исполнилось 17», - грустно подумала Она, бесшумно садясь рядом с ним и нежно проводя ладонью по забрызганной кровью щеке.

Воин глухо застонал от боли и неуверенно открыл глаза, в которых плескалось бескрайнее море муки. Что его ещё держало на этом свете, Она не знала.

- Кто ты? - хрипло спросил он. - Хотя… это уже не важно. Где мои друзья?!... Молчишь?!... Они погибли?!

Она отвела глаза, не в силах ему ответить.

- Они были хорошими бойцами. Но в этой мясорубке шанса выжить не оказалось. Я тоже сейчас умру?... Можешь не отвечать… А виноват в этом лишь наш король, это из-за его амбиций погибли все эти люди… Но ведь нам хотелось жить. Господи, неужели моя жизнь оказалась прожитой зря? Кто выиграл битву?... Хотя… не важно. Для меня уже ничего не важно… Кажется, я знаю, кто ты. Ведь это твои глаза я увидел первыми в этой жизни. Правда?!

Она вновь посмотрела ему в глаза и еле заметно кивнула. Воин слабо улыбнулся обескровленными губами.

- Я ждал тебя… чтобы всё понять. Я знаю: это глупо, но что мне оставалось в этой жизни? Мне уже легче,… боли почти нет. Я ведь вскоре снова увижу тебя, правда?! Прощай. Я вижу… идёт та, что уведёт меня в край темноты. Я не хочу… нет!.. останься со мной!

Он закрыл глаза, и по-детски счастливая улыбка медленно застыла на его холодеющих губах. Она подняла глаза. Рядом с ними уже стояла Смерть и грустно качала головой:

- Ты опоздала. Он уже мой. Видишь это всё? Это сотворили люди, они просто уничтожили друг друга и самих себя. Твоя власть не бесконечна. Они больше никогда не будут прислушиваться к тебе, они даже не видят тебя. Ты осталась одна. Вскоре здесь будет моё Царство. Царство Мёртвых. Я заберу ещё очень многих - и тех, кто будет звать меня, и тех, кто этого не захочет. Они не заслуживают жалости. Прощай.

И серый туман медленно поглотил саму Смерть, а Она осталась одна.

«Уже пора идти. Вскоре наступит ночь. Здесь я больше никому не нужна. Прости меня, Воин, я уже ничего не смогу для тебя сделать. Но Смерть не права, мы обязательно скоро увидимся. Я иду к тебе».

Она ещё раз провела ладонью по его щеке и встала.

Серый, густой туман клубился повсюду, но всё-таки не смел преграждать ей дорогу и расступался. Ни одна капля крови не запятнала её белых туфель, ни одна пылинка не попала на подол белоснежного платья. И лишь резкие порывы ветра взмётывали её белые волосы….

Её путь пролегал дальше… за горизонт. И вскоре её худенькая фигурка растворилась в тонкой полоске заката, красной, как кровь. Она шла выполнять обещание… обещание, данное Воину.

Она неторопливо шла по лесной тропинке, и, хотя первые лучи восходящего солнца уже золотили листву, вокруг стояла оглушающая тишина. Словно бы всё вымерло. Ни одна птица не поприветствовала новое утро, ни один зверь не выбежал Ей навстречу, даже, казалось, ветер навсегда покинул эти края. А в воздухе, становясь всё резче, настойчиво витал запах гари.

Она невольно ускорила шаг и, поспешно выйдя за очередной поворот тропинки, застыла…

Там была деревня. Два десятка домов и добротно обработанное и засеянное поле… Была… А сейчас остались лишь обгоревшие брёвна, вытоптанные всходы и трупы. Почерневшие остатки изб напоминали гнилые зубы… Здесь всё было уничтожено… Совершенно всё… А то, что налётчики не смогли забрать, они растоптали… Трупы… Очень много трупов. Мужчины, нашпигованные стрелами, всё ещё сжимающие в окоченевших пальцах обломки топоров, кос, вил и даже мечей. Женщины в разорванных одеждах и с перекошенными ужасом лицами, лежащие прямо на пропитавшейся кровью и превратившейся в грязь земле. Дети, привязанные к деревьям и заборам и замученные прямо на глазах родителей… Всё это произошло буквально этой ночью, и ужасный запах палёного витал над побоищем, словно чёрный стяг Смерти. Крики воронов, лакомившихся мертвечиной, напоминали смех…

Она шла по стонущей от боли земле, и её сердце всё сильнее и сильнее сжималось от ужаса и жалости ко всем погибшим в этой деревне.

«Этого не могли бы сделать даже самые безжалостные и жестокие звери. Те, кто уничтожил всё это, не достойны даже жалости…»

Она остановилась перед телом маленькой девочки, распростёртой в грязи и залитой кровью. Её светленькие волосы были смешаны с землёй и втоптаны до такой степени, что их было сложно разглядеть. Рубашка изорвана и задрана чуть ли не до подбородка. На худеньком теле тёмными пятнами выступали огромные синяки, нанесённые незадолго до смерти. А из груди вызывающе торчал острый осколок камня…

«Бедняжка, твоя жизнь была начата так недавно - и уже оборвана. Смерть хозяйничает повсюду. Как её остановить? Спи спокойно, моя милая, скоро мы снова встретимся. Пока я ещё хожу по этой земле, Смерти не одержать победу!»

Она нежно оправила на девочке одежду, а из красивых глаз медленно скатилась одинокая слезинка. Капелька пробежала по щеке, оставляя мокрую дорожку и, сорвавшись с подбородка, упала в грязь.

А Она медленно поднялась с колен и направилась дальше, уже не видя, как рядом с телом Девочки расцвёл удивительной красоты цветок, так похожий на детскую душу. Её путь пролегал дальше, и не прошло нескольких секунд, как её белая фигурка затерялась среди столетних сосен. Она шла вперёд, так как Смерть тоже не стояла на месте.

Огромная громада города стояла у подножия давно погасшего вулкана. Был поздний вечер, но лучи заходящего солнца всё ещё освещали мир.

Она стояла на холме и грустно смотрела на тёмные высокие стены. «Зачем они отгораживаются от природы?» - подумала она, прекрасно зная, что, даже если услышит ответ… то не поймёт. Это была одна из тех черт человека, которых она совершенно не понимала.

Но сейчас Её волновало вовсе не это, а нечто другое: над городом висело странное, ни с чем несравнимое марево. «Что происходит? Неужели там пожар? Но тогда почему не видно ни огня, ни людей?»

Нет, это был не пожар, а марево - вовсе не дым. Просто над городом вилась стая воронов. Их было так много, что небо буквально почернело от их крыльев, а карканье звучало как громогласный смех самой Смерти.

Ворота города были приоткрыты, и Она смогла беспрепятственно войти… в Ад!

В городе царил мор.

Трупы мёртвых и тела умирающих людей валялись прямо на мостовой, напоминая измятый и взлохмаченный ковёр. Все они были грязные, а лица искажены болью и страданием.

Среди них толпами носились толстые, лоснящиеся от обилия пищи, крысы. Они впивались острыми зубами в остывающую плоть и рвали её на куски. Им даже не приходилось драться, еды было достаточно на всех. А рядом с ними пировали вороны - чёрные, словно людские грехи.

А Она шла по улицам и горько улыбалась, смотря на отражённые в людских глазах предсмертные муки. Этот ужас вовсе не пугал Её, Она просто жалела их. Жалела, несмотря на всю их гордыню и презрение к ней. Но что Она могла теперь для них сделать?!

- Мама… мама, отзовись, - жалобно звал тоненький детский голос.

Она торопливо свернула и увидела маленького мальчика. Он плакал над бездыханным телом женщины и прижимал к своей груди её голову. Ладошки, которыми он размазывал по щекам слёзы, дрожали, его самого качало от истощения, но мальчик упрямо что-то лепетал, ни на секунду не отпуская самого дорогого для него человека. Она подошла и присела рядом с ним. Он поднял на неё наполненные болью глаза и прошептал:

- Почему… почему она не отвечает?.. Почему ты молчишь? Что происходит? Мама спит? Да?!

Она горько улыбнулась и нежно обняла мальчика за худенькие плечики. Он снова разревелся, но продолжал говорить:

- Мама спит. О да, она спит и скоро проснётся. Здесь все спят. Ведь они не могут оставить меня одного. Я их так люблю… Не уходи… Я боюсь… Ты так похожа на мою маму. У тебя такие же лучистые глаза.

И Она не оставила его, ибо действительно была матерью. Она просто подняла ребёнка на руки и пошла вон из города, потому что теперь здесь никого не было.

А мальчик всхлипывал, обхватив ручонками её за шею и уткнувшись в белые волосы. Он был бледен, но ещё жив, хотя время его неумолимо уходило.

Она вынесла его за пределы города и, поднявшись на холм, оглянулась.

«Не след такому городу стоять на земле, заразу распространять. Пусть очистится», - подумала Она и легко взмахнула рукой.

В ту же секунду в старом вулкане проснулась жизнь. Земля задрожала, раздался гул, и в воздух взвились тысячи тонн пыли и грязи. А вниз, туда, где стоял страшный город, хлынула лава.

Она развернулась и неторопливо пошла дальше, а на руках её уже лежал трупик ребёнка. Душа же шла рядом.

И они исчезли в свете восходящей луны. Наступила ночь. Ибо земля и небо избавились от одной из своих многочисленных проблем и могли вздохнуть свободней. А свежий ветерок, словно чьё-то дыхание, пронёсся над руинами, оставшимися от грязного города

Женщина лежала на старой, грубо сколоченной кровати и стонала. Рядом сновали две бабки–повитухи. Роды были тяжёлыми, и все были уверены, что Женщина их не вынесет. А вынесет ли ребёнок?! Как считали многие - нет! Да если он и выживет, а Женщина умрёт, ребёнок останется сиротой, так как отец уже с месяц как погиб на войне.

Женщина кусала от боли губы, на лбу выступили бисеринки пота, но она была сильной и старалась не кричать. А у изголовья стояла Она, её пальцы гладили чёрные вьющиеся волосы Женщины, а в лучистых глазах отражалось сострадание. Под тёплой белой ладонью кудри не шевелились, и никто не знал, что Она здесь. Да и зачем? Разве простые смертные люди верят в Неё? О да, несмотря ни на что, Её место было здесь, но здесь же была и Смерть.

Раздался тихий вскрик и радостный говор старушек. У одной из них в руках было маленькое, хрупкое, измазанное кровью тельце, которое тут же положили на грубую, но чистую холстину.

Она склонилась над ребёнком; белые, нежные кудри соскользнули с плеч и коснулись грубо обтесанных досок стола. Тонкие хрупкие пальцы дотронулись до маленького лобика, прошлись по глазкам, щёчкам и замерли на уровне сердца. С Её губ сорвался лёгкий, пахнущий весной ветерок и коснулся личика малютки.

«Девочка, - ласково подумала Она, - ей уготована интересная судьба и великие дела. Но пока она просто ребёнок. Живи, моя маленькая! Живи и радуйся каждой минуте жизни. Да будет так!»

И в ту же секунду Малышка открыла свои глазки и улыбнулась. Их взгляды встретились…

Какого цвета глаза у Мечты? А какие – у Нежности? Никто не знает. И также никто из людей не знает, что существует Она. Только лишь ребёнок, у которого ещё не определился цвет глаз, мог видеть Её. О да, через секунду всё вернётся на свои места и Малышка больше не сможет Её разглядеть. Но одно, всего лишь одно мгновение было подарено им. И его хватило.

Что они видели друг в друге? Что им подарило это мгновение? Что они обрели и что потеряли? Этого не знали даже они сами.

И вот время вздрогнуло и вернулось в свои рамки. Она выпрямилась, волосы взметнулись белым вихрем и опали, словно подбитые крылья. Раздался детский крик. Боли?! Радости?! Ужаса?! Или всего сразу?!

Бабки зашебутились и поспешили вымыть ребёнка. А Она подошла к кровати и, опустившись на её край, провела ладонью по влажной щеке Женщины. Но было уже поздно: последняя искра жизни погасла в хрупком, измученном непосильным трудом теле.

Она встала и направилась к двери. Но на пороге всё же замерла и обернулась, чтобы посмотреть на Малышку.

«А у неё зелёные глаза, - улыбнулась Она, - малышка вырастет очень красивой».

И Она вышла из дома, чтобы продолжить свой путь.

Но её всё-таки проводила взглядом одна пара глаз. Они были чёрными и пустыми, как бесконечность. На секунду в них отразилась грусть. Но лишь на секунду, и вскоре они стали привычно холодны и спокойны.

А в глазах Малышки стояла усталость и…

… Боль! Дикая боль отражалась в больших зелёных глазах. Глазах, привыкших смотреть доверчиво и честно. Красивые губы были закушены и бледны, а из уголка рта стекала струйка крови. Чёрные брови изломаны болью, на щеке багровела ссадина. Шелковистые каштановые волосы растрёпаны и кое-где слиплись от крови. Тонкие руки заломлены назад и связаны грубой верёвкой…

«Что это? Как они могут? - с ужасом подумала Она, глядя с холма на беснующуюся внизу толпу, - Ей же всего 15 лет. Чего они добиваются?»

Она пришла сюда, что бы посмотреть на Малышку, а увидела её истязание. Селяне под руководством безумного монаха привязывали девочку к столбу.

«Почему? - хотелось закричать Ей, - Почему вы бьёте и мучаете её?! Чем она провинилась перед вами? Тем, что говорила правду и умела видеть то, что не видели вы?»

Священник начал зачитывать обвинения в колдовстве и связи с тёмными силами. Толпа кричала и кидала в несчастную камни. А бедняжка не могла даже закрыться руками, т.к. была крепко примотана к столбу. Её исцарапанные ступни упирались в кучу хвороста. И ей было ясно, что спасения нет.

- … Признаёшь ли ты грехи свои и готова ли искупить их?!

И тут девушка вскинула голову. Её пылающее яростью лицо осветило закатное солнце. И хотя на скулах багровели ссадины, а из уголка рта стекала кровь, зелёные глаза пылали болью и презрением.

Священник отшатнулся назад, словно от пощёчины, и возопил:

- Сжечь её!!! Сжечь!!!

Несколько факелов упало к самым её ногам. Огонь хлынул во все стороны, словно людская ненависть. Сухой хворост быстро занялся, а селяне продолжали вопить и смеяться над несчастной девочкой, запрокинувшей голову и старающейся подавить крик…

Она шла к костру быстрыми, лёгкими шагами. Белоснежные волосы и платье колыхались в такт её движениям, хрупкие руки были заломлены, а в глазах плескались боль и сострадание. «Я не могу им этого позволить, - думала Она, - Малышка ни в чём не виновата… Я не позволю ей мучаться».

Никто из селян не видел, как Она легко шла через толпу, никого не задевая даже краем платья… Ведь они и не хотели знать, что Она существует. И всё же… всё же Она не могла их ненавидеть, Она не могла их даже презирать… Так же, как мать не может всерьёз злиться на непослушное дитя… Она могла лишь горько сожалеть о том, что не смогла сделать их лучше, чище, добрее. Она сама дала им свободу выбора… И вот к чему это привело: Малышка стояла посреди костра, вся охваченная пламенем, и с болью смотрела в лица тех, кого раньше считала своими друзьями. Но дитя ещё не видело Её.

Она медленно выступила вперёд и, не замечая беснующейся толпы, подошла к костру. Но тут её ласковый и всепрощающий взгляд встретился с другим… спокойным и холодным, как гранит её чертога. Напротив Неё стояла женщина в чёрном развевающемся платье и такими же чёрными кудрями. Эта женщина просто стояла и смотрела, как Она восходит на костёр…

Пламя бушевало вокруг Неё, огонь силился уцепиться за подол белоснежного платья, но раз за разом терпел поражение. Ни одна ветка не хрустнула под Её белыми туфельками, и ни одна песчинка земной пыли не запятнала Её чистоту…

Малышка медленно опустила запрокинутую голову и тихо прошептала разбитыми губами:

- Мама?!

Она еле заметно кивнула и протянула ей руку, ладонью вверх. Глаза девочки на секунду расширились от удивления и непонимания… Но Малышка вдруг лучезарно улыбнулась и на мгновение, забыв про боль, подала Ей лёгкую, ничем не удерживаемую ручку. Их пальцы встретились и переплелись, словно волосы на ветру. Они вместе, рука об руку, вышли из огня и, не замечая остальных, начали удаляться всё дальше и дальше, растворяясь в огненном закате.

А люди продолжали бесноваться вокруг костра, не замечая, что тело 15-летней девочки замерло и перестало сопротивляться огню. Оно уже остывало, не смотря на яростные языки пламени, всё ещё пытающиеся причинить боль.

И лишь сама Смерть грустно смотрела на заходящее солнце и улыбалась собственным мыслям. А в её глазах отражались две удаляющиеся фигурки, совершенно разные внешне, но всё же связанные тем, что ей было неподвластно.

Узкая тропинка, ведущая вдоль холма, постоянно виляла и делала путь очень трудным. Но Ей это не мешало. Она легко проходила через любые заросли и даже слегка улыбалась тишине и покою.

Лунный свет заливал тропинку, кусты и холм выглядели резными украшениями на фоне тёмно-синего неба с россыпью звёзд. Здесь раньше часто гуляли парочки, но сегодня ночью их почему-то не было.

«Возможно, всему виной полнолуние, - подумала Она, - Или что-то ещё? Странные эти люди, боятся полнолуния и считают, что каменные стены домов спасут их от собственного страха».

Стояла странная тишина. Не было ни пения ночных птиц, ни треска сверчков, ни шелеста листьев под дуновением лёгкого ветерка. Всё словно бы замерло, и время утратило своё значение.

Она медленно свернула за очередной поворот и осуждающе покачала головой. Белые кудри колыхнулись в такт движению и снова замерли россыпью на плечах, груди и спине. Её грустный взгляд скользнул по высоким стенам с бойницами, пустынным улицам большого города, двухэтажным домам с обветшалыми фасадами, окнам с захлопнутыми ставнями и огромному чёрному замку в окружении сада и еле теплящимся огонёчком в окне. Именно этот робкий свет, готовый погаснуть в любую минуту, был единственным во всём городе.

Она медленно спустилась с холма, вошла в распахнутые и никем не охраняемые ворота и, бесшумно ступая, направилась по главной улице к замку. Она знала, что её там ждут, и не могла повернуть назад. А в городе царила тишина. Всё словно замерло в ожидании неминуемого и, казалось бы, ничто уже не могло потревожить покой этого города.

А она просто шла… шла и знала, что впереди её снова ждало горе. Наверное, всё на самом деле очень несложно, надо всего лишь развернуться и уйти не оглядываясь… Но Она не могла этого сделать. Она не могла оставить ждущего её одиноким... Даже если это самый закоренелый грешник. Да, люди самоуверенны и эгоистичны, но разве могла Она покинуть того, кто ждал и звал её? Увы, люди вспоминают о Ней лишь в час своей кончины, когда уже нет возможности что-то исправить и совесть находит в себе силы, чтобы указать разуму на его ошибки. И лишь Она могла понять и простить любую заблудшую душу.

И вот Она в очередной раз направлялась туда, где Её и ждут, и ненавидят. Ни один шорох не выдал её присутствия, когда Она вошла в замок, ни одна ступень не скрипнула, когда Она поднималась по лестнице. Лёгкое белое платье струилось вдоль тела, белые туфельки едва касались застланных коврами полов, а белые кудри мягко покачивались в такт Её движений.

Она, словно белое облачко, поднялась по винтовой лестнице и вошла в зал…

Мраморные стены, изящные витые колонны, стрельчатые окна, тяжёлые бархатные шторы, ковры на полу – всё это было красиво, но в то же время холодно. Тронный зал! Зал, привыкший ко множеству гостей, нынче был пуст. И лишь один человек был тут. Он сидел на ступенях, ведущих к трону и, казалось, спал. Вряд ли бы кто-нибудь узнал в нём сейчас Короля. Рубашка распахнута и измята, шелковистые волосы с редкими седыми нитями не причесаны, лицо бледное, а в руке он держал витой бокал, наполовину наполненный красным, как рубин, вином. Король сидел, прислонившись лбом к колену и закрыв глаза.

Что же его потревожило? Тишина?

Вдруг он вздрогнул и поднял голову. В его красивых карих глазах застыла мука. Король с трудом разлепил губы и прошептал:

- Ты всё-таки пришла.

Она медленно прошла по коврам и остановилась напротив него. В её глазах плескались жалость и понимание, но Король лишь вздрогнул, словно от удара и прохрипел:

- Не надо меня жалеть. Побереги свою жалость для других, более в ней нуждающихся… Молчишь, я и сам не знаю, зачем звал тебя, ведь нет хуже наказания, чем признавать себя неправым… Я ведь всегда проклинал тебя, всегда шёл против твоих законов… а ты пришла. Ты рада?!

Дата добавления: 2015-08-20